Накрывая с головой

      На данный момент, он не совсем уверен, кто они.       Раньше ответить на этот вопрос было легко. Среди солнечных лучей палящего в пустоши летнего солнца, настолько жаркого, что их кожа переливалась на жаре — дети, громкие, и необузданные, и бестолковые, не обращавшие внимания на слишком долгие взгляды.       Однако сейчас всё по-другому. Эти взгляды — это всё, о чём Эдди теперь может думать, как днём, так и ночью. Он думает о том, как из-за них трепещет в его груди, и как на щеках проступает краска, и как начинают потеть его ладони, и...       И они уже не дети.       Или, возможно, и дети. Возможно, поэтому Ричи такой идиот и поэтому ему так страшно.       Возможно, всё с точностью наоборот.       Эдди кусает губы, глубже закутываясь в свою толстовку, которая, на самом деле, принадлежит даже не ему, а Ричи — протёртый логотип музыкальной группы, растянутые воротник и рукава, лёгкий запах сигаретного дыма и стирального порошка... Словно Ричи рядом с ним, и только это Эдди и нужно.       Именно поэтому он сейчас идёт к Ричи домой под покровом ночи.       На улице так холодно, что ветер обжигает — непростительно и так привычно для Мэна.       Где-то на задворках сознания, когда Эдди думает о будущем — которое, пусть ему и семнадцать, кажется таким далёким, словно он видит его в конце далёкого туннеля — ему становится теплее. Он думает о том, как находит своё место где-то в этом мире, устраиваясь там так, словно это и было ему предначертано. Настоящий дом.       Эдди вздыхает через нос, и в леденящий воздух поднимается клуб пара, плавно растворяющегося в спокойной тёмной глуши ночного неба. Не колышутся листья, и всё кажется замёрзшим, словно кто-то поставил Дерри на паузу.       Он перебегает дорогу, и его шаги бесконечным эхом разносит по пустующей улице, пока Эдди не останавливается под окном комнаты Ричи.       Оно не занавешено, так как Ричи однажды сломал свои же жалюзи, сейчас висящие совсем не ровно.       На мгновение, короткое и глупое, Эдди думает о том, стоит ли ему вообще забираться туда. Ричи, скорее всего, спит, а даже если и нет, то будет очень странно, если Эдди просто возьмёт и заявится к нему без предупреждения, так ведь?       Он всё равно начинает забираться вверх по дереву, пальцами цепляясь за уже выученные наизусть ветки, кроссовками упираясь на самые удобные зарубки в коре так, словно это его вторая природа, пусть в последний раз Эдди и забирался так почти два месяца назад.       Он даже не знает, почему они остановились. Всё было в порядке, но потом что-то изменилось. Сейчас в их группе друзей какая-то странная атмосфера, будто переменилась сама по себе. Эдди пытался понять, как под неё подстроиться, но ему не хочется этого делать — он хочет вернуть то, как всё было раньше, без нерешительности, и неловкой тишины, и опущенных в пол взглядов, когда их друзей нет рядом, чтобы заполнить пробелы в их разговорах.       Они слишком сблизились, дело должно было быть в этом. Он не может найти ни единой иной причины, не может подобрать другое объяснение и думает о том, что вокруг Ричи, должно быть, есть своя гравитационная сила — как и всегда, с самого первого дня на детской площадке, когда Ричи завязал его шнурки и не затыкался о динозаврах, и комиксах, и мне кажется, что мы должны быть лучшими друзьями навсегда. Что думаешь, Эдс?       Он сказал да.       Эдди отказывается упускать их навсегда.       Его пальцы стучат по заледеневшему стеклу, и с того стекает несколько капель растопленных его дыханием снежинок. Ричи всегда рисует на стёклах — смайлики, члены, сердечки, и однажды, когда они на машине возвращались откуда-то домой, он написал имя Эдди, а затем и своё, и когда Эдди увидел их имена, вот так, вместе, то его сердце пропустило удар.       Эдди едва может разглядеть что-либо за стеклом. За его стуком не следует никакого движения, и поэтому он стучит чуть сильней.       Что-то шевелится, кто-то стонет, и мгновение спустя комнату озаряет приглушённый оранжевый свет прикроватной лампы.       Эдди протирает стекло и показывает Ричи средний палец.       Тот на локтях приподнялся на кровати, смотря в его сторону сощуренными глазами, и его волосы растрёпаны до предела, однако Эдди как-то всё равно, потому что он перестал париться об этом ещё очень долгое время назад, так как Ричи, кажется, жил по правилам хаоса и всё равно, каким-то непонятным образом, умудрялся быть до абсурда милым.       Беря с прикроватной тумбочки очки, Ричи надевает их и в замешательстве пару раз моргает, прежде чем вылезти из кровати и по пути запутаться в одеяле, спотыкаясь об него. — Эдс?       Его голос хриплый. Эдди отчасти стыдно за то, что он его разбудил, особенно потому что у него не было на это особой причины, кроме я так сильно хочу быть рядом с ним, что задыхаюсь.       Однако когда Ричи рядом, он не может дышать полной грудью, потому что парень смотрит на него с таким беспокойством, хмурясь в непонимании, и это невыносимо, болезненно давит на сердце.       Эдди открывает рот, но с его губ не слетает ни звука.       Ричи пускает его в комнату, не говоря ни слова, помогает перелезть через перекладину окна, обхватив запястья Эдди, и даже из-за этого у того кружится голова. — Ты в порядке?       Ричи притворяется, будто ему всё равно, но это не так. Его голос такой мягкий, и он до сих пор не отпустил его руки. — Эм... — Эдди сглатывает. — Наверное?       Как сказать все те вещи, которые он хочет сказать? Как сказать Ричи о том, что стоит им только взглянуть друг другу в глаза, как сейчас, то что-то переключается. Как сказать ему о том, что ночи, проведённые в одиночестве — совсем не те, и мне снится больше кошмаров, когда тебя нет рядом.       Как сказать я люблю тебя?       Ричи лишь кривит губы и касается пальцем его виска. — В твоей тыковке знатно покопались, ты ведь это знаешь, Эдс? На твоём месте я бы потребовал моральной компенсации. — Боюсь, они не возместят мне ущерб.       Губы Ричи расплываются в ухмылке, и у Эдди в животе порхают бабочки.       Возможно, если ему повезёт, то после смерти он будет непрерывно переживать самые лучшие моменты своей жизни.       Эдди кажется, что почти все они будут связаны с этой улыбкой. — Ну так что, почему ты так поздно забрался ко мне в окно? У твоей мамы закончились презервативы, и тебе надо было где-то их достать?       Эдди никак не комментирует идиотскую шутку, не может сконцентрироваться ни на чём кроме того, какой Ричи высокий, и как тёмные кудри спадают ему на лоб, и как рассыпаны по его носу и щекам веснушки, в которых тщательным взглядом можно заметить созвездия.       Поэтому, он отвечает: — Нет.       И затем: — Я просто скучал по тебе.       На мгновение мир замирает вокруг, и всё, что может видеть Эдди, это самый ужасный исход — как Ричи оттолкнёт его ещё дальше, и тогда они станут бывшими лучшими друзьями, отдалившимися друг от друга, потому что...       Потому что Эдди идиот. — Я просто... — он пытается подобрать слова, что ещё он мог бы иметь в виду, но не находит ничего, и от безысходности обжигает глаза. — Неважно, уже поздно, мне не стоило...       Ричи берёт его за руку, и Эдди вновь встречается с ним взглядом, и что-то... Что-то между ними воспламеняется так, словно их ударило молнией, пробирая током изнутри, и они так близко, что почти соприкасаются носами. Волосы на затылке Эдди встают дыбом, а кожа покрывается невольными мурашками. — Эдс, не уходи, — просит Ричи, и его голос, такой непривычно тихий, пропитан отчаянием, которое, Эдди не знал, что он чувствовал. — Пожалуйста. Всё в порядке, обещаю.       Эдди не знает, что это значит.       Всё в порядке, ты гей, а я — нет, никакой гомосятины, бро. Или, возможно, всё в порядке, можем никогда об этом не говорить, притворимся, что этого и не было вовсе.       Эдди не знает, что из этого хуже. — У нас школа завтра, — не находит ничего лучшего сказать он. — Мои родители не дома, — пальцы Ричи скользят с его предплечья к руке, и дыхание Эдди застревает в горле...       Дыши, только дыши, вдох и выдох, ты в порядке.       ...и они оба опускают слегка потрясённые взгляды туда, где сейчас соприкасаются их руки. — И? — Можем прогулять или вроде того.       Ричи пожимает плечами так, словно это пустяк. Словно всё в полном порядке, словно они просто друзья, словно Эдди вот-вот не разобьётся на мелкие осколки.       Их пальцы переплетаются.       Он не может дышать. — Ричи...       Он не хочет позволять водить себя за нос, не хочет, чтобы ему сделали больно. Всю его жизнь мама Эдди причиняла ему боль, пытаясь поддерживать его Здоровым, с заглавной буквы. Ричи всегда был его якорем, местом, где он мог скрыться от неё. И если у него нет Ричи...       У него нет никого, потому что никто больше не имеет значения. — Эдди, — зовёт его Ричи в ответ, и сейчас, когда его взгляд опущен на их переплетённые пальцы, Эдди намного чётче может увидеть его ресницы, длинные, тёмные и такие красивые. — Я очень не хочу быть один. Ты останешься?       Их взгляды встречаются.       Эдди, наверное, сделал бы всё ради него. И поэтому он кивает и, выключив прикроватную лампу, снимает обувь, следует старой рутине так, словно возвращается в прошлое.       Это оказывается так по-странному легко, лечь в кровать, матрас которой всегда казался ему намного комфортнее, чем дома. Эдди всегда предпочитал спать именно здесь.       Он ложится ближе к стене, опуская голову на пропитанную запахом Ричи подушку, и этого было бы более чем достаточно, но затем сам Ричи ложится рядом, и он везде, накрывая с головой.       Эдди закрывает глаза, пытается сосредоточиться на дыхании, совсем не двигается не меньше минут пяти.       Ричи тыкает его в руку. — Эдс, ты натянут сильнее, чем мои боксеры.       Эдди удаётся фыркнуть, и он перекатывается на спину. — Не могу поверить, что тебя заводит даже это. — Ты даже не представляешь, — усмехается Ричи, и в его голосе мелькают игривые нотки, по которым Эдди очень, очень скучал.       Обёрнутые вокруг его сердца кнуты оседают, совсем чуть-чуть, и он позволяет себе поудобнее улечься поверх одеяла.       Затем он ловит взгляд Ричи, замечает, как тот смотрит на него. Это завораживает, и Эдди не может — не хочет — отвернуться. — Рич? — Да, Спагетти?       Уголок его губ дёргается. — Твой локоть давит мне в бок. — Что? Ой, прости.       Ричи сразу же отстраняется, выглядя едва ли не смущённо, и переворачивается, половиной лица зарываясь в подушку, и его щёки едва розовеют в полумраке комнаты.       И Эдди хочется сделать что-то глупое, обернуться вокруг Ричи, и поцеловать его не меньше миллиарда раз, и назвать его милым без страха и волнения о возможных последствиях.       Вместо этого он переворачивается так, чтобы они оказались лицом к лицу, и прикусывает нижнюю губу. — Тебе всё ещё снятся плохие сны? — Не когда ты рядом.       Что-то очень глупое, вроде медленных, нежных поцелуев на его щеках и затем лбу, шёпотом произнесённые слова, которые Эдди смог бы озвучить вслух только лишь ведомый алкоголем.       Кажется, он слишком затягивается с ответом, потому что Ричи быстро отводит взгляд. — Но с тобой просто невозможно спать в одной кровати.       У Эдди покалывает под кожей. — Что? — Ага, — Ричи ухмыляется. — Ты вечно спихиваешь одеяло, а потом перекатываешься на мою половину, потому что тебе становится холодно. — Оу. — Не то чтобы я сильно против.       И снова этот нежный взгляд, содержащий, кажется, миллион ответов на миллион вопросов, разрывающих Эдди сейчас, но он знает, что если задаст хоть один из них, то возникнет ещё больше.       Находя в себе так нужную сейчас смелость, он шепчет: — Возможно, ты просто лучше согреваешь меня.       Ричи моргает, затем пододвигается чуть ближе, хотя, может, Эдди это только и кажется. — Эдди...       Он настолько убеждён в том, что Ричи скажет что-то, что разобьёт его, так убеждён в том, что в ответ получит мы всё равно можем остаться друзьями, поэтому закрывает глаза и готовится к худшему.       Его щеки внезапно касается рука, и Ричи теперь определённо ближе.       Ближе, чем близко.       Расстояния между ними почти не осталось, и вся энергия, весь обжигающий ток скапливается у Эдди под кожей. — Да?       Глаза Ричи опускаются, совсем чуть-чуть, на мгновение замирая, прежде чем они вновь встречаются взглядами. — Я тоже по тебе скучал.       Он даже не уверен, что не ослышался, и почти что хочет ущипнуть себя. Это не может быть правдой, они не могут лежать здесь, вот так, Ричи не может сейчас касаться его — нежно поглаживая его скулу, плавя Эдди изнутри.       Соберись. Не будь ребёнком, ты можешь сделать это, всё получится...       Эдди поднимает руку, накрывает ею талию Ричи, невольно задумываясь о том, кажется ли таким же настоящим и правильным под касающейся его залитой едва уловимым румянцем щеки ладонью.       И в это мгновение он понимает, что уже нет пути назад. Это дальше, чем они когда-либо позволяли себе зайти, так ново, и необычно, и идеально.       Эдди не знает, что именно прибавляет ему окончательной смелости, что конкретно побуждает сдвинуться с места. Он просто делает это, движимый одними лишь инстинктами, и его губы накрывают губы Ричи, невесомо, почти что призрачно, прежде чем это касание перерастает в...       Поцелуй.       Между ними не остаётся ни миллиметра, и ладонь Эдди, до этого покоившаяся на талии Ричи, находит низ потрёпанной, старой футболки, прежде чем забраться под неё — один дюйм, два, и затем он касается Ричи, касается его нежной, тёплой кожи.       Они одновременно разрывают поцелуй, пытаясь отдышаться, поражённые тем, что только что сделали, прежде чем Ричи вновь впивается в его губы, совершенно нелепо ухмыляясь, и это, кажется, самый лучший день в его жизни.       Эдди проводит пальцами вдоль позвонков нависшего над ним парня, и кожа Ричи в ответ на его касания покрывается мурашками, и сам он прижимается ещё ближе.       Это самое лучшее чувство на свете, но Эдди всё равно отстраняется вновь. — Ричи...       Тот моргает так, словно только приходит в себя. — Блять, Эдс, мне так жаль, я просто... — Нет, Рич, это не... — тут же заверяет его Эдди, приподнимаясь на кровати вслед за ним и обнимая его, крепко-крепко, наслаждаясь этим, таким дурацким, но оттого не менее тёплым и изумительным. — Я не злюсь. — Обещаешь?       Эдди берёт его за руку. — Обещаю, — невесомо касаясь щеки Ричи, он чувствует, как всё внутри него сжимается, когда их взгляды наконец встречаются. — Что насчёт тебя?       Ричи смеётся, совсем чуть-чуть. — Меня? Ты прикалываешься? — Нет.       Его голос кажется таким тихим даже ему самому, и он ещё крепче обнимает Ричи. — Я не думал, что ты... — глубокий вдох. — Что я нравлюсь тебе так. — Что ты мне нравишься... — повторяет за ним Ричи, словно в трансе, и затем улыбается, так искренне и ослепительно. — Эдди Спагетти, дорогой, я люблю тебя.       Это похоже на последнюю каплю, и Эдди с головой накрывает столько эмоций сразу, что всё, о чём он может думать, это о том, чтобы оказаться как можно ближе к Ричи и поцеловать его, не миллион раз, а лишь единожды — нежно, медленно и затем глубже.       Поэтому, Эдди делает именно это.       Ричи смеётся в его губы, прежде чем ответить на поцелуй, такой открытый, искренний и обнажённый, на самой грани, и руки обнимают Эдди за талию, так крепко, словно Ричи не хочет его отпускать.       Эдди трётся своим носом о его, чувствуя всё и сразу, и это не кажется слишком.       Это кажется правильным.       Словно это его предназначение, его место, здесь, в руках Ричи, всегда.       Дом. — Я тоже люблю тебя, Ричи.       Ни одна из прошлых улыбок не сравнится с той, которую он дарит Эдди сейчас.