Солнечный удар

Ацуму не помнил, когда именно влюбился. Возможно, все началось после первого матча с Карасуно, где даже паинька Король запомнился не так сильно, как десятый номер. Хината Шоё был быстр, вынослив и до безобразия красив. Его волосы красиво трепетали, когда он ставил блоки или бил по мячу. Глаза блестели азартом и волей к победе. Впрочем, все из Карасуно были такими. Вот только из шести игроков (хотя их там было намного больше, если считать скамейку запасных) кроме Кагеямы (как можно такого забыть, особенно после лагеря и до омерзения идеальных пасов) Ацуму запомнил только его. Рыжие волосы, оранжевая форма. Так похож на яркий, спелый апельсин, что хочется снять ненужные тряпки (кожуру, что скрывает самое ценное и красивое) и откусить кусок от сочной мякоти (плоти). Чтобы сладкий сок (кровь из раны) тёк по пальцам, стекая до локтей и падая на пол крупными каплями. Невысокий рост, но большие амбиции. Стремление, искры в глазах и радость, когда их команда забивает. Прыжки, блоки, подачи и приемы остальных не имеют значения (хотя Король все так же хорош, как и раньше, и от этого становится тошно). Только рыжие волосы и оранжевая форма — чтобы как яркое солнце, как мимолётная вспышка кометы, как пылающий в костре огонь. Возможно, все началось тогда, во время первого матча. Когда быстрая атака Кагеямы и Хинаты ещё внушала страх и трепет, когда победа была важнее всего («Ещё одно очко!» — кричат вороны; оно им так необходимо, ведь они сражаются с претендентами на победу в Национальных) и когда сердце бешено стучало от восторга. Крики толпы оглушали, и Ацуму это ненавидел: это так мешало концентрации, что лицо кривилось в отвращении, а рука сама сжималась в кулак, лишь бы показать, что всем самое время заткнуться. Он хотел победить (а кто не хочет?). Но не потому что победа была важна. Вовсе нет. Просто он хотел бы увидеть лицо десятого номера, когда он осознает тяжесть поражения. Да, Карасуно сильны, раз смогли победить Ушиваку. Но это не значит, что удача будет преследовать их вечно. Ацуму не знал, когда влюбился. Помнил только, что захотел рыжее солнце сломать. Затушить, растоптать. Погасить, стереть с лица земли. А ещё забрать себе, запереть в каком-нибудь темном помещении, чтобы это чудо было только его. Чтобы смотрело жалобно, улыбалось, несмотря на все тягости и пытки. Чтобы продолжало светить, даже если это означало сгореть до тла. Ацуму хотел потушить огонь в глазах Хинаты. Но у него ничего не получилось. А потом он осознал, что это пламя что-то в нем изменило, сломало. Хината стал для него тем человеком, с которым хочется играть. Которого хочется оберегать, закутывать в плед зимой, ждать дома с тренировки или очередного матча. Хината был тем, с кем хотелось не только побеждать, радоваться очередному честно заработанному очку, хлопать по плечу и хвалить за хороший прием или блок. С Хинатой было не страшно проигрывать, жалея об утраченной возможности пройти дальше. С ним хотелось зайти так далеко, куда ещё никто не добирался. Это было так странно (приятно, волнующе и совсем-совсем не страшно), что становилось спокойно. «Когда-нибудь я тебе попасую», — как обещание, как самая желанная мечта. Ацуму не помнил, когда он успел так сильно полюбить Хинату Шоё. Но это было и не важно. Ведь эти чувства делали его сильнее. Как и когда-то сказанное обещание (признание) быть вместе. Играть на одном поле, в одной команде. Поддерживать друг друга, прыгать так высоко, как ещё никто другой не прыгал. Делать точные пасы, пробивать их и идеально принимать мяч. Забивать очки с подач, а потом ещё, ещё и ещё. Чтобы их ненавидели до зубовного скрежета, до боли в мышцах и проклятий после матчей. Чтобы ненавидели так сильно, что не могли думать ни о чем другом. Чтобы ненависть их противников сделала их ноги свинцовыми, а головы пустыми. Чтобы она притупила на время все инстинкты, забрала умения и таланты. Чтобы соперники могли лишь наблюдать за тем, как очко за очком Ацуму с Хинатой приближаются к победе. Чтобы они сдались задолго до финального свистка. Ацуму хотел, чтобы их ненавидели. А ещё — чтобы восхищались. Завидовали. Делали из них Бо-гов. Ангелов, которые спустились на грешную землю в поисках победы по воле Небес. Или демонов, что пользуются силой Ада. Но Ацуму плевать — его и не заботит мнение каких-то придурков. Важно лишь то, чтобы они не мешали при подаче, не орали громко и не восхищались так явно. Или все будут шуметь, чтобы показать свою ненависть? Ацуму сомневался. Да и не нужны ему ответы. Если хотят кричать — пусть кричат. Если хотят ненавидеть — пусть ненавидят. Если хотят оскорблять его — пожалуйста, ему все равно! Если захотят хоть пальцем тронуть Хинату — они пожалеют об этом. Потому что Хината для Ацуму — не солнце (потому что оно горит для всех, оно безразлично, кого греть в своих объятиях), а просто человек. Человек, который согласился стать его. Ведь гораздо веселее играть в команде, а не в одиночку. Если раньше Ацуму хотел увидеть слабость Хинаты (он ненавидел, когда после очередного пропущенного очка невидимые крылья того только росли, а сияние становилось ярче настолько, что ослепляло блеском), то теперь… Теперь он эту слабость видит. Так отчётливо, что сердце замедляется, а осознание бьёт под дых: Хината ему доверяет. Не потому что это нужно для карьеры, не ради более точной игры или очередной быстрой победы. Просто Хината чувствует то же самое, что и Ацуму. Они оба не помнят, когда именно влюбились: во время первого матча, поражаясь чужому контролю мяча, высоким прыжкам или железной воле, или после (когда победа кружила голову, а поражение горечью оседало на языке). Обещание стало мечтой и подарило надежду. Возможно, сперва Ацуму влюбился в игру. Ведь он любил волейбол так сильно, что хотел стать лучшим. Как многие на самом-то деле. Он доказывал другим, самому себе. Но после встречи с Хинатой (и на протяжении нескольких лет) он решил просто быть собой. И даже паинька Кагеяма не может им помешать. Любить Хинату на расстоянии (особенно когда он не догадывается об этом) было тяжело. Чувства отвлекали, дарили покой и счастье. Но Ацуму продолжал стараться, чтобы однажды выйти на площадку вместе с Хинатой. Парень хотел бы узнать, каково это: пасовать Хинате, знать, что по мячу обязательно ударят. Чувствовать, что рядом есть человек, который прикроет, поможет. На которого можно положиться. Ради Хинаты Ацуму старался. Оттачивал свои навыки связующего, чтобы стать лучше. Чтобы Хината навсегда забыл об идеальных пасах Кагеямы. Чтобы мог думать только о нем. Чтобы любил только его, желал бить по мячам, которые Ацуму ему даст, забивать снова и снова, радоваться общим победам и расстраиваться из-за поражений. Чтобы его улыбка освещала их путь, а природные инстинкты и нечеловеческое желание подталкивало вперёд, к новой вершине, которую им стоит преодолеть вместе. Ацуму несколько месяцев просыпался и засыпал с мыслью о рыжеволосом вороне. Но только ещё пару недель спустя, когда он лихорадочно печатал очередное (какое по счету?) сообщение Хинате, он понял, что пропал. Пальцы тряслись, а разум заволокла приятная пелена. Ацуму растворился в воспоминаниях. Он думал о тонкой ладони, замахивающейся по мячу, волнистых растрёпанных волосах цвета спелого апельсина, аккуратных пальцах, которые сжимались в кулаки во время очередного приема. О натренированных икрах и мышцах, которые напрягались во время прыжков, блоков и ударов. Ацуму помнил красивые карие глаза, наблюдающие со смесью страха и восторга, капли пота на тонкой шее (на ней так правильно будут смотреться его пальцы) и то, как тени от длинных ресниц падают на щеки и скулы. Света тогда было так много, что можно было увидеть пульсирующую голубую венку на шее, разглядеть обычно самые незаметные детали. Именно их Ацуму и воспроизводил в памяти, водя рукой по подрагивающему от возбуждения члену в ванной общежития. Конец третьего года старшей школы выдавался напряжённым и полным волнения. Впереди были вступительные экзамены в университет, беспокойство скапливалось, закручиваясь в тугой узел внизу живота. И в это же время Хината решил переехать в Бразилию. Ацуму скучал, следил за своим парнем в социальных сетях, почти каждый вечер яростно дрочил на миловидное лицо Хинаты и представлял, как трахнет своего мальчика после его возвращения. Как будет медленно доводить свое солнце до исступления. Сперва пальцами, языком и губами. Как будет игнорировать чужие просьбы, шептать пошлости в красное от смущения ухо, заставляя нервно сжиматься сзади. Ацуму вспоминал их первый раз, стоны Хинаты, его частые вздохи и несдержанные крики. То, как мелко дрожали его бедра, когда он двигался. Как огонь в чужих глазах начинал разгораться только сильнее, как выпитая страсть ударяла в голову, заставляя действовать увереннее, чтобы быстрее достигнуть пика, чтобы наконец почувствовать ранее неизведанное наслаждение. Ведь все, о чем они могли раньше думать, — волейбол. А теперь их мысли заняты друг другом. Человеком, который находился на другом конце земного шара. Ацуму фантазирует, как Хината будет улыбаться, радуясь долгожданной встрече. Как на секунду остановится, не веря своему счастью, а потом побежит, расталкивая людей и бросая багаж, стараясь быстрее оказаться в родных объятьях. Как Хината будет извиваться в его руках от возбуждения, как встанет на колени, стянет одним движением джинсы вместе с боксерами, пошло оближет губы и прижмется к чужому паху щекой, потираясь о него довольно и выглядя до безумия счастливым. Он возьмёт в рот, заставляя Ацуму кусать губы и затыкать рот ладонью от возбуждения. Из-за него Ацуму будет бесконечно хвататься за рыжие пряди, насаживая глубже, пропуская шелк сквозь пальцы. Хината всегда был таким: заставлял терять голову от ощущений, чтобы было лишь желание насадить глубже, почувствовать больше. Ацуму день за днём представлял Хинату в разных позах, в разных пикантных ситуациях. Как он будет в очередной раз смеяться над его неудачной глупой шуткой, как будет краснеть от комплиментов и остро реагировать на нежные касания, чувственные поглаживания и страстные поцелуи. Ацуму шлёт сообщения сотнями, в красках расписывая, что он сделает с Хинатой, когда он вернётся. Там фотографии дешёвых наручников из сексшопа, обрамленные розовым мехом, и ярко-красной веревки, которая будет так сексуально смотреться на бледной коже, подчёркивая и дополняя совершенный рисунок. Сообщения пестрят картинками и текстом. Там так много сексуальных фантазий, направленных лишь на одного человека (непосредственно с его участием), что Ацуму чувствует себя озабоченным. Ведь кто ещё будет присылать своему парню фото члена, когда он даже не может приехать и помочь в такой деликатной ситуации? Зачем возбуждать, зная, что ещё очень долго они друг друга не увидят? Ацуму всерьез опасается, что его пошлют. Он отправляет фотографию лисьих ушек и пышного хвоста-пробки, следом набирая текстовое сообщение: «Хочу увидеть их на тебе». А потом еще парочку: «Я возбудился, как только подумал об этом». «И кончил, думая о твоей заднице». «Как думаешь, сможешь ли ты выдержать мой член, не вынимая игрушку?» Ацуму всерьёз начал считать себя дураком. Ровно до того момента, пока Хината не отправляет ответ спустя пару часов: фотография, где он стыдливо прячет взгляд и улыбается, а на его голове почти сливается с волосами рыжий ободок с треугольными ушками. Хината полностью обнажен, румянец возбуждения горит на щеках и шее, а горячий член вплотную прижат к животу. «Я тоже возбудился, представив тебя внутри». Колени широко расставлены, поэтому увидеть ярко-рыжий хвост, торчащий из задницы, не составляет особого труда. «Я с удовольствием трахну себя пальцами и своей новой игрушкой, думая о тебе». «Пришлешь видео?» — Ацуму не стыдно. «Конечно», — Хинате, кажется, тоже. «Только если ты снимешь, как дрочишь на меня, папочка», — у Ацуму почти идёт кровь из носа, когда он читает это. Когда его мальчик успел так вырасти? Он стал таким развратным с их первой встречи. Ацуму это нравится, но он никогда не признает этого вслух (его выдает усмешка и полные одобрения глаза). Ацуму улыбается и открывает успевшее прийти видео — не будет же он заставлять своего лисёнка скучать? Дни тянутся слишком медленно, но фантазия только разгорается с новой силой. Неугомонный Бокуто иногда помогает, когда у Ацуму не находится слов или когда ассортимент расплывается перед глазами. Разум не может сосредоточиться и выбрать что-то одно. Теперь в его квартире (в их общем доме с Хинатой) лежат без дела множество секс-игрушек, которые они обязательно попробуют. И красный шарик на застёжках, и красную ленту на глаза, и вибраторы, и анальные шарики. Кружевное белье, тонкие чулки и темные корсеты. Ацуму к своему стыду не устоял и купил сразу несколько: белоснежный со светлыми лентами по краям (он бы идеально сел на тонкую талию Хинаты, подчёркивая его безгрешность и ангельскую чистоту), черный с аккуратным узором из бисера и золотыми блёстками (он бы показал другую сторону медали. Более темную и порочную, более демоническую сторону) и темно-красный, шелк у которого был так приятен на ощупь, что металлические вставки, удерживающие конструкцию, почти не ощущались. (Не то чтобы Ацуму знал об этом, исходя из собственного опыта, ясно?) За все игрушки Ацуму заплатил довольно много, но он никогда не жалел. Ведь это все сделано ради его любимого Хинаты, который будет только рад экспериментам. Каждое новое сообщение наполнено стыдом, похотью и любовью. Коллекция Ацуму стремительно пополняется, особенно когда он думает о своем мальчике. Там уже больше десяти или двадцати игрушек, и Ацуму, кажется, никогда не перестанет пополнять свой запас. В шкафу лежат и ошейники из плотной кожи, и ремни на грудь, и плётки с хлыстами. Вибраторы разных форм и размеров, веревки любых цветов и любой длины. Ацуму сперва было стыдно, ведь раньше о таком он совсем не думал. В его мыслях был волейбол, тренировки в школе и изредка мелькал брат. Но стоило только представить, как Хината будет хныкать от удовольствия, краснеть от пронзительного взгляда и оттягивать край женской короткой юбки пониже, чтобы прикрыть задницу, то рука сама набирает заученный наизусть сайт и нажимает на окошко заказа. Женские платья и юбки, туфли на высоком каблуке и блядски красная помада ждут своего часа на самой дальней полке в шкафу. Ацуму достает их каждый день, любуясь игрой света на прозрачных пробках и вибраторах, чтобы очистить от пыли и представить Хинату. Как он сидит, лежит или стоит, просит так громко (если у него, конечно же, не будет занят рот), что не уступить кажется невозможным. Как можно отказать человеку, который скулит, закатывает глаза, шепчет задушенно на ухо, оттягивает отросшие пряди назад, обхватывает ногами за талию, прижимается обнаженным телом к чужому торсу и дрожит в экстазе? Который зовёт дрожащим голосом по имени, трётся беззастенчиво грубой тканью корсета о голую кожу и жмурится от удовольствия… Такого Хинату Шоё видит только Ацуму. И менять что-либо он не намерен. И когда Хината возвращается, вступает в команду Шакалов и наконец-то выходит на одно поле с Ацуму, связующий подавляет радостный вздох. Они наконец-то вместе могут побеждать врагов, утирая нос бывшим сокомандникам, оттачивать навыки и преодолевать всё новые и новые вершины. Теперь Ацуму может быть уверен, что его мячи пробьют, а в квартире всегда будет ждать его любимая и самая опасная приманка. На площадке они будут лучшим дуэтом, который будут ставить в пример, который будут ненавидеть и которым будут восхищаться. Ведь Ацуму знает, что вместе с Хинатой ему ничего не грозит. Да, Ацуму не помнит, когда именно влюбился. Но сейчас он сильнее всего на свете любит одного рыжего блокирующего, который может прыгнуть выше многих, который смеётся заразительно и который ждёт его каждый вечер дома, в их общей квартире. Он готовит домашний ужин (они всегда после этих попыток едят лапшу быстрого приготовления), обнимает при встрече и спрашивает, как прошел день. Внимательно слушает, рассказывает веселые истории из жизни и дарит тепло и поддержку. Ацуму может с уверенностью сказать, что Хината стал его домом. Его надеждой, верой. Самым важным божеством в его Пантеоне (других там попросту нет). А потом Ацуму решается на отважный шаг, чтобы привязать к себе Хинату намертво, навсегда. Кольцо уже третий месяц прожигает карман олимпийки, а храбрость улетучивается, стоит разглядеть в толпе зевак родную рыжую макушку, поймать лишь один важный взгляд из тысячи. Слова рядом с ним забываются, а улыбка неосознанно ложится на губы. Мысли путаются, а в животе порхают бабочки. Хината привычно врезается в него с разбега и начинает что-то увлечённо рассказывать. Ацуму решает дождаться вечера. Ведь они любят друг друга, и ничто не сможет это изменить. Когда он озвучивает свой вопрос, они смотрят фильм ужасов, и Хината прижимается к его боку, сонно наблюдая за развитием событий. Хината молчит, и Ацуму уже думает, что его не услышали. Но Хината разворачивается к нему лицом, виснет на его шее. Ацуму успевает заметить мокрые дорожки слез на порозовевших щеках. А Хината продолжает кричать в перерывах между всхлипами счастливое «да».