- я люблю тебя, слышишь?

телефон тихо пищит, уведомляя о новом сообщении, на что ваш раздраженно хмурится. оповещения стоят только на калинкина, который если и писал ночью, то предварительно напившись. — ваш, мне нужно поговорить с тобой — и с другими тоже — в скайпе сейчас позвоню, окей?

— бля, опять наебенился? — я хочу спать, а не слушать как ты поешь свою императрицу

— ваш, это срочно. сердце на секунду замирает, а пальцы, чуть подрагивающие от нервов, ищут приложение на телефоне. что опять с этим чертовым калинкиным? от сообщений веет какой-то серьезностью, и вашу это совсем не нравится. на экране хмурые лица гришечкиной и шакулина, а калинкин, кидая чуть нервное «сейчас», уходит из кадра. на вопросительный взгляд саши женя лишь пожимает плечами — она тоже не понимает, что на этот раз случилось. пальцы вновь подрагивают — женя чересчур серьезный для себя самого. настолько, что в голову саши зачем-то приходят мысли об онкологии, и на секунду становится по-настоящему страшно. калинкин наконец-то появляется в кадре, и гришечкина, не давая ему и слова сказать, начинает гневную тираду о том, что все порядочные люди в полтретьего ночи спят. будто и не чувствует, что что-то не так. но стоит калинкину загнано взглянуть прямо в камеру, тут же замолкает. даже васе не по себе, а ведь он никогда не умел чувствовать ситуацию. — жень, ну не томи, делай уже свой каминг-аут, — саша кидает шутку, пытаясь разрядить атмосферу и, кажется, ему это даже удается. вася усмехается, гришечкина вскидывает уголки губ. а женя просто смотрит в камеру и ваш теряется. тот будто бы в душу смотрит, иисус чёртов. сколько раз он мечтал, чтобы калинкин смотрел на него не через камеру? и чтобы не только смотрел? комик потерял счёт подобным мыслям ещё давно. — я ухожу со сметаны, — женя говорит тихо, но слова в голове ваша будто бы громом отдают. шакулин смеется, думая что это очередная шутка, однако тут же замолкает, видя, что что-то не так. не так, как должно быть после хорошей шутки. — вась, это не шутка. это окончательно, я все решил. я уже перерос сметану, пора и в сольное плаванье отправляться, — он приподнимает уголки губ в каком-то защитном жесте, а у ваша земля из-под ног уходит. он не верит, не хочет верить. только не сейчас, когда ваш осознал свои абсурдные чувства. только не сейчас, когда он набирается смелости, чтобы поговорить с ним. только не сейчас. и не когда-нибудь вообще. — я люблю тебя, слышишь? — слова вырываются прежде, чем саша включает голову. он просто хочет сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить калинкина. только уже поздно — женя отключается, и вашу остаётся лишь болезненно усмехаться этой иронии. калинкин уходит из созвона, а на деле и из его жизни. — никто тебя не слышит, — тихие слова гришечкиной болезненным клеймом остаются где-то внутри, царапая сознание. и правда, никто его не слышит. в особенности, чёртов калинкин.