Моя агония в твоих руках

Тревожно вздрагивая во сне, молодой шиноби беспокойно ворочался в кровати. Простынь мялась в крепко сжатых кулаках, на лбу выступила испарина. Он шептал что-то несвязное, не в силах вырваться из пут ночного кошмара, и рывками выдыхая горячий, раздражающий сейчас легкие, воздух. Внезапно он распахнул глаза, резко вскакивая и вытягивая вперед руку в попытке схватить кого-то. Полминуты осознания — и вот, он сидит в темной комнате, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и убирая со лба прилипшие пряди черных волос. Он медленно поворачивает голову, переведя взгляд на мирно спящую девушку, чьи длинные волосы раскиданы по подушке. Она лишь слегка поморщилась — но не проснулась. Шиноби делает глубокий вдох и размеренно выдыхает, осознавая, что это был лишь дурной сон. Тот же, что повторяется вновь и вновь — полные ненависти и гнева обрывки его памяти, кровавые осколки разбитого прошлого, которые он еще не научился не сжимать в своих крепких кулаках. Он борется и старается — но это дается с трудом. Спасибо лишь ей — той, кто терпеливо клеит пластырь на его израненное сердце. И ждет. Ждет так же, как ждала всегда, все эти долгие годы — и не теряла веры в него даже тогда, когда все остальные давно отказались. Кошмары, в которых он топчет, разрывает ее, ломает ей кости и крошит сердце в мелкую пыль. Где он тонет в беспросветной тьме, а она — ускользает от него, каждый раз, когда он пытается схватить ее за руку и остановить. Что чувствует слабое персиковое дерево, принимая на себя град из молний, бьющих, раз за разом, в одну точку? Он не знал. Но мог себе представить. И от этого становилось только хуже. Брюнет протягивает руку и осторожно касается лба девушки, убирая упавшие на лицо волосы. Когда она вот так мирно спит рядом, кажется, будто вся его прошлая жизнь — один большой кошмар, от которого он очнулся лишь в эту самую секунду. Но нет. Было то, что не давало ему спокойно находиться рядом с ней. Бесконечное, давящее до удушения, до онемения пальцев, чувство вины. Наверное, поначалу она принимала это за его очередную попытку уйти в себя и отстраниться, думая, что она все так же раздражает. Но на самом деле он просто боялся. Боялся, что взяв за руку, может сделать больно. Боялся, что поранит, боялся снова ее разбить. Только сейчас, когда она уже стала в его глазах абсолютно точно самой сильной девушкой в мире, он наконец понял, насколько она хрупкая. Понял, насколько необходимо оберегать ее. Понял, что теперь не имеет права дать ей разбиться и пораниться об осколки его прошлого. Брюнет осторожно подтягивает одеяло вверх, покрывая ее плечи и снова ложится, изучая в полутьме ее лицо. Такая спокойная, беззаботная. Он и не помнил ее такой. Разве что в детстве, когда он еще не совершал глупостей. Все последнее время каждый раз, когда она приближалась, перед глазами стояло ее заплаканное, истерзанное болью, лицо. Она кричала какие-то глупости о любви, о том, что на все готова — и он был безмерно рад, что не взял ее с собой тогда — иначе в липкой жиже его мести она утонула бы вслед за ним. Он неосознанно повторил тактику своего брата. Которая, правда, в отличие от его, смогла сработать так, как и было задумано: оставляя ее позади, обрубая все пути, пресекая попытки догнать, он даровал себе шанс на то, что рано или поздно она сможет все изменить. И она смогла. Каждую ночь, когда он засыпал рядом с ней, его сердце тянуло ноющее чувство вины. Теперь он хотел уйти чтобы спрятаться и укрыться от отчаянного раскаяния. Первое время даже не мог смотреть в глаза, боясь, что обнаружит в них привычные болезненные слезы. Он только и мог, что заставлять ее плакать. А она все равно не сдалась. И вопреки его кошмарам, наяву, она крепко держала его за руку и каждый раз, когда он извинялся «за все», нежно прижималась, давая знать, что все в порядке. Но душу это не почти не успокаивало — ее израненный образ приходил к нему во сне снова и снова, напоминая о том, каким он был идиотом. Но на сегодня этот кошмар закончился. Саске осторожно придвинулся ближе к девушке, загребая в охапку вместе с одеялом. Прижавшись губами к ее горячему ото сна лбу, он зажмурился. Пожалуйста, пусть она будет моей реальностью. Закрывая глаза и снова проваливаясь в сон, он мысленно просил лишь о том, чтобы не проснуться среди своего прошлого. Снова. Лишь о том, чтобы она не оказалась лишь его приятным сном, лишь о том, чтобы она не растворилась пеплом по воздуху, когда он протянет к ней руку. Теперь персиковое дерево будет навсегда в безопасности от череды разрушительных молний.