Выбор

Чанёль забрел в эту кофейню абсолютно случайно — хотел посмотреть город и, конечно же, заблудился. Уже думал, что забрел на окраину и скоро упрется носом в какой-нибудь лес или поле (зависит от того, в какую сторону его занесло), но повезло — впереди замаячила вывеска с красноречивой чашкой, над которой поднимался парок — и Чанёль, конечно же, рванул туда. Не то чтобы он замерз — лето же всё-таки — но и лето здесь было своеобразное, градусов пятнадцать, и кофе бы совсем не помешал. Так он и познакомился с тамошним бариста — милым парнем по имени Чонин, улыбчивым и проворным. И обаятельным настолько, что в ответ просто невозможно было не улыбнуться. Естественно, десерты у него раскупали сразу же — стоило только ему спросить «Что-нибудь сладкого к кофе? Корзиночки с клубникой совсем свежие…», как тут же покупатель зависал на милой улыбке и послушно добавлял в чек что попало — лишь бы бариста снова улыбнулся, как солнышко, и, довольный донельзя, упаковал заказ с собой — ну, или проворно сложил пирожные на маленькое блюдце рядом с чашкой кофе и вручил небольшой поднос довольному клиенту. Чанёль, разумеется, подпал под его чары тут же — и, чуть не ляпнув «тебя» в ответ на вопрос про сладкое, взял себе набор из шести совсем крошечных пирожных, которые так нахваливал Чонин. А потом сидел за столиком и пялился — неприкрыто и, кажется, совсем уж нагло. Правда, Чонина это нисколько не смущало — наверняка Чанёль не первый и не последний. Как потом выяснилось, кафе находилось всего в двух кварталах от дома, в котором Чанёль снимал на лето крошечную студию — он, разумеется, как всегда заблудился в трех соснах, но это того стоило, ведь Чонин начертил ему на салфетке подробную схему, как пройти к нужному адресу, наговорил приятностей и попросил приходить ещё — и Чанёль, как завороженный, таскался в эту кофейню каждый день — к вкусному кофе, сладким пирожным и такому восхитительному Чонину. Впрочем, не единым Чонином полнился мир. Когда Чанёль не сидел в кофейне, он таскался по городу с соседом по лестничной клетке — Сехун переехал недавно, как и Чанёль, только квартира у него была своя, а не съемная, и наверняка получше. Впрочем, роли это не играло — а вот то, что Чанель однажды утром споткнулся о коробку с чужими вещами прямо на лестничной клетке и чуть не грохнулся прямо на ступеньки — очень даже, потому что Сехун быстро оказался рядом, спросил, всё ли в порядке, попросил прощения — и всё такое, в традициях жанра. Они подружились быстро — Сехун, который, оказывается, жил здесь в детстве, показывал Чанёлю город и рассказывал о достопримечательностях и о том, где и что можно посмотреть. С Сехуном было приятно спокойно прогуливаться по паркам, спорить об архитектуре и разговаривать, кажется, обо всем на свете — и словами не передать, как это было здорово. Как и всегда бывает в таких ситуациях, поступление подкралось незаметно. Чанёлю нужно было выбрать наконец колледж — ведь это то, зачем он приехал, а не спускать деньги на кофе и шляться по паркам. Поэтому он судорожно листал всё, что под руку попадалось. Выбор стоял между колледжем искусств, куда Чанёль бы пошёл на художественный факультет, или в обычный — на архитектуру, как всегда планировал его отец. Самому Чанёлю нравилось и то, и другое, вот он и метался то туда, то туда. По закону подлости, оба колледжа находились на разных концах города, оба обещали необходимое ему общежитие и он проходил по баллам и туда, и туда — в оба нужно было, конечно, сдать еще вступительный, но для этого какого-то черта нужно было принести оригиналы документов, а двух оригиналов у Чанёля ожидаемо не было. — Не понимаю, в чем твоя проблема, — хмыкает Чонин, быстро рисуя зубочисткой коричный цветочек на пенке латте перед тем, как отдать его Чанёлю, — Ты ведь хочешь рисовать. Какая разница, чего хочет твой отец? — Но архитектура мне тоже нравится, — вздыхает Чанёль, протягивая карточку для оплаты, — Ты вот что бы выбрал? — Я бы выбрал колледж искусств. Более того — я учусь там на хореографическом, — улыбается Чонин и подмигивает, возвращая Чанёлю карту вместе с чеком, — Если тоже поступишь, могу помочь в первое время — ну, показать там всё, познакомить с классными ребятами. Приходи! Сехун же был совсем другого мнения. — Художественный — это, конечно, здорово. Для души. Но архитектура даёт тебе явно больше преимуществ — сам понимаешь, больше вероятность получить нормальную работу и хорошо жить. Да и отца порадовать — сомневаюсь, что он хотел бы для тебя плохого. — Но я там никого не знаю и буду просто шарахаться по общежитию, а в колледже искусств у меня будет хотя бы Чонин, — бурчит Чанёль, прекрасно понимая, что это совсем уже детская отмазка, а Сехун, по сути, прав. — Не хочу на тебя давить, — посмеивается Сехун, — Но я поступил туда ещё в первой волне. На экономический. Будем никого не знать и шарахаться по общежитию вместе? Чанёль стонет и роняет голову на руки. Ночью он не спит — ворочается и думает, хватается за телефон, упрямо жмурится и решает всё предоставить случаю. Пишет на двух бумажках «художественный» и «архитектурный», складывает и кидает в стоящий на столе стакан. Остервенело трясёт, надеясь, что они там намертво перемешаются, и, выдохнув, тянет одну из бумажек. Когда он разворачивает бумажку, он только шумно выдыхает. На бумажке его рваным почерком написано: «Художественный».

***

Следующие несколько дней проходят суматошно. Подача документов, заявлений, вступительный творческий экзамен — Чанель так волновался, что решил уже, что всё завалил, но ему влепили балл даже выше среднего. Естественно, он тут же впал в панику, что члены жюри что-то напутали, но был быстро выведен из этой паники Сехуном, который периодически заходил к нему в гости, чтобы поддержать — все-таки они могут, конечно, больше и не увидеться, но расстаться хотелось друзьями. Чанель, если честно, не представлял, что бы он делал без Сехуна, который ставил его на место, помогал собираться, давал советы по поводу общежития и просто помогал ему не рехнуться. — Поздравляю, — широко улыбнутся ему Чонин, когда Чанель наконец забежал к нему — во-первых, сказать, что поступил, а во-вторых — за кофе. — Спасибо, — выдыхает Чанель, — Я уж и не надеялся… — А зря, — посмеивается Чонин, почти любовно дотрагиваясь до бесконечных ручек кофемашины, — Я видел твои наброски, ты молодец. Ну, и ты сделал хороший выбор! Он улыбается и ставит чашку на блюдце. Рядом ставит ещё одно, на которое кладёт кусок яблочного штруделя — совсем свежего. — За мой счёт, — улыбается Чонин, протягивает Чанелю небольшой поднос, — С поступлением, Чанёл-ли. И, кажется, этот штрудель был самым вкусным, что Чанель вообще ел за последний месяц. Или дело было в том, что он улыбался, как идиот, когда касался длинными пальцами крошечной ручки чашки? Кто знает. Перед переездом в общагу они с Сехуном устраивают прощальную попойку. Не то, чтобы Сехун был этому рад — просто Чанель так восторженно говорил, что обязательно нужно выпить за успешный переезд и поступление, что Сехун всё-таки сдался. Ну серьезно, как можно спорить с Чанелем? — Я говорил с отцом, — вздыхает Чанель, прикладываясь ко второй бутылке пива и с удовольствием отправляя в рот тонко нарезанные ломтики сухой рыбы, которыми так приятно закусывать лёгкий алкоголь, — Ругался, конечно. Но желал мне счастья. Говорил, что поможет, если вдруг что. Хотя странно это… — Почему это? — хмыкает Сехун, мимолетом слизывая с горлышка своей бутылки пивную каплю. — Совсем недавно он говорил, что меня ненавидит и знать не хочет. Ну, что я разочарование и так далее. Поэтому я и поступал не в своем городе. — Ты кажешься хорошим сыном, — пожимает плечами Сехун и утягивает с тарелки кусок колбасной нарезки, — Расскажешь, что не так? — Напьюсь сначала, — бурчит Чанель, залпом допивая добрую четверть бутылки и отставляя её в сторону.

***

На следующий день он просыпается один, на неразобранном диване, заботливо укрытый пледом. Бутылок и прочего мусора нет — как и следа Сехуна. И Чанелю стыдно до безумия за вчерашнее, и извиниться бы перед Сехуном — да времени нет, потому что такси уже скоро приедет, а сам Сехун наверняка либо уже уехал, либо вот-вот уедет — и Чанель занимается более насущными делами. Например, ополоснуть помятое лицо, переодеться и спешно запихать в еле закрывающийся чемодан последние необходимые вещи — полотенце, зубную щетку, зарядку от телефона… Вот точно же что-то забыл, а что — не может вспомнить. Но приложение на телефоне заботливо напоминает, что такси ждёт его уже пять минут, и Пак из дома со своими чемоданами буквально выметается. Всё-таки он опаздывает, хотя и не очень сильно. Но когда входит в компании своих двух чемоданов в холл, где его должен ждать комендант (или кто должен поселить его в комнату, боже?), то видит там всего пару человек — видимо, последних. И один из этих людей ему хорошо знаком. — О, Чанёль, — как ни в чем не бывало улыбается Чонин, — Господин Кан, а если с новеньким? Можно мне поселиться с Чанёлем? Комендант (видимо, господин Кан) поднимает глаза к небу и смотрит в свои списки. — Боже… Чанёль? Пак Чанёль? Да, его пока не вписали… — Вот видите? — сияет улыбкой Чонин, — Так можно? — Что скажете, Пак Чанёль? — ворчит господин Кан, — Хотите жить с этим… Ким Чонином? Или лучше нормально вас распределить и поселить с кем-то из первокурсников с совпадающим расписанием? Ещё три комнаты свободны… — Нет-нет, всё в порядке. С расписаниями мы разберемся. Можно заселить меня с Чонином? — улыбается Чанёль, чуть кланяясь — вежливость никто не отменял. — Отлично, тогда я сам покажу тебе нашу комнату и корпус, и господину Кану не придется лишний раз вставать, — довольно усмехается Чонин, а комендант возводит глаза к небу и просто отдает Чанёлю ключи с брелоком, на котором был выбит номер комнаты. Чанёль глянул на него, отметил число «88» и просто сунул ключи в карман. — Давай помогу. — Чонин берет один чемодан и вместо того, чтобы повезти его на колесиках, как любой нормальный человек, просто складывает ручку и поднимает чемодан так, будто он почти ничего не весит. Чанёль только тихонько вздыхает — Чонин ниже его, худой, но жилистый, ему о таком соотношении силы и фигуры только мечтать. — Наша комната на третьем этаже. Иногда проблемы с горячей водой, зато никто не курит под окнами, как на первом, и никакого галдежа из комнаты отдыха, как на втором, — обстоятельно рассказывает Чонин, когда они поднимаются по лестнице. — Лифта нет, придется привыкать к лестницам — но оно даже полезнее, я проверял. С третьего этажа никто не съезжал, значит, новеньких тоже быть не должно, и комендант вряд ли будет бегать лишний раз… Это если решишь побаловаться спиртным. Но напиваться не рекомендую — если спалят на этом — пиши пропало. Чонин умудряется говорить даже пока поднимается по лестнице — даже дыхание у него почти не сбивается, кошмар какой-то. Чанёль бы лопнул от зависти, если бы мог хотя бы часть своего дыхания на это оставить. — Кухня в конце коридора, холодильники общие — к нам в комнате стоит мелкий, конечно, но хрен ты туда что-нибудь большое сунешь. В общие сладости не суй и на всем подписывай номер комнаты, иначе утащат на глазах — и не докажем. Чонин сворачивает с лестничной площадки в коридор и проходит совсем недалеко, останавливаясь у комнаты со знакомым номером 88 и открывает дверь своим ключом. Комната светлая и даже уютная — даже несмотря на то, что Чонин явно брезгует ежедневной уборкой — у стола стоит полупустая бутылка колы, у незаправленной кровати валяется зарядник от телефона и блокнот, на столе — открытый, но выключенный ноутбук и покосившаяся стопка учебников. Выглядит это… Мило. И живо. Будто тут живёт нормальный человек со своими недостатками — с которыми, впрочем, Чанёль вполне готов мириться. Удивительно. — Нравится? — хмыкает Чонин, оставляя чемодан Чанёля у двери, а сам проходит дальше и плюхается на кровать. — Ещё бы, — широко улыбается Чанёль и, тоже оставив чемодан в покое, садится на вторую кровать, аккуратно заправленную. — Вот и хорошо, — усмехается Чонин и тут наклоняется вперёд, на глазах становясь серьёзнее. — Раз уж мы с тобой соседи, то я должен попросить тебя… Об услуге. Он не угрожал и не пугал, но выглядел он про этом так, что Чанёлю бы и в голову не пришло в этой услуге отказать, если честно. По крайней мере, пока сматывать свои кишки по всей комнате не входило в его планы… — Иногда я буду отлучаться. Не ночевать в комнате. Твоя задача — игнорировать это. Говорить коменданту — и всякому, кто будет спрашивать, что я сплю, и не болтать. Договорились? — Д… Договорились, — кивает Чанёль, даже запинаясь поначалу. Чонин тут же снова превращается в привычного Чанёлю обаяшку и довольно улыбается, а сам Пак судорожно размышляет о том, что это вообще было. Пара дней до начала учебы пролетают быстро. Чанёль как раз успевает освоиться в общежитии, немного подвинуть беспорядок Чонина и развести свой. Чонин больше не казался Чанёлю странным или пугающим — все было настолько в порядке, что Чанёль было засомневался, что ему не показался тот жёсткий взгляд и серьезное лицо. Впрочем… Чонин ушел на второй день — как раз когда Чанёль неспешно укладывался спать, думая о завтрашнем дне в колледже. Даже не сразу заметил, как Чонин накидывает лёгкую куртку, сует в карман ключи от их комнаты и поспешно обувается. И вроде подмывало спросить, куда это Чонин собрался, но… «Я должен попросить тебя… Об услуге». Нет уж, спасибо. Просто будем воспринимать это как данность. Полночи Чанёль ворочается — думает о том, куда это понесло Чонина перед самым началом учебного года. Раздражается, запрещает себе думать о Чонине вообще, но какого-то чёрта не получается — в итоге засыпает он глубокой ночью, и просыпается ожидаемо разбитым. С усилием садится на кровати и замечает, что Чонин уже спит — закутан в одеяло по самый подбородок, джинсы и куртка валяются прямо рядом с кроватью, будто он на ходу раздевался, да и вид у него… Потрепанный, по крайней мере. — Чонин, уже утро, — осторожно зовёт его Чанёль, опускаясь на корточки рядом с чужой кроватью, — Пойдёшь на занятия? Чонин только мычит и накрывается одеялом с головой. Чанёль нервно облизывает губы, когда видит, что костяшки на пальцах Чонина сбиты, а ноготь криво сломан. Да и более того… Чанёль немного медлит, но всё же решает от Чонина отстать — в конце концов, он большой мальчик, ему виднее. Вместо этого просто одевается и приводит себя в порядок, стараясь быть потише, и, закинув на плечо рюкзак, выскальзывает в коридор. И старается не думать о том, что куртка Чонина была рваной, а на джинсах он точно видел пару бурых пятен неизвестного происхождения. Это… Это внушало страх. Страх за Чонина. Поэтому Чанёль обещает себе, что когда вернется с учёбы, обязательно заставит его обработать все свои ссадины — и, пожалуй, накормит чем-нибудь. Вот такие отлучки Чонина — это странно и жутко, но это не значит, что нужно просто оставить его так.

***

В колледже Чанёлю нравится — несмотря на дикую запару поначалу, небольшую стипендию и какого-то дико неадекватного преподавателя по начерталке (зачем им вообще начерталка?!). Чуть больше трех месяцев пролетели незаметно — ну, настолько незаметно, насколько вообще могли пролететь в учебном ритме. Здесь и правда было забавно — действительно неплохой кафетерий, классные одногруппники и явно не скучная жизнь в общежитии. И дело даже было не в Чонине — просто жить в среде таких же студентов разной степени раздолбайства было, ну, интересно. Хотя ладно, Чонин тут тоже отличился. Когда Чанёль как ни в чем не бывало приперся в комнату после занятий и сходу потребовал, чтобы Чонин показывал все свои боевые награды в виде ссадин и синяков, тот, помнится, настолько обалдел, что стал похож на гибрид удивленного котёнка и взъерошенного воробья — чёрт знает, какой у них может быть гибрид, остаётся только надеяться, что генетикам всего мира не придет в голову это выводить — и послушно показал и разбитые костяшки, и порезы на бедрах, и сбитые в кровь ступни. Чанёль фыркал и хмурился, что-то бурчал себе под нос про то, что кое-кто как «дитя малое, надо же думать, что делаешь» и «надо было промыть, а потом уже спать». Чанёль ничего не спрашивал, ничего не требовал — просто ворчал и помогал Чонину, и тот, казалось, ожидал этого меньше всего. Впрочем, он ведь сам захотел жить с Чанёлем — видимо, всё-таки ожидал?.. — В прошлом году он вообще один жил, в этом году, видимо, не позволили, — пожимает плечами Бэкхён, одногруппник Чанёля, стараясь не коситься в сторону До Кенхи — первокурсницы с вокального, — Чёрт знает, в чем там дело. Может, это и правда, что у него какие-то особые отношения с ректором. Или это из-за его успехов в танцах. Или с ним просто никто не хотел жить из-за того, что Чонин — открытый гей… Чанёль, помнится, тогда чуть не подавился вафлей — Бэкхёну даже пришлось отвлечься от не_созерцания филейной части Кенхи, которая как раз проходила мимо их столика, и стучать его по спине. Да уж, неожиданно. Не сказать, что это как-то изменило отношение Чанёля к Чонину, но… Жить намного приятнее, когда знаешь, что у вас с твоим безумно привлекательным соседом может… Может быть что-то. Возможно. Когда-то. Если вы оба захотите. Если эти просмотры фильмов с одного ноутбука на одной кровати, обрабатывания редко, но регулярно появляющихся мелких травм и вкусняшки, которые Чонин закидывает в их общий маленький холодильник, действительно что-то значат. А ещё Чанёль был приятно удивлен, узнав, что Сехун вовсе не собирается забывать своего незадачливого соседа, как страшный сон. Сехун написал в какао ему первым — рассказал, что заселился в общагу, что успешно сдал квартиру, что в его колледже хороший педсостав, а Чанёль жадно читал и видел лишь «ты не противен мне, что бы ты там ни нёс в пьяном состоянии, и мы можем продолжать общаться». И это Чанёлю по меньшей мере нравилось. Единственное, чего Чанёль не мог понять, это отношение Чонина к Сехуну и наоборот. Каждый раз, когда Чанёль разговаривал с Сехуном по видеосвязи или они просто созванивались, Чонин выходил из комнаты. Каждый раз, когда Чанёль рассказывал что-то про Чонина или про то, как они живут в одной комнате, на лице О застывало брезгливо-вежливое выражение — будто Чанёль с упоением рассказывал ему про внутренний мир гниющих лягушек — и, может, даже показывал. — Мы были знакомы. Давно, ещё, в детстве, — пожал плечами как-то Чонин, когда у него закончились отмазки и он не смог отвертеться от Чанёля, требующего объяснений. — И не ладим. Ничего особенного. Чанёль был бы очень рад узнать поподробнее, что да как, но больше он ничего из Чонина вытянуть не смог, а Сехун и вовсе молчал, как рыба. — Если честно, я удивлен, что ты сам мне не позвонил и не написал тогда, — фыркает Сехун, шурша какими-то бумажками на том конце невидимого провода. Чанёль хмыкает, зажимая в зубах карандаш, и остервенело трёт ластиком лист бумаги. Чонин на занятиях, ему нужно заняться скетчами — значит, самое время позвонить Сехуну и болтать через громкую связь о чем попало, пока оба делают домашку. Например, о их неловкой первой и последней пьянке, после которой они разъехались по общагам, будто чужие люди. — Я почему-то был уверен, что я сделал какой-нибудь бред, пока был пьяный. Ты мог бы и не хотеть со мной общаться после такого. Я бы тебе написал, но… Потом уже, когда перестал бы метаться и пытаться вспомнить, что же там было. — Кто бы сомневался, Чанёль, — сдержанно посмеивается Сехун, — На тебя это похоже. Ты серьезно не помнишь, что тогда случилось? — Даже не уверен, что хочу это знать, — признаётся Чанёль. Нагло врёт, конечно, но если он действительно творил какую-то дичь… Лучше ему этого не знать, наверное. Впрочем, будто Сехуна это интересовало. — Ты напился, а потом расплакался и рассказал, что отец тебя побил и сказал, что ненавидит, когда узнал о твоей ориентации, — любезно напомнил Сехун, наверняка не слыша щелчка открывающейся двери в комнате Чанёля. А вот сам Чанёль слышал его прекрасно — и успел только поднять глаза, чтобы удостовериться в том, что вошедший в комнату Чонин всё прекрасно слышал. — Я перезвоню, — быстро тараторит Чанёль и на ощупь сбрасывает звонок, во все глаза глядя на Чонина. Тот кажется лишь слегка удивленным — больше, кажется, довольным?.. — Я помешал? — как ни в чем не бывало интересуется он, сбрасывая в угол спортивную сумку с формой. Чанёль облизывает губы. — Я… Ну, нет. Просто думал, что ты услышал кое-что, что ты мог не хотеть знать и… Ну, не знаю. Чонин пожимает плечами. — Ну, услышал и услышал. У меня только один вопрос в связи с этим. Чанёль облизывает губы и удивленно моргает, когда слышит совсем не то, на что рассчитывал. — Не хочешь прогуляться со мной в субботу? Чанёль даже не знает, победно прыгать ему или прятаться под кровать. В итоге просто теряется и несмело улыбается — в принципе, вопрос вполне можно было делать риторическим. — Конечно, — выдыхает Чанёль, и Чонин с улыбкой кивает. С Сехуном они созваниваются ближе к ночи, когда Чонин уходит по своим непонятным загадочным делам. Чанёль описывает произошедшее в красках, пару раз повторяет, что «чёрт, я там чуть не умер» и совсем не удивляется тому, что Сехун от происходящего не в восторге. Впрочем, Чанёль сам хорош — на кой он рассказывал Сехуну про Чонина, когда они друг друга терпеть не могут?.. — Ты не сильно обидишься, если я не буду поздравлять тебя с зарождающейся личной жизнью? — бесстрастно спрашивает Сехун, и Чанёль закусывает губу. — Тебе это противно, потому что, ну… Мы оба парни? — на всякий случай интересуется он, зажимая трубку плечом и доставая из тумбочки перекись, йод и пластыри — собирается оставить на самом видном месте немым укором и напоминанием, что если Чонин снова просто плюхнется спать — Чанёль будет очень и очень долго ворчать. — Нет, — отрезает Сехун и прочищает горло, после чего продолжает уже мягче, — Нет, не в этом дело. Просто мне кажется, что ты размениваешь себя на ерунду. Ты достоин большего, чем… Чем твой сосед по комнате в общежитии. У Чанёля пересыхает в горле, он теряется, но ответить не успевает — впрочем, оно и к лучшему, ведь он и сам довольно смутно понимает, что ответить. — Прости, я немного занят, — деловым тоном продолжает Сехун, — Поговорим позже. — Сехун… Короткие гудки. Кто бы сомневался, конечно. Чанёль недовольно выдыхает и зло суёт телефон в карман. Ладно, это объяснимо — в конце концов, Сехун и Чонин, мягко говоря, не ладят. Правда, в ответ про детские ссоры и обиды верится с трудом, но это всё, что у нас есть — значит, будем от этого плясать. До конца недели всё окончательно мешается в голове. Чонин ведет себя так же — дружелюбно, обаятельно и всё так же требует, чтобы они успели пересмотреть все части звездных войн до премьеры. А ещё всё так же просит, чтобы Чанёль приготовил курочку — иногда Чанёлю кажется, что Чонин ради курочки пойдёт на проституцию, убийство и киёми (именно в таком порядке), поэтому не решается рисковать и послушно её готовит. Сехун не больно хочет с ним разговаривать и открещивается какими-то делами, и Чанёль было обижается и выговаривает ему в трубку, что если ему так не нравится Чонин, что он не хочет общаться с Чанёлем, то может начинать прямо сейчас, параллельно думая о своём поведении. Сехун только смеётся и говорит, что думать начнёт прямо сейчас, но дело совсем не в этом и на Чанёля он не дуется — просто Сехун тонет в книжках, а ещё небольшая проблема с квартиросъемщиками… Чанёль цокает языком, но решает пока поверить — тем более что Сехун не из тех, кто будет врать и изворачиваться, лишь бы избежать ответственности за свои поступки и эмоции. По крайней мере, Чанелю так кажется. В субботу Чанёль, пожалуй, даже немного нервничает. У Чонина утром занятия, у него — нет, поэтому Чанёль почти мечется по комнате в идиотском водовороте вопросов по типу «что надеть и как себя вести». Впрочем, довольно скоро он ставит себя на место и сначала запихивается в душ, потом минут двадцать перебирает вещи — хочется и красивым быть, и показать, что не очень-то и старался. Баланс, который Чанёлю, пожалуй, никогда не давался, но ради такого дела можно и попробовать. Поэтому он втискивается в рубашку и брюки — простые и не то чтобы слишком парадные. В самый раз. А ещё, наверное, надо было побыть в душе подольше и подготовиться. Впрочем, ладно. Если даже это действительно прям свидание — никто же после первого свидания в постель не ложится, правильно? Правда, чёрт возьми, они живут вместе, и не ложиться будет сложно. Ладно, будем надеяться, что Чанёль мимо своей кровати не промахнётся. И Чонин тоже. Впрочем, если вспомнить, какое у Чонина подтянутое тело, всегда чуть горячее, будто у него лёгкая температура… Так, нет. Никаких тут. Чанёль приличный молодой человек, в конце концов. Чонин приходит как раз вовремя — когда вторая волна нервов у Чанёля уже спала, а третья ещё не началась. Бегло оглядывает Чанёля с головы до ног и, видимо, очень старается не улыбаться — и не теребить рукав своей рубашки, чёрной и свободной — и это её единственное отличие от чанёлевой. Мда. Ладно, сделаем вид, что это парные вещи?.. — Готов? Пойдём? — Как ни в чём не бывало спрашивает Чонин, накидывая на плечи пальто. Чанёль кивает и тянется к толстому пуховику, но Чонин его останавливает — с почти смущённой улыбкой. — Не кутайся ты так. Я же не буду тебя по парку весь день таскать… Зима всё-таки. — А куда мы пойдём? — решается уточнить Чанёль, послушно протягивая руку за своим пальто. Раз уж Чонин такой красивый, то нужно соответствовать. — Увидишь. Тебе понравится, — широко и довольно улыбается Чонин, приоткрывая перед Чанёлем дверь их комнаты — и тому ничего не остаётся, кроме как усмехнуться и выйти. Они идут не спеша, болтают об общих знакомых и о занятиях. Никакого смущения, никакой неловкости — даже почти не похоже не свидание. Почти — потому что Чонин мягкий и предупредительный, и от этого у Чанёля тянет под диафрагмой тёплым ожиданием. Они сворачивают к торговым центрам — неожиданно и интересно. Чонин расслабленный, улыбчивый, и Чанёлю до безумия интересно, что же он там придумал. Настолько, что он замечает, как напрягаются плечи Чонина и леденеет взгляд, только через несколько безумно долгих секунд. В нескольких шагах от них стоит Сехун. Небрежно-элегантный и холодный — не просто своей холодной красотой, а действительно… Ледяной на вид. Чанёль было хочет поздороваться, но теряется — атмосфера слишком уж быстро накаляется, и на встречу друзей или случайных знакомых это совсем не похоже. — Ты всё-таки здесь, — утверждает Сехун, тяжело глядя то ли на Чонина, то ли на Чанёля. Чанёль облизывает губы и только собирается спросить, какого лешего происходит, как Чонин кладет руку ему на плечо, будто этим касанием показывая свои на Чанёля права. — Какие-то проблемы? — почти угрожающе спрашивает он, буравя Сехуна откровенно неприязненным взглядом. — Я не с тобой говорил, кажется, — холодно произносит Сехун, награждая Чонина совсем уж нечитаемым взглядом, — Впрочем, Чанёль, если ты выбор сделал… — Сделал, — отрезает Чонин до того, как Чанёль успевает открыть рот и вывалить весь список своих мыслей и эмоций по поводу этих двоих. Но, видимо, ему лучше молчать — судя по тому, как сжимает Чонин его плечо и с какой холодной ненавистью Сехун и Чонин друг не друга смотрят. Агрессивные гляделки продолжаются секунд пять, после чего Сехун отводит взгляд и смотрит на Чанёля. — Если вдруг передумаешь — я к твоим услугам. Но за этим наблюдать нет никакого желания. Сехун разворачивается на каблуках и уходит, не оборачиваясь, а у Чанёля в горле комок какой-то, который проходить не хочет. — Прости за это, — негромко произносит Чонин, мягко убирая руку с плеча Чанёля, — Сильно расстроился? Чанёль не отвечает. Голова занята другим. — Думаешь, он?.. — Чанёль облизывает губы, смутно понимая, что ему сейчас делать. То ли за Сехуном бежать, то ли просто сжать руку Чонина и забыть про всю эту глупую ситуацию… — Знаю. И если ты сейчас его догонишь, то он тебя как минимум… Не отпустит. В словах Чонина явно читалось «завалит на ближайшей горизонтальной поверхности», и Чанёль был благодарен, что он не сказал это вслух. Но когда он вспоминал горящий взгляд Сехуна — горящий от обиды, жадности и злости на Чонина… — А ты? У тебя, ну… есть на меня планы? Чонин горько усмехнулся. Да, это был глупый и наивный вопрос, но… Чанёлю нужно было это знать. Правда. Потому что ему так или иначе предстояло броситься в омут с головой — осталось только выбрать омут. — Да. В планах — сводить тебя в кино и напоить тебя кофе. И держать тебя за руку, если позволишь. — Чонин смотрит на Чанёля внимательно и криво усмехается. — Я скучный, не то что он. — Знаешь, — хмурится Чанёль, — Мне не нравится, когда меня делят. Особенно — если я в этом никакого участия не принимаю! Идите вы… Оба. Ненормальные. — Понимаю. Прости. — негромко произносит Чонин, пока Чанёль резко разворачивается и уходит — быстро, будто опасаясь передумать. Потому что чувствует печальный взгляд Чонина на своей спине — но обида и злость на этих двоих слишком сильны, чтобы бежать кого-то утешать. Нет, серьёзно, что это за номер? Что это было за киношное соревнование двух главных мужских героев? И вообще… Если они — два главных мужских героя, то Чанёль что, главный женский? Ну уж нет. Он на это не подписывался. — Идиоты, — ворчит он, пиная перед собой заледеневший камешек. Впрочем, он сам хорош. Причёсанный, расфуфыренный, рубашечку достал… Было бы ради чего. Ради кого. Второй раз за время, когда он живёт в этом городе, вывеска почти спасает ему жизнь — только это не вывеска кофейни, а вывеска работающего бара. Чанёль усмехается и толкает дверь — в конце концов, свиданка сорвалась, имеет право. Внутри ожидаемо мало народу — суббота, ещё и четырех часов дня нет, кому, кроме Чанёля, приспичит пить в это время? А Чанёль пьёт. Заливает в себя шот за шотом и молчит, думая о том, что ему категорически не везет на парней — Крис, с которым они встречались в старшей школе, улетел в Канаду, Минхо на него внимания вообще не обращал, теперь вот Чонин… Да и Сехун хорош. Не то чтобы Чанёль действительно рассматривал Сехуна как своего парня (боже, он даже не думал об этом), но всё равно! — Не думать об идиотах, не думать об идиотах…- бормочет он и поднимается, чтобы заказать ещё пива, но понимает, что на ногах стоит уже нетвердо, и передумывает. Вместо этого расплачивается и буквально вываливается на улицу. Здесь уже темно, и холод бьёт по щекам, даже немного отрезвляет, а падающие снежинки путаются в волосах, и Чанёль хмурится, засовывая руки в карманы. Бредет, куда глаза глядят, и передразнивает Чонина про себя: «не кутайся ты так, по паркам таскать не буду»… Не то чтобы ему действительно холодно, но в пуховике было бы куда более комфортно. А ещё было бы очень комфортно знать, где он вообще. В этом районе города он не был никогда, пожалуй — ну, или просто не узнавал из-за падающего снега и темноты. — …аться с ним, будто так и задумано?! А вот этот голос он определенно знает. И даже интонации знакомые — успел сегодня послушать… Когда Сехун почти сцепился с Чонином. — Это моё дело. И его. Тебя вообще не спрашивали, понятно?! А вот и голос Чонина. Чанёль замер. Не хотел подслушивать, но… Чёрт возьми, Сехун с Чонином собачились при нём второй раз за день. Он имел право знать… Хоть что-нибудь! — Ты должен был прийти сегодня на совет, а не гулять с… ним. Чем ты думал, псина? Думаешь, то, что ты получил неависимость от своих, рспространяется на всё, к чему ты прикасаешься?! — Ты беспокоишься за меня или за Чанёля? — насмешливо-брезгливо интересуется Чонин, и Чанёль привычно облизывает губы. — Он большой мальчик. И сам сделал выбор. Мудрый, кстати, раз не захотел общаться ни с тобой, ни со мной. — Всяко умнее тебя, — отрезает Сехун, — Я знал, что волчье племя обделены интеллектом, но ты… — Допиздишься, — рычит Чонин, и от этого рыка у Чанеля коленки дрожат. Потому что рык нешуточный. Не человеческий. — Плевать мне на тебя и на все твое племя, — холодно отвечает Сехун, будто совсем не боится, — Меня больше интересует то, что заговорили о равновесии. О том, что кто-то может что-нибудь заподозрить. И твое поведение… — Какой кошмар. Говори уж своими словами — кто-то нашёл одного из тех, кого ты убил, и люди могут понять, что их чёртовы фантазии — реальность? Чанель чувствует, что дрожит. Хочется убежать отсюда и забыть всё как страшный сон, но… — Я от них избавляюсь, — отрезает Сехун, — А ты со своей беготней в песьем виде и попытками соблазнить смертного… — Которого хотел соблазнить ты. Не отрицай. И тебе было бы плевать на конспирацию и на то, что его придется убить или обратить. Чанель зажимает рот и нос ладонью, чтобы не начать истерично всхлипывать. Чёрт возьми! — Хотел. И обратил бы. Если бы он был не против. — Потрясающе. То есть мне нельзя, а ты… — Ты — всего лишь псина. Я — бессмертное и прекрасное, и мог бы сделать Чанеля одном из нас! — Ты — чёртов кровосос, — рычит Чонин, — И раз уж на то пошло, он не достанется ни тебе, ни мне, и это, блять, правильно! Чанель отступает на шаг, радуясь, что снег только выпал и его хруст не сможет его выдать. Надо убираться отсюда. — Пожалуй. Потому что если бы он узнал о тебе или мне и отказался бы… Сам понимаешь. — Я бы не дал его убить. — Тебя бы никто слушать не ста… Чанель пятится, чуть не падая, и разворачивается, припуская вниз по улице. Бежать, бежать. Как можно дальше. К чёрту этих двоих, к чёрту колледж, к чёрту всё! На кону стоит большее, чем оценки и поступление. Если кто-то узнает, что Чанель их слышал… Возможно, они и врали, но врали на редкость убедительно. Да и многие другие непонятные вещи вполне сходились… Чанель ныряет в первое же свободное такси и называет адрес общежития. Просит ехать быстрее, сует деньги и то и дело смотрит в окно, будто боится увидеть там погоню. Зря, конечно — вряд ли его заметили, но первобытный страх затмевал всё. В комнату он буквально вваливается, молясь, чтобы Чонина не было. Его, конечно же, нет, что логично, но вернуться он может в любой момент, поэтому Чанель рывком открывает шкаф и буквально выметает оттуда в чемодан все вещи. Ужас разливается в нем вместо крови, он ведёт себя, как идиот и параноик, но это кажется единственно правильным решением — он спешно рассовывает книги и всякую мелочевку по пакетам, на ходу вызывает такси через смартфон… И налетает на Чонина в дверях комнаты. — Торопишься куда-то? — как ни в чем не бывало интересуется он, но его глаза опасно блестят, и Чанель, кажется, задыхается от ужаса. — Я уезжаю, — хрипит он, — Я больше никогда не вернусь, обещаю. И буду молчать до последнего. Отпусти меня… Отпусти, Чонин, пожалуйста. Чонин пару секунд смотрит на буквально умоляющего Чанеля и берется за ручку его чемодана. — Нужно спешить. Я провожу тебя до вокзала. — Спасибо, — шепчет Чанель, чуть не плача, и следует за быстро сбегающим по ступенькам Чонином. Они вместе садятся в такси, и Чанелю очень хочется сжать руку Чонина, потому что боится он до дрожи, но… Но боится он Чонина, поэтому это было бы неразумно. — Ты правда меня отпустишь? — шепчет Чанель, когда такси мягко тормозит у вокзала. — Да, — просто говорит Чонин, не глядя на Чанеля, и выходит из машины первым. Чанель торопливо расплачивается и выходит следом. — И… С тобой всё будет в порядке? — уточняет Чанель, не верящий, что всё так просто. — Конечно, — ухмыляется Чонин, — не беспокойся об этом. Не беспокоиться не очень получается, но Чонин подхватывает его чемодан и сумку, и Чанель послушно затыкается и, взяв за ручку оставшийся чемодан. До перрона они добираются почти бегом — Чанель купил билет на первый попавшийся поезд, а он отправлялся уже через несколько минут. — Дальше сам, — чеканит Чонин, ставя его вещи на полпути к нужному вагону. Чанель вопросительно смотрит на него, но Чонин лишь усмехается — клыкасто и как-то печально, отчего по спине бегут мурашки. — Не люблю прощания. Уезжай. Чанель буквально запрыгивает в нужный вагон в последний момент, надеясь, что сдавленный вскрик, который он слышал перед тем, как сесть в поезд, ему показался — или, на худой конец, принадлежал не Чонину. Он знал, что не будет это проверять. Впереди была новая жизнь. А то, что произошло в этом городе, он постарается забыть, вырезать из памяти. И как можно быстрее.