Часть 1
8 июня 2020 г. в 22:01
— Ты бы хотел полететь в космос?
Паша затянулся сигаретой, поворачиваясь к Юре. Тот смотрел в небо, и в его тёмных глазах отражался свет тысячи звёзд. Музыченко задумчиво курил и не торопился с ответом. Табачный дым медленно поднимался вверх серым туманом, растворяясь в холодном февральском воздухе.
— Нет, наверное. Мне и на Земле хорошо, — наконец произнёс он.
Их месяц в Карелии подходил к концу. Работа над альбомом была почти завершена: им осталось записать только бас и аккордеон для последнего трека. И тогда они могут со спокойной душой покинуть это место.
После очередного утомительного дня они вышли на перекур и теперь стояли, разглядывая чистое ночное небо. Мириады созвездий тонули в черноте вселенной, мигая и утопая в бесконечном пространстве. Юра уже и не помнил, когда в последний раз видел столько звёзд. В вечно хмуром и засвеченном Питере такого не бывает. Лишь здесь, вдали от цивилизации, где толком-то и связь не ловила, можно было созерцать первозданную красоту природы.
— Хотя, нет. В детстве я хотел стать космонавтом, как и все тогда, — Юра поглубже закутался в пальто, переминаясь с ноги на ногу. — Но потом услышал скрипку и уже ни о чём кроме музыки больше не думал.
Сигарета в Пашиной руке догорала, но он будто этого не замечал. Личадеев смотрел на Юру, привалившегося спиной к стене, уставшего и сонного, завороженно смотрящего на небо, и думал, что он стоит всех этих звёзд. Паше вдруг нестерпимо захотелось его поцеловать, сжимая в объятьях. Прижать к себе крепко-крепко, до хруста рёбер — столько эмоций дарил ему этот человек.
Они уже давно были гораздо ближе, чем просто друзья. Понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Даже молчание между ними было уютным и нисколько не напрягало. Никто, наверное, так хорошо не знал Пашу, как Юра. Он словно видел его насквозь. Не смотря на крутой нрав, Музыченко был достаточно проницательным человеком. Он всегда тонко улавливал все оттенки настроения Личадеева и будто наперёд знал, что тот сейчас скажет. Юра был его родственной душой.
Последний раз затянувшись, Паша утопил окурок в сугробе. Он перевёл взгляд на небо, рассматривая широкую белую полосу млечного пути. Его взгляд зацепился за стремительно летящий яркий огонёк. Юра его тоже заметил.
— Загадывай желание, Паш.
— Загадал. Всё равно же не сбудется. Ладно, пошли в дом.
Музыченко щелчком пальцев отбросил окурок в сторону и открыл дверь, пропуская Пашу внутрь.
Они вернулись в комнату, где провели так много времени, записывая альбом. Личадеев устало завалился на разложенный диван, поднимая к окну руку с зажатым в ней телефоном, тщетно пытаясь поймать признаки стабильной сети. Юра же, нацепив наушники, сел за ноутбук, в сотый раз переслушивая получившийся материал.
За этот месяц их изоляции они так много спорили, столько нервов было потрачено на согласование их мнений. А к взрывному характеру Музыченко добавлялось еще и постоянное нахождение рядом толпы людей. И это угнетало Пашу. Хотелось хоть где-нибудь уединиться и побыть один на один со своими мыслями. Быстрее закончить альбом, чтобы уехать в такой уже родной Питер и хоть немного передохнуть от ребят.
Но в то же время Паша уезжать не хотел. Тёплая домашняя атмосфера этого дома, смех и веселье друзей отзывались в его душе чем-то бесконечно уютным. Тем, чего ему давно не хватало. Именно здесь он научился ценить эти мимолётные моменты, в которые чувствовал себя счастливым.
Паша лежал на диване, закинув руки за голову, разглядывая сидящего к нему спиной Музыченко. В памяти проносились воспоминания об их пребывании в этом доме. Расслабленный лохматый Юра, приползающий по утрам в поиках кофе, с располосованным подушкой лицом. Уютные посиделки за ужином, приготовленным всеми вместе. То, как он обнаруживал Юру на кухне среди ночи, и они словно заговорщики устраивали "ночной дожор" из всего, что находили в холодильнике. И Юра в такие моменты касался его поясницы тёплыми ладонями, притираясь сзади, пока Паша нарезал бутерброды к чаю. Как Музыченко зажимал его на лестнице, ведущей на второй этаж, и целовал, пока они не слышали шаги кого-то из компании. Их перекуры на крыльце, которые частенько заканчивались бросанием снежками и валянием в сугробах, отчего они очень не к месту простудились.
Паша был бы и рад продлить их творческую изоляцию в Карелии, но работа не ждёт — им предстоит ещё так много сделать.
Личадеев сам не заметил, как задремал под ворохом воспоминаний. Проснулся он от того, как широкая тёплая ладонь Музыченко забралась под его одежду и приятной тяжестью осталась лежать на животе. Паша попытался шевельнуться, но на его правом плече уместилась черноволосая лохматая макушка, а на бёдра по-хозяйски легла сверху нога. Личадеев приобнял Юру, легко сжимая пальцами.
— Вот сейчас кто-нибудь спустится, а мы тут в обнимку спим. Потом объясняться ещё, — Паша зевнул, натягивая повыше заботливо принесённый Юрой плед.
— Ну и пусть. Подумают, что мы бухие и опять до второго этажа не добрались. В первый раз что ли?
Музыченко переложил свою голову с плеча на грудь Паши, придвигаясь к нему вплотную. Кончиками пальцев он гладил живот Личадеева, описывая ровные круги вокруг его пупка, наслаждаясь ощущением от прикосновения к мягкой нежной коже.
— А чего наверх-то не пошёл? — спустя минуту спросил Павел, задумчиво пропуская между пальцев Юрины волосы.
— А когда ещё вот так с тобой полежишь? Кую железо, пока горячо.
За окном завыла холодная февральская вьюга, и Личадеев на секунду представил себя сейчас на улице. Как мокрый снег летит ему в лицо, промозглый ветер задувает за шиворот и немеют на руках пальцы. Пашу тут же передёрнуло от дрожи. И следом мгновенно бросило в жар от контраста представленного и горячего Юры, навалившегося на него половиной своего тела.
Они лежали в полутьме, комнату лишь слабо освещал оставленный включённым ноутбук. Паша не знал сколько он проспал, но его внутренние часы подсказывали, что до рассвета ещё несколько часов. И он был только за, чтобы провести их наедине с Юрой.
У Музыченко затекла рука и он зашевелился, ища удобное положение. Он лёг чуть выше, утыкаясь носом в остро выступающие ключицы Паши, и тот почувствовал, как горячее дыхание Юры щекочет его кожу.
— Мы могли бы и в Питере так же ночевать, если хочешь. Хоть иногда, — прошептал Павел, целуя Музыченко в макушку.
— Могли бы. Но там немного не то. Здесь всё совсем по-другому. Атмосфера располагает что ли, пёс его знает. Будто время останавливается в нужные моменты и тебе остаётся лишь ими наслаждаться, впитывая до последней капли. Вот как сейчас.
Юра приподнял голову, целуя Пашу в щетинистый подбородок. Личадеев повернулся к нему, ловя его губы своими, легко скользя по ним языком.
— "Всё вокруг застыло, одни во всём мире", — тихо пропел Музыченко, и они оба довольно улыбнулись.
Юра вернулся в прежнее положение, ложась на грудь Личадеева, ощущая, как Паша гладит его по голове, спускаясь по шее к плечам и поднимаясь обратно.
— Даже уезжать отсюда иногда не хочется. Ведь в Питере всё будет по-другому. Вернее, по-прежнему. А здесь... Здесь можно никуда не торопиться, никаких разъездов, всё так тепло и по-домашнему. Давно такого не ощущал. Тут временами страдает нервная система, — Юра усмехнулся. — Но зато отдыхает душа. Ты ведь тоже это чувствуешь, Паш?
Юрина рука проскользила вверх, накрывая солнечное сплетение Личадеева, кончиками пальцев ощущая пульсирующие толчки внутри.
Экран ноутбука погас, переходя в спящий режим. К тишине, царящей в доме, примкнула тьма, обволакивая собой всех находящихся внутри. Паша закрыл глаза, вслушиваясь в завывающий за окном ветер.
— Чувствую. Именно поэтому, когда мы курили, я загадал, чтобы мы сюда вернулись. Только уже вдвоём.
Он накрыл Юрину руку своей, переплетая их пальцы. Музыченко медленно засыпал под звук размеренно бьющегося сердца Личадеева.
— Когда-нибудь обязательно вернёмся. Ведь оно того стоило, — сквозь сон пробормотал Юра.
В ответ Паша лишь чуть сильнее сжал его плечо, погружаясь в сновидения.