Contra spem spero

В Уотердипе Доминик оказалась, потому что чувствовала себя размагнитившимся компасом. Потерявшая чёткие ориентиры, она двигалась по инерции, а куда эта инерция увлечёт, было, в сущности, всё равно. Ей – да, Лину, решившей отправиться с ней, - нет. - Ник, не нравишься ты мне, - прямо заявила она, пакуя вещи. Доминик не спорила. Она и сама себе не нравилась. Кто же знал, что Уотердип встретит их едва ли радостнее, чем чумной Невервинтер? Будто и не уезжала никуда – те же костры, паникующие жители, стража. Пожилой усталый стражник у ворот потребовал назвать цель прибытия. - Эээ… Полюбоваться местными достопримечательностями, - брякнула Доминик. Стражник вытаращился на них как на идиоток. - Не останется тут скоро никаких достопримечательностей, - вздохнул он, почесав кончиком пики взмокший лоб. – Так что, уезжайте, откуда прибыли. Но Доминик непонятно с чего вдруг заартачилась. - Я – Доминик д`Аргент, Героиня Невервинтера, - чётко и громко выговорила она. - А, ну тогда другой сказ. И стражник, видимо уставший бодаться с двумя странными бабами, пропустил их в город, назвав адрес таверны, где шёл сбор авантюристов. Поэтому обе сейчас сидели за одним из столов «Зияющего портала» - Доминик была зажата между полуорком, от которого пахло копчёной колбасой и потом, и дварфийкой, рубившей топором бифштекс. Нет, она вовсе не собиралась участвовать в планировавшемся владельцем таверны и бывшим приключенцем, Дурнаном, походе в Подгорье. И без неё желающих стяжать славу и гору золота было предостаточно. Славы Доминик нахлебалась до краёв ещё в Невервинтере. О Невервинтере вспоминать не хотелось. Но и забыть не получалось. Когда палач занёс блестящий как падающая звезда топор над тонкой шеей Фентика Мосса, тот посмотрел на неё. Улыбнулся, и на миг Доминик увидела праведного жреца Тира, которым он был до того, как посулы Мораг извратили его душу. Или нет? Или он всегда был таким, с червоточинкой, а Доминик не видела, очаровавшись прекрасной внешностью? Ей хотелось спросить. Но спрашивать было поздно и не у кого. Если бы кто-то шепнул ей в тот вечер, что скоро такой шанс предоставится, Доминик д`Аргент долго бы смеялась. - Дорогуша, ну я обязана, я же жрица. - Тут жриц как плодожорок в яблоке, - сказала Доминик, окинув взглядом кишащий приключенцами зал. Галдели так, что уши закладывало. Здесь были воины, жрецы, некроманты, друиды обоих полов. Здесь были орки, люди, эльфы, дварфы, полуорки, полуэльфы, полудварфы, и, если зрение её не обманывало, даже кобольд, примостившийся невдалеке от входа с пером, чернильницей и внушающей уважение толщины кипой бумаги. - Постарайся… Просто, будь аккуратнее, ладно? – попросила Доминик, отпивая чая с молоком. Лину одарила её широкой улыбкой, потянулась потрепать по щеке и вполне предсказуемо при этом уронила со стола три бублика и чайную ложечку. Доминик, вздохнув, полезла под стол. Который секундой позже расколола ударившая в него молния. Так и началось её очередное приключение. Так она в это во всё и ввязалась. Канию она копытила на пару с рыжим тифлингом Валеном и тем самым кобольдом, оказавшимся бардом и рвавшимся увековечить свершения Доминик в многотомной саге. Протесты Доминик силы не имели – энтузиазм Дикина бил неиссякаемым ключом. Зато сама Доминик чувствовала себя как пересохший родник. Слишком много событий случилось за минувшее время, и какая-то часть её до сих пор изумлялась тому, что она являлась непосредственной и в некоторых моментах ключевой участницей всего этого. В Кании царил такой лютый всепоглощающий холод, что даже мысли не хотели плавно течь, как им полагается, а лежали в голове, будто груда промёрзшей картошки. Вальшаресс, Мефистофель, повстанцы-дроу, её спутники – всё смешалось в одну диковинную пёструю массу. Втроём они уныло брели на снегоступах неведомо куда, без руля и ветрил, потому что командиром вроде как была Доминик, но сил командовать у неё не было. Ей хотелось лечь прямо в снег и спать, спать, спать. А ещё, кажется, она напрочь отморозила себе щёки. - Там пещера, - даже Валену с его громоподобным голосом едва удалось перекричать разыгравшуюся снежную бурю. - Дикин рад, Дикин совсем-совсем отморозил себе всё на свете, - скрипуче оповестил их кобольд. Доминик вяло обрадовалась, и Вален, поняв, что толка не будет, просто взял её за шкирку как напакостившего котёнка и понёс. Даже не глядя в зеркало Доминик могла сказать, что сидит с щеками краснее, чем у рашеменских деревянных кукол. Зато наконец-то она отогрелась и даже хмурый Вален, хвалившийся, что его греет демоническая кровь, подобрел. Они пили чай. Доминик, прихватившая с собой из Андердарка жестянку со сгущённым с сахаром молоком рофов, щедро плеснула его в котелок. Должна же она была немного подсластить ситуацию? Пещера была огромна. Они расположились непосредственно в том зале, что находился у входа. В синевших по углам тенях угадывались проёмы в ещё два. Напившись чаю и взяв факел в одну руку, а верный цеп в другую, Вален пошёл исследовать их. - Один пуст, - доложил он, вернувшись. – В другом… Мне кажется, леди, вам лучше увидеть это самой. Доминик вопросительно приподняла бровь, но тифлинг покачал головой. И ей пришлось со вздохом сняться с насиженного места. Глыбина льда, стоявшая в центре зала, напоминала ей янтарь с замурованным там насекомым или пузырьками воздуха или растениями. Что таил в себе ледяной саркофаг, догадаться было сложно. Определённо, это было тело. Шерстяного животного с большими бивнями? Какой-нибудь местной диковины? Присутствие Валена с цепом наизготовку ободрило Доминик подойти к глыбине ближе. Только тут она разглядела, что неизвестное вморожено в лёд не полностью. У нижнего края она увидела лоскут ткани. Наклонилась, потрогала. - Вален, сколько у нас осталось ягод велокса? Тифлинг посмурнел. - Вы же не хотите… - Хочу. Вален покинул её неохотно. Доминик слышала, как он шикает на Дикина, рвавшегося посмотреть «что делает госпожа Ника». Доминик сидела перед разведённым костром, смотря, как постепенно истаивает лёд и за ним проступают очертания падшего жреца Тира Справедливого. Он выглядел в точности таким, каким она знала его ранее - безмятежное красивое лицо, обрамлённое светлыми прядями, строгая ряса. Разве ж здесь должен был оказаться тот, кто казался ей живым воплощением любви к ближнему, спокойной, доброй силы, держащей равновесие в мире, полном хаоса? Лёд таял. Доминик смотрела. И всё равно пропустила момент, когда Фентик Мосс открыл глаза и произнёс: - Доминик. Она вскочила, неловко теребя и так уже порядком растрёпанную косу. А он улыбнулся – той улыбкой, которую она помнила: ясной, как солнечный свет на исходе дня. - …Вот так, - неловко закончила она излагать события, участницей которых невольно стала. Он слушал внимательно и участливо как тот, прежний Фентик. Доминик почти поверила, что храм Тира, залитый запёкшейся чёрной кровью, трупы, Арибет, лежавшая в гробу как принцесса из детской сказки, ей привиделись. Всё привиделось – чума, суд, Подгорье. Настоящее – лишь его тонкие белые руки с аккуратно сложенными пальцами, его внимательный взгляд и мягкий голос. - А… вы? – решилась, наконец, спросить она. - Я? – резко ответил он, изменившись в лице, и Доминик поняла, что иллюзии конец. Всё – было. И Фентик, творивший во имя Арибет де Тильмаранд страшное, был. – Здесь моя тюрьма. Мои сны о том, что было и могло быть. Я восстал против Мефистофеля, я возглавил армию душ умерших, я боролся и был низвергнут. Мне не привыкать, - неожиданно усмехнулся он. Доминик сглотнула. - Вы… Вы же были лучшим, вы… Как вы могли? – наконец, спросила она то, что хотела спросить ещё с того момента на крыше Башни Таинств. - Мог – что? – мягко спросил он. – Предать веру в Тира? Вам это кажется более страшным, чем предать мою любовь к Арибет? Мефистофель пытался. Убедить в том, что моё служение Мораг – не более чем удовлетворение честолюбия, скрывавшегося под напластованием веры. Что Арибет – повод, а не причина. Что она – лишь оболочка, но не суть. Ему не удалось. «Не удастся и мне», - печально подумала Доминик. – «Никогда не удастся. Contra spem spero». - Арибет была выражением и воплощением моей веры, её основой, её вместилищем. Я сослан сюда, чтобы помнить о своём грехе, думать о нём, возможно, раскаяться. Но, Доминик, если бы ты спросила меня, я бы ответил – я не раскаиваюсь, я бы повторил всё, что совершил во имя её. Абсолютно всё. - Contra spem spero? - Contra spem spero, - улыбаясь, ответил он ей. – Иди же с миром, Доминик д`Аргент. Его пальцы на миг сжали её плечи, а прохладные сухие губы целомудренно коснулись лба. - Мира тебе. Они вышли из пещеры. Буря утихла. Серебряно-голубое стылое небо Кании нависало над ними как перевёрнутая чаша из цветного стекла и, кажется, никогда ещё Доминик не видела ничего прекраснее. Впереди снова была дорога. Впереди был весь мир. Вся жизнь. «Contra spem spero» больше не имело над ней никакой власти.