подарок

Мартину 32 года, когда он узнает о таком слове как «шипперство». И, оказывается, ты много чего можешь знать и испытывать, узнавая названия для всего этого только спустя какое-то время. Мартину, блять, 32 года, когда он читает сценарий и совершенно спокойно может заявить о том, что Тайрелл: а) влюблен; б) это нечто совершенно особенное. Настолько особенное, недостижимое, что не изменится до конца сериала. Мартин так уверен в этом, Мартин улыбается: тепло, когда говорит об этом на камеру, провоцируя в зале звук, которого еще никогда не слышал в своей жизни. Звук такой сумасшедший, по своей силе, быть может, в каком-то смысле сравнимый с тем, что существует между их персонажами. И, кажется, все это видят, кроме самого Эллиота. Что думает Рами Малек? У Рами слишком сложный персонаж, слишком прекрасный, каркас сериала, его сердце и его лабиринт сознания, в котором, к сожалению, не так уж и много места самому Мартину. Нет, это нормально. Закономерно. До тех самых пор, пока Мартин не чувствует себя едва ли не глупо: пиздец, но он сам верил в это, он надеялся хоть на что-то. Вместе с Тайреллом надеялся, наталкиваясь на неприятную правду: он уйдет быстрее, прежде чем Эллиот произнесет свой финальный монолог, в котором протянется невидимой ниточкой отсылка к холодному зимнему лесу. Мартин чувствовал себя очень глупо, а выглядеть глупо он не любил. Среди всего того, что было выстроено, его глупое «а что, если..» звучало, по крайней мере, слишком легкомысленно, слишком по-фанатски. И все-таки, блять, да. Он думал о том, что было бы, если бы Эллиот смог сказать ему все то, что говорил уже не ему. Ему было интересно: возможно ли бы было увидеть другого Эллиота? Наблюдать за Рами, который вечно смеется, который смешно сидит, который после серьезных сцен взрывается громким «блять» и смеется еще громче, который падает, неловко и одновременно плавно двигается. Рами, который светится, как ебучая туманность, его глаза — вроде черных дыр, его движения, он весь — очаровывает. Хочешь/не хочешь, один хуй, однажды ты очаруешься им и будешь вечно думать о том, как тебе повезло его узнать. Хотя насколько он узнал его? Они отсняли последний сезон, но зрители еще не скоро узнают о том, к чему приведут все извилистые пути героев. Зрители на панели больше не спрашивают у Мартина, что он бы хотел увидеть в новом сезоне, потому что никакого нового сезона не будет. «А точно не будет?» — смеется кто-то, а Мартин вспоминает этот вопрос и чувствует, как ему гадко и горько, запивая бокалом шампанского тупую грусть побитого пса. - Ты портишь вечеринку, - Рами каким-то образом оказывается сзади, кладет руку на плечо, подходит так, будто на пару слов, он часто спрашивает как дела, он так часто спрашивает, как дела, что Мартин готов поклясться, что сейчас он тоже спросит это. - Как ты? - действительно спрашивает Малек и ставит бокал рядом. Все его внимание вдруг каким-то удивительным образом сосредотачивается на Мартине, хотя совершенно недавно он был, кажется, погружен в беседу сразу со всеми. Мартин сидел за столиком так, будто был оторванным от коллектива одноклассником. - Пьяно, - отзывается он, пока уголок губ изламывается в полуулыбке. Ему не хочется быть ни глупым, ни портить чужие вечеринки, потому что, конечно.. это просто сентиментальная слабость. То, что он испытывает. - Хочешь поговорить об этом? - вдруг спрашивает Рами, и Мартин уже напрягается, но он видит, что Рами вот-вот и засмеется. - Хочешь пойти в жопу? - мягко интересуется он с такой беззлобной, легкой улыбкой. - Нет-нет, ты не понял, - когда Мартин смотрит на него, то понимает, что Рами пьян не меньше него, но если сам Мартин чувствует себя усталым, то в Рами будто.. эта чертова неугасаемая энергия. Он редко показывал другим то, как устал, - Я не отвалю, пока ты будешь сидеть тут весь такой.. - Какой? Рами не хочет говорить слово “грустный”. Потому что Рами не хочет, чтобы кому-то было грустно. Рами безумно хочется, чтобы все веселились. Черт его знает, почему. Как когда хочешь, чтобы на похоронах люди не плакали? Мартин пьян и он не знает, какого черта вообще происходит. - Я знаю, о чем ты думаешь, - сообщает Рами, скрещивает руки на груди, щурится, еще немного и будет похоже, будто он решил сыграть в какого-то копа. Плохого? Хорошего? - Удиви меня, - Мартин разводит руками. Он — само спокойствие и расслабленность. - Ты думаешь “блин, если я скажу это, то они, наверное, подумают, что я идиот”. Блядство. Мартину начинает казаться, что Рами пришел посмеяться над ним. Нет, у них прекрасные отношения. Все отлично. И они шутили. Просто он напился. Просто слегка раздражает. Просто.. Мартин не знает, что говорить. Улыбка с его губ пропадает, конечно, и он тупо пялится в пустой бокал. Тайрелл постоянно так смотрел, когда выслушивал отказы, когда все шло не по плану. Привычное: ну давай, блять, конечно, испытывай мои нервы, пока можешь, ладно-ладно, у меня все окей. - Пошли, - вдруг говорит Рами. Мартин поднимает на него взгляд: куда? зачем? - Пошли, пошли за мной. Все это какая-то галлюцинация. Они идут молча, пока Рами достает сигарету, закуривает, он красиво курит, и он будто о чем-то думает, но Мартин не решается нарушить тишину. Что-то слишком непривычное творится. Они сейчас будут обсуждать что-то серьезное? Типа, Рами вроде как скажет: блять, знаешь, на самом деле ты просто пиздец как бесил меня. Ладно-ладно, нет, разумеется. Мартин не думал так о нем. Просто он нихуя, блять, решительно нихуя не понимал. Они вышли в парк. Мартин стал прислушиваться к их шагам, Рами шел так, будто абсолютно точно знал, куда и зачем они идут. Будто каждый его шаг.. выстраивал путь куда-то. Куда? Или Мартин просто видит то, что хочет видеть? - Ты знал, что Тайрелл три раза приснился Эллиоту в тюрьме? Мартин усмехается. - Нет. - На самом деле мне нравится концепция снов. Я имею в виду: помнишь какие глючные сны снились Эллиоту? И сколько всего решающего было в них. А мы даже не знали про это. - Пожалуй. Они идут дальше, пока не начинает идти снег. У Рами стучат зубы. Мартин интересуется, не пора ли им обратно. - Как думаешь, зная весь сюжет, ты бы не поменял свое мнение? - По поводу чего? Вся эта поебота с пейрингом, она же никогда тебя не заботила, правда? Правда. И все отлично, все нормально, все на своих местах. Как бы, блять, не звучить истерично, как бы не звучать сентиментально, как бы не звучать глупо. Мартин не звучит никак. Он похоронит все это, унесет с собой, никому не покажет, он уже давно смирился, правда. Просто подбодрить его Рами, что ли, решил? Это все так ебано. - У тебя зубы стучат, пошли обратно, - говорит Мартин уже слегка раздраженно. - Я хочу тебе кое-что отдать, - Рами смотрит на него серьезно, - Зайдешь ко мне в номер? Рами делает шаг, другой, спрятав руки в карманах. Куртки. Но жест очень напоминает чужой. Мартин не выдерживает и начинает смеяться. Он, блять, сначала пару раз выдает едва бесшумный смешок. Но потом чувствует, что алкоголь действует на него; так, что он вдруг становится вот таким: идиотом, блять, озвучивающим то, что чувствует. Не выдерживает и смеется. - Рами. Это, конечно, все очень загадочно и все такое. Очень классно. Но непонятно. Нихуя непонятно. Рами молчит. - Я очень ценю попытку подбодрить меня, но я хочу, вроде как.. немного погрустить, ладно? Рами поворачивается. - Я хотел погрустить с тобой. Если Мартин вел себя как ребенок, то сейчас Рами смотрит на него как четырехлетний ребенок с круглыми глазами, с синими губами. Тот, кто убежал в море плавать и никак не хочет выходить, несмотря на то, что уже до смерти замерз. Мартин устал. Он понимает, что Малек смеяться уже над ним не будет. Он сам только что над собой посмеялся. Только что признался, что считает себя дураком. Рами ничего не говорил. Просто не уходил, просто смотрел на него. Они стояли как два идиота. - Ой.. вы, случайно не актер? - вдруг спрашивает женщина, проходившая мимо них, и останавливается. - Кажется, я вас где-то видела. Они оба не выдерживают и смеются.

***

На шее у Рами теплый шарф Мартина. Они возвращаются в номер, Рами без лишних слов протягивает ему сверток. Прямо, блять, подарок на Рождество. - У меня для тебя ничего нет, - говорит Мартин. Рами говорит, что с удовольствием заберет его шарф в качестве подарка. Мартин усмехается. И соглашается. Он открывает свой подарок уже в самолете. Прочитывает все в течение долгого перелета в родную Швецию. Red Wheelbarrow. Среди всех этих записей, среди всего этого лабиринта есть три спрятанных сна о нем. И этот подарок с годами станет только ценней, когда он совершенно случайно узнает о том, что эти сны — идея Рами, которую он предложил Эсмейлу. “Потому что Тайрелл был тем, кто однажды держал в руках ключ от той самой двери”.