На один процент больше, чем сто

      Глубоко вздохнув полной грудью и широко раскинув руки в разные стороны, Хонджун улыбнулся на встречу прохладному ветру, что по пути запутался в его светлых волосах, явно не желая двигаться дальше, а парень был совершенно не против. Он стоял на берегу океана, а солнце, только-только появившееся из-за горизонта, освещало синие спокойные волны, которые ветер всё же решил потревожить, и мирное, почти идиллистическое лицо Хонджуна. Он одет в голубую толстовку на два размера больше и такого же цвета свободные шорты, и ему, возможно, было бы холодно в любой другой день, но только не сегодня. Он и сам не до конца понимает, почему именно сегодня. Метеорит не упал на Землю, дельфины не начали ходить и даже апокалипсис не начался, но что-то было не так, он чувствовал это. И не потому, что был безумно счастлив именно в это утро, проснувшись ни свет ни заря, просто чувствовал, что будет что-то хорошее.       Хонджун любил наблюдать за рассветом, а сейчас, стоя на берегу безграничного океана, чувствуя, как ветер играет с его волосами и слыша, как волны морской воды неспешно наваливаются одна на другую, он чувствовал такую непреодолимую лёгкость, что, казалось, прямо сейчас он может взлететь и улететь далеко-далеко вдаль, навстречу свету.       Хонджун любил раз в месяц (а то и два, тут уж как повезёт) выбираться к океану, потому что это место было таким спокойным и умиротворённым, что ему сразу становилось так хорошо и так уютно, нежность ко всему живому просто лезла во все щели, и когда он возвращался домой из этого небольшого уик-энда, вдохновение плескалось в его глазах и порой он сам не знал, куда его девать. Иногда у него возникало чувство, что если он прямо сейчас не поедет посмотреть на океан, то просто умрёт, поэтому никогда в этом удовольствии себе не отказывал.       Он всё ещё вдыхал прохладный морской воздух, как вдруг почувствовал крепкие руки на своей талии, и, открыв глаза, обнаружил крепко скрепленный замок из пальцев у себя на животе, а затем почувствовал острый подбородок на своём плече и тепло мягкой щеки, нежно прижавшейся к его лицу. Улыбнувшись ещё шире, он с удовольствием поддался назад, навстречу желанному теплу, и с лаской накрыл ладонью замок из пальцев.       А ещё у него был Сонхва, которого он любил почти так же сильно, как и океан, только, разве что, на один процент больше, чем сто. Сонхва был тем, ради кого Хонджун был готов жить и наслаждаться жизнью, не взирая на обстоятельства или проблемы, ведь это — самая главная составляющая человеческого счастья — любовь к жизни. И она была даже чуточку важнее, чем любовь к себе.       Сонхва всегда был тем, кто говорил Хонджуну слова, которые тут же отгоняли от него тёмные тучи, оставляя лишь свет и огромное облегчение, которое окрыляло его, разве что, на один процент больше, чем сто.       Когда Хонджуну было плохо или грустно, Сонхва всегда оказывался рядом и находил нужные слова, как по-волшебству, и мир вновь обретал краски.       В то время, когда они только познакомились, Хонджун был вредным и чересчур самоуверенным, как его окрестили в стенах универа, «зубрилой». Тогда он ни с кем не разговаривал кроме единственного лучшего друга Чон Уёна на курс младше, и то он бы, наверное, никогда в жизни с ним не заговорил сам, если бы младший не оказался таким прилипчивым.       А Пак Сонхва был первым парнем на деревне, все девчонки табунами сбегались к нему, как сороки на блестящие побрякушки. Хотя, если подумать, он действительно сиял. Всегда снисходительно и слегка виновато улыбался, когда отказывал очередной девушке, которая была обречена на такую же участь, как и её предшественницы, которые, почему-то, получив отворот поворот, больше никогда с Сонхва не разговаривали и даже не смотрели в его сторону, как будто говоря: «Смотри, кого ты потерял», но Сонхва было абсолютно по барабану. Девушки его не интересовали, равно как и отношения.       Сонхва отлично учился и у него не было времени на всё вышеперечисленное.       Хонджун не завидовал, совсем нет, ему было абсолютно всё равно и он, почему-то, всегда считал, что Сонхва точно какой-нибудь высокомерный богач, раз так запросто отшивает каждую девушку, не давая шанса ни единой. И он думал, был уверен, что они никогда не пересекутся, ведь «куда нам до королей», и вероятность этого была, разве что, на один процент больше, чем сто.       А потом случилось то, что разбило его уверенность в пух и прах. В один из самых прекрасных и солнечных деньков, когда птички поют и солнышко светит, Хонджун, естественно, отсиживался в библиотеке, потея над докладом по психологии и всячески ища материалы для текста в сотнях книг перед собой, и сколько бы Уён не предпринимал попыток вытащить упрямого хёна на улицу, всё было безуспешно, поэтому Чон, обиженно фыркнув, ушёл один, оставив Хонджуна в окружении всё той же сотни книг по психологии и её развитии как науки. Он не помнил, сколько времени провёл, сидя за столом, но в итоге просто заснул. Солнце так приятно грело спину, что он просто не смог удержаться от искушения вздремнуть хотя бы пару часов.       А когда он, услышав зовущий его по имени глубокий и приятный голос, почти как бархат, проснулся, на улице уже стемнело. Он удивлённо оглядывался по сторонам в поисках этого чудесного голоса и с удивлением обнаружил, что разбудил его никто иной как Пак-собственной-персоной-Сонхва.       — Прости, библиотека скоро закрывается, поэтому я решил разбудить тебя, уже довольно поздно, — он неловко улыбнулся, и Хонджун с ужасом для себя заметил, что уши его нещадно горят, равно как и щёки, но Сонхва, похоже, ничего в полумраке не заметил.       — С-спасибо, — едва слышно пробормотал Хонджун, но Сонхва услышал и, напоследок улыбнувшись, произнёс:       — Ну, тогда пока. Удачи.       Хонджун выдавил в ответ что-то неразборчивое, но Сонхва уже не слушал, только развернулся и, взяв сумку, вышел за двери библиотеки.

***

      С того момента они всё время пересекались то там, то здесь, постоянно встречались взглядами и натыкались на забытые вещи друг друга, как будто кто-то специально хотел, чтобы они встречались как можно чаще.       И Хонджун сам не понял, как в какой-то момент они начали сидеть в библиотеке за одним столом, что Хонджуна страшно раздражало, потому что стоило Сонхва появиться в где-нибудь, как туда тут же слетался его фан-клуб со всех концов универа, создавая столько шума, что однажды сама старушка-библиотекарь собственноручно выставила их за дверь, за что потом Хонджун купил ей коробку шоколадных конфет.       Чуть позже в библиотеке вновь воцарилась тишина, однако Сонхва продолжил свои визиты, но уже без фанатов, и они с Хонджуном даже перебросились парой фраз о психологии, после чего он решил, что, возможно, не такой уж Сонхва высокомерный богач, коим его считал всё время, и иногда, сам не понимая причины своего странного поведения, безбожно краснел до кончиков ушей, когда их пальцы случайно соприкасались, и он проклинал себя за это и одновременно благодарил всех Богов за то, что Сонхва смотрел в другую сторону. Этот феномен он так и не смог объяснить, однако Уён почему-то всегда ехидно улыбался и хихикал, чего Ким абсолютно не мог понять. Он не понимал этого только, разве что, на один процент больше, чем сто.       Их мимолётные разговоры случались всё чаще и чаще, и в итоге они подружились. Сонхва на все сто процентов не был высокомерным богачом, хотя и выглядел так. Наоборот, он был добрым и искренним и даже признался, что ему надоело то внимание, которое люди уделяют его внешности, не пытаясь даже понять, какой человек он на самом деле, что, в общем-то, очень задевало, пока он не смирился и не отнёсся к этому спокойно. Жить стало проще. Хонджун рассказал, что его никогда не волновало мнение людей о нём, поэтому, даже когда он покрасил волосы в ярко-красный, ходил с гордо поднятой головой, не обращая внимания на перешептывания за своей спиной. Вскоре пыл поубавился, и люди уже не так реагировали, видя его красную шевелюру.       Оказалось, что у них было много общего, начиная с предпочтений в музыке и заканчивая взглядами на жизнь. Они разговаривали так увлеченно, что даже не заметили, как на улице стемнело и пришли в себя только когда старушка-библиотекарь позвала их и предупредила, что библиотека скоро закрывается, поэтому они должны поторопиться.       Они договорились встретиться на следующий день и может быть даже пообедать вместе.       После этой встречи произошла ещё одна. И ещё одна. И ещё… Они все время проводили вместе, ходили гулять и обедали тоже вместе, как закадычные друзья (Уён даже наигранно-обиженно шутил, что Ким променял его на парня).       Всё больше узнавая Сонхва, Хонджун понял, что влюбился в него по самые уши, и что влюблённость эта, к его огорчению, не взаимна, потому что у Сонхва появилась девушка. Ким Дженни — первая красавица универа, добродушная ко всем и каждому, а отличная учёба только прибавляла ей шарма. Они держались за ручки, тихо над чем-то хихикали и Хонджун был уверен, что у него абсолютно точно нет никаких шансов. Его уверенность составляла только, разве что, на один процент больше, чем сто.       Хонджун даже Уёну не рассказывал о своей постыдной влюблённости, и не потому, что был влюблён в парня, нет, у Уёна самого уже давно был возлюбленный и об их отношениях не знали, разве что, растения на подоконнике, хотя и они уже начинали догадываться, да и в любом случае Уён всегда поддержал бы его, что бы ни случилось, но рассказывать о влюблённости в парня, у которого есть девушка и об этом знают даже растения на том же самом подоконнике он не хотел.       Лучше просто забыть и радоваться, видя счастливое лицо Сонхва рядом с ней, чем страдать по своей такой нелепой неразделённой любви, что было крайне глупо и абсолютно бесполезно, ведь, по сути, он только себе хуже сделал бы.       Однако он всё равно начал избегать Сонхва. Везде, где бы они ни пересеклись, он спешил побыстрее убраться оттуда, что, разумеется, без внимания Сонхва не осталось. Он спрашивал, в чём дело, на что Хонджун отвечал, что в последнее время у него много дел, поэтому совсем нет свободного времени, что было чистейшей ложью во всех её проявлениях — времени у него было предостаточно, экзамены давно закончились и волноваться было не о чем, поэтому гуляй сколько хочешь, но надо же было как-то отмазаться.       Сонхва только понимающе качал головой и разочарованно вздыхал. Так продолжалось целую неделю. Целую неделю Хонджун сбегал под предлогом срочных дел, а видеть Сонхва с Дженни, флиртующих у окна, сколько бы он себя не упрекал, было невыносимо. Пока однажды Сонхва это всё надоело и он потребовал объяснений.       — Хонджун, что происходит? Почему ты избегаешь меня? — спросил он, совершенно случайно поймав его под лестницей на первом этаже, прижав к стене в тёмной и пыльной подсобке.       Хонджун, сколько ни пытался, выбраться у него не получилось, поэтому оставалось только молиться всем существующим Богам, чтобы Сонхва не заметил его адски пылающих щёк. Снова.       — Я… — голос предательски дрогнул, и он запнулся. Сонхва смотрел выжидающе, терпеливо и даже как-то озабоченно, и Хонджун не понимал, почему. Он хотел придумать очередную глупую отговорку, но мысль, что руки Сонхва сейчас прижимают его твёрдой поверхности стены, нависая сверху, полностью выбила все мысли из головы, оставляя лишь пустоту. Да и врать ему уже осточертело. Тем более Сонхва.       — Ну?       — Я… — он вздохнул, но воздуха внезапно сделалось так мало, что он был готов поклясться, что ещё чуть-чуть, и начнёт задыхаться. — Я не хотел мешать вам с Дженни.       Сонхва на это лишь удивлённо распахнул глаза, что при свете, пробивающегося сквозь одно единственное окно было хорошо заметно. Удивление сменилось непониманием, и он спросил:       — С чего ты взял, что твоё присутствие нам мешало?       Мешало. Нам. Хонджун был почти уверен, что эти слова режут больнее раскалённого до бела ножа, как будто кто-то размашистыми движениями полоснул ему сталью по коже, из-за чего порезы получаются глубже, чем могло бы быть.       — Согласись, ведь без меня вам было проще. Ходили на свидания, обнимались, держались за руки… Согласись, я бы вам только мешал, — звучало почти осуждающе, но Хонджун не обратил внимания. Он пытался придать голосу невозмутимости, но выходило из рук вон плохо. Глаза неприятно защипало, и он сдерживался из последних сил, чтобы не заплакать.       Сонхва молчал, смотря Хонджуну прямо в глаза, и последний не знал, то ли сказать нечего, то ли он просто не хотел отвечать.       Но спустя минуту, бесконечно долгую минуту молчания он всё-таки ответил:       — Мы расстались.       Хонджун удивлённо вскинул брови, что Сонхва не мог не заметить, и изо всех сил пытался не думать, что эти слова приносят ему радость.       — Расстались? — переспросил он. — Почему?       — Мы никогда не встречались по-настоящему, Хонджун. Она — моя старая знакомая, мы знаем друг друга с детского сада, она мне как сестра. Она попросила меня притвориться её парнем, чтобы сплавить одного назойливого ухажёра, вот и всё.       Хонджун чуть приоткрыл рот в изумлении и вдруг понял, каким придурком он был всё это время, раз считал себя третьим лишним пары, которая никогда не была настоящей.       — А, — единственное, что он смог из себя выдавить, но Сонхва, посчитав это достаточным ответом, продолжил:       — Я же говорил тебе об этом, забыл? Тогда, в библиотеке.       И тут Хонджун вспомнил тот вечер в библиотеке, когда Сонхва сказал, что они с Дженни начали встречаться, но что было дальше он не слышал, потому что впал в прострацию и пытался осмыслить только что полученную информацию. И вдруг понял, что он, оказывается, ещё больший придурок, чем он предполагал.       В какой-то момент он не выдержал и громко рассмеялся, прикрывая рот ладонью, понимая, что если бы в тот вечер он слушал внимательно, то не было бы и вовсе этой чертовски длинной недели и невыносимой тоски по старшему, не было бы ничего. Он был таким глупым всё это время.       А потом Сонхва мягко взял его ладонь, которой он прикрывал рот, и Хонджун внезапно замолчал, удивлённо уставившись на Пака снизу вверх. Хонджун ничего не успел понять, только почувствовал, как жар подступает к лицу, а горячее дыхание Сонхва оседает на его губах.       Хонджун больше ни о чём не думал, он поддался вперёд, касаясь своими губами губ напротив, свободной рукой проводя по его щеке. Сонхва, положив руку ему на талию, притянул ближе, целуя глубже, отчего Хонджун глухо простонал в поцелуй. Ким слегка прикусил его нижнюю губу так, что тот издал не то рык не то стон, а в отместку больно сжал бедро Хонджуна ладонью, и тот промычал что-то неразборчивое в ответ.       Когда Сонхва отстранился, лицо Хонджуна пылало, губы горели и опухли, а дыхание сбилось совсем, что он почти задыхался. С Сонхва было то же самое.       — Я люблю тебя, — едва слышно прошептал Хонджун прямо в губы напротив, на что Сонхва улыбнулся, восстанавливая дыхание.       — Я тебя тоже, глупый.       И снова утянул во второй по счёту поцелуй, который был лучше, чем первый, разве что, на один процент больше, чем сто.

***

      Полностью погрузившись в сладкие воспоминания минувших дней, Хонджун не сразу заметил, что Сонхва что-то сказал. Они всё также стояли на берегу океана; Сонхва всё также обнимал Хонджуна за талию; а ветер всё также играл с их волосами.       — Прости, что ты сказал? — спросил Хонджун, хихикнув, когда Сонхва поцеловал его под ухом, сильнее прижимая к себе.       — Я сказал, что ты встал слишком рано, Хон-и, — он ласково провёл носом по открывшемуся участку шеи, целуя его и заставляя Хонджуна хихикать ещё громче. Его голос звучал хрипло после сна, и от этого по коже Кима пробежали мурашки, обосновавшись уже в районе затылка.       — Ты мог спокойно спать дальше, а не искать меня, — ответил он с улыбкой, поворачивая голову в его сторону и тут же попадая под атаку поцелуев любимых губ. Сонхва целовал всё, до чего мог дотянуться, а Хонджун уже открыто смеялся, ибо слишком уж щекотно.       — Я не мог бросить тебя одного, — Сонхва продолжал покрывать поцелуями его шею, поэтому Хонджун в один момент не выдержал, повернулся лицом к Паку и, обвив его шею руками и слегка привстав на носочки, коснулся его губ своими, утягивая в долгий поцелуй, а Сонхва только промурчал довольно, как большой кот, и Хонджун почувствовал губами его улыбку. Пак притянул Кима ближе, укладывая ладони на его талии, охотно отвечая на поцелуй. Когда они отстранились, то Сонхва аккуратно коснулся лба Хонджуна своим, и оба счастливо-счастливо улыбнулись. Руки Хонджуна всё ещё на шее Сонхва, а руки Сонхва — на талии Хонджуна, и ничто не могло нарушить эту идиллию. В глазах напротив плещется безграничная любовь и нежность, и Хонджун точно уверен, что счастлив. Прямо сейчас, в это самое мгновенье. Он счастлив только, разве что, на один процент больше, чем сто.