Лилии в волосах

— Помнишь, как мы спорили о свадьбе? — она щипает сухие губы, сложенные в едва заметную улыбку. На больничной койке, в окружении серых цветов она смотрится особенно трагично: болезненно исхудавшее тело, синяки под глазами, что стали неотъемлемой её частью и многочисленные следы уколов, особенно выделявшиеся на бледной коже. Девушка напротив была кем угодно, но точно не Гермионой Грейнджер — упорной, сильной и целеустремленной девушкой. От неё тут осталась только оболочка, а содержимое будто улетело за те два месяца нахождения в больнице. — Я ведь хотела тихую свадьбу на берегу моря, в окружении «своих», лёгкое платье и… — Цветы в волосах, — киваю, держа в руках её хрупкую холодную ладонь, и улыбаюсь. Клянусь, она говорила об этом постоянно. — Желательно… — Лилии, — знаю её, как облупленную. Всю, со всеми её желаниями, мечтами, тайнами, тараканами. Даже несколько забавно постоянно договаривать за неё. — А ты хотел роскошную и громкую свадьбу… — На всю магическую Британию, с кучей гостей, — погружаюсь в мечты и замечаю её недовольно сморщенный нос. Мне так нравится, что её это, кажется, немного взбесило. Да, я хотел большую и шикарную церемонию, чтобы всем показать насколько мои чувства к ярчайшей ведьме столетия безграничны. Показать, что она моя, как бы эгоистично это ни было. Оставляю на горячем лбу трепетный поцелуй, пока она по-прежнему смотрит в пустоту и нервно щипает губы. — Только теперь это лишь мечты, которым не суждено сбыться, — подводит она итог дрожащим голосом. В долю секунды улыбка сползает с её лица, а в глазах накапливается влага. Она поднимает глаза вверх, словно пытается заставить слёзы закатиться обратно. Шмыгает носом и пытается дышать ровно, как всегда, сохраняет спокойствие. — Нет же, Гермиона, что ты такое говоришь? — в панике обхватываю её лицо и заставляю посмотреть в глаза. — Ты выздоровеешь, обязательно, — успокаиваю её, но это больше похоже на попытку убедить себя. — И мы сыграем свадьбу, как ты хочешь: тихую, у моря, с лёгким платьем и лилиями. Она неверяще смотрит на меня. Ну же, Грейнджер, поверь в будущее, поверь в нас. Продолжаю тараторить слова утешения. — Мы позовём Поттеров, Дафну, Блейза. Всех, кого захочешь, даже Уизли, — вспоминаю Пэнси и удивляюсь, как она согласилась взять фамилию рыжего друга Гарри Поттера. Молчание. Она всхлипывает и пытается отстраниться. — Не надо, Драко, — она упрямо мотает головой. — Ты и сам знаешь — всё кончено. Её слова похожи на смертный приговор. Как иронично, что по сути это таковым и является. Мерлин, Грейнджер, героиня войны не должна сдаваться. — Ничего не кончено, Гермиона, перестань! — хочется заорать на неё, встряхнуть как следует и втолковать ей, что всё будет хорошо. Глупая ведьма, даже не понимаешь, что твои слова заставляют меня позорно лить слёзы, прямо как девчонка. Я не хочу, не буду, отказываюсь верить в то, что ты уйдёшь. Не сейчас, не когда всё наладилось. — Ты всё равно продолжаешь уверять меня, что всё будет хорошо. Ничего больше не будет! Драко, — она судорожно вдыхает побольше воздуха в грудь и касается моей щеки. — Драко, очнись. Я умираю. И улыбается. — Нет, — говорю слишком громко, возможно меня даже было слышно в коридоре. Плевать. — Нет! Хочется кричать, рвать глотку и сжечь всё дотла. Слёзы всё же скапливаются в уголках глаз. Ненавижу это. — Я умру — это факт, — она пожимает плечами, будто это самая обыденная вещь на свете. — Может завтра, а может сегодня. Но ты, — она тыкает в мою грудь пальцем, пока я сижу у её постели и внемлю каждому слову, будто преданный щенок, — Драко Малфой, ты будешь жить дальше. Будешь счастлив, — берёт моё лицо и вытирает большим пальцем слёзы, что всё-таки скатились по щекам. — Пообещай мне это, прошу. Она умоляет меня. Но как я могу исполнить эту просьбу? Это абсурд. Даже не думаю о том, как жалко выгляжу — мне плевать. — Я буду счастлив только с тобой, тебя никто не отпустит, слышишь? — во мне кричит эгоист и собственник. Я не привык отпускать своё. Всё, что дорого для меня — принадлежит только мне. Она укоризненно сводит брови к переносице и строго, будто моя мать, произносит: — Драко, почему мы всегда ссоримся из-за этого? Я прошу, просто пообещай, что ты будешь жить дальше. Я хочу этого больше всего, — облизывает губы, пока по её щекам течёт солёная влага. Она содрогается в беззвучных рыданиях, но продолжает упрямо смотреть мне в глаза. Ты шутишь, Гермиона? Нет, не обещаю и никогда не смогу пообещать тебе этого. Я даже не могу представить, что со мной будет без тебя. Смотрю на родное лицо и понимаю, что не хочу видеть на нём печаль. Стараюсь кивнуть, как можно более уверенно и, скрещивая за спиной пальцы, говорю: — Обещаю, — она издаёт судорожный вздох облегчения и пытается улыбнуться. — Но только это обещание не пригодится. Мы будем вместе и никак иначе, слышишь? — протягиваю мизинец, чтобы скрепить маленькую клятву. Она морщит нос, но сцепляет наши пальцы вместе в немом согласии, после чего взъерошивает мои волосы. Улыбаюсь, она ведь знает мою нелюбовь к подобным манипуляциям. — Ах ты, маленькая непослушная ведьма, — запускаю горячие ладони под её футболку и начинаю щекотать, с упоением слушая звонкий и родной смех, будто самую лучшую песню. Но когда её веселье переходит в громкий надрывной кашель, моё сердце пронзает боль. — Д-драко, — произносит, заикаясь и не прекращая кашлять, — дай, пожалуйста, воды. Слежу за её жадными глотками и по мне электрическим разрядом проходит осознание того, что может, она и права. Может, у нас действительно не будет свадьбы, детей, не будет нашего совместно придуманного будущего? Липкий страх отзывается в теле внезапным жутким холодом и бешеным сердцебиением, становится труднее дышать. Сжимаю кулаки и ногти довольно сильно впиваются в кожу, отрезвляя меня. Делаю медленный вдох и выдох, стараюсь взять себя в руки. Будет. У нас всё будет. Внезапно дверь палаты отворяется и входит врач. — Молодой человек, — она смотрит на меня и кивает на выход, — выйдите, пожалуйста. Девушке необходим отдых, у неё через час терапия, — замечая моё недовольство, добавляет: — Приходите завтра. Эльза — лучший целитель в больнице Святого Мунго, — постоянно говорит мне, чтобы я приходил «завтра». Но откуда? Она прекрасно знает, что я ночую здесь, на креслах возле палаты Гермионы, но всегда надеется, что я всё же уйду спать домой. Бросаю взгляд на Грейнджер и с удовольствием отмечаю, что ей уже лучше. Киваю на просьбу врача и подхожу к девушке. — Я люблю тебя, Гермиона, — беру её за руки и нежно целую в губы. — Скоро увидимся. Улыбаюсь на прощанье и ухожу, за мной выходит Эльза. — Как обстоят дела? — запускаю руки в карманы и в ожидании смотрю на напряжённое лицо врача. Она выглядит так, будто видит во мне Тёмного Лорда. Усмехаюсь, видимо в свете последних событий мне суждено стать своим самым главным кошмаром. Она отводит взгляд — игнорирует. Это раздражает меня ещё больше. Я стою здесь и нервничаю не ради того, чтобы меня старались отвлечь от правды. Ловлю её взгляд и холодно произношу: — Скажите, сколько ей осталось. — Мало. Очень мало, — она сочувственно кладёт ладонь мне на плечо, а я хочу провалиться сквозь землю. Зажмуриваюсь и потираю переносицу. — Сколько недель, месяцев? — Один, может два, дня. Мне жаль, правда, — сжимает моё плечо, а меня распирает желание наорать на неё. Ни черта вам не жалко. Вам плевать, одним больше — одним меньше. Резко разворачиваюсь и быстрым шагом удаляюсь в сторону туалетов. Меня тошнит. Хочется всего и сразу. Разреветься, убить кого-то, причинить себе боль, запустить кулаком в зеркало, чтобы оно затрещало и рассыпалось на множество осколков. С удивлением вижу, что рука в крови. Видимо, зеркало я всё же разбил. Включаю воду и смываю кровь. Опираюсь на раковину. Судорожно дышу и стараюсь сдержать истерику — не получается. Как это всё похоже на ситуацию, когда Поттер заставил меня лежать в луже воды и собственной крови, но только в туалетах Хогвартса. Разум отключается. Я оседаю на пол, кладя голову на колени и в отчаянии оттягивая волосы у корней, покачиваясь в разные стороны. Сижу так долго, может около часа. Грудь больше не разрывают безудержные рыдания, но лицо изрядно опухло. Поднимаюсь на трясущихся ногах и смотрю на себя в зеркало. Думаю, что Люциус бы не одобрил подобное. Может даже дал бы подзатыльник или огрел чем-нибудь по ладоням. Всё лучше, если это заглушит внутреннюю боль, от которой хочется рыдать, словно девчонка. — Мужчины не плачут, — всегда говорил строго отец, опираясь на свою трость и смотря на меня сверху-вниз, когда замечал, что я готов разреветься в голос из-за какой-то мелкой неудачи. Только сам он не следовал этому правилу, когда стоял на коленях перед надгробием с именем Нарциссы Малфой. А спустя месяц и вовсе уже покоился рядом с ней. С горькой улыбкой думаю, что это возможно и будет моим будущим, когда придётся распрощаться с Грейнджер. Тело опять трясёт. Слышу тихие шаги и чувствую теплое касание к спине. — Пэнси, это мужской туалет, — тихо говорю подруге. — Ты знаешь, что мне всё равно, — она вздыхает. — Я пришла узнать, как она. Закусываю губу. Не хочу вновь разразиться слезами — это не поможет. — Честно? — вздыхаю и слышу свой дрожащий голос будто со стороны. — Ужасно, просто ужасно. Закрываю руками лицо и держусь из последних сил. — Что говорят врачи? — Говорят, что ей остался один или два дня, — издаю истерический смешок и вновь чувствую вкус слёз. Пэнси обхватывает мою талию двумя ладошками и успокаивающе поглаживает по спине, пока я зарываюсь ей лицом в волосы. — Ты пришла с Уизелом? — Мы все здесь, Драко, — она слегка отстраняется. — И перестань его так называть, когда ты уже примешь мой выбор? — Я давно его принял, но ты же не думаешь, что я упущу возможность донимать тебя этим? — мы слегка посмеиваемся. — Пэнс? — Да? — Спасибо, что поддерживаешь меня, — она стискивает меня в объятьях чуть сильней. — Я люблю тебя. — Малфой, мы всегда будем с тобой, — она переводит взгляд с моего лица на мою грудь и тыкает пальцем прямо в сердце, — а она всегда будет здесь. У всех нас. — Да. — Пойдём к остальным, уверена, они заждались. Выхожу из туалета, поддерживаемый Пэнси и, действительно, вижу всех: Джинни с Джеймсом Сириусом на руках в объятьях Поттера, Блейза и Дафну, Рона Уизли, которого я могу назвать очень хорошим другом, только от меня он этого никогда не услышит. Однажды я проболтался об этом Поттеру, будучи в нетрезвом виде, но пригрозил ему Авадой и взял слово, что тот будет молчать. Они кажутся счастливыми рядом друг с другом, но только обеспокоенный взгляд, направленный на меня, говорит о том, что им немногим легче, чем мне. Замечаю кольцо на пальце Дафны. Чувствую боль от того, что такого никогда не будет у Грейнджер, но отгоняю от себя негативные мысли и стараюсь как можно бодрее обратиться ко всем: — Вас можно поздравить? — слежу за тем, как Дафна и Блейз смущённо переглядываются и кивают в ответ. — Да, мы хотели сообщить об этом чуть позже, — Забини смотрит на меня, и я вижу в его взгляде поддержку. Я рад за них, по-настоящему рад. Это единственная хорошая новость за последнее время. Перевожу взгляд на Гарри, держащего в руках цветы. Меня осеняет. — Поттер, ты чёртов гений, — широко улыбаюсь неожиданно для всех. — Я? Что? Почему? — он смотрит на меня широкими от удивления глазами, как на обезумевшего, а мне смешно. — Ничего, не обращай внимания, — окидываю торжественным взглядом всех присутствующих. — Слушайте! Поттер, сможете достать лилии? — они кивают, но всё так же не понимают к чему я веду. — Забини, можешь купить кольца? Желательно холодная платина и розовое золото. — Драко, ты в порядке? — говорит Дафна, но я пропускаю это мимо ушей. — Пэнси, не могла бы ты привести того магического свидетеля, что был на твоей свадьбе? — она заторможено кивает. — Уизли, с тебя штука твоего отца, — он сводит брови и напрягает извилины, пытаясь вспомнить о чём я говорю. — Ну та, из которой идёт музыка. Нам нужен шум моря. Дафна, идёшь со мной, а то я во всех этих свадебных штучках, вроде фаты, не силён. К концу пламенной речи на месте уже никого не было — все наконец поняли цель Драко. Друзья хотели дать Гермионе возможность почувствовать себя счастливой хоть на минуту. Спустя час вся компания совместно со свидетелем и прочей нужной атрибутикой ворвалась в больницу. Большой толпой они спешили к нужной палате, ведь каждая минута была на счету. В руках у Драко были лилии и фата, Рон нёс ту самую музыкальную коробочку — магнитофон. Единственным желанием Малфоя было поцеловать свою законную, уже не девушку, а жену. В голове красными буквами светилось «быстрее», а сердце трепетало от счастья. Он же говорил, что всё получится, и они поженятся. Остановившись у палаты, все перевели дыхание, включили тот самый шум моря и Драко толкнул дверь, пропуская всю компанию внутрь палаты. Но внезапно они наткнулись на Эльзу, чьё лицо было красным и влажным от слёз. Она шмыгнула носом и протянула небольшую бумажку растерянному Драко. Посмотрела на всех и дрожащим голосом произнесла: — Я сожалею, — уточнять о чём, было не нужно. — В руках было это, думаю, это для Вас, мистер Малфой. Невидящим взглядом смотрю на девушку и запихиваю записку куда-то глубоко в карман пиджака, выбранного совместно с Дафной час назад. Ещё раз пробормотав соболезнования врач ушла, оставив нас растерянных на пороге. Лилии и фата упали на пол. Джинни вскрикнула и уткнулась Поттеру в грудь, не сдерживая громких рыданий. Уизли выронил из рук магнитофон, от чего тот больше не издавал уже ненавистных звуков моря, и предпочёл поспешно удалиться. Дафна безмолвно вздрагивала в объятьях поникшего Блейза. Пэнси что-то бормотала рядом, но я не слышал ничего. Сил хватило только на то, чтобы на негнущихся ногах добраться до постели к бездыханной, но всё такой же прекрасной, девушке. Я не успел. Смотрю на закрытые глаза — они больше не будут сиять при виде меня. Опоздал. Слегка вздёрнутый нос более не будет утыкаться мне в шею, она больше не поднимет его с торжественным видом при очередной перепалке, в которой она всегда права. Её больше нет. Губы больше не изогнутся в смущённой улыбке в ответ на искренние комплименты, больше не будут касаться его бледной кожи. Всё кончено. Нежные ладони не взъерошат его волосы, на них не окажется того самого кольца. За спиной к рыданиями девушек присоединяются и всхлипывающие парни. Все на грани. Я опоздал. Пэнси тихо подходит и кладёт рядом букет с кольцом, слегка поглаживает моё плечо и уходит, закрывая за собой дверь. Я слышу завывания Джинни, но к своему сожалению, не могу ничего, кроме как чувствовать тупую жгучую боль в груди. Смотрю на Гермиону. Последние минуты, которые у меня есть, чтобы впечатать её хрупкий образ себе в память. Слёз нет. Только боль. Мужчины не плачут. Люциус был прав. Заправляю прядь волос девушке за ухо. Беру нежную лилию в руки и раскладываю в хаотичном порядке на разметавшихся по подушке волнам, а самый красивый цветок запускаю ей в волосы. — Как ты и мечтала, — шепчу и улыбаюсь, любуясь результатом. Надеюсь на ответ, но его не следует. Эта тишина теперь пугает меня, отскакивает от стен и оглушает хуже, чем самая громкая музыка. В ушах звенит, голова не соображает. Не чувствую ничего, кроме пустоты. — Прости, я не смогу сдержать обещания, Гермиона, — вспоминаю скрещенные за спиной пальцы. — Я никогда не полюблю другую. Тишина. Она раздражает меня. Хочется от души тряхнуть бездыханное молчащее тело рядом, чтобы выбить из него хоть какой-то звук. Хочется довести её до бешенства, чтобы услышать в ответ поток проклятий. Услышать что угодно, кроме тишины. Склоняю голову и кладу подбородок на кровать. Взъерошь мои волосы. Доводи меня до бешенства своими выходками. Читай мне нотации. Что угодно, только не молчи. Подбородок трясётся. Сжимаю челюсть и шумно выдыхаю, зажмуриваясь. Мужчины не плачут. — Жизнь без смысла невозможна, Грейнджер, а ты была моим смыслом. Я никогда не встречал таких девушек, — вспоминаю учениц Хогвартса, своих бывших, — и я не встречу подобных тебе, уверен. Я никогда не испытывал чувств сильнее, чем к тебе, моя милая девочка, — поочерёдно целую её холодные пальцы, — лучшая волшебница, героиня войны, величайшая ведьма, самая прекрасная девушка, лучший человек на свете. Вновь ничего. — Ну же! — жар накрывает с головой, я повышаю голос. — Ну не молчи! Грейнджер, ты не можешь так сделать! Наконец-то слёзы брызгают из глаз, кладу её ладонь себе на волосы и содрогаюсь в рыданиях, утыкаясь в белые простыни. К чёрту всё. Пока я осознаю происходящее в полной мере, за дверью все помаленьку успокаиваются. «Она всегда будет здесь», вспоминаю слова Пэнси и прикладываю руку к груди. Шмыгаю носом и улыбаюсь, ища рядом нужную мне вещь. — Знаешь, Грейнджер, с тобой мир вокруг наполнялся красками, хотелось радоваться всему. Ты покорила моё сердце с первого взгляда, — подаюсь вперёд и открываю эту маленькую тайну. — Твои огромные карие глазища тогда так на меня смотрели, что я не устоял, — оглядываю пространство вокруг, эта обстановка запомнится мне надолго, — а теперь тебя нет. Я убит горем и отчаянием, Грейнджер! Это так не по-гриффиндорски, поступать со мной подобным образом. Открываю коробочку и достаю оттуда кольца. Отряхиваю пиджак и говорю: — Гермиона Джин Грейнджер, я люблю тебя, — надеваю на её палец розовое кольцо, — и обещаю всегда быть с тобой, — платиновое себе. — Обещаю, мы скоро встретимся на небесах. Здесь меня больше ничего не держит. Не жду в ответ ничего, бросаю последний взгляд и оставляю последний поцелуй, прежде чем попрощаться, но не надолго, я буду с тобой. Клянусь. Клянусь. Клянусь. — Только дождись меня, милая.