Последний Понеглиф - истории Робин. История Девятая - Изучаю камни.

— Я тебя не для этого оживлял, — честно говорит Цукаса, когда она открывает глаза. — Мне казалось — по тому камню, в котором ты была — что ты совсем девчонка. — Разочаровала? — Робин косится на нижнюю часть тела, закованную в камень. — Прости. — Нет, — Цукаса качает головой. — Но мир взрослых больше не будет существовать. Я так решил. Мир взрослых — это камни. Я изучаю камни. Он высокий и стройный — тело как у того же Зоро или Санджи. Робин не знает, где они, как они, живы или нет. Сейчас ее мир — дикие джунгли, рычание зверей за пещерой, и этот совсем еще мальчишка со взглядом бога. Он ее освободил. Он ее и убьет, если понадобится. — Из какого ты мира? — просто спрашивает он, будто бы это возможно. — Из самого лучшего, — честно говорит она. — Мы попали в передрягу, я была ранена. Больше я ничего не помню. Я даже не знаю, какой теперь год. — Это не имеет значения, — просто говорит он. — Теперь я строю тут новый мир. Он будет справедливым и добрым. И никакой науки. Никаких взрослых. — Ясно, — Робин привыкла принимать чужую философию также, как свою. Какая разница — Луффи тоже по-своему строил мир без науки и взрослых. И все-таки они совсем разные — Луффи любил людей, нес жизнь и свет. Цукаса не такой. Он даже спит с оружием, несмотря на то, что у нее ноги в камне. А еще он заранее знает, зачем освободил Робин. И явно не для того, чтобы она искала истинную историю и читала понеглифы. — Мне нужны войны и стратеги. Я собираюсь построить поселение на этой стороне джунглей. Будет чистая вода, мясо и оружие. А потом я создам настоящее королевство и стану во главе его. Поэтому мне нужно много сильных молодых мужчин. И женщин. — А женщин зачем? — спрашивает Робин, с интересом изучая его чуть покрасневшее лицо. — Чтобы в новом поколении рождались войны и стратеги, чего тут непонятного… — говорит он. — Мужчины будут охотиться и сражаться. Женщины — рожать. Никаких взрослых, ясно тебе? Взрослые — камни. Я изучаю их. — Ясно, — кивает Робин и закрывает глаза. Она думает, что уже слышала такие слова от кого-то жестокого и холодного, но не может пока вспомнить от кого именно. Когда она засыпает, не в силах пока освободиться полностью, он накрывает ее сверху львиной шкурой. Если Робин может чем-то пригодиться ему, она должна быть хотя бы здоровой. На утро она просит у него воды — ее жизненные силы покидают ее, зато вернулись голод и жажда. Цукаса поит ее из мехового мешка, от которого пахнет рыбой и салом. Потом кормит — полусырое мясо отвратительно на вкус. Но Робин не перечит ему, она берет из его пальцев липкие кусочки губами, старательно игнорируя его взгляд. Когда освобождаются ее руки, она сама просит у него ивовые прутья и лозу. Робин плетет корзины и чашки — приносит пользу. Если вдруг он будет думать иначе, он убьет ее. Ночью ей снится ее команда — но Робин отчетливо понимает, что их уже нет на свете. Они погибли — веселые пираты — и другие, жестокие, сердитые, злые, сильные и слабые — тоже. Время — три тысячи лет — не пощадило никого из них, сыграв злую шутку над той, что чтила прошлое больше других. Если нет пиратской эры и волшебного мира, где ее множественные руки не казались колдовством, зачем тогда жива она? У Цукасы на это свое решение — ему нравятся ее корзины. А еще ему нравится ее тело, раз он не дает ей ничего, что могло бы скрыть ее наготу. Через три дня ее тело почти полностью свободно — и он больше не стесняется, когда видит ее грудь или плоский белый живот. Робин просит у него тонкую шкуру или что-нибудь еще… Цукаса не против — он дает ей прикрыться. А глубокой ночью, когда она уже спит, снова сдирает с нее одежду. Если бы Робин была той, что раньше, она бы сломала ему шею — но теперь она не чувствует за собой право на защиту. Она подчиняется ему — и великий войн, король нового мира, пыхтит, как школьник, пытаясь овладеть ею. У Цукасы не все получается — но похоти в нем столько же, сколько силы. Робин долго потом слушает его тяжелое сбитое дыхание, пока его семя высыхает на ее каменных ногах — Робин ловит себя на мысли, что так уже было в той прошлой жизни, но она и не вспомнит, когда именно. — А что там? — спрашивает она, когда неделю спустя последний кусок камня сползает с ее тела. Цукаса ловит ее взгляд, озирается туда, откуда идет огонь, кулаки его сжимаются. — Там живет мой худший враг, — говорит он. — Но если бы мы жили в прошлом мире, он стал бы моим первым другом, — приговаривает он. Робин кивает — ей все это знакомо. Она думает про Спандама и мировое правительство, вспоминает теплые слова Аокидзи и жалеет, что не простила его раньше. Но у Цукасы другие чувства. Его кулаки сжимаются, словно он видит дикого зверя, глаза горят. — Ты убьешь его? — спрашивает Робин. — Я уже убил его, — признается он. — Но я убью его еще много раз, пока он не оставит свои попытки вернуть прошлый мир. — Он революционер? — думает она вслух. — Или охотник? Тоже изучает камни? — Ученый, — отвечает Цукаса — и Робин завороженно следит за далекой струйкой дыма, как будто видит бога. — Он строит цивилизацию… — нехотя прибавляет он. Теперь она точно знает, куда ей нужно будет пойти, когда Цукаса потеряет к ней интерес. Если потеряет. — Кем ты была в той жизни? — спрашивает он как-то вечером, когда готовится ко сну — мрачные молчаливые статуи убийц и воров смотрят на них своими каменными глазами. — Я была в команде… — просто отвечает она. — Мы искали путешествия. — Это то же, что сейчас? — Нет, — качает Робин головой. — Вокруг меня были другие люди. Не такие, как ты. Он легко ложится на нее, подминая под себя, гладит темные волосы — рука его сжимается на ее горле. Он всегда делает так, чтобы она даже не подумала отвергнуть его. Робин думает, что никто из тех, кого она знала, никогда раньше не бывал с ней так добр и так жесток. Никто никогда не спасал ее и не насиловал. Детство и юность Цукасы кончились — теперь он просто войн и охотник. Плетенные ее руками корзины не помогут, если он захочет убить ее. Никакими словами не заставить его остановиться. Он просто делает то, что хочет. И будет делать так, пока она не постареет. А что потом? — Никаких взрослых, — говорит он строго. — Никакой цивилизации? — А что будет, когда ты сам станешь взрослым? — Я уже взрослый, — гордо говорит он — и теперь Робин отчетливо видит, что он всего лишь мальчишка. Избалованный и испорченный ребенок. — Ясно… Она принимает решение две недели спустя, когда каменных статуй в их пещере становится слишком много, а драгоценная жидкость, которая однажды спасла из камня ее, почти готова. Робин думает, что она могла бы терпеть одного Цукасу со всеми его комплексами и проблемами, но терпеть целый мир из таких вот людей она не готова. — Луффи бы не простил, — думает она ранним утром. — Он бы никогда не простил мне такое выживание. Она тихо встает на рассвете — он еще спит, нагой и довольный. Каменные люди равнодушно смотрят на нее, пока она надевает обувь и заплетает волосы, когда берет оружие и бросает его в реку. Далеко от пещеры, куда он не разрешает ей ходить, она находит каменных ласточек и драгоценную жидкость — сколько месяцев он копил ее. Робин думает, что этого хватит на троих или четверых людей, но люди ей никогда не нравились… Освобожденные птицы радостно кричат, взлетая высоко вверх. Их песня запоздало будит Цукасу, но взрослая Робин оказывается умнее этого сильного ребенка. — Я тебя все равно найду, — говорит он — но злобы в его голосе нет, хотя, может, река, которая между ними, глушит его злобу. — И когда я поймаю тебя… — Я буду ждать, — честно говорит ему Робин. — Обязательно приходи и убей меня. Она расплетает волосы, смотрит вдаль — далекий запах дыма говорит ей о новых людях, строящих новый мир. Робин еще не знает, какие они, но верит, что среди них обязательно будет суровый мечник, глуповатый изобретатель, рыжая отважная девочка и другие. Она в последний раз оборачивается, чтобы посмотреть на Цукасу — теперь он кажется ей просто брошенным одиноким ребенком, и ей хочется обнять его. — Так кем ты была в прошлой жизни? — спрашивает он негромко. — Скажешь сейчас или когда я верну тебя? — Ученым, — кивает Робин, заранее соглашаясь с любым его решением. — Я изучала камни.