***
— … В любом случае, мы отправим его на реабилитацию на несколько месяцев. Обрывок диалога стал первым, что Арсений услышал, все еще находясь привязанным к креслу. Его нежно касались холодные пальцы медицинской сестры, и Арсений почувствовал неконтролируемая желание ей улыбнуться. Слабо понимая где находится, он даже не мог ответить на простой вопрос — кто он такой? «С Даней бы потрепаться об этом…» — Даня знал. У него на эту тему целый отписанный монолог запрятанный в нагрудном кармане. Голову охватило горячим обручем в этот же самый момент, словно свежий шов угрожал вот-вот распахнуть нутро Арсения. Он неосознанно вскинул только что освобожденную от ремней руку и прижал ладонь к лицу. Под пальцами он чувствовал свою кожу: влажную от холодного пота, грязную от копоти, но цельную. — У меня очень сильно болит голова, — пожаловался он медицинской сестре. Голос из него вышел хриплый, грудной и совершенно неузнаваемый. На самом деле, он хотел спросить, не пострадало ли его лицо в… аварии? По ощущениям было так, словно он стал участником страшного ДТП. Руки и ноги оказались целыми. Только дышать тяжело. Щипало глаза. «Я плакал?» — Все хорошо. Теперь все будет хорошо. Арс? Медсестра, видимо, его знала. Он бы солгал, если бы сказал, что ее лицо ему незнакомо, но вот с памятью на имена все-еще были трудности. — А-арс, — рассмеялась она, а когда ее лица растерянно коснулись, то голос у девушки стал обеспокоенным, — А-арс, что, больно? Девушка не успела снять с Арсения контроль давления. Он резко сжал пальцы в кулак, на пол упал пульсоксиметр. Эд обернулся как раз в тот момент, когда Арсений подавился на вдохе и его пробило крупной дрожью. Давление скакнуло вверх, а вместе с этим, Арсений выгнулся в кресле дугой с широко раскрытым в немом крике ртом. Он не успел выдавить и звука, как тело затрясло в неконтролируемом приступе эпилепсии. — Дана! Голову! Держи голову! Девушка навалилась на Арсения всем своим весом, подхватывая его под затылок и отводя голову в сторону. — Ты ему что-то сказала?! Мне нужно знать, что ты ему сказала! — Я!.. Я!.. — она растерянно вскинула голову. В ее глазах читался испуг. — Все в порядке, — Эд вновь прибил Арсения к креслу, парой движений фиксируя его руки. Дана бросилась к верстаку, дергая с него реанимационный набор. Она успела бросить его на пол, когда Эд вновь позвал ее по имени. — Ты молодец. Не нервничай. Все хорошо. Ты умница. Что ты ему сказала? Дословно! — Я… Я спросила, — несмотря на то, что голос у нее сдавал, движения оставались уверенными, — Арс! Что? Больно? Реанимационные мероприятия начали делать прям там, благо, кабинет был под это обустроен. Дана вывела посторонних с помещения и прижала рацию губам, вызывая бригаду. — Где тонко, там и рвется, — прорычал Эд, но теперь в голос. На Дану он не злился. Только на самого себя — это он упустил какой-то фрагмент из вида. Всего крупицу. Какую-то реплику, ставшую для Арсения смертельно опасным триггером. Кодом к самоуничтожению. — Хорошо, что ты поймала меня за руку. Дана. Посмотри на меня… малая, ты молодец. Лучше помочь здесь, чем если этот приступ застиг бы его на, скажем, миссии. — Шаст! — захрипел Арсений на последнем собственном вдохе. Мгновением позже на его голове затянули ремни и в рот протолкнули жесткие полые трубки, одним движением протолкнув их мимо пищевода до трахеи. — Все будет хорошо, — в голове у Арсения эти слова Эда звучали голосом человека, имя которого он не мог вспомнить. Воображение старательно вырисовывало болезненный собирательный образ высокого парня: утомленные зеленые глаза, в зубах зажата сигарета и что-то подсказывало Арсению сощуриться в тот момент, когда парень выдохнул. Изо рта повалили черные клубы раскаленного дыма, но тот словно и не обращал на это внимание, а вот у Арсения от этого уже слипались глаза, словно он сунул голову в костер. Незнакомец сложил указательный и большой палец в форме сердца, как научили их актеры корейских дорам. Арсений прикипел взглядом к черной метке в форме галочки на подушечке большого пальца незнакомца. Он демонстрировал его Арсению так, словно это было чем-то очень для них двоих важным. Когда Арсений уже был без сознания, Эд сидел перед креслом на корточках и рассматривал его пальцы. На подушечке большого пальца он обнаружил тату в форме крестика или косого знака плюса — это как посмотреть. — Это нужно отшлифовать.***
—… Потому что я понятия не имею, кто я такой, и во что я на самом деле верю. Я двадцать пять лет ходил такой, руки в боки: «я во всем разобра-ался!»… Арсений слушал диалог, вернее сказать, монолог, Дани, который тот вещал через весь зал. Даня хотел выговориться, но сидеть он при этом не мог: ходил по центру комнаты, делал пассы руками , то и дело отпивая воду из граненого стакана. Он важничал, расхаживал, комично уперев руки в бока, под стать той части монолога. Даня был одним из тех людей, которых Арсений помнил хорошо. Они оба работали в линейных бригадах, с разницей в одну цифру. — … А я даже в себе, блядь, не разобрался. Эти слова прозвучали достаточно возмущенно, поэтому Арсений отвлекся от рассматривания своей руки и поднял взгляд на Даню. Тот стоял в паре метров от Арсения, а потом вопросительно кивнул. — Что там у тебя? — Ожог, — Арсений не знал зачем это сделал, но поднял рукав белой футболки для наглядности. — На пальцы похоже. Или след от ладони. Клево. Пришлось присмотреться под новым углом. И точно. Словно кто-то схватил его за плечо и оставил такой вот след. — Че наши говорят? — Попали с бригадой в засаду, — он выдержал паузу, — выжил только я, но… шрам кажется старым. Я не помню. — Наверное, это дело рук тех ублюдков, которые от нехуй делать выслеживают нас на миссиях раз за разом. Типа, они ведь тоже обладают способностями, но они… — Свободные, — предложил Арсений. — Больные ублюдки, — Даня рассмеялся, — знаешь, нас как в общий переведут, я тебя с одним типом сведу. Он тебе понравится, вы типа на одной волне. Арсений не мог не улыбнуться при взгляде на собеседника, но потом вопросительно кивнул, как бы спрашивая: «Кто это?» Но Даня не признавался. Им было одинаково скучно, так как они сидели в изоляции уже почти месяц и могли себя развлекать только болтовней. Было бы слишком просто назвать имя того человека, а ты попробуй угадай его. Так они убивали время, а заодно тренировали память. У них с Даней была похожая травма — амнезия после травм. Даня вот, например, четко помнил, как его с командой накрыли огневым шквалом из огнестрела. Не в деталях, конечно, — они ускользали из него, точно вода сквозь песок, — но Даня помнил запах, шум и тупую боль в сердце. — Нас, скорее всего, в одну бригаду определят. Как думаешь, Арс? — Похоже на то. Мы бы вдвоем закрыли гештальт. Команда набиралась так, чтобы закрыть четыре основные функции: медик, координатор — головная часть команды, ближний бой и боец периферии, чтобы оградить команду от нападений извне — щит. Такая раскладка была для линейных бригад, но существовали так же: штурмовые, контрольно-пропускные (парней загоняли за Можайск, как в командировку), патрульные и так далее. Даня оставался первоклассным координатором своего линейного отряда на протяжении многих лет, но сам себя таковым не считал. Когда теряешь всю свою команду, то весь груз ответственности уже не выходит делить на четверых. Уже много позже, ночью, Арсений будет смотреть в спину Дани и раз за разом проводить ладонями вверх по собственным ногам, забираясь под ткань трусов, плотно обхватывающие его бедра и задницу. Он узнал об отметинах еще в первый день, когда был в душе и если ожог на плече еще как-то вязался с историей о травме на миссии, то следы чужих ладоней на внешней стороне бедра объяснить сложно. Хотелось спросить у Дани, но у них не тот уровень доверия, чтобы сказать: «Посмотри!» — и стянуть с себя трусы. Даня около-комик и, скорее всего, гомофоб, он сначала начнет орать от ужаса, а потом сделает из их личной истории целое шоу. К тому же, Арсений считался с негласным правилом: «переживай свою боль и тревогу в одиночку,» — нечего с больной головы перекладывать проблемы на здоровую. У Дани и без этого психолог трижды в неделю. Прикосновения к гладким старым шрамам, тянущимся тонкими полосками, почему-то успокаивали. За неимением моментов, которые можно было бы вспомнить и аккуратно вписать в фантазию, Арсений начал представлять что-то абстрактное, свежее и хрупкое, как первая подростковая влюбленность.***
— Просыпаемся, стрипухи! Вообще-то, Арсений проснулся ровно в тот момент, когда услышал копошение в дверях, но подумал, что это очередной медосмотр, поэтому так и не вылез из-под одеяла. Только подобрал под себя голые ноги, комкая между ними одеяло и накрыл голову подушкой. Так что он встрепенулся. Резко сел, скидывая одеяло на колени и стал озираться. Растрепанный и ослепленный ярким светом, играющий бликами на кафельных плитках стен и пола. — Ля, какой пятнистый, — мужчина поцокал языком и опустился на постель рядом. Матрас под ним прогнулся, намекая Арсению о тяжести незнакомца. — Ну, хотя бы не малолетка. Под таким внимательным, жрущим, взглядом Арсений оторопел. Его рассматривали и трогали, точно привередливый покупатель выбирающий товар. Рядом с Арсением, на односпальной узкой койке, сидел матерый мужчина лет сорока: легкая бородка, видимо ломаный нос и взгляд, под которым хотелось отстраниться. Иногда по людям сразу видно требовательность и тяжесть характера. — Рота, подъем, — незнакомец не помогал разобраться, только докидывал ненужных фактов в свою биографию: он картавил, — тугой какой… даю двадцать минут на сборы, потом я вас, ребятки, забираю. — Куда? — Шмотки, говорю, пакуй. Хули переспрашиваешь? На этом он встал с места, еще несколько секунд рассматривая Арсения сверху вниз. Потом улыбнулся не самой приятной улыбкой и направился на выход. У двери уже терся Даня. Видимо, его дернули первым, потому что выглядел он всклокоченным и заспанным, но изо всех сил старался держаться ровно. На всякий случай. Арсений его понимал. Этот мужчина, казалось, из тех, кто бьет своих, чтобы другие боялись. Дверь за ним закрылась медленно, не спружинила, как обычно. — … Арсен, нам пизда. Даня что-то знал, потому добавил: — Это Белый. — То есть… как акула? Даня наградил его странным взглядом, видно, готов был разорваться на ха-ха, но только сдержанно кивнул. — Быстро схватываешь. Наш новый командир. Ты видел? Он был одет по форме, нашивки на груди — это командир. Он здесь за нами. — А-а... Он меня, что, стрипухой назвал? — Ну хоть не сказал честь отдать... Думал, нас Алишер к себе заберет. Но если этот здесь, значит, они между собой порешали по-другому. Арсений не мог включиться. То есть он, да, проснулся, но ощущал себя в каком-то кошмаре. — Прости, братан. Значит, не познакомлю тебя с типом, который топит за идею «свободных». — Что? — Одевайся, говорю. Кажется, мы теперь штурмовой отряд. Сам Даня тоже одет не был — стоял в одних трусах и говорил голосом, который не подходил под ситуацию: уверенно, — но Арсений чувствовал, что тот тоже напряжен. Командир ждал их на выходе из реабилитационного центра, у машины. Арсений, как и Даня, не догадались взять с собой вещи, но вернуться им не позволили. Белый кивнул на машину, и его не волновало, что оба новобранца были в одной белой пижаме, да тапочках, в которых они передвигались в стенах реабилитационного центра. Позже, он научит молодежь собираться по первому сигналу «тревоги», как между собой они назвали писк пейджера, с которым они должны были чуть ли не ссать. Держать ближе к телу 24/7. Белый оказался мужиком жестких правил. С ним не забалуешь: расписания тренировок, график для сна и отдыха, миссии низкого ранга день через день, словно лучший трахарь-террорист. Или трахать террористов. Арсений искренне надеялся, что у командира с ними личные счеты, иначе, такая активность пугала. Каким бы не был у Арсения командир до этого, — а каждой ночью, оставаясь наедине со своими мыслями, он пытался вспомнить хоть крупицу минувших лет, — Белый олицетворял собой самые жесткие эмоциональные качели, которые Арсений только мог себе представить.***
— Так, девки, собрираемся! Очередной подъем в четыре утра не стал вызывать у парней агрессию или болезненные стоны. Десять минут, и они уже грузились в машину. — Начальство скинуло задачу: разбираемся с пидорасами, которые мутят воду, прямо на месте. Эд, крышуешь. Разрешение на применение оружия есть. Стреляем без предупреждения. — А как же предупредительный по толпе? — Даня, как улыбнулся, так и стих. Белый сжал пальцы в кулак. Арсению не повезло, что именно в этот момент Белый проверял его ремни на плечах. По ощущениям, он мог выиграть от шутки Дани себе перелом ключицы. Но командир вовремя взял себя в руки и тяжело хлопнул Арсения по тому же плечу и рухнул в кресло, затянув ремень безопасности через грудь и поперек пояса. — В очко себе предупредительный сделай. За последние четыре года Арсений научился по свистку резко менять направление движения, дожевывать завтрак в машине и без стеснения , под присмотром, разминаться на пилатесе. Командир не гнушался спускаться в зал, если чувствовал, что Арс филонил. Руки, благо, не распускал до рукоприкладства, но временами загонял Арсения на борьбе и стоило позволить Белому зажать тебя в угол… он прикладывал все силы, чтобы ты не ушел — выполз из зала. Игра на износ, и никакой Даня не был в силах помочь. На миссии так же — надейся на своих, но и сам не плошай. Эта политика требовала всего внимания к экипировке, чтобы не подвела и частых тренировок, чтобы хватило сил. Еще уверенности, ловкости и харизмы. «Ведь защита и урон — это вопрос характеристик,» — мысли подобного плана в голове Арсения всегда звучали голосом Белого. Он так же часто кричал: «Твоя сила в движениях! Так что будь, блядь, добр!..» — а потом пробивал двойку вместо того, чтобы закончить предложение. И в этом была своя правда — уникальность Арсения завязывалась на выносливости, в его верткости и умении слушать собственное тело. «Я научу тебя быть суперсолдатом,» — это всегда звучало, как угроза. Вне зависимости от контекста. За ушедшие четыре года, Арсений чувствовал себя на пике своих возможностей. На тренировках ли или при выполнении миссии любой сложности, под ногами всегда дрожала земля. Вибрировала с ним в такт. Порой Арсения одолевало такое чувство, что он способен вложить в удар больше, чем физическую силу. Нечто, что очень долго спало внутри, но командир растормошил это и клещами вытягивал наружу. Вибрация. Она проходила с ним рука об руку в любом сражении, не важно, было ли оно фикцией-тренировкой или просыпалась в реальном бою. Даня отшучивался, что нужно больше работать над горловым, раз уж у Арсения к этому дар. С командиром-то все ясно, он весь в силе, и она поражала. Для него не было преград, он мог проломить их, точно локомотив сошедший… то ли с ума, то ли с рельс. Таким макаром, Белый слепил из Арсения бойца первого плана — силовую часть коллектива. Рано или поздно это стало бы для Арсения проблемой. И он действительно нашел ее, даже раньше, чем планировал. Вызов: теракт. Парни по тачкам. Командир проверял экипировку и открывал им двери бронированного гелика с ноги. Арсения взяли в кольцо. Он словно очнулся от долгого и утомительного сна в этот самый момент. Он чувствовал свою силу, поэтому сознательно не позволял сузить периметр, по которому вокруг него неслись четыре стритфайтера. Пыли от них было — закачаешься, а шума и того больше. В этом песчаном мареве, сквозь защитные стекла шлема, Арсений видел волны вибраций, которые исходили от него при каждом последующем движении: рваные, собранные в единое нескончаемое движение бедрами или руками. Арсений почти наслаждался этим, словно он один на ринге-восьмиугольнике, а вокруг него спарринг-партнеры, которые не знали с какой стороны подступиться. Динамик разрывал голос командира, но слышался он лишь обрывками фраз. Белый потерял его с радаров с первого же мажущего выстрела в шлем. Пуля его не пробила, но задела комлинк-систему. Теперь же пуля и вовсе не могла застать Арсения врасплох — не с его реакцией, завязанной на полях, которыми он отгородил себя, точно щитом. «Я на стреме!» — говорил он сам себе в мыслях, а заодно и окружающим его мотогонщикам. «Только сунься, и я скину тебя с седла!» — в этой мысли он преисполнился азартом, уже рисуя в голове картину, как выбрасывает гонщика на асфальт и месит его ногами. Один на один с Арсением просто так не выйдешь. То ли террористы знали это, то ли чувствовали, то ли держались приказа: окружить и удерживать, — они не рисковали приблизиться. Если так будет продолжаться дальше, то у Арсения два выхода: игра на износ, либо бить тараном. Вдруг, с внешней стороны кольца послышалось шумовое возмущение полей. Арсений почувствовал, как что-то приближалось и расправил плечи, разворачиваясь в боевой стойке в ту сторону: чуть присел в коленях, выставил руки, защищая лицо (на нем шлем, но эта стойка — дело привычки). Он весь во внимании. Прекратив двигаться, поля вокруг него стихли, но стритфайтеры не замыкали кольцо, продолжая бешено нестись в этом «Муравьином кругу». В песчаном вихре показалось движение — узкая тень сначала медленно обрисовала себя совсем близко от внешней стороны кольца, словно человек присматривался к Арсению. Стритфайтеры не сбавляли ход, но пропустили человека в кольцо самым странным образом — тень обогнул за спиной сначала один мотогонщик, и его примеру последовали другие. Тень сдвинулась с места, но не вперед. Куда-то вверх. «Ты, что, танцуешь?» — тень двигалась рваными движениями, словно террорист перепрыгивал с одной ноги на другую. Сумбурно. Он держал руки в карманах — нападать не спешит. «Сбрасывает с себя напряжение,» — догадался Арсений и только потому что сам делал точно так же после тренировок. Стряхивал с мышц усталость. Поверх черной толстовки висел не застегнутый броник, словно его нацепил кто-то другой и не успел застегнуть. Арсений только заметил, что среди гражданских нет потерь. Гражданских вообще нет. Информатор ошибся. По ощущениям — его окружили свои, такие же обиженные сверхспособностями дети, которых стравили друг с другом. Только одним дали в руки оружие, — к ним относился Арсений, — а другие встретили их с понятным волнением. Арсения одолели опасные сомнения, о которых лучше не говорить вслух. Он не знал в какую сторону работает канал внутренней связи, возможно, на том конце его слышно и сигналы не доходили только извне. Тень вышла в зону видимости, — два метра, — и вытащил руку из кармана, медленно, указательным и средними пальцами подцепил маску на переносице и потащил ее вниз, до шеи. Голова у парня не закрыта, он легко словит пулю, если их снайпер вычислит местоположения Арсения. Однако… он не сможет дать о себе знать. У Арсения в голове белый шум. Не звуковая помеха, а действительно шум, там, внутри. Он остолбенел и сам не понял почему. Террорист оголил кожу лица, с растекающимися чешуйками, точно драконье чешуя. Черные полосы, полностью обхватили его шею и всю левую сторону лица, заползая на веки и нос. Арсению показалось, что воздух вокруг раскалился. Или это в броне так жарко? «Эд не поможет», — закричал голос в голове. Этот голос словно что-то знал. У Арсения сложилось страшное предчувствие, но оно не успело оформиться в мысль, ведь террорист сделал шаг вперед, а Арсений два назад. Коротких, на подгибающихся ногах. В мыслях он даже не рассматривал вариант сражаться, руки опускались сами собой. Сердце бешено колотилось уже где-то в глотке. На Арсения смотрели с такой внимательностью и плохо скрываемой тревогой, что, казалось, еще чуть-чуть и этот тип бросится к нему без предупреждения. Но двигались к нему навстречу неторопливо. Шаг за шагом, пока Арсений не перестал отступать. Тогда к нему протянули руку. Ладонью вверх. — Арс? — тихо позвал тот. Он оказался высоким, почти на голову выше. Широкий, крепкий. В другой ситуации Арсений бы прикинул все это и сказал, что этот тип выглядит угрожающим. Но взгляд напротив не выражал агрессии, в них плескалось другое чувство. Арсения начало потихоньку крыть. На голову словно надели раскаленный обруч и начали крутить винты, сдавливая все сильнее и сильнее. Арсений потерялся. Очнувшись, только когда теплые пальцы забрались под подбородок, отстегивая шлем. Арсений оказался безоружен, даже не отстранился. Он так и стоял чуть задрав голову, уже без шлема — тот висел в руке старого знакомого. — Арс? — повторил человек с драконьей чешуей на лице, — я обещал себе, что если выживу, то обязательно заберу тебя у системы. И вот он — я. Ты… такой красивый.И видит Бог — один из нас сегодня потеряет голову!
Последнее Шаст говорил уже ему в губы, пальцами другой, свободной, руки придерживая Арсения за подбородок. Белый запрещал терять визуальный контакт с противником, но Арсений прикрыл глаза. В груди разлилось тепло. Разве может быть такое чувство к противнику? Руки опустились на уровень груди, но сохраняли изначальное положение. Арсений сжимал и разжимал пальцы, точно подросток на нервах. Шлем упал на землю с глухим треском битого защитного стекла. Шаст положил вторую ладонь Арсению под затылок, горячо обжигая голую кожу у самого роста волос. Притянул к себе, так что пришлось подниматься на мысках, и Арсений готов был поклясться, что соскучился по этому «первому» поцелую, по завертевшимся губам и горячим ладонями на коже под одеждой.Сжимаю рукоять горячо. Обнажаю меч, но уже не помню для чего давно, Но не видно ни принцесс и не сокровища, А он и вовсе не похож на чудовище. Последил за мной, как за дураком Тихо сел и грустно покачал головой дракон, И он видом всем намекал о том, Что и мне пора бы сдать доспех на металлолом.
Шаст держал его руку в своей так крепко, как никогда и вел за собой из оцепления стритфайтеров уверенным, быстрым шагом. Арсений прикипел взглядом к его рукам, к окольцованным в холодный метал пальцам, к татуировке на подушечке большого пальца. — Скорее. Егору нужно успеть забрать своего ебнутого дружка, пока Эд еще держит периметр. Шаст казался несокрушимым. Взгляд поменялся, он стал таким важным. Арсений украдкой подумал о бывшем командире и сожалел ему. Не факт, что от Белого останется хоть что-то после работы мнемохирурга над его разумом. За последние четыре года работы Арсений чувствовал, как Белый уже трещал по швам. Командир крошился, но из последних сил пытался сделать его сильнее. Своего очередного суперсолдата.А сражаться за что ещё? Коль нет ни принцесс, ни чудовища, И мы не знаем, как жить по-другому, Но давно уже не время для дракона.