Околоквиддич

За окном моросит дождь. Пако лежит на кровати и смотрит в окно: где-то вдалеке у соседей мелькает маггловская лампочка. Уже стемнело, и Пако едва различает очертания своей руки. Он не помнит, когда в последний раз высыпался. В Буэнос-Айресе сейчас еще день. Нужно отправиться туда, а то Фалькон в очередной раз выкинет что-нибудь. Он уже спалил чайник и засунул зелье от кашля в микроволновку. Хосе матерился на всех языках, ведь ему пришлось отмывать кухню. «Я думал, это тумбочка, — оправдывался Фалькон. — Обычная тумбочка!» Пако хохотал как сумасшедший. Он ничего не может с собой поделать — ему нравится Фалькон. Он забавный. Он серьезный. Он не предатель, это видно сразу. В нем — такая порода, такая чистота, что когда они сидят за одним столом, Пако не знает, куда деть руки и как сложить салфетку. Пако говорит себе, что они должны быть соперниками, но он не умеет ненавидеть. Ни один Уизли не умеет. Он прикрывает воспаленные глаза. Пытается заснуть, но сон почему-то не приходит, и тогда Пако начинает вспоминать. … — Дурацкая прическа! Он оборачивается. Мать только что вернулась с тренировки, она стоит в дверях и ест хлопья, вытирая молоко рукавом спортивной мантии. Он крутится перед зеркалом, пытаясь собрать в хвост отросшие волосы. — Постригись, — говорит она с набитым ртом. Пако начинает злиться. Какая ей вообще разница? Волосы уже закрывают уши, но никак не желают собираться в хвост — он приглаживает их пальцами. Он небритый. Ему недавно исполнилось шестнадцать, а бриться уже нужно. — А мне так нравится, — отвечает он сердито. — Как знаешь, — она выпивает остатки молока. — Но ты все равно не похож на Финиста Фалькона, можешь не стараться. Иногда он ненавидит мать за то, что она всегда говорит правду в лицо. Этот год, его последний год в Хогвартсе будет особенным. Они — хозяева юниорского чемпионата. Он — капитан сборной своей школы. Единственный капитан-загонщик за всю историю Хогвартса. — Ты так не похож на меня, — улыбнулся отец, когда узнал. — Я просто...играл в квиддич и получал удовольствие. А ты честолюбивый, Пакито. Пако только усмехнулся в ответ. Когда у тебя ничего не ждут, добиваться успеха еще приятнее. Он заставит Дурмстранг и Шармбатон выучить его полное имя — Франсиско Хорхе Альфредо Уизли. Он заставит их запомнить, что такое недооценивать загонщика. Но, как ни крути, он все равно не похож на Финиста Фалькона. Даже с этими дурацкими волосами. ...— Ты вообще о чем думал? Пощечина. Он ни разу не видел отца злым. — Ты сломал ей руку! Бладжером! Он хочет ответить, что тогда бы эта Крам точно бы взяла снитч. Тогда бы они проиграли. Тогда бы все пошло не так. Тогда он не смог бы смотреть в глаза МакГонагалл, которая сказала: «Я надеюсь на вас, Уизли». Тогда бы Крам даже не обернулась в его сторону. Тогда бы она даже не запомнила, как его зовут. Он никогда не расскажет об этом, даже Рокси. Даже Саше, лучшему другу, который милостиво терпит все его закидоны. Уже потом, когда чемпионат закончится, они сядут всей семьей за стол, и он скажет, что хочет уехать. Мать только опустит глаза — она уже все знает. — Сборная Аргентины? — спросит дядя Джордж недоуменно. — Зачем? Пако будет молчать. Как же объяснить человеку, который играет в квиддич для удовольствия, зачем. Потому что, играя в «Осах», он рискует на всю жизнь остаться игроком, которого ставят в основной состав только из-за мамы-тренера. Потому что, став частью сборной Англии, все, что он будет делать, это охранять от бладжеров его талантливых товарищей по команде. Как же объяснить, что он понял, что влип, сильно влип, и теперь убегает на другой край земли. Как же объяснить, что каждый раз, закрывая глаза, он видит ее печальное лицо, и его сердце сжимается от боли. Пако не может объяснить. До сих пор не может. Он лежит на своей кровати в Сорванной Башне и смотрит в окно. Ему не хватает Рокси. Ему не хватает Саши. Сначала он застрял в Буэнос-Айресе. Потом они застряли в Бирмингеме. Сейчас Саша получил место вратаря в Чехии, и они пытаются обосноваться там. В прошлом году он узнал, что его сестра и лучший друг встречаются. Пришлось полгода слушать тупые шуточки всего Хогвартса. «А ты крепко спишь, да, Франсиско?». «Неужели Рокси выйдет замуж первая? Вот тебе и близнецы Уизли!». «А они назовут ребенка Франсиско? Или Фрэнк?». Сначала он сказал себе, что найдет новых друзей. Потом разозлился на Сашу, который отобрал у него самое дорогое — его Рокси. Потом разозлился на Рокси, которая приватизировала его лучшего друга. Потом разозлился на себя. Он просто хотел, чтобы у них все было хорошо. Потому что у него на «хорошо» не было никаких шансов. «Играй-ка ты лучше в квиддич, Уизли, — сказал он себе тогда. — Это все, на что ты способен». В прошлом году на юниорском чемпионате по квиддичу он решил, что у него будет шанс показать себя. Но как всегда все испортил. Пако не спится. Он кое-как поднимается с кровати, нащупывает в темноте древко метлы и спускается вниз. В гостиной сидят отец с Джорджем, пьяные в стельку. — Привет, — бросает он, морща нос от запаха. Интересно, разве был какой-то повод так надраться? — О, Пако, ты здесь, — Джордж икнул. — Ты разве не у себя в Буэнос-Айресе? — Не успел.., — развел руками Пако. — А что? — Да Крам к тебе отправился, — отец поднял глаза. — Извиниться хотел. Пако почувствовал, как сердце ухнуло вниз. Только не это. * * * Крам нарезает круги по квартире Пако. Один, другой, третий. Фалькон сидит на кровати, подогнув под себя ноги. «Как птичка на жердочке», — думает Виктор. Солнце проникает в окно через плотные занавески. — Виктор, — Пако раздраженно морщится. — Хватит уже ходить. Но Виктор продолжает. Все вышло неожиданно. У Пако в квартире не было камина, и летучий порох привел его к охраннику, старому длиннобородому волшебнику, который жестом показал — иди наверх. Виктор прошел несколько пролетов и постучал. Никто не ответил, и тогда он легонько толкнул дверь... А там был Финист Фалькон, испуганно спрятавшийся за занавеской. — Кто-нибудь еще знает? — спрашивает он, глядя в пол. — Да, мой тренер, сеньор Альфонсо. — И это все? — И Хосе. — И что...он тут делает? — Играет в квиддич, — хохочет Пако. — я ему даже имя дал — Родриго Пахаро. И постриг — видишь, как красиво! — Отвратительно, — бормочет Фалькон, что только забавляет Пако. — Зачем, зачем я сюда пришел? — вздыхает Виктор. — Что мне теперь делать? Что я скажу Станимире? — Ничего, — спокойно отвечает Франсиско. — Ты ей ничего не скажешь. И родителям моим тоже. — Почему? — спрашивает Виктор удивленно. — Почему бы его не отправить в Дурмстранг? Почему бы не сказать всем, что он жив? — Потому что тогда нападавший затаится, — огрызается Пако. — И нанесет удар еще раз, но не сразу, а через несколько месяцев, может быть, лет... — Ты знаешь, кто это был? — говорит Крам тихо. — У меня есть предположения, — отвечает Пако. — Жаль, что сам Финист ничего не помнит об этом счастливом дне. — Ладно, — помолчав, отвечает Виктор. — Можно тебя, Франсиско, на пару слов? Он берет Пако за рукав и тащит его на кухню. Плотно закрывает дверь, хотя и не уверен, что это поможет: слух у Фалькона наверняка острее, чем у простых смертных. Пако присаживается на деревянный табурет и с любопытством смотрит на Виктора. — Франсиско, что ты творишь? — тихо спрашивает Виктор. — С каких пор ты стал адвокатом Финиста Фалькона? — С тех самых пор, как нашел его полумертвого, — усмехается Пако. — А что с ним было делать? Оставить умирать? — Вернуть родителям, вот что! — Или сразу в Визенгамот. — Ну... Зачем тебе это нужно? По-моему, у тебя и без Фалькона проблем хватает. — Я совершаю добрые дела, Виктор. Пытаюсь быть хорошим. — Как же. Виктор до сих пор не верит в то, что там, за закрытой дверью, сидит живой Финист Фалькон. Человек, которого весь магический мир объявил мертвым. Человек, которого не могли найти лучшие маги. И которого каким-то образом нашел Франсиско Уизли. — Я буду держать язык за зубами, — вздыхает Виктор. — Но при одном условии. Ты скажешь мне, зачем ты его искал. Я ни за что не поверю, что ты нашел Фалькона случайно, по дороге на стадион. — Хорошо, Виктор, — Пако пытается улыбнуться. — Хотя я думал, что ты и так догадался. Я искал Фалькона по двум причинам: во-первых, я действительно не поверил, что он умер. Слишком уж эта смерть была неправдоподобной. Скорее, все выглядело так, будто Фалькон просто не хотел, чтобы его нашли. Но опять же, Виктор, я мог не поверить и все, не поверить и забыть. Но я стал искать его. Я стал искать его из-за твоей дочери. — То есть? — не понял Виктор. — Он был ее ближайшим другом. — Я знаю. — Она влюблена в него. — Я догадывался. Но ты здесь причем? Пако встал с табуретки и посмотрел в окно. Он молчал, и Виктору не хотелось больше спрашивать. — Ты мне одно скажи, — начал Виктор осторожно. — Я что, зря с тобой дрался? Бжезинский дезинформирован? — Да, — просто ответил Пако, — правда, я не могу сказать, откуда взялась столь интересная ложь. Точно не от меня. — А как же Альбус? Неужели ты допустишь, чтобы твоего брата обвинили в убийстве, которого не было? — перевел Виктор разговор на другую тему. — Конечно, нет, — говорит Пако. — Просто мне нужно еще немножко времени, Виктор. А теперь иди... Виктор не может отделаться от ощущения, что Франсиско чего-то не договаривает. Должны ли друзья делиться друг с другом всем? Особенно если одному из них семнадцать, а другому давно уж за сорок? «Дела, дела», — бормочет Виктор себе под нос, сидя на диване и рассеянно глядя в телевизор. Он даже не удосужился отряхнуть пепел с камина. Живой Фалькон в квартире Франсиско Уизли в Буэнос-Айресе. Да уж, действительно, дела. В Лондоне давно уже ночь. Самая длинная ночь в жизни Виктора, это точно. * * * Станимире этой ночью не спится. Она ворочается в кровати, но заснуть не получается. Лицо все болит — сегодня она снова упала на тренировке, довольно неудачно. «Когда же ты научишься падать, — Мариса сама заклеила ей глаз. — Неужели себя не жалко?» Станимире хотелось ответить, что если бы она была такой, как Мариса, ей бы было себя жалко. Она была ровесницей отца, а выглядела лет на тридцать, не больше. Высокая, с кудрявыми волосами, которые никогда не путались, в очках в серебряной оправе... Тренер Уизли редко кричала. Но от одного взгляда ее внимательных карих глаз Станимира готова была провалиться сквозь землю. — Не жалко, — буркнула она. — Подумаешь, ударилась. — Получишь гематому, глаз заплывет, не сможешь видеть снитч, — просто ответила тренер. Станимира замолчала и потерла ушибленный глаз. А потом неожиданно выпалила: — Тренер, а почему вы не вернете Франсиско в «Ос»? Он же сменил страну, а не клуб. Мариса нахмурилась: — А что, ты считаешь, что Франсиско есть здесь место? — Конечно, — Станимира смутилась, — Он же... — Мой сын? — Нет...Просто хороший загонщик. Очень. — Видишь ли, как только он отказался от британского подданства, ему запрещено работать в Великобритании. Даже играть в квиддич. Он может здесь бывать, но вот с игрой в британской команде пришлось завязать. — И никаких шансов вернуть подданство назад? — Почти нулевые. Только если оба министра магии — аргентинский и британский — подпишут соглашение о предоставлении ему двойного подданства... Но ведь он ушел с таким скандалом. — Вам жаль? — Станимира еще раз потрогала глаз. И правда, болит. Мариса грустно улыбнулась. — Конечно, жаль. Не трогай, занесешь грязь. Когда Станимира была маленькой, она часто думала, что у Марисы Уизли и ее веселого рыжего мужа никогда не было проблем. Отец то и дело притаскивал фотографии: вот они все вместе пьют с каким-то министром магии, вот «Осы» выигрывают очередную Лигу Чемпионов, вот отец с тринадцатилетним Франсиско — тот в красной мантии сборной Гриффиндора, у него уже капитанская повязка... * * * Пако вспоминает. После того, как он сломал Станимире руку бладжером, он пришел с извинениями к Виктору. Тот, конечно, приехал на чемпионат, все видел. Что там сказать — пришел. Он готов был вымаливать пощаду на коленях, если было бы нужно. — Вик, прости меня, я не хотел, — прошептал он чуть слышно, когда наконец удалось поймать Крама одного. — Я не думал, что это будет... сильно. Они стояли в Главном зале — был вечер, и ученики уже разбрелись по своим гостиным. Осталась лишь пара учениц Шармбатона, о чем-то весело щебечущих с пятикурсниками с Когтеврана, и слизеринский староста, хлюпающий чаем и старательно делающий вид, что не замечает Пако и Виктора. Виктор помолчал. В нем боролось несколько чувств. С одной стороны, его Станимире было больно. С другой, это же квиддич. Он частенько получал даже от собственных загонщиков — и до переломов доходило, и до вывихов. Один раз он на полной скорости врезался в Марису — у нее — перелом ребра, у него — руки. И ничего, никто и не думал обижаться. К тому же, это был Франсиско. Он знал его всю жизнь. Он был его другом, его младшим товарищем, его помощником и преемником. И злиться на него он попросту не мог. — Ты чего такой странный в последнее время? — только и смог ответить Виктор. — Не узнаю тебя совсем. — Все в порядке, — буркнул Пако в ответ и опустил глаза. — Как знаешь, — махнул рукой Виктор. — Не хочешь говорить, не нужно. — Вик... а ты обещаешь, что никому? — Конечно, — Виктор приложил кулак к груди. — У меня есть чувства, — начал Пако осторожно, — к одной девушке. И они мешают мне жить. — К кому это у тебя чувства? — Не важно. — А почему они мешают тебе жить? — Я не могу нормально играть. Я... постоянно о ней думаю. — Скажи ей об этом. — Я не могу. — Прекрати, Франсиско, — Виктор отмахнулся. — Ты — капитан сборной Хогвартса, игрок в квиддич, гриффиндорец. Чистокровный, в конце концов. Да с тобой любая захочет встречаться. — Нет, Вик, не тот случай. Не можешь помочь, так бы и сказал. Виктор помолчал секунду, потом вздохнул и вытащил из кармана обрывок бумаги. — Есть у кого-нибудь перо? — он обернулся к болтающим студентам, и чья-то неуверенная рука тут же протянула ему баночку чернил и короткое ученическое перо. — Вот адрес, — открыв чернила на весу и перемазав все руки, Виктор накорябал что-то на листочке. — Лети лучше ночью. Только если тебе правда очень плохо. И если ты знаешь, что она никогда не ответит тебе взаимностью. — Спасибо, — Пако благодарно улыбнулся. * * * В деревне Стицка было темно. Пако несколько раз постучал в хлипкую деревянную дверь крайнего дома. Свет горел: он видел, как хозяйка наблюдала за ним из-за занавески, но открывать не спешила. — Есть кто? — Пако постучал сильнее, и дверь крякнула. Наконец послышался лязг замков, и ему открыли. — Вы знаете, как мне найти Иванку Брегович? — спросил он. Старушка, открывшая дверь, молчала, только вглядывалась в лицо незнакомца. На ней был цветной передник и белая рубашка. Седые волосы были забраны в пучок. В сморщенной руке она держала кривоватую волшебную палочку, угрожающе направив ее на гостя. — Хоть кто-нибудь из вас говорит по-английски! — воскликнул Пако в отчаянии. Он ненавидел Крама. Мало того, что он сбежал из Хогвартса, летел всю ночь, так еще и не может найти эту таинственную Иванку. Правда, он был рад неожиданно исчезнуть: там праздновали победу Дурмстранга на юниорском чемпионате. Разве он мог такое выдержать? — Иванка Брегович, — повторил он по слогам. Старушка тяжело вздохнула и махнула рукой в сторону крутого обрыва. И, не успел Пако поблагодарить за помощь, дверь закрылась. Уизли с тоской посмотрел в указанном направлении: в темноте он кое-как различил очертания одноэтажного дома с треугольной крышей. Окна не горели. Казалось, ветер стал завывать все сильнее. Пако и сам не заметил, как ему стало по-настоящему страшно, но, стараясь не сосредотачиваться на своему испуге, он запрыгнул на метлу и через секунду оказался у нужного ему дома. Сердце колотилось как сумасшедшее. Дом был старым, покосившимся, все окна наглухо заперты. Пако постучал кулаком в дверь — никто не ответил. И только после третьего стука послышались тихие шаги, и ему отворили. Он ожидал увидеть старую уродливую ведьму с крючковатым носом и обезображенным лицом, но Иванка Брегович была совсем не такая. На вид ей было не больше сорока: густые каштановые волосы спадали по округлым плечам, сквозь очертания легкой сорочки, которую всколыхнул ветер, проглядывали очертания красивой полной груди. Она улыбалась — слегка напряженно, прищурив зеленые глаза и вскользь оглядывая гостя. Пако застыл, очарованный этой демонической красотой. Он почувствовал, как страх все возрастает и возрастает, но возвращаться было поздно. — Вы Иванка Брегович? — спросил он нарочито громко, стараясь не показать смятения. — Я, — она ответила по-английски и жестом пригласила его в комнату. — Заходи, присаживайся. Как только Пако переступил порог дома, в нос ему ударил запах неизвестных трав. Комната была одна — комод, стол, где вперемешку лежали сушеные травы, кровать за цветастой занавеской и котел в углу, в котором что-то варилось. Было темно — и Иванка зажгла стоящую на столе большую свечу. Пако присел на деревянный стул и огляделся. — Рассказывай, зачем пришел, — она взяла из его рук метлу и прислонила ее к стене. — Выпьешь чего-нибудь с дороги? — Это вы должны мне рассказать, зачем я пришел, — Пако сцепил руки в замок. От пряного запаха начали слезиться глаза. — Что ж, загонщик, — Иванка поднесла Пако стакан воды в жестяной кружке, и он, забыв о всякой предосторожности, сделал маленький глоток, — мне хочется, чтобы ты и сам рассказал. — Мой друг, — начал Пако неохотно, — сказал, что вы можете приготовить отворотное зелье, которое навсегда избавит от ненужных чувств. — Зачем же тебе избавляться от чувств? — Иванка помешала варево в котле. — Ты еще так молод, Франсиско. Пако вздрогнул, услышав свое имя, но виду не подал. Он не спешил с ответом: по правде сказать, ему было трудно сказать то, что он собирался. — Потому что меня не любят, — наконец ответил он, — и никогда не полюбят. — Откуда же тебе знать? — Нет, это вам откуда знать?! — огрызнулся Пако, но Иванка только усмехнулась. — Какая разница. У меня есть деньги, думаю, их будет достаточно для нескольких пузырьков. — Оставь свои деньги, — хозяйка дома отошла от котла и теперь стояла рядом с Пако, — они тебе не помогут. — Почему? — Потому что ни одно зелье не спасет тебя, мой мальчик, — теперь улыбка Иванки стала печальной. — Есть удивительные люди, — сказала она полушепотом, присев на корточки перед Пако, — которым дано любить единожды, один раз и на всю жизнь. Их мало, но я вижу, вижу, мой мальчик, что ты один из них. От шепота Иванки Пако стало нехорошо: он боялся посмотреть ей в глаза и упасть в обморок. Зеленый омут затягивал. — И что теперь? — спросил он тихо. — Ничего, — Иванка поднялась и снова вернулась к своему котлу. — Это будет жечь тебя всю жизнь, всегда, ты никогда не избавишься от этого. Ты можешь даже жениться, даже завести семью, но ты всегда будешь видеть ее лицо перед собой, всегда. — А если она все-таки будет со мной? — Тогда ты обретешь счастье, — Иванка задула свечу, и в комнате воцарилась кромешная тьма. — А теперь улетай. И внезапно Пако оказался на улице с метлой в руке. Он обернулся — дом казался пустым и безжизненным. Оттолкнувшись от края обрыва, Пако взмыл в воздух и скрылся в низких облаках. В ушах все еще звучал голос Иванки: «Ты никогда не избавишься от этого». Нет, он избавится. Он точно сможет.