Бесполезный

— Просто рот, который надо кормить. От тебя никакой пользы нет, так что заткнись и прекрати рыдать, — орёт так громко, что хочется приложить руки к ушам, но мне страшно его взбесить этим жестом. — Хоть бы прикинулся на что-то годным. Ничего делать не умеешь. Бесполезная дырка. В машине душно, кондиционер сломан, за четыре часа на солнце железная коробка превратилась в орудие пыток. — Пожалуйста, Артём, не говори так, — живот уже скрутило от слёз и паники. Я не имел права ничего сказать и уйти не мог, прикованный к пассажирскому креслу. Некуда. Такое я теперь слышу постоянно, и оно случается всё чаще и чаще. Я смотрю на человека, которого люблю, и не могу произнести ни слова, боясь снова получить по лицу. А год назад он умолял меня переехать к нему. «Только обещай, что будешь только моим, и я всё для тебя сделаю. Буду работать в два раза больше, ты ни в чём нуждаться не будешь, а мне, кроме тебя, ничего не надо». Глупо, но, услышав это, я перед самыми экзаменами признался родителям, что гей. Хотел похвастаться своими отношениями со взрослым, уверенным мужчиной. Думал, он от всего мира меня защитит. — Вот и вали жить к своему пидору! Папа сменил замок на двери на следующий день. А мама пускала иногда днём, почему-то не встав на мою сторону, хотя когда-то, в далёком детстве, ещё до рождения Лизки, говорила, что я самое ценное в её жизни. И отец стал другим. Такой сын стал им не нужен. Там подрастал запасной вариант для университета и парочки спиногрызов с заделом на причесанную советскую старость — а-ля «как у людей». Они и сами-то ещё молодые и выросли не в Союзе, но всё вышло именно так. Как так? Коряво прямо скажем. Я раньше думал, что такое лишь где-то в глубинке осталось, как пережиток глухой древности, безграмотности и страхов, но, как оказалось, мир не так уж сильно и изменился, несмотря на гей клубы и бесконечные сериалы, обещающие равноправие. Удобным я был, когда ходил в музыкалку, учился на пятёрки и ел макароны с сосисками. Вопросов не задавал, лишнего не говорил и носил некрасивые кроссы три года подряд, только начиная понимать, кто я такой. И в итоге я кое-как, запустив учебу, закончил год с тройками и получил диплом, но всё это меркло по сравнению с тем, как со мной обращался Артём. Завтраки в постель и дорогие подарки, хотя он не очень много зарабатывал, хоть и двушка была своя, и тачка имелась. Всё началось с банальной ссоры, взаимных упрёков, а закончилось синяками. Я собрал вещи и уже уходил, когда он меня остановил, рыдая в дверях и клятвенно обещая, что такого никогда больше не произойдёт. А потом снова, и снова, и каждый раз всё сильнее и злее до звонков соседей. Я не узнавал этого человека, а потом просто сдался. Старался что-то готовить по роликам, но выходило херово, поэтому занимался стиркой и посудой. Но этого было мало. Возможно, он прав. Я нигде не работаю. Не умею готовить, да и, наверное, не предлагал, а надо было. Но я так гордился, у меня такой мужик, идеальные отношения, и тем, как мне повезло, что, вероятно, не спросил, что я должен был дать взамен помимо себя. А теперь, что бы я не сделал, всё было не так. Ни одна из попыток с моей стороны не была удачной. Что-то сломалось, и всё извратилось, а, может, изначально было таким. И Артём, поняв, что я в безвыходном положении, не переставал повторять: — Ну что скажешь? Не нравится? Тогда пошел нахер отсюда, — он прекрасно знал, что идти мне некуда. — Заткни пасть и слушай того, кто хоть что-то для нас делает. Лето заканчивалось. Иногда я звонил и писал Тёме, но не получал ответных сообщений. Таких, как раньше, со смайликами или смешными картинками. Теперь он приходил домой злой и орал что я ебу ему мозг и не даю спокойно работать. Поэтому писать я перестал, давясь чувством ревности. С кем угодно чужим он был куда более милым и обходительным. Ещё и года не прошло, как он сам обрывал телефон и писал мне каждые десять минут, пока я сидел на уроках и закатывал сцену ревности, если не перезванивал. Всё это осталось где-то в прошлом. Там же, где прогулки по набережной, горячие объятия и уверенность, что мир не такой уж и жестокий. У меня скомканная пятихатка осталась на карманные расходы, и чтобы хоть как-то пережить этот день, я иду в ближайший магазин в соседнем доме за пивом. У моих школьных приятелей началась учеба в вузе. А я, наверное, и правда ни на что негодный, сам бы поступить никуда не смог. А оплатить никто и не предлагал. Не сказать, что сильно хотелось. Но… Шаг за шагом топая по раскалённому асфальту я всё размышлял, почему я такой…бесполезный? Люди вон в космос летают, пожары тушат и придумывают новые вакцины, а что я? — Что-нибудь ещё? — Нет, спасибо, — вежливо благодарю, радуясь, что не спросили документы. Иногда не прокатывает. Сейчас, как новенький кассир, так каждого проверяют, даже если лысый и с седой бородой. На улице ещё тепло. Так, наверное, пару недель будет перед тем, как начнёт темнеть, и нападают первые листья. Ненавижу холод. Визг шин, и я едва успеваю опомниться, как сижу задницей на траве, а ко мне подлетает разъярённый мудак. Вот только вляпаться мне не хватает для полноты ощущений. — Совсем ослеп? — И…извините… — мужик бросил тачку на аварийке. Пожалуйста, только бы не бил. — Я не заметил. — Это ты прости парень, — подаёт руку, чтобы помочь встать. Вроде всё в норме кроме разбитых об поребрик бутылок. — Ты как? — В порядке, — морщусь от солнца, а потом замечаю темное пальто до колен, очки в тонкой оправе и светлую под горло водолазку. Кошусь краем глаза на брошенную им тачку и надеюсь, что если извинюсь ещё разок, и не важно, кто виноват, он отстанет. Я не хочу проблем. Он, наверное, бандит или того хуже. Только бы я её жопой не помял, а то Тема мне не простит, да и денег если и даст, то потом придётся искать, чтобы вернуть. Мужик не торопился отпускать мою руку и будто присматривался. — Ты случайно Войнову Сергею не приходишься родственником? — спрашивает так, что мне нет смысла врать. — Вы знаете отца? — Знал раньше. Учились, а потом и служили вместе. Пойдем, подкину тебя. — Не нужно. Да тут ехать-то три остановки, но мужик не из тех, кому поперек скажешь. Чтобы не палиться, осторожно поворачиваю голову, чтобы его рассмотреть, делая вид, что отряхиваюсь. Лет тридцать на вид, волосы тёмные, стриженные, как надо, на макушке собранные в пучок резинкой. Что у него с моим отцом может быть общего? Он его полная противоположность: пивной живот, седые кое-где оставшиеся волосы и старая железная коробка отечественного автопрома. Неужели они одного возраста? — Классная тачка! — Спасибо, — он и так знает, — Тебя как зовут? — Марк, а вас? — Антон, — ок, как скажите. — Так, где ты учишься? — Нигде, — не вижу смысла сочинять. — Это как? Работаешь уже, что ли? Мотаю башкой из стороны в сторону. — Как это Серёга допустил, чтобы его сын не учился? У него пунктик же на этом был. Ещё когда мы сами студентами были, — тут он начинает вспоминать, и мне кажется, что они раньше с папой были друзьями. Этот Антон столько о нём знал. Даже про его татуировки с армейки. — Можете на следующем перекрёстке высадить? — прошу, пялясь в окно сквозь тонированное стекло, когда до дома осталась буквально минута. Рука словно примерзает к двери, и пальцы не разжать. — Ты чего? — спрашивает, скинув скорость, и кладёт горячую ладонь мне на плечо. Я не специально. Просто само собой как-то начинается в последнее время, и никак не могу остановиться. Рыдаю, как истеричная сучка, мне просто хуево. Я не знаю, что мне делать, но домой не хочу. Сижу в его танке, согнувшись пополам и реву, пока силы не заканчиваются. Мне уже похуй. Тачка тормозит у обочины, оказывается слишком рядом, а я ни с кем не мог поговорить о том, что происходит, и про то, что из дома меня выперли, и вот я выложил всё буквально на одном дыхании незнакомому мужику. От и до. — Понятно, — заводит и, развернувшись, мы куда-то снова мчим. — Идем. — открывает пассажирское, помогает вылезти, будто мне пять лет. — Мы где? — я будто вырубился на десять минут, не заметив дороги. Район в центре, тут все пиздец, как дорого. Двор с охраной, парковка с видеонаблюдением и новый дом. По нему видно, что нужно быть красавчиком по жизни, чтобы здесь обосноваться, а не подметать подъезды. — Идем, давай, не глупи, — подталкивает в спину, держа за плечи. Как-то слишком по-свойски проходим через охрану. Этаж хуй знает, какой, но всё отсюда видно, даже залив. — Мне нужно идти… мне нельзя никуда, — как мне потом объяснить это Артёму, если он вдруг раньше приедет? Пиздец же будет. Вот какого черта меня сюда понесло? — Куда? К этому твоему мудаку? Если гипотетически, то зачем я ему тут понадобился? Снимает очки, и я наконец-то вижу его глаза. Такого цвета не бывает в природе. Они словно из множества оттенков. Ни темные, ни светлые. А кожа золотистая, прямо светится. Взрослый, ухоженный, в общем красивый. Такой, про которых все слышали, но никогда в жизни не видели. Они, видимо, обитают в особом тайном месте, скрытом от посторонних глаз, и изредка выползают на свои закрытые тусовки, куда обычным вход воспрещён. И секс у меня раз в неделю или реже по расписанию и уже совсем не такой, как раньше. Если я ему чем-то понравился, то почему нет? Только немного страшно, хоть бы не садист. Квартира улёт, просто картинка из телека. — Выпьешь? — предлагает, вертя в руках два больших бокала. — А вы долго с отцом знакомы были? — вдруг показалось, что правда, а я, дурак, повёлся. — Со школы, а потом в армии вместе отслужили, так-то порядком, — протягивает бокал с оранжевой жидкостью, и это не привычный виски, который у нас дома по пятницам. На вкус сладко и легко пьётся. Как апельсиновая газировка. — И маму знаете? — Конечно, — смеётся, прикрыв глаза, — тебя ещё в школе заделали. Перед выпускными. Когда ты родился, она приезжала, когда уже сто дней до приказа было, показывала своё чудо. Ещё три таких с апельсинкой, и мне кажется, что если я его не поцелую, то умру. — Сколько, говоришь, тебе лет? — он не прикасается ко мне, но позволяет сесть сверху и трогать, как вздумается. А мне легко и хорошо. Впервые за долгое время я вообще оказался в новой обстановке. И это казалось тем самым приключением, которые описывают в Интернете. Со взрослым и красивым мужиком, с налётом роскоши и чего-то, что будоражит кровь. — Восемнадцать, — уверенно, как в алкомаркете. Но и в магазине не всегда срабатывает. По строгому взгляду я понимаю, что нужно признаться, ведь он умеет считать. — Семнадцать, — после того, как крепко обвиваю его ногами, так, чтобы он меня не спихнул. Он всё же попытался и тискать меня перестал, а в глазах неподдельное нежелание останавливаться. — Ну что такое? Я же тебе понравился? Потому что на папашу своего сильно похож, да? — мне свободно, но это не алкоголь, и от него так пахнет классно. Как в дорогом бутике. Ёрзаю по нему, чувствуя, что ни в чём не ошибся, ощущая пахом твёрдый стояк, прикрытый плотной брючной тканью. — Похож… Мне даже не противно. И не страшно, хоть у меня никого со школы, кроме Темы, и не было. Наклоняюсь ниже, он притягивает резко к себе, целуя. Медленно, пытаясь дать мне время и поняв, что я хочу больше, стараясь с напором отвечать, срывается, грубовато вторгаясь языком в рот. — Пожалуйста, — дрожащими пальцами расстегиваю пуговицы на его рубашке, и одна отскакивает в сторону. — Прости. — Это всего лишь рубашка. В комнате светло, а сбоку, на стене, зеркало почти во всю стену, и я могу краем глаза видеть фиолетовый диван и огромное воздушное пространство вокруг нас. Он ласкает сначала осторожно, будто спрашивая разрешения снимать тряпку за тряпкой, но стоит мне оказаться голым, резко подминает под себя. Это страшно до дрожи. Если захочет, он может сделать всё, что угодно. Но он двигается осторожно, обводя спину двумя руками, действуя медленно, сжимая мою задницу в больших ладонях. — Уверен? Улыбка невольно растягивает губы. Он реален. Ох уж этот особый кодекс чести. Я ржу и киваю, радуясь, что был в ванной пару часов назад. Крышка смазки щёлкает как пистолет. Так волнительно. Впервые чужой запах, чужие руки, но я не чувствую, что перебарываю себя. Наоборот. Я терпел до этого несколько месяцев, не испытывая настоящего желания. Секс был редкий и механический. По пятницам для галочки. Переворачиваюсь на живот. Так проще почему-то. И хочется, и, в тоже время, стыдно смотреть ему в глаза. Ласкает руками и одновременно раздевается сам, наблюдая за мной. Слышу, как шуршит одежда, скинутая наспех комками на пол. — Ты очень красивый, — выдыхает, прикусывая половинку ягодицы и оставляет влажный след языком. — Спасибо. — Это не комплимент, но ты и так это знаешь. Не знаю. Но мои ноги невольно раздвигаются шире. Хочется скорее, но как только ребро ладони, ласкающее между ягодиц, исчезает, его сразу заменяет проскальзывающий внутрь палец. Один как два моих. Целует чуть ниже затылка, и два входят уже не так легко. — Ох… — Какой же ты гладкий и нежный мальчик, — его голос низкий, совсем взрослый. Он как большое урчащее животное, но только не страшное. Не случайно, наверное, я в детстве перся от Красавицы и Чудовища. Чудовище в топе фантазий до сих пор. Отодвигается и разводит ладонями мои ягодицы, и жалобный скулеж сдержать невозможно, потому что его горячий язык широкими размашистыми движениями ласкает там, где я постеснялся бы попросить. Кончиком проникает внутрь, щедро смачивая слюной и осторожно растягивая тугой вход. Становится слишком влажно, слишком громко и очень пошло. Бля. Бля. Бля. Я уже балансирую на краю, но как же хочется ощутить его целиком. И, будто почувствовав, он наваливается сверху, потираясь горячим телом. Я под ним такой мелкий — это возбуждает до краев. Проталкивает ладонь мне под живот и начинает умело ласкать, пока я не начинаю вилять кругами, ища что-то, что сделает мне ещё лучше. — Эй, я на фистинг не подписывался, — поворачиваюсь к нему, когда понимаю, что нет. Точно нет. — Мои руки возле твоих плеч. И действительно. Но, чтобы убедиться, хватаюсь за оба запястья и легонько подаюсь задом назад. Твою мать. — Ого… Это… Такой. Он в смысле…. — Хочешь, я остановлюсь? — охрипшим голосом спрашивает он и утыкается лбом мне в затылок. Горячая волна чего-то неизведанного прошибает насквозь. Если я держу обе его руки в своих сейчас, то… — Нет, я хочу, чтобы ты трахнул меня своим здоровенным членом. — Ну он нормальный, вообще-то. — целует в шею, и от его голоса я и сам уже ищу эту штуковину, чтобы познакомиться с ней поближе. — Потрогай рукой. Завожу руку назад и дотрагиваюсь до горячей, несмотря на то, что в резинке, плоти, неизвестных мне до этого момента габаритов. И он охает, толкаясь навстречу, прежде, чем вернуть меня в изначальное положение и ещё раз входит пальцами перед тем, как их заменяет член. Искры из глаз стрельнули от того, как неохотно поддаются мышцы, и я думал, что разревусь, но Антон остановился, будто по команде. Ему удавалось удерживать весь свой вес, не входя в меня полностью, пока я пальцами царапал подушку, пытаясь совладать с собой. — Ты ахуенный, обещаю, будет хорошо, как только расслабишься. — горячий шепот и его ласковые слова приободряют, и я рискую пошевелиться. Чтобы меня не мучить, он в два движения вколачивается целиком. — Просто невероятный. Просто невероятно, что я кончил от того, что он просто вогнал до конца. — Уже? Нужна пара минут, а то твоей простате не понравится, если я сейчас её снова задену. — Прости. У меня раньше не было ощущений, балансирующих между болью и кайфом. С Антоном было слишком. Во всех значениях этого слова. — За что ты извиняешься? Мне в тебе очень хорошо. Хорошо, что он не может видеть, как его слова меняют цвет моего лица на пунцовый. И, не двигаясь ещё пару минут, он просто целует меня так, будто когда всё закончится, ему за это заплатят. — Пожалуйста, — мой жалобный скулеж и его смех это так… И я за это время очень даже приноровился к его габаритам. — Двигайся. Внимательный до чужого удовольствия, он спрашивал, как лучше: когда целиком выходит или толкается коротко и ритмично. С каждым моим стоном, всё с большим упорством, стараясь снова, чтобы мне было хорошо. Чем чаще я стонал, тем резче были толчки, сдобренные грязными словечками, тихим шёпотом мне на ухо. Горячие волны удовольствия начали снова накатывать и, почувствовав это, Антон просунул руку мне под живот, прикасаясь к члену. — Давай же Марк, кончи для меня ещё разок, сожми меня ещё так собой. — касается грудью моей мокрой от пота и нервов спины. Я приподнялся на локтях, подставляясь под ласку, позволяя ему всё увереннее двигаться внутри и что-то говорить от восторга глубоких и сильных толчков. Собственное имя, кажется, ещё сильнее подстегнуло к краю. А когда я обернулся, чтобы посмотреть на него, то получил поцелуй, от которого всё тело прошибло током, по венам покалыванием понеслось волнами тепло, и я бесконечно долго кончал в горячую, сильную ладонь. — Де-е-е-тка… В тебе так одуряюще тесно. И после пары медленных, во всю длину толчков, застонал Антон, осторожно, ложась на меня сверху.

♣♠ ♥ ♦

— У тебя никого нет? — Расстался пару месяцев назад. — Почему? — намазанный обезболивающим гелем, я растянулся на Антоне, не думая, что, скорее всего, мне давно надо было одеться и свалить. — Я от него ничего не требовал. Только чтобы не употреблял. Потом раз — капельница, два — больница, — молодой, своенравный, что с него взять? Швырнул ключи, когда я пригрозил и ушел, а я его с другим "папочкой" уже видел. — Прости. — Сам виноват. Расплачиваюсь за страсть к юнцам вроде тебя — Не смешно. Тебе столько же лет, как папе, а я бы подумал, на десяток меньше. Это ЗОЖ или ты к косметологу ходишь? — Сомнительный комплимент. Просто занимаюсь спортом и достаточно отдыхаю. — А ты чего решил карьеру кассира делать? — Антона тема образования как-то особенно задевала. — Куда с таким аттестатом? Отец сказал что, на платное бабла не даст, а я изначальная бездарность, как видишь. У меня пятерка только по музыке в аттестате, а так я сплошной «Удвл» — Идиотизм. Я одиннадцать классов еле закончил, вообще не соображал, чем заняться после школы. На платное в мед отправили родители, пинками буквально затолкали, и я, знаешь, освоился, мне это дело понравилось, да и специализация. Это не математика чертова. Потом понравилось, а сейчас заведую стоматологией в одной крупной сети. Так что хрень всё это про оценки и таланты. — Классно. — Не могу поверить, что Серёга таким стал. Тебя когда мамка притащила, он светился аж от гордости. Мол, я для своей кровиночки всё сделаю. В лепёшку расшибусь, сын же родился. — Примерно так я себя до первого класса и ощущал. Было ведь хорошо. И игрушки дорогие покупали и в мак каждые выходные водили. Так потом Лизка родилась. Это на крайняк, если косяк, так и вышло — всё по пизде пошло. — Лизка это сестра твоя, что ли? — Ага. Младшая. Ты… В общем… — неловко как-то вышло. — Мне пора. Только в душ можно?

♣ ♠ ♥ ♦

— И куда намылился? Пришёл я поздно, нарвался, как и ожидал, на скандал. Такой, который просто для того, чтобы выплеснуть всю свою желчь. Это же мне нельзя никуда ходить, а он может и на ночь с друзьями уехать. — Подальше отсюда, — наконец-то честный ответ. — Ну наконец-то ебаря нового нашёл, у которого на шее сидеть будешь. Где выход, ты знаешь. Обычно он орал, стоя у двери, преградив мне дорогу, и обязательно чем-нибудь швырялся, а иногда валил на кровать и просто бил по лицу, а тут вышло как-то слишком легко. Кинув ключ от двери в его ящик для почты, я вышел во двор, зная что он смотрит с балкона. Настолько уверенный, что я приползу через час с извинениями и попрошусь обратно. Вот только мысль такая была, ведь мне так или иначе предстояло куда-то ползти, извиняться и чувствовать себя ужасно. Выбирая, как в сказке, по какому адресу из трёх кривых дорожек ехать, я решился. — Привет ещё раз. — попытка улыбнуться вышла дерьмовой. Не то чтобы я боялся, что Антон солгал или приукрасил всё своим великодушным жестом, но было страшно увидеть, что в квартире он мог быть не один. Даже несмотря на то, что три часа назад он был со мной. Приукрасить может каждый. А тут почти ночь. Мог вернуться его гипотетически- реальный, ничего не подозревающий муж с работы, который бы вышел сейчас за ним в махровом белом халате, и Антон бы резко сочинил что «ошиблись дверью». — Проходи. — Надо за такси заплатить. Он ждёт внизу. — Иди, разберись с вещами, а я спущусь, только номер тачки скажи. На нервах я не знал, куда идти, поэтому обошёл всё, немного успокаиваясь. Квартира большая: две спальни и две ванные комнаты, круглая гостиная, где мы были и большая кухня, как ещё одна комната для гостей. Даже балкон был. Там росли какие цветы в контейнерах. — Знакомишься с моими будущими перцами? — Хочешь сказать, ты заядлый дачник? — Не особо, но на лето обычно переезжаю за город. На воздух. Мама в детстве постоянно этой фигнёй увлекалась. Я думал нафиг, возни больше, да и купить всё можно. А тут сам решил, как дом купил. — Ты чего застыл? — Я, наверное, зря притащился. Просто… — Иди ко мне. У меня рюкзак и сумка спортивная — все мои вещи. Кидаю и подхожу к незнакомцу, которого едва знаю, который единственный во всём мире сейчас знает, как мне хуево. — Ну-ну… Всё пройдет. Иди поспи. Это все твои вещи? — будто прочитав по глазам. — Наверное… Я почти из дома, когда выгнали, ничего не забрал. А новых не нажил. Лицо Антона помрачнело. — Ничего. Идём, уже поздно.

♣ ♠ ♥ ♦

Я хотел до ужаса ему отсосать. Не в качестве компенсации за шикарный ужин из трёх блюд или предоставленную койку, а просто потому что хотелось. Да и любопытно было, как говориться, наконец-то столкнуться с ним лицом к лицу. Но все мои попытки Антон пресёк, сославшись на то, что сильно устал, нужно отдохнуть и вообще завтра на работу. Дождавшись, пока он перестанет ворочаться, я придвинулся ближе, положив руку ему на плечо, очень хотелось до него дотронуться. Странный он. Если уж я рожей вышел, той самой, что ему когда-то пришлась по нраву, то чего он воду мутит? А утром я проснулся один. На его половине записка, где найти завтрак, деньги и ключи, если захочу выйти. На часах перевалило за полдень. Ну капец. Наверное, была причина, по которой Артем от меня захотел избавиться. Я даже кофе ему перед работой не варил. Вот и снова всё повторяется. С этими мыслями протупил, пока не услышал поворот ключа в двери. — Я дома. — И я, — отвечаю, вылезая из-под стеклянного столика с тряпкой. — Не понял. — Я тут решил, чтобы всё было так же чисто, нужно поддерживать эту красоту. — И посуду помыл? — Ага. — Присядь, пожалуйста, — этот недовольный взгляд я уже видел. Я снова что-то сделал неправильно. Он дружелюбно похлопал рядом с собой, и я забрался на кровать, куда он присел, расстегнув несколько пуговиц строгой рубашки. Я ждал. — Тебе не нужно прогибаться и делать все эти вещи только для того, чтобы понравиться. Нет, дослушай. Помогать по дому — хорошее желание, но у тебя рефлекс уже, что тебя из-за этого разлюбили. Но это не так. Взрослый человек, состоявшийся морально, никогда не будет унижать своего партнера, и неважно, учится он или мало ли чем занимается, лишь только потому, что у каждого своя роль, её надо исполнять и если нет, то тот, кто зарабатывает, автоматически может унижать другого. Это мысли ущербного слабака и, вдобавок, с микрочленом, который не справился со своей ответственностью, не смог быть тем человеком, которого играл в начале. Не потянул, облажался и решил разделить свою несостоятельность с тобой. Потому что болтать всегда просто, а не скатиться до скотинизма, чтобы унижать ребёнка тем, что он не готовит… — Но я правда ничего не делал. И я не хочу повторять этих ошибок, понимаешь? — Понимаю, — целует в ладонь, и это так… — Только то, что ты напуган. Квартиру раз в неделю приходят и убирают, из-за немытой посуды никто не ругается. А если да, то там не про любовь. — А про что? — А про то, как все друг друга терпят и, стискивая зубы, делают, что им говорят. Не нужно. Я не хочу, чтобы ты уходил и не хочу, запоминай, не хочу, чтобы ты чувствовал себя тут рабом. — А какая тогда от меня польза? Кроме… — И не секс рабом тоже… — Антон устало потер руками лицо, — Какой же ты… — Глупый? — Мелкий… — Я думал, что тебя с этого прет? — моя шутка вызвала лишь тень улыбки. Антон откинулся на кровать, закрыл глаза и пропустил момент, как я забрался сверху. Но, несмотря на явное желание, признаков жизни не подавал. — Ты чего? — у него встал. — Я тебя уже достал, да? — Хочешь этого на самом деле? — Ага, я же тебе нравлюсь. — А я тебе? — хватает и тащит на себя так, что теперь я лежу на нём весь. — Я бы не стал с тобой трахаться, если бы не нравился. — снова щеки предательски вспыхивают, и он гладит меня по ним, а потом целует. Целовался он шикарно. Жадно и грубовато, цепляя зубами губы и ныряя языком так глубоко, будто и им трахал. В этот раз вышло попроще на старте, и через несколько минут, закинув мои ноги себе на плечи, Антон начал жёстко вбивать меня в матрас и усердно надрачивать. Между своими жалобными завываниями я невольно сделал вывод, что раньше-то меня и не дотрахивали как следует. А с таким размером я мог кончать без рук, как в порнушке, и самое классное, что и круто это было так же, как в кино. — Бля, Марк, не могу больше, — глядит затуманенными глазами, и я стискиваю его ладонь. Облизывает припухшие от укусов губы, вколачиваясь резкими рывками, от которых я сам начинаю кончать под звук бьющейся спинки кровати об стену, уводя его за собой за край.

♣ ♠ ♥ ♦

Так пролетел сентябрь. У меня был вытрахан мозг и все отверстия. Не было ни одного дня, чтобы я не улыбался как идиот, видя ответную кривоватую ухмылку. И даже похолодание в этом году совсем не портило настроение. — Завтра твои шмотки поедем заберём и документы. — Зачем? — голос хрипит, но это потому что я почти смог его проглотить целиком, упражняясь почти ежедневно. — Я не настаиваю, конечно, но почему бы тебе, если хочешь, не пойти учиться? Будет весело. А то ты киснешь каждый раз, как после встречи с друзьями приходишь. — Да норм, но если хочешь, я попробую. — Я оплачу, если решишься. — Серьезно? Но… Это как-то… Ты же знаешь, мне кроме себя взамен дать нечего. — Я с ума с тебя схожу. Позволь мне наслаждаться моим забвением, хвастаться тобой перед своими друзьями и верить, что я тебе небезразличен. — Я… Я… Ты мне не просто небезразличен. Слово на букву «л» вертелось на языке, но это был только месяц. Пусть за который я и так окончательно встрял и для меня это было серьёзно. Как ещё могло быть, если мне даже разрешали звонить по видеосвязи, и вечера мы проводили вместе. — Если так, то… — Тоха достал из ящика тонкий белый конверт. — Открой. — Зато там точно не кольцо. Я бы тут обоссался на месте. — А ты бы хотел кольцо? — А ты бы хотел, чтобы я обоссался в кровати? Нет, если хочешь, конечно, я не комплексую. — я отклеил крепеж и выудил два билета в Испанию. — Поедешь со мной? У меня отпуск через две недели, я вот решил, что отдохнуть — неплохая идея. Открытый внезапно голод не заканчивался, и я хотел его постоянно, надеясь хоть в постели оправдать ожидания, потому что и там он был великолепен. — Конечно

♣ ♠ ♥ ♦

— Может, не стоит тебе со мной идти? Ну, знаешь, ругаться с другом. Про меня-то знают, я за тебя переживаю. — Надо покончить этим, — уверенно паркуется прямо перед моими окнами Антон, но не торопится выходить. И я решаюсь спросить, то, что и так знал. — Ты был в него влюблён, да? — Был. — А он знает? — Нет, конечно, ну… Может, догадывался, но мои чувства остались для него лишь особой привязанностью. Абстракцией. Интересы развели нас, да и тяжело мне было каждый раз смотреть на Серёгу. А сейчас… Бля, думаю, вот он ахуеет. Ты мне подарок небес за все мучения юности, и его страшный голубой кошмар. Идём. Я уставился на смеющегося Антона, который все четыре этажа пешком размышлял о судьбе, карме и о том, что справедливость всё-таки есть. — Марк, ты… Ты как? — мама на пороге сразу кинулась обнимать. За тот месяц я не перезванивал, да и сил не было думать ни о чем. — Антон… Кравцов? — Привет. Я войду? Кстати, Серый дома? — Да, проходите. Марк что-то натворил? — Сереееежа. — прямо с коридора по ушам, иначе отец не оторвётся от телека. — Чего? — он замер в коридоре. — Кравцов, ты, что ли? — Приветствую. Они пожали друг другу руки, но мои родители не сводили глаз с меня. Ну конечно, что бы ни было — я буду виноват. — Ты какими судьбами к нам? Мы лет семь не виделись, как Лизка родилась. Я забил на встречи выпускников, а ты где сейчас? — Заведую стоматологией. Собственно, по этому вопросу и пришёл поговорить. Мне нужны документы Марка для поступления в мед и кое-какие вещи забрать. Стоя прямо за Антоном, я впервые наблюдал групповое ахуение моего семейства. Это как смотреть, как ракета стартует на луну. Можно наслаждаться бесконечно. Но где-то на задворках сознания я вспоминал, как однажды меня это ощущение уже подвело и не спешил влезать в диалог. На самом деле я тут, потому что это единственное, что он хотел от меня в виде приятного ответного жеста. Антон каждый день только и делал, что становился лучшей версией себя, не переставая делать милые вещи, от которых внутри ныло. Я не заслуживал такого отношения и всё чаще переживал, что однажды он поймёт, что я этого не стою, пелена спадёт с его глаз, и на горизонте появится кто-то более достойный. По возрасту и статусу полноценный партнёр. И именно поэтому сейчас я здесь. Тот самый шаг, чтобы стать достойнее хоть чуточку и дать отпор потенциальным конкурентам. — Ты его теперь, что ли, трахаешь? — нашёлся отец, а мама, как всегда, лишь нервно присела на стульчик у двери. У неё давление. — Серьёзно? — Марк со мной живёт, и, знаешь, я охренел не меньше твоего, когда нашёл твоего любимого сына, для которого ты горы обещал свернуть, совершенно запуганного и болтающегося на улице, как брошенного котенка. Лена? А ты вообще где была? При живых молодых родителях? Я пришёл поглядеть, кем вы стали вообще? В какой момент всё пошло не так? — Может, в тот момент, когда он на хуи прыгать начал? — Ну и чем я плох тогда по-твоему? Ты знал, что я гей со школы… Но, вроде, не плевался по сторонам от мысли, что я сплю с мужиками. — Да ни чем. Твоя бэха шестая под окнами, да? Ну пообещай ему золотые горы, как предыдущий ебарь — недолго там музыка играла. — Думаю, мы не будем вас больше обременять своими визитами. От чая откажемся и на свадьбу звать не будем. Я охнул, взятый под локоть, и пошёл с лёгкого пинка Антона к двери. Он шёл сзади, будто прикрывая меня телом как щитом. Для него этот разговор был шоком, для меня привычным, но ради его спокойствия я просто тихонько действовал согласно нашему плану. Собрал шмотки, мама принесла документы, а папа наблюдал за этим, но на меня не смотрел. — Лен, что с тобой стало? Он же и твой сын. — Я всегда ему рада, но куда мне с Лизкой одной? — едва слышно ответила мама, уже стоя в дверях. — Идём, Марк. Меня сейчас стошнит. За эти полтора месяца я ни разу Тоху таким взвинченным не видел. Машина стартанула с визгом, оставляя чёрный след резины на асфальте. — Куда едем? — В магазин. У нас дома будет коктейльная вечеринка. Воу, воу, воу, кто-то очень зол. — И ты не против, что мне нет восемнадцати? — я-то знаю, что его это заводит. Я младше вообще всех, с кем он был. Да и не гордится он этим, говоря знакомым, что я совершеннолетний, но в душе его дико прет с этого. — У тебя стресс. — Ещё бы, ты ж сказал моим родокам, что мы поженимся. — я хохотнул, чувствуя наконец-то свободу и уверенность. На светофоре Антон даже не повернулся ко мне, выглядя максимально сосредоточенно, продолжая внимательно следить за дорогой. — Ты что… Серьезно? — Я и говорю, у тебя стресс.