Часть 1
6 июня 2020 г. в 20:41
— Я хочу сделать тебе подарок, — говорит Токио. Тамао без раздумий протягивает руку.
— Давай.
— Нет. Он не материальный.
— А какой? — Тамао не очень любит нематериальное. Трудно представить удовольствие от нематериальной драки или нематериальной сосиски.
— Я ухожу. Отойду в сторону. Не буду вам мешать.
— Ты о чем? — в отличие от Токио, спокойного, как океан, у Тамао в душе поднимается мутная волна. Он думает сразу о многом, обо всем (гадая, что имел в виду Токио), и это мешает сосредоточиться. Токио ничто не мешает, он все продумал.
— Я о вас с Генджи.
— Ты дурак? — А что тут еще спросишь?
— Конечно, нет. — Токио чуть заметно усмехается. — Я вижу, как ты к нему относишься. И как он относится к тебе. Ты пошел драться за него с Хосеном.
— Я пошел драться за Судзуран.
— В тот день Генджи и был Судзураном. Поэтому мы все пошли за ним. Но твое слово стало решающим. Останься ты на месте, Генджи бы не победить.
— И поэтому ты хочешь уйти? — Теперь Тамао стоит прямо перед ним — руки в карманы, прямой взгляд. Ждет ответа, разговора.
— Да, поэтому. — Токио разговоров не боится, это его стихия. — Вас тянет друг к другу, но я тут помеха. Понимаешь, у вас не получается сцепки. Это все неправильно.
— И ты, значит, решил уйти, — повторяет Тамао, обходя его по дуге и становясь рядом, так что взгляды теперь параллельны и упираются (оба) в видавшую виды металлическую сетку ограждения. — Ты ведь меня любишь?
Он впервые спрашивает об этом (вслух). А Токио впервые отвечает, ровно, бесстрастнее, чем на уроке.
— Люблю. Как люди любят солнце, как закат любит небо. Как Токаджи любит Идзаки.
— Драться с Идзаки, ты хотел сказать.
— Нет, — усмехается Токио. — Как ты любишь огонь, заключенный в Генджи.
— Кто тебе сказал, что я люблю огонь? — спрашивает Тамао, будто подсекает рыбу (быстрый блеск на солнце).
— Это очевидно.
— Это нихуя не очевидно. — Тамао злится. Злится очень сильно — заметно и по сощуренным глазам, и по кулакам в карманах. — Когда это меня тянуло к огню? Если я что и люблю, так это смотреть на реку, разве не заметил? Вода спокойная такая, искры на волнах. Поди узнай, что там в глубине, омуты, водовороты. А наверху текучая, кажется, на месте стоит, а на самом деле каждый миг новая. За это и люблю.
Он вдруг обхватывает Токио со спины — сам невысокий, но захват медвежий, хрен вырвешься.
— Люблю, как рис любит воду, — говорит он в плечо. — Как ворон любит полет. Как сарделька любит крепкий васаби.
Токио не выдерживает, начинает ржать. Накрывает ладонями обнимающие его руки Тамао, сжимает, и внутри словно рвется тугая, долго мешавшая дышать веревка.
— С днем рождения, — говорит он слишком тихо (но Тамао слышит). — Только у меня теперь нет для тебя подарка.
— Зато у меня есть желание, которое ты можешь исполнить, — отвечает Тамао, вжимаясь в него плотнее. Это твой самый лучший день рождения, думает Токио, вдыхая вечер через комок в горле. Это самый лучший день на свете.