Вас подвезти?

Пак Чанель — некрасивый омега. Потому что не нежный и утонченный, как Бэкхен, и не пухлогубый лупоглазик, как Кенсу. Он нескладный, неуклюжий, с большими ладонями и оттопыренными ушами. И Ким Чонин никогда на него не посмотрит. Чанель с этим уже смирился. Но иногда хочется хотя бы помечтать. Представить, как начальник их отдела целует его в висок и убирает волосы со лба — ну, хотя бы. О большем Чанель не мечтает. Не имеет права. — Опять ушастик на начальника засматривается, — хмыкает кто-то за его спиной, а Чанель радуется, что рыжие кудряшки закрывают покрасневшие кончики ушей. — Да брось. Господин Ким на него посмотрит если уж совсем припечет… В темноте, за задницу держась. Чанель жмурится и игнорирует все шепотки. Потому что он всё-таки живой человек, он не сделал ничего плохого, всего лишь… Всего лишь сидит на своем рабочем месте, строчит отчёты и пялится на спину господина Кима, когда тот проходит мимо. Потому что знает прекрасно, что ему не светит. Какому-нибудь Бэкхену — светит, потому что милый и нежный, настоящий омега. Они даже выглядят вместе… Нормально. Так, как господин Ким никогда не будет выглядеть с Чанелем. Перед новым годом у них всегда завал — неудивительно, что Чанель задерживается на работе допоздна. Кроме него остаются разве что охранники — да и у самого господина Кима горел свет всего час назад. Чёрт, даже начальник не задерживается так, как он. Чанёль запускает пальцы в волосы и стонет, потому что строчки отчёта в его глазах уже плывут. Наверное, стоит доделать его завтра — ну, или дома, на худой конец, потому что сейчас он все только запорет… — Вы ещё не ушли, Чанель? Чанель почти подскакивает на месте и поднимает глаза. Господин Ким ещё в офисе — более того, прямо здесь, и выглядит уставшим и сонным, галстук чуть ослаблен, а волосы… В волосы хочется зарыться пальцами, пригладить… — Я… Ну… — Чанель поспешно вскакивает со своего места, будто застигнут за чем-то неприличным. Конечно же, он неловко скидывает со стола стаканчик с карандашами и маркерами, и, отчаянно краснея, кидается это поднимать. Чёрт, если господин Ким решит, что он совсем уж глупый, его никакие отчёты не спасут. Но Ким Чонин только улыбается и присаживается на корточки рядом с красным и почти плачущим Чанелем, помогая собирать раскатившиеся карандаши. — Вы настолько меня боитесь? — улыбается он, а Чанель хочет сквозь землю провалиться, вот честно. — Я… Нет, господин директор, — лопочет он, сам себя проклиная, потому что это первый раз, когда господин Ким обратился к нему не по рабочему вопросу, а он… Вот так. — Я просто не ожидал, что здесь ещё кто-то есть. Я сидел… Засиделся за отчётом. Сегодня, наверное, не успею, но завтра закончу, обещаю! Господин Ким мягко смеётся. Чанель бы записал этот смех и слушал перед сном и добавлял в чай вместо сахара, но, увы, если он достанет диктофон, ему точно не жить. — Если вы уже закончили, может, подвезти вас до дома? — предлагает господин Ким, и от перспективы оказаться в одной машине с ним у Чанеля губы пересыхают. — Я… Нет, я доберусь, — непослушный язык еле ворочается, наверняка ненавидя своего хозяина за бесконечную тупость, но… Чанель знает, что он этого не переживет и точно что-нибудь натворит. — Уже поздно, — напоминает господин Ким и засовывает в стакан последний карандаш, — Автобусы уже не ходят. Ни к чему тратиться на такси, я подвезу. Альфа ставит стакан с карандашами на стол Чанеля, встаёт сам и подаёт руку Чанёлю. — Или вы действительно сильно меня боитесь? Чанель через силу сглатывает. Ему страшно касаться руки Ким Чонина — ладонь у него совсем не тонкая и хрупкая, с нежными омежьими пальцами — его лапища, возможно, будет даже больше ладони господина Кима, и от этого стыдно до заливающего щеки румянца, но встать самостоятельно было бы невежливо, поэтому Чанель, старательно глядя в пол, поднимается на ноги с помощью господина Кима. Стоит отдать тому должное — он даже не напрягается, хотя Чанель… Тяжёлый. И от этого снова стыдно. — Не боюсь. Просто вам, наверное, и так есть, чем заняться вечером. Разумеется, такому альфе есть, чем заняться вечером. Это он… Ладно, не думать об этом. — Подвезти одного невероятно трудолюбивого омегу домой, когда тот засиделся за работой, тоже вполне входит в мои планы на вечер, — улыбается господин Ким, и Чанель чувствует, что даже не краснеет, а багровеет. Естественно, господин Ким знает, что он омега, но… Чёрт. — Одевайтесь, я вас подожду. Отнекиваться бесполезно, это Чанель уже понял. Что ж, помирать — так с музыкой, поэтому он поспешно снимает с вешалки пальто, вытягивает из рукава толстый шарф и поспешно одевается. — Скажете свой адрес? — интересуется альфа, когда они спускаются в лифте на парковку, а Чанель старательно не смотрит в его сторону. — Да… Конечно. Чанель послушно называет свой адрес, надеясь, что господин Ким не знает, где это, и можно будет просто попросить его высадить у станции метро, но альфа только кивает и как ни в чем не бывало идёт к машине. Даже открывает перед ним, Чанелем, дверцу дорогущего Ауди, который тот только на картинках и видел — ну, и на этой самой парковке ещё, но обходил за десяток метров. На всякий случай. Чанель садится на переднее сиденье, даже не стукаясь головой — недюжинный успех. Альфа закрывает за ним дверь и обходит машину, а Чанель пытается выдохнуть и взять себя в руки. Но господин Ким садится рядом, окатывает волной своего запаха и вся надежда на здравомыслие Чанеля улетучивается, будто и не было её. — Вам не холодно? Печку включить? — заботливо спрашивает господин Ким, и Чанель только мотает головой. Ему скорее уж жарко, а ещё он старается дышать нормально, а не бешено вдыхать чужой запах в надежде пропитаться им полностью. А одежда наверняка пропитается. И от этой мысли Чанель чуть не стонет в голос. Потому что лежать в обнимку со своим же пальто или шарфом, пропитавшимся запахом альфы, это совсем уж глупо, но Чанель, кажется, именно так и проведет сегодняшний вечер. — С вами все хорошо? Вы выглядите не совсем здоровым. Голос господина Кима участливый настолько, что плакать хочется, но вместо этого Чанель неловко держит руки сцепленными и пытается спрятать некрасивые пальцы с не совсем ровно остриженными ногтями. Чёрт, надо было сделать маникюр… И сделать с собой хоть что-нибудь из того, о чем говорили другие омеги за его спиной. Тогда, может, господин Ким бы подвозил его не из жалости, а… — Нет, все в порядке, — Чанель облизывает губы, — Я просто устал. Да какого чёрта?! Он и не хотел никогда лезть из шкуры вон. Да, он — самый некрасивый омега из всего отдела, да, он жалкий и неуклюжий, зато трудолюбивый и добрый, и вообще… Но эти качества никому и даром не сдались, что уж думать. — Здесь направо, — подсказывает Чанель, когда господин Ким проезжает перекрёсток почти около его дома. — Или можете меня высадить прямо здесь… — Нет уж, довезу до подъезда, — усмехается альфа, — Зато буду знать, что с вами все в порядке. Чанёль смущается. Да закончит он этот отчёт, ничего с ним не случится… Машина тормозит около его подъезда — мягко и точно, как и все, что делает совершенный господин Ким. Чанель возится с ремнем безопасности, и господин Ким помогает его отстегнуть — и омегу обдает жаром и волной запаха. — Спасибо, что подвезли, господин директор, — сбивчиво благодарит Чанель, надеясь, что из машины он не выпадет. — Чонин, — откликается альфа. Чанель почти испуганно поднимает на него глаза, и господин Ким усмехается. — Мы же не на работе, Чанель. Не нужно официоза. И тянется к Чанелю, чтобы поправить прядку волос, упавшую на лоб. — Нет, — выдыхает Чанель и жмурится, пытаясь на ощупь нашарить ручку двери. — Чанель? — обеспокоенно зовёт его альфа, тут же отдергивая руку. — Я не хотел вас напугать. Это лишнее. Простите. Чанель открывает глаза, в которых стоят слёзы обиды. Это лишнее… Да Чанель готов на всё. На все мерзости, которые говорят за его спиной. Хоть в темноте, чтобы лица не видеть и чтобы только за задницу держался — все равно, если это господин Ким. И тот наверняка об этом знает. — Не нужно, — срывающимся голосом шепчет Чанель, — Вы ведь всё знаете. Не можете не знать. И так поступать… Не нужно, господин директор. Я, может, и не хороший, но я живой… Живой человек! Чанель всё-таки выбирается из салона — даже скорее вылетает, быстро скрываясь в подъезде — а там уже ревёт в голос, белугой, когда стоит у старенького лифта. Ревёт от несправедливости и обиды, потому что господин Ким решил посмеяться над неуклюжим неудачником, будто жизнь над ним посмеялась мало. Боже, как же унизительно. На работу на следующий день он приходит подавленным и с припухшими глазами — не проходят, сколько бы он холодной водой ни умывался. Впрочем, в конце концов он на это плюнул — ему плевать, кто что может сказать. Хуже уже не будет. Пока в их офис не заявляется курьер и громко спрашивает Пак Чанеля — и вручает ему гигантский букет из пионов вперемешку с леденцами на палочке (боже, он ведь никому не говорил, что их любит, как?!) и просит расписаться в бланке. Чанель расписывается, как во сне, и ошалевше смотрит на букет — и выуживает оттуда маленькую открытку. «Мне жаль, что так вышло вчера. Мои намерения искренни. Позволите мне это доказать?» И всё бы ничего, но приписка снизу… «Позвольте мне сегодня снова вас подвезти». Чанель плачет второй раз за сутки — только уже не от обиды, а от неверия и облегчения.