Последний танец

Прожекторы еще не светили, поэтому на сцене царил полумрак. В зале было шумно. Я стояла, глубоко дыша. Со стороны могло показаться, что я совершенно спокойна, но моё недетское волнение выдавали чуть вспотевшие ладони. Меня бросило в холод. — Минута, — донеслось до моих ушей, я зажмурилась. Было страшно. Проверив рыжие кудри и рвано вздохнув, я встала в начальную позу. Занавес, прикрывавший сцену от нежелательных глаз вне представления, начал медленно подниматься. Я забыла, как дышать, казалось даже сердце перестало биться. Гул в зале прекратился, все утихло. Вдруг прожектор зажёгся, освещая меня и напарника. Меня ослепило, но я продолжала стоять. Все это выработалось с годами, но я всегда волнуюсь будто впервые на сцене. Какой-то смельчак в зале начал хлопать и за ним, по принципу домино, начали все остальные. Я старалась не смотреть на людей, будто сейчас я на очередном занятии с ним. Заиграла музыка, я взмахнула рукой и отвела ногу назад. Ко мне подошёл Дазай. Он нежно провел вверх по моей руке от плеча до самой ладони, переплетая наши пальцы, а другой рукой вцепился в мою талию. Наши отношения с ним не задались с самого начала, с того момента, когда нас поставила в пару сама судьба. Я закрыла глаза, отдаваясь воспоминаниям и исполняя заученные наизусть движения. Мы часто ругались, спорили, он шутил над моим ростом и издевался. Я злилась, было даже две драки. Он пропускал тренировки назло мне, ведь из-за этого пропадали и мои занятия, и родителям, которые как раз и отдали его на эти «чертовы» танцы. Лишь недавно на одном дне рождении нашей общей знакомой — Ацуши, я поняла, что больше не испытываю к нему ненависти. Я тяну ногу и смотрю в его карие глаза, он все также придерживает мою талию, но другой рукой уже тянет мою ногу ещё выше. Мне больно, не такая уж у меня и хорошая растяжка. Я прикусываю губу, а слезинки выступают на глазах, собираясь в уголках. Он заметил это и поубавил свой пыл, немного опуская мою ногу. В этот день рождения я увидела его, целовавшегося с другой девушкой. Все сердце пронзила какая-то боль. Голубые глаза казалось потеряли краски. Я развернулась и ушла, пообещав себе же никогда больше не появляться в его жизни. Я отсутствовала на занятия неделю, а может и больше. Потом все-таки вернулась, но попросила сменить мне партнёра. Это сделали, однако чувства не пропали. Люди в зале смотрят внимательно, не дыша. Ему тоже сменили напарницу, было обидно, но так надо. Но буквально пару дней назад Акутагава — мой напарник, сломал ногу, и суицидник решил сменить его. Как мне сказали, он сам вызвался, его никто не просил. Зачем? Было лучше без тебя. Поэтому сейчас мы вместе кружимся по сцене как раньше. Танец заканчивается, мы поклоняемся и под звуки аплодисментов покидаем сцену. Я даже не смотрю на него и просто ухожу, желания разговаривать с ним не было также как и тем для разговора.  — Почему? — слышу я вслед, я игнорирую вопрос, продолжая уходить, будто не слышала его слов. Осаму догоняет меня и ловко хватает за руку. Я останавливаюсь, но не поворачиваюсь. Слишком больно. Я обожглась раз, но второй не хочу. Он разворачивает меня, я смотрю в пол. Рыжие волосы давно разметались где-то сзади и наверное уже были похожи на какой-то ужас. — Почему? — он повторяет вопрос, я молчу, — Почему ты ушла? Я поднимаю голову, наши взгляды пересекаются. Какие же красивые глаза. Одна лишь гордость не даёт мне опустить глаза ниже, чтобы взглянуть на губы. — Так надо, — сухо говорю я. Голос хрипит, а в горле пересохло. Вырывая свою руку, я ухожу. Я видела в его глазах боль, но остановиться не смогла. Гордость не позволила.