bad kind of butterflies

Bad Kind of Butterflies — Camila Cabello       По замку ходили слухи, будто они безумные.       Когда дворецкий мёдово нашёптывает Розанне приглашение в опочивальню Маркизы, Леди тут же срывается с места. Она хватается (как беспросветная дура) за любую возможность увидеть Её Сиятельство. Отчаянно хватается за свои чувства, иначе её ничто и не держит в замке.       Розэ определённо помнит, как её Маркиза не любит, когда стража впускает посетителей, предпочитая отворять двери в свои опочивальни самостоятельно. Она накручивает на палец локоны, чтобы они выглядели товарно, сливаясь с теми кудрями, что не успели выпрямиться от тяжести дня. Миледи сжимает пухлые губы в тонкую нить, не зная, что на этот раз преподнесёт Маркиза. Она понятия не имеет, будет ли Дженни оглаживать её тело или искусает, раскромсает в клочья. Миледи желает всего и сразу.       Стук в дверь. Маркиза открывает. Она в этом своём кроваво-алом платье выглядит великолепно. Миледи думается так, но не понятно почему. То ли от того, что это подарок самой Розанны, то ли от того, что Её Сиятельство в любом наряде выглядит убийственно.       Миледи смотрит на свою госпожу, и с трудом сдерживает внутреннее желание подойти к Маркизе, отобрать из нежных рук этот чёртов мундштук с сигаретой, развязать туго затянутый корсет, обязательно потом отчитав служек, что своими неумелыми действиями заставляли Маркизу терпеть сковывающие движения. Розанна хочет развязать этот тоненький плетёный поясок из золотой тесьмы, даже если он не доставляет дискомфорта самой Маркизе. А ещё Миледи желает свою Маркизу: хочет поцеловать её ножку, её ручку, её губы, хочет сделать приятно, даже если в итоге сама окажется на коврике у порога.       Вместо разговоров о своих желаниях, Розанна предпочитает молчать, опустив взгляд в пол, ожидая, когда Маркиза соблаговолит подойти к ней, поднимет её лицо, поглаживая подбородок. Но единственное, что доносится от Маркизы: — Подойди и присядь рядом.       Что-то новенькое, думается Миледи. Маркиза бы ответила, что так оно и есть. — Кай знает обо всём, — до этого Розанна сидела опустив голову, но, после услышанного, медленно повернулась всем корпусом к своей госпоже, глядя той прямо в глаза. — Не смотри на меня так, — не поворачиваясь. — Но… что дальше? — Я потому тебя и позвала сюда. Хочу сказать кое-что и пойму, если ты возненавидишь меня.       Маркиза всё же касается лица русоволосой, проводя большим пальцем по ровному носу и отодвигая нижнюю губу. Целует не напористо. Даже невесомо. — Просто расскажи, милая, — шепчет Розанна, прижимаясь лбом ко лбу, и параллельно находит тёплую ладонь своей госпожи, переплетая пальцы. Её Сиятельство медленно кивает. — Помнишь времена, когда я говорила, что мы — просто подруги, и это было правдой?.. Я ведь тогда не лгала, так? — что-то близкое к риторическому вопросу, Миледи не отвечает. — Но между тогда и сейчас кое-что произошло, потому сейчас я лгу своему супругу, говоря, будто мы — подруги. Но ныне это ведь нечто большее, чем просто дружба, так?       Розанну по истине заводили вопросы, которые Маркиза заканчивала своим «так». Она делает это, когда не хочет, чтобы с ней спорили. — Я люблю тебя, Розанна — горячо шепчет Маркиза, облизывая мочку ушка Миледи, — но, как бы то ни было, я желаю Кая.       Слушательницу будто окатывают мёрзлой водой.       Маркиза, не видя затем и малейшей реакции, встаёт на четвереньки, от чего матрац прогибается. Она соблазнительно развязывает тонкий поясок на талии Розанны, как раз один из тех поясков, которые она привыкла разрывать своими руками, а иногда и разгрызать зубами. — Хочу его иногда даже больше чем тебя, — всё ещё обжигая. — Но его я не люблю. Только тебя люблю, понимаешь? Он всего лишь застрял в моей голове.       Для русоволосой это «всего лишь» встаёт комом в горле.       Волосы Маркизы знатно растрепались, когда она приникала лбом к шее возлюбленной, а остаток бордовой помады на губах смазался, большая же часть оставлена на ключицах Розанны. — Кай сказал выбрать кого-то одного, — возбуждённо, с одышкой лепечет Маркиза.       Миледи от того же возбуждения вздымает голову вверх, позволяя касаться себя. — Но что мне делать, любовь моя? — Её Сиятельство разрывает остатки ткани на чужом теле, оставляя верх оголённым и тут же прижимаясь к обнажённой груди, языком обводя ореолы. — Я много потеряю, если оставлю вас обоих себе? И потеряю ли вообще, если буду жадиной? — Маркиза совершенно по-собственнически прижимает хрупкое тело к себе, едва не прокусывая горошинку на груди. Розанну подбрасывает от такого.       Маркиза всегда была такой, с самого рождения: её игрушками нельзя было играться другим детям, её подруге нельзя было дружить с кем-то кроме неё. Она была единственным ребёнком в своей семье, другим быть будто и не позволено. И везде она была одна.       Однако не смотря на то, что зачастую такие люди плохо заканчивали, оставаясь ни с чем, Маркиза не несла потерь. Она ведь не обычная.       Миледи же думает, что её госпожа удивительная. — В груди у меня всё ещё порхают бабочки от нашей с тобой любви, их бесчисленное количество! — как безумная шепчет Маркиза и хватает наполовину нагую девушку за руку, впихивая под ткань своего платья чужую ладонь. И ладонь та, как бы даже нежно, сжимает грудь Маркизы, отчего она и постанывает. — Я не плохая, это просто бабочки плохие! Плохой вид бабочек, так? — Так, — впервые решается ответить Розанна. — Они вынуждали меня сказать это, так я и сказала! Но почему мне до сих пор так тошно? — и с выразительных глаз плещут слёзы. Миледи же роняет слёзы ещё с момента признания в любви, хоть оно и не первое. — Я не могу выбрать одного, и мне от этого больно. Мне плохо, Роззи, — Маркиза лишь иногда называла так девушку.       С головы Миледи летит тоненькая, почти невесомая диадема, когда Маркиза толкает Розанну в плечо, чтобы та упала на кровать. И та падает в бездну. — Ты должна любить только меня! И быть только со мной! — отчаянно, — Это ошибка, пойми же, Дженни, — девушка припадает к лицу напротив, отчаянно стараясь привести в чувства, выцеловывая каждый миллиметр. — Но я чувствую, что должна её совершить.       Ночь проходит не менее жарко, чем бывает обычно. Розанна полночи рассматривала усталое лицо своей спящей госпожи, заплетала и расплетала длинные прядки её и без того волнистых волос. Девушка целовала лицо и руки Маркизы, каялась в том, что собирается сделать. Буквально топила в признаниях о любви, пытаясь сохранить в своей памяти каждую мелочь этой ночи.       А на утро, взяла из туалетного столика Маркизы её револьвер и убила возлюбленную одним выстрелом в голову. И себя. Убила. Одной пулей в висок.       По замку ходили слухи, будто они безумные.