And if you leave me, rest assured it would kill me Like an oleander, White-white leaves Of the oleander — White like me.
Сентябрь в этом году радовал всех москвичей хорошей погодой. На клумбах все еще цвели георгины, листья только-только начинали желтеть, и вся Москва утопала в теплых солнечных лучах, нежно льющихся с высокого небосклона. Тимур стоял на балконе и курил, глядя в пыльный воздух. Поднимался ветер, на горизонте показались темные тучи, медленно плывущие в сторону города. «Парит, как перед грозой», — промелькнула мысль в голове, и парень кинул сигарету в пепельницу. И, действительно, прогноз погоды обещал грозу, и люди в футболках и джинсовых куртках постепенно стали испаряться с улицы, когда тучи низко повисли над домами и стали накрапывать холодные капли, перерастая в ливень. Раскаты грома и молнии, сильный ветер, духота. Все это ужасно нравилось Тимуру. До такой степени, что он пошел в прихожую, надел свою легкую куртку и пошел гулять под дождем, даже не думая о том, чтобы взять зонт. Ильяс сегодня был на студии, договаривался о записи новой песни. Попросил рано его не ждать, но обещал управиться как можно быстрее. Иногда он строчил короткие сообщения своему младшему брату, отчитываясь, как идут дела. Появилось непреодолимое желание в сотый раз прочитать их переписку. 12:40 Тимур Ты уже на студии? 12:40 Ильяс Да 12:41 Тимур Что они говорят? 12:41 Ильяс Ничего нового 12:42 Ильяс Опять что-то про формат-неформат, тысячу раз слышал уже это 12:43 Тимур Наши песни— формат? 12:43 Ильяс Ты что, в этом сомневался? 12:43 Тимур Нисколько Тим очнулся, когда понял, что он вот-вот собирается пойти через дорогу на красный свет светофора, и мысленно побранил себя за неосторожность. Дождался зеленого сигнала, быстро перешел по пешеходному переходу и вновь начал читать переписку. 15:07 Тимур Ну что у вас там? 15:08 Ильяс Все по прежнему Брат присылал какие-то фотографии и голосовые сообщения, где рассказывал, как продвигается работа. 17:24 Ильяс В какой день нам удобнее записываться? 17:25 Ильяс Вторник или пятница? 17:25 Тимур Мне все равно, вторник, думаю 17:26 Ильяс Я тоже сказал им вторник, ахахахах Тимур медленно шел по печальной аллее вишен, глядя на размытые огни в лужах и слушая шум дождя. Потом зашел в маленький супермаркет на углу улицы и остановился около кассы, выбирая самый вкусный шоколадный батончик. Он так и не смог решить, что же он больше любит, «Сникерс» или «Натс», поэтому взял несколько штук обоих видов. Пошарившись в карманах, он нашел несколько мятых и насквозь мокрых купюр и протянул недовольной девушке за кассой, которая, к тому же, очень странно на него посмотрела. — Тимур? Парень обернулся, и увидел Ильяса с какими-то продуктами в руках. Парень быстро сложил все на ленту и, пока девушка все с тем же недовольным видом их пробивала, подошел к младшему брату. Тот счастливо его обнял. — Я думал, ты остался жить на студии, — с сарказмом пробубнил Тимур. — Господи, ты весь мокрый, — Ильяс немного отстранился, — и холодный. Ты опять гулял под дождем без зонта? Тимур только пробормотал что-то нечленораздельное. — Боже, за что ты мне такой, — не получив внятного ответа, вздохнул Ильяс, расплачиваясь и складывая продукты в пакет. — Вот тебе вроде уже третий десяток идет, а ты как ребенок, ей богу. Как будто ты не понимаешь, что подобные прогулки под ледяным дождем могут свести тебя в постель на целый месяц. А зачем ты столько шоколадок купил? Давно у стоматолога не был? Тимур никому и никогда не рассказал бы, что ему нравилось, когда брат относится к нему, не как к парню, с которым у него небольшой разрыв в возрасте, а как к младшему брату, у которого еще ни мозгов, ни опыта нет, и все ему нужно объяснять, заботиться о нем и беречь от всего. Никто и никогда так не относился к Тимуру, кроме Ильяса, потому что только для него он был младшим братом, и он довольно слушал, как старший полушутливо, но как-то устало его отчитывает. Когда они вышли из магазина, дождь только усилился, и Тимур собрался продолжить свою прогулку, но Ильяс требовательно взял его за руку и посадил в машину. — Я мог бы и сам пешком дойти, — недовольно ворчал парень, когда Ильяс вез их домой. — Только когда научишься брать с собой зонт, — брат резко выкрутил руль, сворачивая на переулок, и Тим влетел плечом в стекло. — Ты точно заканчивал автошколу? — потирая ушибленное место, пробубнил он. — Ты чего так резко заворачиваешь? — Вместо того, чтобы ворчать, как бабка старая, лучше бы пристегнулся, — беззлобно ответил старший и, все еще держа руль одной рукой, потянулся к ремню безопасности второй, чтобы пристегнуть малого. — Мне все равно, если ты рядом со мной, — зачем-то выпалил он, тут же, покраснев, смущенно сжал губы и отвел взгляд. Ильяс скосил на него взгляд, нашел своей рукой его ладонь и крепко сжал ее. — Мне тоже, если честно, — признался он, глядя то на дорогу, то на Тимура, лицо которого приобрело алый оттенок. Младший шумно выдохнул, словно вот-вот взорвется от распирающих его чувств.— Но мне же нужно подавать тебе хороший пример. Ильяс подмигнул ему. Еще никогда Тим не чувствовал себя настолько счастливым.▫ ◀❏▶▫
Как бы Тимуру ни хотелось погулять еще часок-другой, Ильяс чуть ли не на руках принес его домой, заставил переодеться в сухие вещи, укутал в плед и приготовил горячий чай, чтобы согреть его. С волос и резинки стекали на лицо и плечи холодные дождевые капли, скатываясь по спине и рукам, заставляя вздрагивать. Позже они выяснили, что оба влюблены друг в друга на протяжении долгого времени, и любовь между ними совсем не братская. Химия. Тим сидел на коленях старшего брата, обняв его за шею, и шептал ему на ушко песню, которая вертелась у него в голове: — Мама, прости меня, у-у меня химия, к мальчику-у... у-у-у. Он чувствовал, как по телу Ильяса бегут мурашки, и сам мелко дрожал то ли от холода, то ли от счастья. — Слушай, Тим, — едва слышно прошептал Ильяс на ухо брату, вызывая новую волну дрожи. — Возможно, это неправильно, но... можно ли тебя поцеловать? Вместо ответа Тим лишь наклонил голову и робко коснулся губами его губ. Целовался совсем неумело, слишком наивно и невинно, решив потом просто покусывать пухлые губы Ильяса, который тоже не особо блистал своими навыками. Но что-то в этом поцелуе было такое волшебное и чарующее, что обоим хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Они сидели на диване, завернувшись в один плед, и смотрели фильм, обняв друг друга. Тимур почти не слушал, что говорят актеры, сосредоточившись только на том, как бьется сердце Ильяса. Не было звука роднее, чем пульс его брата. Тим уснул на его груди. Утром они сидели вдвоем на кухне, слушая, как шумит дождь (Ильяс запретил Тимуру выходить на балкон в такую погоду), и пили чай, когда Ильясу позвонили. — Да, привет, — ответил он на звонок, хотя Тимур просил не брать трубку. Хотелось, чтобы это пасмурное утро принадлежало только им двоим. «А вдруг что-то важное?» Лицо Ильяса омрачилось, когда он выслушал собеседника. —Что они говорят? Это бред какой-то! — он недовольно фыркнул, словно не веря своим ушам. — Хорошо, мы скоро приедем. Он повесил трубку. — Это лейбл, — объяснил он удивленному брату. —Наши рейтинги падают, поэтому, если мы не дадим хотя бы несколько концертов в этом месяце, они разорвут с нами контракт. — Да какое право они имеют! — Тимур был задет не меньше, чем Ильяс, и такое поведение лейбла его взбесило. В порыве злости он схватил кружку и бросил ее на пол, несчастная посуда разлетелась на осколки по всей кухне, некоторые из которых попали в ноги младшего. — Тима, спокойно, — старший схватил его за руку, пытаясь успокоить. — Только травм нам сейчас не хватало. Я сказал, что мы сейчас приедем… — он посмотрел на ноги Тимура и тяжело вздохнул, — а у тебя все ноги в крови. — Прости, я не знаю, что на меня нашло, — малой глубоко вдохнул. — Собирайся пока, я сейчас все уберу. — Нет, уберем потом, — отмахнулся Ильяс. — Иди, садись на диван, сейчас ноги твои обработаем. Тимур сидел на диване, а Ильяс на полу, ватой промакивая кровь, вытаскивая осколки и обеззараживая раны. После обмотал порезы бинтами и, со вздохом убрав аптечку, пошел переодеваться. Тимур последовал его примеру, но из-под его джинс было видно бинты. — В следующий раз постарайся быть осторожнее, — улыбнулся ему Ильяс, когда они уже сидели в машине. Тимур молча кивнул, пытаясь выдавить из себя ответную улыбку. В итоге через полтора часа они были на студии. Чтобы не встрять в пробку и доехать быстрее, решили петлять по узким переулочкам. Ильяс помогал немного хромающему Тимуру идти, хотя малой из вредности не хотел принимать его помощь. — Со мной все в порядке, я могу нормально идти, — заявлял Тим, сжимая зубы от боли. — Ага, я вижу, — отвечал старший, держа его за руку. На студии Тимуру, конечно, задавали множество вопросов. — Что с ногой? — доносилось отовсюду. — Ударился об ножку стола, — улыбаясь, лгал парень (никто почему-то не спросил, почему обе ноги забинтованы, а Тимуру и не особо хотелось). — Бедненький! Осторожнее будь, так ведь и убиться можно! — слышал он в ответ. В конце пути их уже ждали представители лейбла. В беседе Тимур не участвовал, разглядывая то шторы, то обои, то вид за панорамными окнами. Скучающе ходил (хромал) туда-сюда, глядя, как внизу торопливо проносятся люди и машины, спеша по своим делам, не обращая внимания на ливень, пока Ильяс о чем-то договаривался с лейблом. — Я пойду покурю, — спустя несколько часов бесполезного времяпрепровождения сказал Тимур. — Не стой под дождем, — не оборачиваясь, ответил Ильяс. Тимур прошел мимо улыбающейся девушки, зашел в лифт и нажал на кнопку самого последнего этажа, откуда был выход на крышу. Позже стоял и курил, опираясь плечом на стену надстройки, дождь беспощадно поливал его, он насквозь промок и замерз, холодные капли стекали за шиворот, но, что странно, сигарета все еще горела. Он усмехнулся этому забавному факту, бросил окурок на пол и посмотрел вдаль. Он на крыше одной из самых высоких башен в Москве, и свысока город казался таким маленьким и родным, словно все эти дома, улочки и площади можно было взять на ладонь и положить себе в карман, а потом повесить на холодильник или засушить в книге, как гербарий. На память. В той стороне Воробьевы горы: Лужники, университет, Москва-река, — там Останкинская телебашня, там Красная площадь и Кремль — одни из самых любимых мест всех туристов. Но Тимур больше всего любил свой дом. «Небо затянуто тучами и огнями фонарей, поэтому не видно звезд? — в такие моменты часто в голову лезут странные мысли. — Интересно, как я высоко стою? Смогу ли я перепрыгнуть фонари и достать звезды?» Он подошел к краю, глядя на небо. Всего один прыжок вверх отделял его от обещанных звезд. «Я всего лишь возьму парочку, одну мне, одну Ильясу», — думал он. Шаг. Он поскользнулся, больно ударившись лодыжкой об острый край крыши, и казалось, что его вот-вот навечно поглотит черная бездна, как вдруг чья-то большая и цепкая ладонь схватила его за руку, крепко-крепко сжав запястье, и рывком вытащила наверх. Тимур упал на пол, тяжело дыша и кашляя, словно только что утопал и наглотался мерзкой соленой воды с привкусом темноты и водорослей, и, приподнявшись на локтях, когда сознание прояснилось, перед собой он увидел колючие темные глаза Ильяса. — Ты какого хера творишь? —пока малой пытался найти в его лице хотя бы один намек на то, что это лишь дурной сон, без тени улыбки сказал старший брат, сидя перед ним на корточках. — Скажи честно, ты ебанулся? Сказать было нечего. Запоздалый страх подступил к горлу, словно яд, растекаясь по венам, нежно обхватывая шею Тимура, пытаясь задушить его. Кровь застучала в висках, и парень только сейчас осознал, что только что чуть не спрыгнул с крыши. — Тимур, ты хоть представляешь, что было бы со мной, если бы ты только что сделал то, что хотел? — безжалостно продолжал брат. Тим ловил воздух ртом, пытаясь не заплакать, но его легкие словно были полны жидкости — он с болью едва мог проглотить хотя бы немного воздуха. Еще чуть-чуть, и он потеряет сознание от кислородного голодания. — Я не хотел, честно... — его голос задрожал, а слезы предательски подкатили к глазам и вырвались наружу, скатываясь по щекам. — Я хотел достать нам с тобой звезды... Тимур пошатнулся и упал в объятия старшего брата, его тело сотрясалось от рыданий. Ему было страшно и ужасно стыдно за то, что на него нашло. «Я только что чуть не потерял его», — крутилось в голове у обоих. — Мне не нужны звезды, — смягчаясь, ответил Ильяс, но, когда Тимур посмотрел на него, карие глаза все еще были суровы. Старший отвел взгляд. Невыносимо смотреть в заплаканное и опухшее лицо малого. — Для меня ты — самая яркая звезда. Пытаясь встать, Тимур понял, что еще сильнее повредил ногу, когда поскользнулся, ведь лодыжка отозвалась протестом в виде ноющей боли, а широкая штанина пропиталась кровью. Тим даже не стал отказываться от помощи брата, потому что сам понимал, что до машины он в таком состоянии самостоятельно не дойдет. По дороге домой Ильяс рассказал, что они решили с лейблом, и сообщил, что концерт назначен за следующую субботу, то есть через полторы недели. Тимур молча принял это, облокотившись на холодное стекло. Он ужасно чувствовал себя, поэтому просто заснул. Проснулся уже, когда они подъехали к дому. Дождь едва слышно накрапывал, сумерки уже начали вступать в свои права, и фонари постепенно включались для москвичей. Тимур, пошатываясь, вышел из машины, все еще весь мокрый и немного хромой, но глаза его были устремлены на цепочку огней, медленно зажигавшихся друг за другом вдоль дороги. Ильяс подошел к нему и взял за руку, глядя на лицо своего младшего брата. В омуте карих глаз светились отблески ночной Москвы, а густые черные ресницы медленно опускались и поднимались, завораживая и без того влюбленного Ильяса. — Знаешь, — прошептал малой, не отрывая взгляда от огоньков, — я хотел бы каждый раз держать твою руку, когда смотрю, как зажигают фонари. Ильяс встал позади него и обнял его за плечи, одной рукой закрыв глаза Тимура. А потом стал нашептывать какую-то песню, слова которой все крутились в голове. — Закрывал глаза свои, рукой держал твои, я не хотел, чтобы ты видел эти фонари… Он почувствовал, как Тимур улыбнулся, узнавая песню, а потом раздался его голос: — Зажигали вдали большое пари, тают на дне фонари…▫ ◀❏▶ ▫
— Самураи, еще раз спасибо вам большое за этот вечер! — радостно проговорил Тимур в микрофон. — Мы вас всех очень любим, а вы нас? — подхватил старший. Зал отозвался восторженными криками и воплями. — А давайте скажем это по-самурайски, — предложил малой. — Давайте, все вместе! — Приготовились? —Ильяс выждал небольшую паузу. — Мин… — одновременно сказали братья и направили микрофоны в зал. — …яратам! — нестройным хором закричали фанаты. — Спасибо, увидимся на следующем концерте! — под аплодисменты и свисты Гаязовы скрылись за кулисами. После они собирались, мило болтая о какой-то неважной теме, и, когда все ушли, оставив их наедине, Тимур сидел на коленях у Ильяса, прильнув к его губам. Немного смущенный, но довольный, как маленький ребенок, Тимур вышел из гримерки, сказав Ильясу, что будет ждать его в машине. Тот покашлял, пытаясь не краснеть, и ответил, что придет через пять минут. — Круто мы сегодня зажгли? — спросил Тим, когда старший сел за руль, пристегиваясь ремнем безопасности и заводя машину. — Да уж, — усмехнулся Ильяс. — Фан-клубы только и болтают об этом. У меня телефон разрывается от уведомлений. — Да у меня тоже, — фыркнул малой, глядя в окно, как мимо проплывают огни ночной Москвы, постепенно ускоряясь и сливаясь в сплошную полосу, когда они выехали на трассу, разгоняясь до большой скорости. — Тим, ты пристегнулся? — дурная привычка, от которой Тимур никак не мог отвыкнуть. Ильяс бросил на него короткий взгляд. — Дурачок, ты чего не пристегнулся, ремни для кого существуют? Старший немного замедлил автомобиль и потянулся одной рукой через брата, пытаясь достать ремень. — Ильяс, не надо, я сейчас сам пристегнусь, — Тим попытался мягко убрать его руку, но парень сопротивлялся. — Ильяс, лучше следи за дорогой… — короткий взгляд в ветровое стекло. — Ильяс!!! Одной рукой все-таки пристегнув младшего брата, второй Ильяс резко выкрутил руль влево, пытаясь уйти от лобового столкновения. Машина вылетела в кювет и врезалась в дерево. Несильно, но ощутимо ударившись головой, Тим на несколько минут потерял сознание. Когда очнулся, вокруг появились люди, которые пытались открыть машину, но двери, видимо, были заблокированы. Тимур нажал на ручку, легко открывая дверь изнутри, и собирался выйти из автомобиля, но, пошатнувшись, упал на чьи-то руки, плавно опустившие его на землю, чтобы парень мог сесть. Вдали раздались сирены, красно-синие огни, а в глазах малого все плыло. Холодными пальцами прикоснулся к виску, понимая, что бежит кровь, и запоздалая мысль внезапно догнала его, чтобы Тим мог тут же ее озвучить: — А где… Ильяс?.. — прохрипел он. Не находя брата глазами в толпе или среди окружавших его людей, Тимур почувствовал себя так, словно стоит посреди замерзшего озера, лед под ногами парня треснул, и тот с головой ушел под воду. Не пытался всплыть. Обессилев, отдался течению и смотрел, как свет, пробивавшийся через толстый слой льда, расплывается и медленно меркнет в его глазах… Появились врачи скорой помощи, но Тимур безучастно наблюдал, как они подходят к нему и о чем-то расспрашивают. Он думал только об Ильясе. Увидев, как его без сознания вытаскивают из машины и кладут на носилки, парень поднялся на дрожащие ноги, сбрасывая руку человека, пытавшегося усадить его обратно, и, шатаясь, пошел в сторону брата. К удивлению, ему это удалось, и он в несколько шагов догнал Ильяса, который в этот момент пришел в себя и тихо застонал от боли. — Тимур, ты где? — протянул он. — Я здесь, — хватая его руку, ответил Тимур, еле держась на ногах. — Я рядом. — Молодой человек, вы не можете поехать с нами, — отрезал один из врачей, пытаясь разделить их руки, но Ильяс сжал ладонь брата еще сильнее. Тим последовал его примеру. — Нет, я хочу, чтобы он остался, — пробормотал Ильяс. — Это же мой брат, куда я без него… Уже сидя в машине скорой помощи, на огромной скорости рассекающей пространство, Тимур несколько раз терял сознание и вновь приходил в себя, но руку Ильяса не отпускал. К счастью, реанимация им не понадобилась: младшему диагностировали небольшое сотрясение мозга и шок, а старший отделался лишь ушибами, но состояние у них обоих было нормальное, поэтому на следующий день их выписали, и вечером братья были дома. Все звонили: мама, сестренка, лейбл и все дальние родственники—спрашивали, как их самочувствие. Всех успокаивая, они твердили, что ничего серьезного, что все обошлось и с ними все нормально. Но они словно все еще отходили от стресса, и почти одновременно выдохнули, глядя друг другу в глаза: — Я чуть не потерял тебя… Они кинулись друг другу в объятия, ноги Ильяса подкосились, и они оба осели на пол, сильнее сжимая друг друга в объятия. В глазах Тимура блестели слезы, Ильяс и сам был на грани, но он утер соленую воду на щеках брата своими дрожащими руками. — Тим, пожалуйста, обещай, что будешь осторожнее, — прошептал Ильяс, зарываясь носом в его волосы. Слезы предательски хлынули из его глаз, не давая вдохнуть. — Обе… — Нет, поклянись! — перебил старший. — Поклянись мне, слышишь? — Клянусь, — ответил Тимур, но голос его дрогнул. — Ты же знаешь, без тебя я уже не Ильяс Гаязов, — пробормотал парень, словно в бреду. —Гаязовых должно быть два. Один Гаязов— никто… — он задумался и посмотрел в темные глаза своего малого. — Я без тебя — никто… Они сидели так, обнявшись, всю ночь и тихо разговаривали обо всем. Сняв с Тимура резинку, Ильяс играл с его волосами, небрежно разбросавшимися по его коленям. Малой напевал песню, знакомую старшему, но тот не хотел перебивать брата. Он любил голос Тима. — По съемным хатам вдвоем без бабла, — сильнее сжимая его руку, мелодично шептал младший, — но и тогда мы не были бедны, и нам обоим хватало тепла, запаха дома и света луны… Его голос, хоть и был тихим, но нежно обволакивал всю комнату, и в темноте Ильяс видел, как блестят его глаза, отражая свет из окон за прозрачными шторами. Утром, завернув малого в плед, он отвел его на кухню и стал готовить чай, пока тот грыз печенье, но вскоре найдя себе более увлекательное занятие, Тим словно испытывал судьбу. За последние две недели он три раза покалечился и два раза чуть не умер, но жизнь его как будто ничему не учила. Пока Ильяс сидел за кухонным столом, заварив себе и брату чай, малой перевешивался через край окна, отталкиваясь ногами от пола, едва ли не падал и со смехом вставал обратно на пол. — Хватит, Тим, выпадешь из окна и разобьешься, — Ильясу надоело наблюдать за тем, как брат ходит по лезвию ножа. — Не выпаду! — засмеялся Тимур, отталкиваясь сильнее и чуть ли не вываливаясь из оконной рамы, но вовремя пойманный за ногу цепкой рукой старшего брата, который строго посмотрел на малого и закрыл окно. Тим пробубнил: — Ну ла-адно! — Ты поклялся мне, что будешь осторожнее, — жестко сказал Ильяс. — Хорошо, такого больше не повторится, — тихо пробормотал малой, чтобы замять конфликт. Старший немного смягчился и погладил его по волосам. Они пили чай вдвоем, наслаждаясь компанией друг друга, и мило разговаривали обо всем на свете. Их следующий концерт перенесли на неделю из-за аварии, и теперь у них были целых две недели свободны. Две недели только для них двоих. Внезапно раздался звонок Тиму, он вскочил и бросился в прихожую, крикнув: — Я на пять минут! — Куда ты, Тим? — обеспокоенно сказал вслед Ильяс. — Сейчас вернусь! — ответил малой, хлопая дверью. Несколько минут тянулись, словно вечность. Ильяс смотрел то в окно, то на свой чай, то на недоеденное Тимуром печенье и крошки от него. В голове были вопросы. «Куда он убежал? Зачем? Почему не ответил?» Но потом в дверном проеме, ведущем на кухню, бесшумно появился Тимур с сияющими глазами. — Ильяс, — шепотом позвал он, так же, как и десять лет назад. — Смотри, что у меня есть! Он побежал обратно в прихожую, а оттуда вернулся с гитарой в руках. Ильяс удивленно посмотрел на инструмент, а потом на малого, который весь искрился от счастья. — Откуда… — только и сумел пробормотать Ильяс. — Это электроакустическая гитара, как первая твоя! — радостно протараторил Тим. — Я купил ее для нас с тобой! — Но ты же играть не умеешь… — усмехнулся старший, все еще не веря своим глазам. — Я тоже кое-чему научился, — хитро ответил малой, усаживаясь на стул напротив Ильяса. Поставив пальцы на гриф, он выдохнул, поэтому Ильяс поспешил ободряюще улыбнуться ему. Тимур ударил по струнам, и грустная музыка разлилась по комнате, всколыхнув в душе старшего что-то сокровенное, тщательно скрытое от всех. Закрыв глаза, он слушал, как нежно поет малой, неловко переставляя аккорды, и боялся даже дышать. Его сердце замерло в мелкой дрожи. — Еще вы, еще выше на терцию, — пел Тим, и лицо его было в этот момент прекрасно. — А потом, а потом дальше шепотом… Я тебе от души просто так спою, Ну а ты мне… Затаив дыхание, Ильяс слушал, и разум словно покинул его. — Ты мне скажешь так просто о любви, — подпел он, не осознавая себя. — Мы как двое подростков — я и ты… — Водопадами сверху падали, — улыбнулся ему Тимур. — Падали… Последний аккорд замер отзвуком в тишине. Потеряв себя, Ильяс вскочил, наклонился и нежно поцеловал Тимура. Солнце вышло из-за туч и осветило их своим ласковым лучом. Глаза Тимура стали янтарными, и Ильяс на миг замер, не смея отвести взгляд. — Когда в твои глаза попало солнце, как с этой химией бороться? — прошептал он. Они улыбнулись.▫ ◀❏▶ ▫
— Тим, мы записали десять треков из альбома, а это что? — Ильяс ткнул пальцем в лист бумаги на столе. — Что за депрессивные мотивы? Это не формат, это не возьмут на радио! — Мне все равно, что пишу, то и пишу! — агрессивно ответил Тим. — Мы не будем выпускать эту песню, — жестко заявил Ильяс, разрывая текст на мелкие кусочки, но понял, что это было зря. Он сам почувствовал, как что-то внутри Тимура сломалось и полетело в пустоту. Брат развернулся на пятках, кинулся в прихожую, хватая телефон. — Нет, Тим, подожди! — бросился вслед за ним Ильяс, но малой лишь хлопнул дверью перед его лицом. Погоня по ступенькам тоже не принесла успехов, ведь в конце Тимур снова захлопнул дверь, и, пока Ильяс ее открывал, его уже и след простыл. — Черт! — прошипел Ильяс. Выдохнув, он закричал: — Черт!!! Несколько человек испуганно обернулись, ища в сумерках того, кто так отчаянно кричал, но ему было все равно. Он вернулся в квартиру, буквально взлетев вверх по лестнице, и набрал номер Тимура. Пошли гудки, но оборвались на другом конце. Абонент занят. Сколько раз Ильяс набрал его номер? Сто? Двести? Он уже не считал. Только бормотал: — Возьми трубку, Тимур, ну же, черт возьми! На улице начинал моросить частый и очень холодный дождь. Где Тимур? Наверняка сидит под дождем в промокшей куртке, которая уже не греет, по его волосам стекают капли воды, он весь дрожит от холода, а ему абсолютно все равно. Ему так нравится.В какой-то момент гудки прервались, и вместо них раздался охрипший голос: — Да? — Господи, Тимур, я тебе тысячу раз уже позвонил! — облегченно выдохнул в трубку старший. — Не тысячу, у меня всего лишь сто восемьдесят девять пропущенных, — он сипло засмеялся. — Где ты? — Ильяс перехватил телефон другой рукой, крепко прижав к лицу. Тимур молчал несколько секунд, а потом произнес: — На крыше мира. — Только не говори, что ты опять залез на какой-то небоскреб и собираешься прыгать. — Нет и нет, — показалось, что Тим осуждающе качает головой. — Я сижу на крыше нашего дома. — Я сейчас приду, — заявил Ильяс. — Не надо… — пытался протестовать малой. — Сейчас в лоб получишь, не надо ему, — отрезал старший. — Сказал, приду — значит, приду. Он повесил трубку, схватил куртку и, не запирая квартиру,побежал вверх по лестнице. Тим сидел на краю, бесстрашно свесив ноги в пропасть. Возле него лежали несколько пустых пачек из-под сигарет, он равнодушно затягивался и выдыхал дым, невидящим взглядом глядя в пустоту, и, кажется, даже не услышал, как Ильяс открыл скрипучую чердачную дверь и вышел на крышу. Только сейчас старший с досадой вспомнил, что Тимур убежал из куртки, в одной футболке и спортивных штанах. Когда Ильяс коснулся горячей рукой его влажного и холодного плеча, парень вздрогнул, но взгляд не поднял. — Ну и зачем ты пришел? — через минуту ровным голосом прервал молчание Тим. — Я переживаю за тебя… — пробормотал старший, робко касаясь рукой его волос. После посмотрел под ноги и спросил:— Сколько сигарет ты выкурил? — Не знаю, — малой равнодушно пожал плечами. — Пару пачек. Он выбросил окурок и потянулся за еще одной сигаретой, но Ильяс перехватил его ледяную руку. Онемевшие от холода пальцы вздрогнули и попытались мягко высвободиться, но сильная рука не давала им это сделать. — На сегодня хватит, — отрезал старший брат. Тим не стал перечить, поэтому отвернулся, снова глядя в пустоту. Ильяс сел рядом с ним и накинул на него свою куртку. Малой благодарно схватил ее тонкими пальцами, укутывая бледные плечи. — Пойдем домой, — спустя несколько минут молчания, сказал Ильяс, поворачиваясь к брату. — Зачем? — пробормотал тот, сильнее вцепившись в куртку пальцами, уже не слушавшимися его. Он сидел, наклонившись вперед, и сосредоточенно смотрел прямо перед собой. — Тимур, ну что за глупые вопросы, — ответил старший, вглядываясь в белое лицо малого. — Ты промок и замерз, ты что, заболеть хочешь? — Ну а вдруг, — хмыкнул Тим. Кажется, такой исход событий его очень забавлял. Вместо ответа, Ильяс впился в его губы поцелуем, на который Тимур отвечал не очень охотно. Но, не желая обижать брата, малой все же решил немного покусать пухлые губы и после отстранился. — Ты прав, пойдем домой, — со страшным равнодушием в глазах и поддельной улыбкой на лице пробормотал Тим, поднимаясь на ноги. — Уже становится поздно. Ильяс успел заметить капли на щеках Тимура, вылитые медно-золотистым блеском в свете фонарей, и подумал, как давно брат сидел тут, под дождем, совсем один?.. Сегодня Тим долго курил перед сном, а потом уснул на полу, завернутый в плед, словно пытаясь отгородиться от общества брата, что не могло не огорчать последнего.Старший лег на кровать, закинув руки за голову и глядя в потолок, но через несколько минут провалился в беспокойный сон. Ему снились серые тени, метавшиеся туда-сюда, он пытался их схватить или отмахнуться от тех, которые лезли слишком близко. Внезапно он проснулся посреди ночи в страшном испуге и, вспомнив, что Тим лежит на полу, хотел перенести брата на кровать, взяв на руки, но того уже не было дома. Ни записки, ни сообщения он не оставил. Трубку не брал. На часах третий час. Ильяс напряженно смотрел в стену и не сомкнул глаз до самого утра, пока в одиннадцатом часу Тим не заявился домой в подавленном состоянии. Малой хотел неслышно зайти и на цыпочках перебраться в гостиную, надеясь, что брат не заметил его отсутствия, но едва он начал открывать входную дверь, Ильяс уже стоял в коридоре, сложив руки на груди и облокотившись плечом на стену. — Где ты был всю ночь? — раздался его вкрадчивый голос, и Тим застыл, не решаясь захлопнуть дверь и повернуться к брату лицом. Медленно обернувшись, он со страхом уставился в безмятежное лицо старшего брата, прекрасно видя, что он полностью напряжен. — Нигде, — все же огрызнулся он, снимая обувь и пытаясь пройти мимо Ильяса, боясь разозлить его еще больше. И не зря, ведь тот преградил ему дорогу, и малой внутренне сжался, ожидая худшего. Старший схватил брата за воротник и притянул к себе. — Где. Ты. Был. Всю. Ночь?! — со злостью прошипел он, жестко выделяя каждое слово и глядя прямо в глаза малого. — Ильяс, отпусти, ты не в себе, — пробормотал Тим, пытаясь мягко убрать его руки своими ладонями, но тот еще сильнее сжал кулаки.— Я вышел прогуляться… — Тим, ты нормальный вообще? —он с силой встряхнул младшего брата и, шумно выдохнув, все же отпустил. — Я не спал, ждал тебя всю ночь, а ты где-то шлялся… Хотя, почему меня должно это волновать? Ты взрослый и сам за себя отвечаешь! Развернувшись на пятках, он ушел на кухню. Расстроенный Тимур сел на диван в гостиной и через несколько минут уснул.Сквозь сон Тим слышал, как Ильяс на цыпочках подошел к нему и сел рядом, укрыв брата мягким пледом. Он приоткрыл глаза и прошептал: — Ильяс… Возьми меня за руку… Старший брат взял его холодную ладонь и крепко сжал ее сильными пальцами. Тим слабо улыбнулся, пряча глаза за черными ресницами. — Тимур, с тобой все хорошо? — обеспокоенно вглядывался в его бледное лицо Ильяс. — Да, — он снова попытался улыбнуться. — Просто устал. Прости, что ушел, не предупредив… Его голова обессиленно упала на подушку, волосы разбросались сном в разные стороны, и Тим больше ничего не слышал. Первое, что увидел Тимур, проснувшись в половине двенадцатого— это радостное лицо Ильяса. — Ти-им, доброе утро! — Сколько я спал? — голова разрывалась на куски и все тело болело так, словно Тимура всю ночь избивали в подворотне. Сам парень охарактеризовал это как «состояние помятого пакета». — Часов двадцать пять, не больше, —пожал плечами Ильяс. — Ты постоянно просыпался, но в целом, я не мог тебя поднять, ты посылал меня куда подальше. Он задумчиво посмотрел в окно и снова улыбнулся. — Но не в этом суть! Сегодня мы с тобой идем в парк аттракционов! Тимур аж застыл на месте и, тут же вскочив, начал собираться, припрыгивая, как ребенок. Через двадцать минут, когда все были собраны, а чай распит, братья сели в машину и поехали. Тим с удивлением смотрел в окно, где проносились побелевшие улицы и огромные хлопья первого снега. — Когда успел выпасть снег? — в недоумении спросил парень. — Пока ты спал, — последовал ответ. Уже тогда, когда они стояли в очереди за билетами, и Тим счастливо пританцовывал, совсем не думая, что ему придется омрачить их день печальной новостью, Ильясу позвонили. Он внимательно выслушал голос на том конце провода и, сказав, «хорошо, я сейчас приеду», виновато посмотрел на Тимура. — Тим, я должен ехать, э-э-э… на студию, — он схватил брата за руку, завел за угол и поцеловал. — Какие-то проблемы с нашим треком. Я вернусь поздно вечером. Повеселись! И его фигура начала удаляться. Тимур смотрел ему вслед, и на глазах уже начинали проступать злые слезы. Он сжал в кармане куртки листок и, развернувшись, пошел в противоположную сторону.▫ ◀❏▶▫
Квартира встретила Ильяса тягучей тишиной и мраком. «Тимур должен был уже приехать, — парень стал искать телефон, все еще стоя в темноте посреди прихожей. — Где же он?» Набрал его номер. Гудки пошли, и что-то начало светиться на кухне в конце коридора. А потом перестало, и нежный голос безучастно: Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Ильяс ступал едва слышно, и, когда его глаза привыкли к темноте, он сумел различить в тусклом свете уличных фонарей, пробивающемся через штору, маленький силуэт Тимура. Брат сидел на стуле, прижав ноги к груди, обхватив их руками и уткнувшись лицом в колени, слегка покачиваясь из стороны в сторону, были слышны его всхлипы. Ильяс сел напротив и тихо позвал его: — Тимур? Он вздрогнул и поднял голову. Было видно только его заплаканные глаза, поймавшие отблески света ночной Москвы. Тимур явно был напуган внезапным появлением старшего, но тут же постарался сделать непринужденное лицо. — Что случилось, Тима? Он отвел глаза и молчал. А потом слабо, неправдоподобно улыбнулся и, с болью глядя в глаза брата, которые также были полны света ночных фонарей, едва слышно выдохнул: — Ничего. Он встал и медленно пошел в комнату, пошатываясь на ходу. Ильяс проводил его обеспокоенным взглядом, а потом и сам направился следом, не забыв включить свет. Малой лег на диван, завернувшись в плед, поджал ноги и отвернулся к стене. Но что-то было не так. И Ильяс понял это по каплям крови на полу. Кровавый след тянулся с кухни до дивана, и мысли старшего Гаязова уже начали леденеть. — Боже мой, — прошептал он. — Это что, кровь? Глупый, конечно, вопрос, но другого Ильяс пока не придумал. Он заметил, как Тимур снова вздрогнул, а потом повернулся, приподнявшись на руках, и посмотрел на пол, тихо прошипев при этом «черт». При ярком свете было видно, что от слез у него опухло лицо, глаза были красными, как будто он плакал несколько часов подряд, а рукав его светло-голубой толстовки весь пропитался кровью. Ильяс на мгновение застыл, а потом медленно подошел к нему и сел рядом. Взял в руки его запястья и вопросительно посмотрел на него. Тот через боль улыбнулся и натянуто кивнул, будто кто-то силой опустил его голову. Брату он доверял больше, чем себе. Но когда тот задрал рукава его толстовки, Тим хотел просто исчезнуть. Быть где-нибудь, но не здесь. Не видеть лица старшего в этот момент. Поэтому он просто закрыл глаза. А Ильяс смотрел. И видел множество шрамов — от маленьких, уже почти затянувшихся царапин до глубоких свежих порезов. И некоторые из них кровоточили. — Тимур, — едва слышно прошептал старший брат, — ты же… весь кровью истекаешь… Тим открыл глаза, стараясь не глядеть на порезы, но они так и притягивали взгляд, поэтому он уставился на них, наблюдая, как тонкие струйки крови стекают на его колени. Но больше всего не хотелось смотреть в глаза старшего брата. Тимур старался стать поддержкой для Ильяса, которому и так нехило доставалось в последнее время, а не балластом. И он опять налажал. Стал разочарованием для самого дорогого ему человека. И теперь Ильяс вновь должен забыть о себе и своих проблемах, чтобы решить совсем детские проблемы младшего брата. Нет, не так. Депрессивного придурка, который приходится ему младшим братом. Прелестно, не правда ли? —Прости-и меня, — чувствуя, как вот-вот вновь заплачет, дрожащим голосом прошептал Тимур. — Я опять тебя подвел… — Глупенький, — вздохнул Ильяс. — Ты же вроде в медицинском учился, знаешь же, какие последствия могут быть… Сейчас я аптечку принесу. — Зачем? — едва слышно прошептал малой ему вслед, но он услышал. — Это я у тебя должен спросить, зачем, — ответил Ильяс, вернувшись в комнату с аптечкой и садясь рядом с братом. — А я не хочу, чтобы ты истек кровью у меня на руках. Он попытался улыбнуться, но вышло как-то криво. Ильяс обработал ранки, останавливая кровь, и вытащил иголку с ниткой, собираясь зашить особенно глубокие порезы, но Тимур резко выдернул руку. — Нет, не надо! — прижимая запястье к груди, пискнул малой. — Не надо зашивать! — Тим, но тогда ведь они не заживут… — попытался настоять на своем Ильяс, но брат сильно-сильно замотал головой, что старший забеспокоился, как бы та не отвалилась. — Мне все равно, пусть не заживают! — со слезами крикнул Тим, и Ильяс поспешил обнять его, чтобы успокоить. — Обещай мне, пожалуйста, что больше не будешь себя резать, — пробормотал старший после длительного молчания, нарушаемого лишь всхлипами Тимура, обмякшего и дрожавшего в его руках. Тот молчал, и Ильяс уже начал подозревать, что малой потерял сознание, как он произнес одними губами: — Сегодня обещали снегопад, ты знал? — Ох, Тим… — старший на мгновение оторвался от него и заглянул в глаза, а потом прижал к себе еще крепче. Немного отстранившись, он прикоснулся к его губам поцелуем, но как бы младший брат не прислушивался к себе, от этого эйфория не била в голову как раньше. Внутри все так же распускалась горькая пустота, поглощая все его нутро. Казалось, словно он бежит через темный лес. Там, где солнце село, деревья казались мертвыми, а реки — отравленными. И Тимур бежал, надеясь, что тропа приведет его домой. Но вокруг не было ничего. Был только он. И его позор. И единственное, о чем он думал в этот момент: «Как же я теперь буду писать песни о чувствах, если я сам ничего не чувствую?»▫ ◀❏▶ ▫
После этого все продолжалось, как прежде. Ильяс целыми днями пропадал в неизвестности, а Тимур лежал на диване, глядя в потолок. Холодные метели февраля и жуткий мороз не привлекали его, поэтому он лишь изредка равнодушно смотрел на них через закрытые окна, сравнивая с тем, что творится сейчас внутри него. В куртке все так же лежал помятый листок, который Тимур иногда доставал и, в упор глядя на него, шепотом читал уже заученные наизусть фразы: — Заключение по данным психологического обследования Гаязова Тимура, двадцать два года. У обследуемого диагностирована тяжелая форма депрессии… Верить в это ему не хотелось. Пить антидепрессанты тоже. Поэтому Тим просто складывал листок и убирал его обратно в куртку. В середине февраля случается один день, который Тимур ненавидит всем своим сердцем. День всех Влюбленных. И в этот раз ему пришлось пересилить себя и приготовить подарочек своему брату, чтобы тот не обиделся. В очередной раз ожидая его вечером со студии, слушая шум воды, которая набиралась в ванной, он листал ленту в социальных сетях и случайно наткнулся на историю своего друга. На фото он и Ильяс отвисали в каком-то клубе с компанией парней и девушек, и выглядели веселыми и немного подвыпившими. Сердце пропустило один удар и разбилось вдребезги об пустоту. Слезы уже застилали глаза, на ватных ногах Тим дошел до ванной, где обычно прятался, будучи совсем маленьким и старше, и рухнул на пол, захлебываясь рыданиями. В голове крутилось одно: «Зачем надо было лгать? Зачем… надо… было… лгать?» Немного успокоившись, Тим поднялся на ноги и глубоко вдохнул, серьезно глядя на свое заплаканное лицо в зеркале. Он все решил.Пошатываясь, он пошел в гостиную и накрыл диван пледом, под которым хандрил последние… сколько? Уже не помнил… Тим поправил их с Ильясом фотографию на журнальном столике. Настрочил сообщение в телефоне и, выключив его, положил на столик рядом с пультом от телевизора. Надел старую, уже потрепанную футболку,в одежде залез в едва теплую воду и, глядя прямо перед собой, крепко сжал в руках лезвие. С грустью посмотрел на старые шрамы и тут же решительно отогнал все сомнения. Прислонив к коже, немного надавил. Острые иглы впились в его сознание, и тонкие капельки крови стали проступать на поверхности запястья. Глубоко вдохнув, он с силой нажал на лезвие и резко провел вдоль по руке. Откуда-то из глубины его груди вырвался сдавленный крик. Алая полоса мгновенно запестрела на белоснежной коже, рядом с ней появились еще несколько. И вновь послышались рыдания, сотрясающие тело Тимура. Прочертив точно такие же линии на другом запястье, Тим опустил руки в воду, смотря прямо перед собой. Вода становилась красной, поэтому парень закрыл глаза, опускаясь по плечи. Он почувствовал только, как одинокая слеза прокатилась по его щеке. Больше не будет больно.▫ ◀❏▶ ▫
Когда в руке завибрировал телефон, Ильяс решил проигнорировать сообщение от Тимура, потому что малой ему уже серьезно поднадоел. Лежит вечно на диване, спит, есть не хочет, работать не хочет. Но первые строчки его серьезно напрягали. Тим никогда не начинает сообщения так. Сердце Ильяса пропустило один удар, парень перестал двигаться в такт музыке и уставился на экран телефона, где мелкими буквами было написано что-то ужасное. «Привет, Ильяс. Сначала хочу попросить прощения за все. За то, что писал плохие песни. За то, что постоянно убегал. За то, что последнее время ничего не делал и просто хандрил под пледом на диване. Я знаю, что у тебя было много проблем. Что тебе просто было некогда. Но скажи мне, пожалуйста, вот что... Зачем надо было лгать? Я думаю об этом последний час, ни о чем больше думать не могу. Ты мог бы просто сказать, что тебе нужен перерыв, что тебе нужно отвлечься, что ты хочешь просто потусить. Ты говорил мне каждый день, что уезжаешь на студию, а сам в это время развлекался с друзьями. Почему? Ты знаешь, каково мне, когда ты работаешь и днём, и ночью, а я просто лежу на диване и смотрю на снег? Нет, ты ничего не знаешь. Но я на тебя не злюсь. Я сам виноват. Нельзя было в тебя влюбляться. Теперь уже поздно. Я надеюсь, что ты не будешь плакать по мне. Я не хочу знать, что ты где-то плачешь. Я всего-навсего депрессивный придурок. Но никак не твой брат. Я не смог стать для тебя поддержкой и опорой, как ты для меня. Знаешь, что я сейчас вспомнил? Нашу песню… И хочу спросить: — Зачем бежал я вслед, когда бессмысленно утопаем? Наверное, ты уже обо всем догадался… Что ж, тогда считай это сообщение моей запиской. Еще раз прости. Просто знай, Ильяс, что я люблю тебя. И всегда буду любить». «Нет!» Ничего не соображая, он начал выбираться с танцпола. Ему нужно было лишь добраться до машины, сесть в нее и поехать домой. Дрожащими пальцами набрал номер скорой. Сто три. Вызов. — Здравствуйте, скорая? — прохрипел он, выходя на улицу. — Мой брат… он… порезал вены в ванной. Приезжайте, пожалуйста, как можно быстрее. Он быстро продиктовал адрес, одновременно пристегиваясь, и, отключившись, завел машину, тут же выжимая педаль газа до пола, скользя на заснеженной дороге. Только бы успеть. Около дома он очутился менее, чем за десять минут, скорая еще не подъехала, но, казалось, что вдали уже раздался вой сирен. Пулей взлетев наверх, Ильяс открыл дверь и, не раздеваясь, бросился в ванную комнату, прошлепав ботинками по луже. Открыв дверь, он увидел то, от чего что-то внутри него сломалось. Его младший брат по плечи лежал в алой воде, закрыв глаза. Кажется, он был без сознания. В луже на полу блестело тонкое серебристое лезвие с каплями багровой крови. На негнущихся ногах Ильяс подошел к ванной, выключил кран, схватил Тимура в охапку и рывком вытащил из воды, чувствуя, как сам слабеет. Параллельные линии вдоль белоснежных запястий малого пестрели, как маки на снегу. Ильяс осел на пол вместе с братом, поглаживая его по мокрым волосам. Тимур был бледным. Страшно бледным. Под его глазами залегла глубокая тень, а грудь едва колыхалась дыханием. Почему он раньше не замечал того, как изменился его брат в последнее время? Кто-то зазвонил в домофон и, мягко опустив Тимура на пол, Ильяс впустил врачей в подъезд, оставив дверь в квартиру открытой, чтобы они могли войти. За окном мигали красно-синие огни. Тимура положили на носилки и унесли. Ильяс сопровождал его до машины скорой помощи, но туда его уже не пустили. Он остался стоять посреди заснеженного тротуара. Из глаз брызнули слезы, и он закричал, падая на землю. Он не знал, сколько просидел на улице, но, когда он вернулся домой, он сразу слил воду из ванной, вытер лужу на полу, нашел все лезвия и выкинул их в мусорное ведро. В остальной части дома был порядок. Тим даже помыл за собой посуду. Как же непривычно тихо… Ильяс сел на диван, глядя в упор перед собой, пока его взгляд случайно не нашел на журнальном столике небольшой лист бумаги. Развернув его, он вслух прочитал всего два слова, написанные мелким округлым почерком Тимы: — Карман куртки. Ильяс сначала в ступоре смотрел на лист, а потом сорвался с места и начал прощупывать карманы всех курток, что висели на крючках в прихожей. В легкой куртке Тимура он нашел мятый, сложенный вчетверо лист. Осторожно развернув его, он пробежался глазами по ровным строчкам, холодея. — Заключение по данным психологического обследования Гаязова Тимура, двадцать два года, — прошептал он одними губами. —У обследуемого диагностирована тяжелая форма депрессии… Лист выпал из его рук, Ильяс осел на пол, обхватывая себя, словно замерз. Все это время он не замечал, что его брат борется с депрессией, лгал ему, считал, что он просто ленивый и тупой, все на этом. Хватая какую-то куртку, парень встал и захлопнул дверь в квартиру, выбежал из подъезда и сел в машину. В какую больницу повезли Тимура? Он даже не спросил. Обзвонив все реанимации Москвы, он нашел Тимура к четвертому часу ночи и через несколько минут уже мчался к нему. В приемном отделении его попросили подождать, потому что идет операция. Ильяс не мог сидеть в душном помещении и вышел на улицу. С удивлением обнаружив, что в спешке надел куртку Тимура, он нашел в кармане пачку сигарет и, засунув в рот сразу три, нервно закурил, пытаясь успокоиться. Он не знал, сколько просидел в приемном отделении, но тут появился мужчина лет сорока-пятидесяти на вид, с седой щетиной на лице и в белом халате, и Ильяс вскочил на ноги. — Вы Гаязов Ильяс? — спросил доктор. — Да, — встревоженно ответил парень. — Что с моим братом? Каким-то уголком сознания, он подумал, что такие вопросы — уже клише. — Мы перелили кровь и зашили порезы, сейчас его состояние стабильное, — ответил врач, и Ильяс с облегчением выдохнул. — Вы вовремя нам позвонили. — Я могу его навестить? — Да, только недолго, — мужчина снял с крючка белоснежный халат и протянул Ильясу. — И не давайте ему пить, если он очнется. Можете только смочить ему губы. В палате было тихо. Тим лежал под капельницей, его глаза были закрыты. Его грудь равномерно поднималась и опадала, черные волосы разбросались по подушке, но цвет лица и рук все еще сливался с постельным бельем и бинтами на запястьях. Ильяс положил свои пальцы на его ладонь, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. — Тима, прости меня за то, что я лгал тебе, — негромко проговорил он. — И за то, что был невнимателен. Часто грубил. Я знаю, что я самый ужасный человек в твоей жизни. И не понимаю, почему ты отдал свою любовь именно мне, ведь я козел. Но я всегда буду любить тебя, Тим. Я бы не смог жить, если бы потерял тебя. Я видел… тот листок. Клянусь всем, что у меня есть, Тим, я помогу тебе выбраться из этого дерьма, и ничего не расскажу маме. Только живи. Он почувствовал, как холодные пальцы несильно сжали его руку. И не смог сдержать слезы.▫ ◀❏▶ ▫
Аллея вишен розовела нежными цветами, отпускающими свои лепестки под порывами ветра, словно снегопад в начале мая. В свете луны все казалось белым, и Тимур, держа за руку Ильяса, распинывал лепестки в разные стороны. Счастье для них двоих — находиться рядом, держаться за руки, ощущать друг друга. И Ильяс, понимая себя безнадежно влюбленным, пытался впитать каждый момент этого позднего вечера. А Тимур, каждый раз обнимая брата,жмурился от счастья, словно ребенок, потому что нашел свое солнце. И оба понимали, что любят друг друга безумно. Это все. Это больше, чем все.