ID работы: 9501647

Святое грехопадение

Джен
PG-13
Завершён
6
автор
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
6 Нравится 0 Отзывы 0 В сборник Скачать

Каждому свое

Настройки текста
Величественный и безграничный Зал Портертов по своему великолепию сравним с невинной душой: сколь бесценный, прекрасный, будто бы одаряющий весь мир радостью и теплотой, столь же и доступный, открытый, по своей неопытности, навстречу любому злодею; доверчивый, несколько глупый. Его двери всегда отворяются со скрипом — быть может, это сигнал, знак предупреждения для всех бессмертных, крик этой самой невинной души о том, что ее доверчивость стала погибелью? Размеренный стук каблуков отражается от стен вдоль всего помещения; тихое, почти бесшумное дыхание и взгляд, скользящий среди миллионов портретов — несуществующее сердце Зала в ужасе пускает удар, вместе с тем заставляя все вокруг словно бы содрогнуться. Внезапно звук шагов прекращается — цель найдена. Зал не способен видеть, но он чувствует, как зловеще приподнимаются уголки губ, как искажается в ухмылке некогда непомерно доброе лицо. Шелест крыльев, привычным образом схожий с перелистыванием страниц, еще секунда — и нежные, какие бывают только у ангела, руки тянутся к портрету. И — подумать только! — в действиях незванного гостях не чувствуется ни толики ангельской доброты и аккуратности — портрет срывается одним резким движением. Какая наглость! Ворваться без приветствия, столь грубо оторвать часть души и вновь, словно бы ничего и не произошло, словно бы и не было этого кошмарного насильственного преступления, покинуть комнату, не кивнув на прощание, не улыбнувшись из благодарности? «Ах милое дитя, как ты себя ощутишь, если тебе вырвать несколько перьев?» — Зал чувствует ненависть — новое, незнакомое прежде чувство. Раздается сигнал тревоги. Гораздо громче шелеста крыльев и дверного скрипа. На стенах сверху донизу появляются трещины, расходящиеся в разные стороны, срывающие на своем бесцельном пути другие, не имеющие к происходящему никакого отношения, портреты. Наступает настоящий хаос, и все из-за одной маленькой, как казалось самой похитительнице, кражи. К слову, в ее голове беспорядок ничуть не меньший: сомнения, страхи, сожаление — смешавшись в единое целое, противоречивые чувства заставляют преступницу замереть на месте. Короткой заминки хватает для нескольких поспевших по вызову ангелов. Те успешно отрезают ей путь к отступлению и силой заставляют покинуть помещение. Портрет падает. Стекло разбивается. Вмиг меркнет свет, затихает биение невидимого сердца, затихают и мысли. Зал забывает, что когда-то умел размышлять. А падший ангел, между тем так и не добившийся своей цели, под надзором двух некогда близких товарищей направляется к массивным дверям, ведущим в комнату, где вот-вот наступит ее личный Судный День.

***

В этом зале собрались все ангелы и дьяволы, так или иначе связанные со школой: и директора, и учителя, и обычные ученики — всех обязали явиться на внезапное собрание с целью обсуждения поступка одной из учениц; поступка, которого никто не ожидал, однако многие понимали, что однажды что-то такое обязательно случится. Все шептались друг с другом, обменивались многозначительными взглядами, некоторые и вовсе прибегали к магии, чтобы сообщить что-то собеседнику — словом, пытались сохранить максимальную тишину и не привлекать внимание и без того разъяренных учителей. Даже дьяволы старались вести себя чуть более прилежно — это необычное собрание, пренебречь собственными правилами и принципами, значит, поступить мудро — и не поддевали других, переговариваясь лишь между собой. Двери распахнулись. Бессмертные разом затихли. В помещение наконец завели «виновницу торжества». Она не выглядела напуганной, скорее напротив, вела себя абсолютно спокойно: ровное дыхание, плавные движения, едва заметная усмешка на губах — весь ее вид выказывал полную уверенность в собственной правоте. Не самая лучшая позиция для того, кого вот-вот, вероятно, приговорят к изгнанию. И тем не менее, несмотря на ситуацию, такое поведение вызывало восхищение у обеих сторон. Ангелы удивлялись ее стойкости, дьяволы — непоколебимой гордости. Девушка вышла в центр, демонстративно поправила волосы — мол, предательство — это обычное повседневное дело, и нет в нем ничего такого ужасного и отвратительного, как все тут надумали — после чего с вызовом посмотрела на директоров. Те не замечали ее надменного поведения. Неудивительно: у них были проблемы и поважнее. Атмосфера становилась все напряженнее, и один из учителей, не выдержав, прервал по сути бессмысленную паузу первым: — Подпишите вы уже бумаги об ее отчислении, да вышвырните к Люциферу, что время-то попусту тратить? — он явно был недоволен всей этой суматохой и желал поскорее вернуться к занятиям. — Год только начался, а вы уже срываете нам уроки! Нет, ну должно же быть хоть какое-то уважение?! — Коллега, прошу вас, проявите терпение, — один из ангелов поднялся с места, чтобы его было лучше видно, и максимально медленно, будто разговаривая с глупым человеком, принялся все разъяснять: — Положение крайне необычное. Под опасностью оказалась жизнь смертного, и эту опасность создал тот, кто клялся вечно защищать и охранять, — он кивнул в сторону девушки, — вы должны понимать всю серьезность происходящего. Давайте во всем разберемся, а после вы продолжите свои обожаемые занятия. В воздухе повисла неловкая пауза, однако этот короткий разговор послужил всем собравшимся причиной начать дискуссию. Директора, переглянувшись, вышли вперед и поочередно, от чего складывалось ощущение заранее подготовленной речи, приступили к рассказу: — Уважаемые ангелы! — И дьяволы. — Как известно, мы собрались здесь, чтобы увековечить в памяти мировой истории один из самых кощунственных и аморальных поступков… — Да неужели? — провинившаяся, вмиг позабыв все правила вежливости — если, само собой разумеется, она вообще когда-то их помнила — усмехнулась. — Действительно, такое, пожалуй, похуже тысячелетней войны будет! — в зале послышались неуверенные смешки. Директора же ее просто проигнорировали. — Была совершена попытка кражи одного из портретов. Ни для кого более не секрет, что имя души, чью свободу хотели ограничить — Малаки. Ее ангелом-хранителем была… — Рейна. Меня зовут Рейна. И попрошу без прозвищ, — перебила девушка, понимая, что для нее скорее придумают какое-то временное имя, нежели станут называть настоящим. В ангельских глазах она пала ниже любого дьявола. И это само собой объяснимо: Рейна не только совершила кощунство, но и стала его лицом, самим воплощением этого редкого понятия. Несомненно, через сотни лет «Рейна» будет персонажем из легенд, сказкой, которой пугают детей, красочным мифом, разлетевшимся по всем городам и странам обоих миров. Это ее грех. Ее ошибка. Это дурная слава, от которой уже не отделаться. Прискорбно, но она о таком не думала. Не понимала ответственности и грядущих перемен. Пока что. — Рейна, — безэмоционально повторил директор с ангельской стороны, перебирая какие-то бумаги. На секунду он остановился, по всей видимости найдя нужный ему документ, пробежался взглядом по тексту и таким же малообещающим тоном продолжил: — В последнее время твой подопечный все более склонялся на сторону зла, не так ли? Он обманывал людей, продавая им дорогие снадобья, на деле, как оказалось, абсолютно бесполезные… — Все под контролем, — пренебрежительно бросила Рейна. — У всех случаются сложные периоды в жизни, а Малаки, я вам напомню, такой же смертный, как и остальные. Представьте себе, ему тоже бывает непросто! Одобряющие перешептывания. Всем вдруг захотелось оправдать виновницу, спасти ее, падшую душу, от страшной участи. Такая перемена настроения среди присутствующих вовсе не представлялась чем-то удивительным: глядя на золотистые крылья девушки, ярко сияющий нимб и нежно-голубые шелковистые волосы, аккуратно раскинувшиеся позади, хотелось верить, что это создание — светлейшее, чистейшее творение Вселенной; каждое ее действие словно бы сопровождалось небесным хором — так сильно, казалось, она невинна и добра. И все же... — Поэтому ты проигрывала мне последние месяцы? Чтобы дать Малаки прийти в себя после «сложного периода»? — с дьявольской стороны где-то в конце зала послышался раскатистый смех. Эту усмешку Рейна знала лучше всех — именно ее она слышала после каждой неудачи; именно она преследовала в кошмарах и была предвестником грядущего отчисления. — Зебл! Какой же ты все-таки… — Рейна прикусила язык, опасаясь сказать лишнее. Ситуация сложилась куда серьезнее, чем казалось по-началу; любое слово теперь будет направлено против нее. Появилась острая необходимость ставить оборот грубостей. — Какой? — он криво улыбнулся. — Черствый, — осторожно закончила, с прежней гордостью выпрямляя крылья. — Я не могу решать за своего подопечного, чем ему заниматься. Хочет увлекаться снадобьями — пусть. Это исключительно его выбор. Мы не в праве как-либо ограничивать смертных в простых увлечениях. Директора неуверенно переглянулись. Наступила тишина, прервать которую решилась ангел с нежно-розовыми крыльями, очками в золотой оправе, нацепленными, очевидно, для красоты — у бессмертных не бывает проблем со зрением — и ясными пурпурными глазами, в которых читалась неуверенность: — Теофания ди Адамо тоже считала свое занятие «простым увлечением»… — тихо произнесла она, смутившись. — Как и Туфания, — чуть более громко добавила ее соседка. — А Джулия Тофана? Со всех сторон посыпались яркие примеры, доказывающие, что бессмертные все-таки имеют отношение к занятиям своих подопечных и, более того, несут за них полную ответственность. Деньги, нажитые на чужом горе, убийства, отравления — за поступки, совершенные смертными, ангелы получали сполна: нарушителей золотого правила «охранять и защищать» изгоняли из рядов хранителей. Рейне, до этого ни о чем таком не слышавшей, внезапно стало ясно, зачем здесь собрали всю школу. Она ощутила, как ее медленно охватывает ярость. «Это провокация. Держись», — шептал внутренний голос. И Рейна держалась. Стиснув зубы, сжав кулаки, напрягая крылья — она держалась, чтобы показать всем, насколько сильной может быть. Секунда. Три. Десять. До нее доносится смех Зебла — ядовитый, унизительный. Это становится последней каплей для переполненной чаши отчаяния. — Заткнулись… Все… — прошипела девушка, вмиг растеряв всю свою стойкость. Взгляд каждого присутствующего направился в ее сторону. Она на секунду задумалась, каковы шансы выбраться из ситуации победителем и, вероятно, не найдя ни одного идеального варианта, решилась дать волю эмоциям: — Вы лживые, наглые и абсолютно пустые. Забыли уже, сколько раз проигрывали? Сколько раз они нарушали правила, а вы упрекали их в том, что они просто выполняют свою роль? Сколько раз приходили плакаться, потому что соперник оказывался сильнее вас, пустоголовых наивных ангелочков?! — Ты слишком много себе позволяешь, деточка, — покачал головой один из дьяволов, искоса поглядывая на опешивших ангелов — те совершенно не ожидали подобного поведения от своей приятельницы. — Тебя спросить забыли! — Рейна повернулась к директорам и с силой вцепилась ногтями в ладони, пытаясь хоть немного успокоиться. К сожалению, безуспешно. — Чего вы хотите от меня? — Справедливого наказания. — Наказания за любовь? — Это неправильная любовь. Искаженная. Она выходит за общепринятые рамки и нарушает все существующие правила. — Рамки существуют лишь у вас в голове! — и замолкла, осознав безвыходность своего положения. Ей нужны союзники, чтобы одержать верх в этой маленькой войне. Она обернулась к ученикам, ища у тех поддержки. Одобряющие улыбки, подмигивания, телепатические послания — все, что угодно, лишь бы ей дали понять, что она не одна; лишь бы хоть кто-то поверил в искренность ее намерений: «я была достойной хранительницой! Мой подопечный — добрый человек, он просто запутался в самом себе! Я хотела помочь. Я хотела дать ему то, чего не даст ни одна женщина в мире — истинную, искреннюю любовь, какая бывает только у ангела!..» Увы, все, что ей удалось обнаружить — это десятки осуждающих взглядов, цоканье и скучающие постукивания тех, кому все эти разборки стояли поперек горла. Рейна почувствовала, как по ее щеке прокатилась одинокая слезинка. Обида, которую ей довелось испытать в тот момент, не сравнима ни с одним предыдущим ощущением. Это жгучая, разъедающая саму душу ненависть. Ее предали. Предали дьяволы; предали ангелы. В следующую секунду, наплевав на любые последствия, правила, обещания и честь, она произнесла единственное, что хотелось сказать каждому, кто находился в этом зале: — Как… Я всех вас… Ненавижу. Неожиданное заявление повергло в ужас всех — без исключения, всех. Прежде им еще не доводилось слышать столь резкие слова со стороны кого-то, и без того пребывающего в незавидном положении. Более того, многократно ухудшающим общую картину произошедшего являлся факт: этот кто-то — ангел! Не успели все присутствующие издать вздох возмущения, как вдруг послышались громкие, размеренные хлопки в ладони; этот идеальный, словно заранее отрепетированный звук разнесся по всему залу и ввел в замешательство каждого бессмертного. На свет вышел дьявол, явно не имеющий никакого отношения к школе, но играющий огромную роль в деле Рейны. — Велиал! Неужели Низшие Сферы уже уведомлены о произошедшем? Велиал, стоит отметить, гостем был явно нежданным — это становилось ясно по виду директоров и учителей. Он не торопился с ответом, наслаждаясь восхищенными взглядами, направленными в его сторону — само собой, не так часто встретишь дьявола… облаченного в образ ангела! Золотистые волосы, собранные в незамысловатый хвост, светлые тона в одежде, желтоватые крылья — словом, палитра для путника из Ада не самая подходящая. Велиал, по всей вероятности, умел изменять внешность в зависимости от собственного желания, что, стоит отметить, говорило о его высоком статусе — способностями такого уровня владели лишь самые высокопоставленные дьяволы. От одной этой мысли становилось дурно; теперь дело наверняка закончится не так, как все того ожидали. — И… что же думают Низшие Сферы относительно случившегося? — не унимался директор. — Что думаешь ты? Он несколько секунд помолчал, многозначительным взглядом окинул все помещение и, очевидно, не найдя ничего интересного, заострил внимание на Рейне, после чего усмехнулся и дал весьма неоднозначный ответ, у большинства сразу же определивший их к нему отношение: — То, что произошло в прошлом, там же и остается. Меня интересует лишь настоящее, — он плавными шагами подобрался ближе к Рейне, — и я увидел достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы. — Вердикт? — резко отчеканил директор, не скрывая своего гнева. Само собой! Он-то надеялся как следует проучить ангела, отыграться на ее чувствах, а потом, пользуясь эмоциональным эффектом всех находящихся в зале, вынести максимально суровое наказание, что для представительницы пустоголовых, по его нескромным представлением, обернулось бы худшим из возможных образом. Но теперь, когда в дело вмешался этот самовлюбленный Велиал с Низшими Сферами под боком, единственное удовольствие, которое испытает директор от данного суда — это отвращение при виде смазливого личика неприятного гостя. Велиал же, как оказалось, ждал именно этого вопроса. — Эта юная леди — потрясающий экземпляр! Вы ее недооцениваете, — воодушевленно начал он, вскидывая руки вверх; с дальнейших слов складывалось ощущение, будто его речь была заготовлена заранее, — и я говорю отнюдь не о сияющем нимбе. Загляните чуть дальше, господа, и вы обнаружите, что птичка оказалась не в той клетке, — парень выдержал паузу, давая всем время на размышление о смысле сказанного, после чего продолжил: — Как часто, скажите мне на милость, вы сталкиваетесь с проявлениями такой непомерной злобы? Кража портрета, скажете вы — кощунство. Я скажу — эгоизм, причем в высшей степени, — с каждым словом его лицо приобретало все более торжествующий вид, а в голосе слышались насмехающиеся нотки. Должно быть, происходящее забавляло . — А эта наглость? Грубость движений? Вы только вспомните ее слова! Стоит ли объяснять, что только истинное зло может обратить все свои эмоции, чувства и мысли в искреннюю, непоколебимую ненависть! Гордость, гнев, самолюбие… — Это не так! — вспылила Рейна. — Все, что я делала, было ради любви. Любовь — чистейшее чувство из существующих! Будь я злодейкой, разве смогла бы испытывать подобное? — …ложь. Многовато для ангела, — он ядовито улыбнулся, — но в самый раз для дьявола. Щелчок. Секундная вспышка. Рейна всегда отличалась своей догадливостью и умением быстро действовать. Ей не составило труда выстроить логическую цепочку: Низшие Сферы, Велиал, весь этот проклятый суд — все это лишь подводило к финальной точке; к моменту, когда ее с позором выгонят из рядов ангелов и, не оставив выбора, отправят к противоположной стороне. Таким образом все останутся в плюсе: и дьяволы, получившие на руки «истинное зло», и ангелы, избавившиеся от предательницы. Рейна слышала о похожих ситуациях, знала призрачные примеры тех, кто волей-неволей оказался с рогами вместо нимба, но никогда не углублялась в тему и, более того, не могла представить, что сама однажды окажется на этаком пьедестале. К черту, ей не нужна честь в виде отдельного параграфа в учебнике по смене сущности! Лучшее решение дилеммы — побег. Она превратилась в одну из мифических птиц, по легенде некогда являющуюся вестником богов. Что ж, сейчас ей предстоит стать вестником разочарования… в самой себе? Гулкий щелчок, как при превращении, означал, что способность Рейны заблокирована — она тут же превратилась обратно в свой ангельский облик — и было ясно, как или, правильнее говоря, благодаря кому такой провал стал возможным. — К-как ты… — Низшие Сферы считают тебя самым ценным приобретением! — весело присвистнул дьявол. — Приобретением? — Рейна взглянула на него с таким отвращением, что, вне всяких сомнений, он ощутил хоть толику всей ее неприязни. — Иди к черту. — Именно к нему мы сейчас и отправимся! — Велиал вновь улыбнулся, но эта улыбка не была похожа на предыдущие: более злая, более отстраненная, более дьявольская. Он наклонился к девушке так, чтобы лишь она услышала завершающее: — Милая, добро пожаловать в Ад! Рейна провалилась в темноту, в последнюю секунду задумавшись, а почему, собственно, она вообще боялась: кто знает, быть может, в Аду не так уж и плохо?

***

Ангел оставалась верна своему суждению ровно до того момента, как стала дьяволом. Она держалась уверенно, когда ее забавы ради привели в зал, где любое действие встречалось неодобрительным шепотом или усмешками (само собой, тот маленький срыв не берется в расчет). Не вздрогнула, выслушивая обвинения со стороны Велиала. И, более того, показала козырь в рукаве — отличный способ побега, прерванный всего-то одним маленьким незапланированным обстоятельством в виде вестника из Ада. Но когда, открыв глаза, девушка обнаружила себя в темной, сырой и чертовски маленькой комнатушке с полным отсутствием какого-либо контроля над ситуацией, она, откровенно говоря, запаниковала. Это Ад? Обратная сторона рая? Ее убили? Но разве существует жизнь после смерти для ангелов? А ангел ли она вообще и почему, скажите на милость, ей не удается вспомнить свое имя?.. Тишина прервалась ядовитым хихиканьем. Очевидно, кто-то, кто видел гораздо больше, чем Рейна, догадывался о состоянии своей пленницы и упивался ее замешательством. — Не стану извиняться за свою бестактность, — произнес хриплый голос, едва ли не надрываясь от смеха, — ты выглядишь убого. Рейна не удосужила его ответом. Недостаток сил и воспоминаний, должно быть, достаточно хороший аргумент, чтобы оправдать свое молчание. Как оказалось, нет. — Зря ты так, дорогуша. Я единственный, кто может тебе помочь, — вновь тишина. — Самоуверенно и глупо. Ты даже не попыталась что-либо выяснить… — само собой, такое отношение выводило дьявола из себя. Он жаждал общения, а получал, откровенно говоря… ничего! И как же так: ангел, слабохарактерное, трусливое облачко, никогда не отличающееся умом, не дрожит от страха, истерично умоляя пощадить, вернуть свободу, сняв невидимые оковы, не оправдывается, будто бы есть еще какая-то возможность помочь, не затирает мораль, не вершит правосудие, не просит о справедливости. Нет, дьявол ее побери… Она молчит! — М-мерзкая мелкая сука! Знаешь что? Почему бы не сменить тебе имидж, а? — Услышать ответ этой надменно особы стало для него чем-то вроде цели, и, стоит заметить, к ее исполнению он начал идти вполне себе успешно: на этот раз ангел подняла голову. Надзиратель удовлетворенно усмехнулся. — Ну вот, например… Волосы. Волосы — не крылья. Отрастут! — Не… смей… — Вот и запела пташка! — он ликующе присвистнул. — В любом случае, чтобы применить что-то новое, — дьявол подошел ближе и с характерным щелчком подкрепил цепи, этим незамысловатым действием еще больше — если, конечно, это вообще было возможно — обездвижив пленнице руки, — надо для начала избавиться от старого. Милая, мы не в детской книжке. Здесь не бывает чудес по взмаху волшебной палочки, — он заметил легкий испуг на глазах девушки, с нескрываемым удовольствием понаблюдал, как та до крови прокусывала губы, пытаясь не высказать что-то, что еще больше усугубит ее положение, после чего демонстративно прошелся вокруг нее, усмехнулся и добавил: — А жаль. Геройство предателей начинает утомлять. Рейне не столько хотелось кричать, сколько скулить, даже, правильнее говоря, выть, проклиная этим пустым звуком и Ад, и Рай, и Землю. Повелась! Повелась на издевку, глупый, пустой шантаж! Она презирала все — в первую очередь, себя — каждой клеточкой тела; злоба, обида, страх — ей довелось насытиться ими сполна. С отвращением слушая свое учащенное дыхание, Рейна, наконец, поняла, почему в душах дьяволов так много темноты. — Будет чуточку больно, но потом все пройдет, — он нежно прикоснулся к ее крыльям. Фальшивая забота вызывала тошноту; слова утешения претили, ни в коей мере не способствуя успокоению разбушевавшихся чувств. Внезапно стало очень холодно — так холодно, как никогда раньше — после чего сделал резкое движение вверх и послышался глухой хруст. — Ха-ха, ладно, шучу. Больно будет. Не чуточку. Не пройдет. Сдавленный крик. Существо — называть иначе рогатую бестию не получалось при всем желании — не скрывало своего наслаждения. — На самом деле совсем необязательно их ломать, — вырвал золотистое перышко и покрутил между пальцами, — но, понимаешь, в моей работе у меня всего одно правило: сделать из ангела дьявола. Иных нет. А все, что не запрещено, — взялся за здоровое крыло и вновь усмехнулся, — то разрешено. Пытка лишь начиналась.

Не прошло и часа, (для Рейны — целая жизнь) как дьявол вышвырнул «посетительницу», не без иронии прикрикнув: — Приходите к нам еще, будем рады снова видеть вас! — и захлопнул дверь. Наступила абсолютная тишина, как снаружи, так и внутри. Рейна приподнялась на локтях и вздрогнула. Все тело болело: руки, испачканные собственной кровью, ключицы, ободранные колени; мелкие царапины; глубокие порезы. У бессмертных не могло оставаться внешних шрамов, но шрамы внутренние куда уродливее, страшнее. И, тем не менее, не они были отвратительнее всего — нет, не они. Хуже любой боли, воспоминаний или унижений были крылья. Новые крылья. Девушка, прищурившись, посмотрела на них, и в ее взгляде на секунду — лишь на секунду! появилось то, что по обыкновению отличает грешных от святых — та самая ненависть, о которой с воодушевлением рассказывал Велиал. Нет, Рейна вовсе не злая. Но она никогда не забудет того, что произошло в этой комнате, что с ней сделали, во что ее превратили. Потому что дьяволы не прощают. Никого. Никогда.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.