Кириллов с утра находился в прекрасном расположении духа. Наконец-то должен был приехать его старый друг. Экипаж Петра Верховенского с минуты на минуту должен был появиться из-за угла. Алексей, время от времени выглядывая в окно, заваривал чай, который очень любил его друг. В голове всплывали воспоминания, как несколько лет назад он со слезами на глазах провожал Петра. Тогда Верховенский сказал ему, что тот и оглянуться не успеет, как они вновь встретятся.
— Однако, быстро же летит время, — вслух заметил он.
Очнувшись от нахлынувших воспоминаний, Алексей обнаружил, что его друг стучит в калитку уже несколько минут. Чертыхаясь, он побежал к калитке открывать дверь.
— Вы, верно, заждались? — с усмешкой спросил Петр, протягивая руку своему другу.
— Приехали, стало быть. — на выдохе проговорил Алексей, – Я скучал. – по щеке Кириллова медленно скатилась слеза, — Я так долго ждал, когда Вы вернётесь.
— Поверьте, я тоже вспоминал о Вас.. и ждал встречи, — улыбнулся Пьер и кружевным платком смахнул слезу с щеки темноволосого.
Войдя в дом, Верховенский понял, что за время его отсутствия почти ничего не изменилось. Правда, был сделан ремонт, перекрашены стены, но в общем все осталось таким же. Даже большинство вещей лежали всё еще на своих местах, как и несколько лет назад. Пётр мельком взглянул на стол и его лицо озарила улыбка.
— Печенье, — он улыбнулся шире, — Вы не забыли, что я его безумно люблю. – Верховенский был готов заплакать от счастья, от того, что спустя такое большое количество времени, он наконец увидел своего друга. Но Пётр никогда не плакал, он был человек принципа, и если уж дал себе слово: "Не плакать никогда ни при каких обстоятельствах!", то будет держать его. Поэтому он лишь поджал губы, окончательно перенося взгляд на стол с едой. Алексей закатил глаза мол "как я мог забыть, Вы меня недооцениваете", и сел за стол, приглашая Верховенского сесть рядом. Тот сел, поправив костюм.
— Ну что же, рассказывайте, как Вы тут жили без меня? Что нового произошло? — Проговорил Верховенский, делая глоток горячего чая.
— Нового ничего пока что и не случалось, выполняю заказы, получаю новые, рисую, рисую и еще раз рисую. Работы много. — Верховенский перебирал его недавние работы и восхищался. Сам Пётр не особо умел рисовать, поэтому художники всегда были для него объектами восхищения. Если бы можно было выбирать таланты перед рождением, то Пётр, несомненно, выбрал бы умение играть на скрипке или рисовать. Но все же он беспокоился за своего друга, внешнее состояние которого оставляло желать лучшего.
— Алексей, Вы когда последний раз просто гуляли, выходили на природу и просто отдыхали? — встревоженно спросил Верховенский, подмечая, что синяки под глазами его друга стали ещё виднее, чем раньше, да и весь вид Кириллова говорил о том, что он не спал минимум пару ночей, — Извиняюсь за столь личный вопрос, но Вы вообще спите?
— Я...сейчас работы много.. — проговорил Алексей, смотря на тарелку с печеньем, лишь бы не смотреть в глаза друга. Повисла неловкая пауза.
— Ну что всё обо мне, расскажите Вы, наверное в Вашей жизни произошло что-то интересное за время отсутствия. — поспешно спросил Кириллов, сменив тему. Пётр улыбнулся, запоминая, что нужно будет обязательно прогуляться с этим человеком или по крайней мере заставить его отдохнуть.
— Со мной все хорошо, учился, учился и ещё раз учился. Ну и отдыхал тоже, конечно. Много нового узнал, но особо запоминающегося ничего не было, — Алексей улыбнулся, — я скучал, — закончил свой короткий рассказ Верховенский.
— Я тоже..очень сильно скучал по Вам, — улыбнулся парень.
Внезапно Верховенский вспомнил, что забыл спросить самое главное, что интересовало его чуть ли не больше всего на свете. Он откашлялся, помедлил пару секунд и слегка коснулся плеча друга.
— Насчёт того человека.. Вам он всё ещё симпатичен? — как можно проще и осторожнее спросил он, потому что знал, что для его друга эта тема достаточно тяжела.
Кириллов тяжело взглянул на него, нервно комкая кусочек скатерти.
— Я тебе всегда говорил, что он никогда не разонравится мне. Я однолюб, Пьер. Если я влюбился в человека, то скорее всего это навсегда. К сожалению, я не могу быть уверенным в его ответной любви ко мне, скорее всего он сочтёт меня грешником и просто откажется даже слушать меня.
— Вы разговаривали? — тихо спросил Верховенский.
— Нет, мы не разговаривали. Я даже подойти к нему боюсь, о разговоре не может быть и речи. Всё, что я могу сделать, это только поздороваться с ним, да и то, если ситуация так повернётся. Он постоянно в кругу девушек. У него много друзей, у него своя большая компания, в которой он – уважаемый человек. А я кто? Несчастный инженер, который просто хочет быть счастливым вместе с тем, кого любит. У меня из близких друзей только Вы, кроме Вас в моей жизни нет больше никого. — Кириллов грустно усмехнулся, устремив взгляд на потолок и сдерживая подступающие слёзы. Пётр грустно посмотрел на своего друга. Он бы хотел поддержать его, сказать, что может его понять, но это была бы ложь, а Пьер никогда не лгал своему другу. Верховенский ни разу в жизни ни в кого не влюблялся, он не понимал что это такое. Светловолосый никогда не испытывал невзаимных чувств. Поэтому Пётр просто положил руку на плечо Алексея и тихо, но внятно сказал:
— Алексей... Лёш, посмотри на меня. Послушай меня внимательно. Все будет хорошо. Я верю в это. Ты заслуживаешь взаимных чувств, ты очень хороший, добрый. Ты, чёрт возьми, замечательный. И заслуживаешь счастья. Я не могу тебя понять, потому что никогда не испытывал то же самое, что и ты. Но на твоём месте я бы тоже сильно переживал. И глупо было бы говорить тебе, чтобы ты не беспокоился, потому что твои переживания логичны. Но я хочу сказать тебе, что в любом случае все будет хорошо. В итоге ты будешь счастлив. У тебя... — внезапно он осёкся, — у Вас все наладится. Я уверен в этом.
Глаза Кириллова заблестели от подступивших слёз, но он лишь слабо улыбнулся, смахивая прядь волос с лица. Верховенский подумал, что уже нарушил все личные границы, и терять всё равно нечего, поэтому он поднялся на ноги, вынуждая подняться и друга, и крепко обнял его, время от времени шепча: "Всё будет хорошо". Чувствуя биение сердца друга, он понял, что поступил правильно.
— Спасибо тебе за то, что Вы меня выслушали. Правда, мне стало легче. На днях я постараюсь с ним поговорить. — Алексей не особо верил в то, что сам говорил, он уже несколько раз так "старался поговорить", но в итоге подходил, говорил какую-то околесицу, и поспешно уходил, чувствуя, как сердце бьется так, что вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Но он не солгал. Он правда постарается.
Верховенский ничего не сказал, только тепло улыбнулся, и продолжил пить чай, вновь сев на своё место. Кириллов посмотрел на него с легкой грустью в глазах, на что Пьер взял его за руку, твердо проговорив:
— Все будет хорошо, я верю в это. Помните, если что, я всегда рядом. Вы всегда сможете прийти ко мне, и я выслушаю. Ведь для этого и нужны друзья.
* * *
Шатов вышел из здания и пошел по направлению к своему дому. Попутно переговариваясь с какой-то девушкой, он не заметил двух молодых людей, стоявших у дерева и наблюдавших за ним.
— А Ваня-то совсем не изменился, — улыбнулся Верховенски. — Все так же популярен в кругу наших с тобой ровесников. Он хоть свободен?
— Откуда я-то знаю? Думаете, я спрашивал? — Кириллов не мог оторвать взгляд от объекта его влюбленности.
Если бы он умел петь, он бы написал песню об этом человеке. Но так как он умел рисовать, то в одном из ящиков его стола, который, к слову, Алексей всегда закрывал на ключ, лежало много портретов Шатова. Перед сном темноволосый подолгу рассматривал их и мечтал о том, как когда-нибудь его любовь придет и произнесет:
"Я люблю тебя, Лёш".
Такое случалось, но каждый раз Кириллов просыпался и начинал биться в истерике от осознания того, что всё это происходит только во сне.
— Алексей? Кириллов, очнитесь, — Верховенский помахал перед лицом Кириллова рукой. — Он остановился, – Кириллов посмотрел на другой конец площади. Действительно, собеседница Шатова отошла куда-то, а он остался, очевидно, ждать её.
— Помните, для чего мы сюда пришли?
Алексей встревоженно посмотрел на него и хотел было что-то сказать, но Верховенский положил руку ему на плечо.
— Идите к нему. Вы должны когда-нибудь сделать это.
Кириллов медленно пошёл по направлению к парню. С каждым шагом вперед его колени начинали сильнее дрожать, а перед глазами начали мелькать черные пятнышки. Он ненавидел себя за то, что никак не мог собраться и просто подойти.
"Просто подойди, просто подойди и поговори с ним. Просто поздоровайся. Все хорошо, все хорошо, все хорошо, ты сможешь." — Алексей обернулся назад. Пётр показал жестами, мол: "Давайте, все хорошо, идите вперед". Парень, несмотря на дрожь в коленях, продолжил идти. Кисти рук начали неметь. Кириллову казалось, еще минута, и он упадет в обморок, потому что его сердце билось так, будто он бежал много-много километров, прежде чем попал сюда.
Осталось несколько шагов. Шатов обернулся, Алексей увидел его глаза. Конечно, он видел их много раз, но сейчас они были особенно яркими. "Возможно, это вина освещения. Солнце сегодня очень ярко светит." — думал юноша.
Подойдя к Ивану, он тихо сказал: "Здравствуйте". Большего он выдавить из себя не смог.
— Привет..ты что-то хотел? — поспешно спросил Шатов, загораживаясь рукой от солнца. Кириллов невольно залюбовался им.
— А..я, я хотел сказать, что.. — внезапно Алексею стало не хватать воздуха. Раньше он никогда бы не поверил в то, что от волнения можно задохнуться. — Я хотел сказать Вам..
— Ну что? — слегка раздраженно спросил Иван, — Я не могу вечно ждать. — после этих слов Кириллов истерично улыбнулся и, резко сорвавшись с места, быстрым шагом пошёл в противоположную сторону, переходя на бег.
— Ты куда? — закричал Шатов, но через несколько секунд вернулась девушка, и он, махнув рукой на убежавшего парня, повернулся к ней и улыбнулся.
