Тасния

— Джион… прости, но… Я не могу принять твоих чувств, я не чувствую того же! Моё сердце уже отдано его величеству! — со слезами в полных печали глазах, Аристия отвергла черноволосую. Из чувства вины пред попаданкой, она не могла больше и слова вымолвить. Её сердце разрывалось на части от этой потери, потеря лучшей подруги, что влюбилась в неё. Уже, какой раз она теряла друга из-за этой глупой любви. Беловолосая развернулась и скрылась в неизвестном направлении, лишь бы не видеть лица отвергнутой, лишь бы совесть вновь не съела её изнутри. Громкий звук в пустом коридоре, сидящая на полу, покрытом цветами из глаз, девушка начинает кричать. Её вопль такой пронзительный, словно скопил всю горечь этого мира, такой громкий… Он достигает ушей каждого в замке, и пожирает кронпринцессу насквозь. Чувства девушки не выразит ни одно слово, ни один крик, только боль, будто каждая частичка тела, пронизана смертоносным ядом, будто с каждым твоим движением в тебя впивается кинжал. Священно служительница сейчас чувствовала, будто её тело распадалось, как только слеза выкатывалась из глаз, она падала на пол.

Цветы

На полу лежали бутоны разных цветов, из-под рясы виднелись ростки и ветки. Чувство беспомощности всё больше поглощало девушку, отчаянье захватило разум, и пока ещё был шанс… Шанс, вернуть себе возлюбленную, она должна была сделать хоть что-то. Поднявшись с мраморного пола, она проходила длинный коридор. Каждая стена была украшена картинами и портретами, а между ними стояли статуи или искусные вазы с прекрасными розами или тюльпанами, что означало «страсть» и «вечная любовь». — Тошно… — от этих мыслей о любви, её прихватило желание извергнуть свой ужин. Не стесняясь, она поддалась инстинкту, но к её удивлению, из неё вышли лишь цветы. Ромашки, васильки и даже сирень, эти цветы… они так ужасны. Осознание и принятие факта того, что скоро она умрет, не заставили долго ждать. Всё больше опираясь на стенку, она шла до зала, по пути раскидав цветы из вазы, что взяла рядом с портретом Руфелиса. И вот, еле перебирая ногами, держа в руках злосчастный кувшин, с разными витиеватыми узорами, она дошла до огромных, позолоченных дверей. Охрана, наблюдавшая за хромой девушкой, спросили кто она и цель её визита. — Я,- священнослужитель, седьмой корень Виты, Джион Граспе. Я пришла на аудиенцию к его величеству Руфелису Камалудин шана Кастина и её величеству Аристии Камалудин шана Кастина. — услышав имя и звание, стража расторопно отворила проход в залу. Удивлённое лицо императора не с чем нельзя было сравнить, видя его, благословлённая испытывала и отвращение с ненавистью, и наслаждение, от предстоящего «цирка». Подступая как волк, чёрные глаза придали красноватый оттенок, что испугало Руфа, но, не растерявшись, тот ухмыльнулся, подлив масла в огонь разгорающегося события. Стараясь прыгать, она уже шла на практически одной ноге, держась на своей уверенности и надежде. Оторвавшись от своих размышлений, она, подняв голову, устремила взгляд на свою возлюбленную, «Почему же? Почему ты вновь выбрала его? Чем Я хуже НЕГО?!», — вновь и вновь, какой уже по счёту раз, она немо спрашивала её об этом. Лишь ради неё, она заплутала в этом колесе сансары, но девушке, с глазами цвета Солнца, было не понять чувств той, кто, казалось бы, был ближе всех, но и дальше остальных. Снова и снова, вырываясь из лап судьбы, в разное время, бывшая и императрицей, и королевой, и простолюдинкой, и кем бы только та не пожелала стать, девушка старалась завоевать сердце изначально холодной Аристии Ла Моник. С каждой жизнью, Аристия становилась всё более открытой и жизнерадостной, в то время как Джион всё более закрытой и строгой. Она верила, что если их личности буду противоположны, как в первый раз, то сереброволосая обязательно захочет с ней подружиться, стать ближе. Но с каждым повтором, в это верилось всё меньше и меньше. В захватывающей жизни дочери маркиза время было всё более заполнено, что приносило той счастье, и это, несомненно, радовало попаданку всё больше и больше, вот только для неё и не было места в её жизни. С каждым повтором, она могла всё меньше видеться с кронпринцессой, в каждой жизни, та становилась императрицей. Каждый, чёртов, раз. Тысячи мужчин бились за расположение «святой» девы, но её постоянно забирал кронпринц. Наконец, она дошла до ненавистного ей мужчины, злоба распила от одного взгляда на него. Подняв вазу как можно выше над головой синеволосого, он вжался в свой трон, а его спутница встала, и было хотела остановить от неверных действий подругу, но… Брызги крови, крик и смех смешались в одну мелодию, выдавая симфонию ненависти и любви. Голова, некогда красивого ловеласа истекала багряной кровью, если бы можно было приподнять кусочек его черепа, то был бы виден мозг, уже не функционирующий, а живущий только за счёт до сих пор бьющегося сердца. — Наконец-то… — Нет, этого не может быть! Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! НЕТ! КАК ЭТО ПРОИЗОШЛО?! — ошарашенная Аристия смотрела на труп своего возлюбленного, изо рта бурилась пена, из глаз неосознанно потекли слёзы, шокирующая сцена будто могла убить её. Её стошнило с этого вида, она начала кричать, звать врача, в её сознании билась невероятно сильная тревога, отчаянье, словно сейчас, её голова взорвётся от всего этого, или будет так же разбита о вазу. — Я СМОГЛА ОТОМСТИТЬ ЕМУ! Я НАКОНЕЦ-ТО УБИЛА ЕГО! — боль от того, что она распадается на цветы, будто совсем и не беспокоила Джион, она залилась злодейским смехом, безумным, сумасшедшим, её живот всё больше болел от смеха, в лёгких распадались цветы, и она задыхалась, но продолжала смеяться, не зная меры. Она сумела убить своего врага, того, кто мешал ей на протяжении всех её жизней, всех её шансов. Счастье, счастье от мести, безумной и жестокой мести заполнило её разум. Даже крик любимой не приглушал её злорадный смех, что лился из неё уже несколько минут, столь сладко ей было на душе. Наконец-то выдохшись, она упала на мраморный пол и смотрела в потолок, — хех… — даже то, что она устала, не прерывало её радости, и всё же оглянувшись, и стараясь встать, она поняла, что практически распалась и стала удобрением. — Аристия… я скоро умру, ну, тебе, наверное, уже не так меня и жалко, после того, как я обагрила руки кровью твоего возлюбленного. Это мои последние слова… — перейдя на шёпот, — в этом мире… — она выпалила то, что хотела бы скрыть в тайне, но Тия отчётливо услышала её бормотание, отчего, на и так заплаканных глазах, вновь появился блеск слёз. — Единственное, что я хочу сказать тебе, я люблю тебя, ты… была мне больше чем подруга, сколько бы раз я не видела тебя, слова не опишут моего трепета в груди. Каждый раз, я старалась тебе понравиться, старалась влюбить тебя в себя... но, какой уже раз я терплю крушение? Вроде, это 7 раз? Какая же я неудачница, не могу даже вспомнить количество своих падений. Я будто попала в день сурка, только тянущийся года, столетие… а знаешь, это было весело, честно. Я, наконец, смогла убить его, я шла к этой цели очень долго, — она повернула голову, смотря на заплаканную подругу, постаралась протянуть руку, чтобы вытереть её слезы, — Ох, похоже, я окончательно становлюсь деревцем и даже не могу вытереть твои прекрасные глаза от этих «звёзд». Не плачь, так ты не сможешь стать достойной правительницей. Прости, что не могу понести наказание за убийство твоего любимого. Но, могу я просить дерзость? — девушка кивнула, не зная от чего, она не могла отказать этой просьбе, будто что-то её держало от того, чтобы посильнее ударить или совсем убить убийцу. Нежная улыбка расцвела на умирающем лице, словно последний день прекрасной розы. — Я хотела бы, стоять у тебя на подоконнике комнаты, как цветы, чтобы ты ухаживала за мной. Выполнишь эту мою просьбу? — активные кивки головой, знак согласия, что будто бы и не обсуждался, даже если она просила золотые горы, трупы или всю жизнь быть девой. — Это прекрасно… цветы… ненавижу цветы, но ради тебя, я полюбила их, и ты полюби ради меня ухаживать за ними тщательно, — весь монолог Джион был обращён одному человеку, и надежда, что она смогла донести его до Тии, грело сердце, что уже рассыпалось в прах. Слезы, словно поливали цветы, последние слова, не достигнувшие ушей из-за немоты, были так просты, но так больно, — «я люблю тебя» — их произносить. В тот день, дворец погрузился в траур. Самые дорогие люди императрицы были мертвы, единственное, что они оставили, это роскошный, закрытый сад и наследника престола. Собрав вокруг себя верных подчинённых, она управляла страной. Казалось, что у неё есть всё для счастья, вот только в тот день она разучилась смеяться, улыбаться, радоваться и любить. Она часами сидела в саду, не пуская туда даже собственного сына, то ли боясь участи 34 императора, то ли стараясь не обидеть почивший дух подруги. Траурные платья преследовали её всю жизнь, каждый день был облачён в чёрный цвет, выделяя её белоснежную кожу, волосы и глаза, как их называла Джион, цвета Солнца. *** — Ты вновь хочешь вернуться? Знаешь, я уже устал, мне скучно, — Вита устало вздохнул, его сильно утомила эта игра в «догонялки», что Граспе вечно устраивала из раза в раз. — Нет! Верни меня ещё раз! Я обязана в этот раз- — Согласна ли ты на дополнительную сложность? — он издал небольшой смешок, в надежде повеселиться на сей раз. — Я согласна на всё! Пожалуйста, только дай мне быть с ней! — в какой раз она умоляюще просила его о повторном шансе. — Хорошо, я дам тебе ещё попытку, но раскрывать все карты сейчас будет глупо. До твоей следующей смерти, Джион Тасния.