Всегда

Она приходит в комнату и обнимает со спины. От нее пахнет чужим одеколоном и сексом. Лера откидывается на спинку кресла, и целует ее в щеку, стараясь не думать, чьи губы целовали эту нежную кожу всего несколько часов назад. И любой другой запах отходит на задний план, когда тонкий и теплый привкус дома возвращается. Она вернулась, а значит все хорошо. - Пойду приготовлю что-нибудь. Голодная, как волк, - ее мягкий смех заставляет забыть обо всем на свете. Даже о том, что она никогда не спросит, приготовить ли что-нибудь Лере. Да и Лера не против, она и так счастлива, ведь Даша просто рядом. Это настоящее чудо: смотреть, как твой любимый человек колдует на вашей кухне, и все вокруг так вкусно пахнет. Дом - это там, где ждут. И готовят. Правда в этом доме не готовят вместе. Шорох одежды заглушается сердцебиением. Не оглядывайся, - думает Лера. И страшно, так страшно случайно обернуться и увидеть следы чужих рук на такой родной талии. - Знаешь, - веселый голос Даши заставляет вздрогнуть, - сегодня ко мне вновь подкатывал Кленов. Такой забавный... Эй, - в Леру прилетает подушка, - ты хоть помнишь, кто это? И почему подушку сейчас обнимать приятнее, чем собеседницу? Наверное, потому что от нее пахнет только ими, а от Даши снова кем-то чужим. И пока голова судорожно кивает, грозя отвалиться, Лера с каждым кивком все сильнее прячет лицо в наволочке, стремясь убрать слезы. - Ну так вот, он такой забавный. Я ему говорю, что занята сегодня, а он продолжает меня звать в бар. Ты бы видела, каждый раз, когда он спрашивает про парня и получает отрицательный ответ, его глаза загораются такой надеждой. Мне не надо заводить щенка, на меня и так смотрят щенячьими глазами каждый день. Каждый день щенячьи глазки ждут ее дома, привязанные к батарее самым крепким из всех поводков - фразой "люблю тебя, дурочка". - Да ты же не слушаешь меня! - восклицает Даша, и Лера лишь сильнее сжимает подушку, - Опять ты грустишь, сколько можно уже? Ладно, переставай кукситься, я в душ. Опять наверное голая идет. Легкие шажки, мягкий звук соприкосновения голых ступней со старым протертым паркетом, и Лера не выдерживает - поднимает взгляд. Стройная спина, тонкие ноги, свободная походка, выдающая колорит личности за оболочкой - с виду и не скажешь, но таким шагом ходит только королева убийц. Такая чистая и нежная. Вот только по привычке перекинув волосы через одно плечо, Даша открыла темное пятнышко на шее, чуть ниже уха, и вся ее невинность рассыпается осколками. Так обернись же, скажи, что ты наделала, признайся, - напряженно вглядываясь в ее лопатки, умоляет Лера. И, словно услышав, Даша поворачивается: - Может присоединишься? - и губы, такие прекрасные, такие грязные, расплываются может в улыбке, может в оскале, а может в слезах, что стремятся сбежать. Лишь бы не здесь, - Ладно тебе, - просто так говорят эти нежные губы, - успокаивайся и приходи. Расскажешь, что у тебя случилось. Не расскажет. Как рассказать о том, что, не сдержавшись, залезла в телефон своей девушки и обнаружила там ожидаемое "было классно, стоит повторить;*". Нельзя говорить о том, что твоя жизнь превратилась в ад с тем, кто является главным надзирателем. Кофейник на кухне бурчит, и пузырьки черной жидкости лопаются, брызгаются и пропадают, чтобы вновь налиться и взорваться. Горячее и горькое содержимое кофейника ворчит и шипит, стремясь обрести свободу. И не обретает. Взамен этого, оно, под влиянием дашиной руки, отправляется в чашку, чтобы исчезнуть. Лера сидит, поджав ноги, и украдкой смотрит на фиолетово-красное пятно, чуть прикрытое волосами. А Даша колдует над кастрюлей, параллельно помешивая нечто, издающее волшебный запах, на сковородке. И пар растворяется в свете вытяжки, улетает куда-то в темноту труб. - Вкусно, - голос звучит тихо и непривычно жалобно. Давай же, кинь нож, и пусть все закончится. - Знаю. Но тебе не дам. Ты поправилась. Знаешь, зайка, будешь столько есть, никто не полюбит тебя. Но никто Лере и не нужен. Только она, фигура, танцующая в белизне пара и керамики. Правда, никто Леру давно уже не любит. Да и не любили вовсе. Они мечтали жить вместе еще со второго класса. Тамара, Даша и Лера. Их дружба была словно из книжек, где каждый готов был умереть друг за друга. Но Даше так не нравилось делить Леру, что спустя несколько лет, имя Томы даже не упоминалось, а если воспоминания о "той девочке" и проскальзывали, то только с презрением. Время камни точит, чего уж говорить о дружбе. Вначале Лера скучала. В Тамаре она находила больше отклика и тепла, ей нравилась ее улыбка и дерзкий смех, который никогда не был обращен на Леру. Добрая дружба без сложностей и лишений. С Дашей же всегда было сложно. Она стремилась оборвать все связи Леры и удивлялась, когда, в очередной раз оставив Леру одной, та обижалась на Дашу и ребят, с которыми та играла. Лера стала вечной мягкой игрушкой, которую достаешь раз в пять лет, чтобы отряхнуть от пыли и запихнуть обратно, зная, что когда все вновь разрушится и исчезнет, ты всегда можешь вернуться и обнять старый плюш. Извиниться и сделать вид, что все забыто и прощено, даже если в глазах-пуговках до сих пор блестит обида и не высохшие слезы. И пока Даша рассказывала о красоте нового соседа сверху, Лера, положив голову на стол, представляла, что стоит на коленях перед плахой. - Кстати, я сделала пудинг. Всегда хотела попробовать самой приготовить, да все никак руки не доходили. Лера улыбнулась. - Вкусный? - Мне понравилось. А тебе не дам. Сама знаешь, я ведь только о тебе и беспокоюсь. Улыбка застыла. И в голове вновь разлился вакуум, заглушая все. - Спасибо, что заботишься обо мне, - слышит Лера свой голос и думает, что он слишком безжизненный для человека. Фраза прозвучала неожиданно, прервав задорный монолог Даши. - Ой, да ладно тебе, я ж люблю тебя. Мне абсолютно не жалко! - Прости... Лера не успевает замолчать, и краткое слово вылетает быстрее пули из ружья. - За что? - недоуменно так звучит вопрос, и становится страшно смешно. И немного больно. - За то, что напрягаю. Лера поднимает голову и смотрит в глаза. Теплые и родные. Даша улыбается, и Лера думает, как же та красива. - Да ладно тебе. Ты всегда меня напрягаешь, я привыкла. И никогда ведь не привыкнешь к такой прекрасной и неповторимой. Такой распарывающей грудную клетку в попытке остановить пульс. Только сердца там давно нет, ведь она его забрала. Зачем же раз за разом раздвигать ребра, зачем доставлять столько боли? Всегда. Всегда вместе, всегда рады друг другу и всегда не могут по отдельности. Не умеют. Всегда вместе и навечно одни. И вечером Лера привычно кладет голову на плечо и укрывает их одеялом. Тепло их кровати, их тел... и холодно-синяя отметка на шее прямо перед глазами. - Спокойной ночи. - Люблю тебя, зайка. Она поворачивается и произносит: - Поцелуй меня. Просто и спокойно. Ни ослушаться, ни увильнуть. И обнимает потом мягко и нежно. Со спины. Всегда.