***
Не зная, сколько прошло времени с момента, как он отключился, волкодав с трудом открыл глаза и оглянулся по сторонам. Он был в каком-то незнакомом для себя месте, а в воздухе стоял запах человеческой еды. Деревянные стены с небольшим количеством на них полок были обставлены различными справочниками и энциклопедиями, а рядом висели разные опасные орудия, как для звероловства, так и для обычной стрельбы. Скорее всего, это был дом охотника, забравшего его к себе. — Р-рав! — утробный лай вырвался у очнувшегося пса, но тут же превратился в глухой хрип из-за порванных голосовых связок. Он всё ещё не мог двигать лапами, а боль в паховой области была просто невыносима. Тело болело из-за ран, которые всё ещё кровоточили и пачкали белые повязки бинта. Сама собака лежала на тёплой подстилке без единой возможности встать на лапы. Во рту всё ещё чувствовался кислый привкус крови, но намного меньше. Скорее всего, человек позаботился и о сломанных клыках. Лапы не были сломаны, но ныли из-за сильных повреждений. Возможно, волкодав сможет полностью восстановиться через несколько недель. Однако он всё ещё будет бесполезен для своего собачьего общества. Не имея нормальных зубов, он не сможет самостоятельно охотиться, и единственный способ выжить сейчас — стать домашним. «Вселенная дала мне второй шанс. Незаслуженный второй шанс». Послышались громкие шаги, и собака резко напряглась. Она глухо зарычала, инстинктивно дёрнув на полу лапами и выпустив когти. Несмотря на то, что такое простое действие далось ей с великим трудом, она всё ещё была готова постоять за себя из последних сил, если в том будет необходимость. — Спокойно, парень, ты в безопасности, — подошедший бородатый мужчина старался говорить как можно ласковее и нежнее, чтобы не спугнуть пса. Тёплая ладонь человека легла на голову волкодава, и тот поморщился от запаха табака, который исходил от него. Дайске улыбнулся и глубже зарылся пальцами в его шерсть, начиная расчёсывать её медленными, аккуратными поглаживаниями. Пёс стыдливо вытянулся навстречу, унизительно заскулив. Ему нравилось, и он хотел, чтобы человек не прекращал эти движения. Избитый, он очень резко реагировал на ласки, несчастно облизывая языком руку стрелка и моля этим жестом о том, чтобы тот не прекращал… Главное, чтобы не прекращал…***
— Кусок дерьма! — Хиро вновь и вновь разрывал Камакири на куски. Он не скупился на оскорбления и грубые ругательства, поочерёдно отрывая от него конечности. Первыми пострадали передние лапы, а затем — и задние. Теперь пёс был точно при смерти. Ещё один удар пиренейской горной собаки, и волкодав навсегда покинет этот мир. Однако даже тут он немного просчитался: противник впился ему в горло и с корнем оторвал от тела голову, выплюнув её себе под лапы. Ужас застыл в глазах поверженного, а рот был раскрыт в немом крике. Он не чувствовал лап; он не чувствовал тело. Весь мир вокруг него был покрыт красной пеленой, а изо рта ручейками стекала алая кровь, пачкая под собой чёрную, беспросветную пустоту… И тогда он взвыл. — Да твою мать… — Дайске заткнул уши подушками, но даже это не помогало. Шёл только третий день, а мужчина уже сильно пожалел о том, что приютил дворнягу у себя, а не оставил её у ветеринара в клинике, когда ему предлагали. Волкодав вновь и вновь истерично выл по ночам, царапая когтями деревянный пол под собой, будто день за днём сталкивался с одним и тем же кошмаром. И этим он был похож чем-то и на самого мужчину… Окончательно потеряв терпение, охотник незамедлительно подошёл к воющей собаке, проснувшейся от кошмара, и с осторожностью взял её на руки. На удивление, сейчас волкодав подобный жест воспринимал куда спокойнее. Да и сопротивляться человеку он ещё не мог — недостаточно окреп для этого. — Хорошо. Сегодня ты можешь спать со мной. Только не злоупотребляй моей добротой, пёс. Что-то сварливо буркнув, Джиген укрылся одеялом и потеплее укутался в него, отвернувшись от животного. «Этот человек даже не знает моей клички. Зовёт «псом» и «парнем», избегая давать мне новую. Но даже если даст, я всегда буду помнить о том, кто я…» Свернувшись в клубочек рядом с человеком, Камакири снова прикрыл глаза. Мужчина был рядом с ним, а тепло, что исходило от него, чем-то напоминало материнское. Оно убирало все тревоги собаки, оставляя все кошмары позади… Однако и на этом длинная ночь не закончилась. Проснувшись через некоторое время, пёс судорожно попытался подняться на лапы, но не смог. Они затекли, и боль полностью сковывала движения пса, как бы он не пытался ими пошевелить. Зарычав от досады, он осторожно, с присущим ему недоверием, положил мордочку на бок Дайске и жалостливо заскулил. Стрелок неохотно приоткрыл глаза, но сгонять собаку с себя не стал. Он лишь ласково потрепал её за ушком, вскоре вновь засопев. Камакири ещё долго вглядывался в темноту спальни, вспоминая все подробности прошедшего кошмара. Хиро, оторванные конечности… Голова без тела… Неужели всё это будет преследовать беднягу до конца его жизни? Усталость взяла своё, и вскоре волкодав уснул и сам. Он решил не скидывать со своей головы ладонь уснувшего стрелка. Потому что только так пёс чувствовал себя в полной безопасности.***
«Охотник!» Задорно махая пушистым хвостом, Камакири с удовольствием встретил мужчину, который только-только ступил на порог дома. Джиген был целый день в городе, а из его рюкзака доносился запах собачьей еды, от которой волкодав был в последнее время без ума. Поломанные зубы не давали ему целиком насладиться ею из-за острой боли, но это была единственная пища, которую он мог есть без труда, и притом сытно наедаясь. Так пёс жил уже несколько недель. Окрепшие лапы позволили собаке выходить на короткие пробежки вокруг дома, а исполинское тело, излеченное от ран, снова покрылось длинной серой шерстью, отдающим на свету солнца серебряным оттенком. Самочувствие гиганта заметно улучшилось, и теперь он был более жизнерадостен, что нельзя было сказать о его «хозяине». Мужчина был хмур. Особенно по утрам, когда читал новостную газету, которую Камакири невзлюбил с самого начала. Для него это была странная бумажка, назначение которой он не совсем понимал. Но если она делала охотника грустным — значит, это «плохая бумажка». И когда Джиген клал её перед псом, он с удовольствием разрывал её на отдельные куски, находя это занятие не столько весёлым, сколько и полезным для его не столь острых зубов. — Почему от него нет новостей? — укутавшись в тёплый махровый халат, стрелок ходил по комнате из стороны в сторону, пытаясь что-то обдумать в характерном для него тучном настроении. Взгляд мужчины не выражал ясных эмоций, а волосы, которые в последнее время он часто собирал в небольшой хвост, были распущены до плеч. Внутреннее беспокойство выражало и лицо, покрытое морщинами, а мешки под глазами создавали впечатление, будто охотник не спал ночами. — Почему? Может, он погиб? Но почему ни Гоэмон, ни Фуджико не сообщили мне об этом до сих пор? Что-то утвердительно гавкнув, собака сидела посреди комнаты и наблюдала за действиями Дайске, к своему сожалению, не понимая, о каких таких людях идёт речь. Волкодав давно что-то слышал с его уст про этакого «Люпена», за которого человек так сильно переживал время от времени. Может, это его лучший друг? Тогда объясняет, почему он так взволнован из-за отсутствия любых вестей и слухов о нём. — Я не уверен, что такое возможно… Он нуждался во мне тогда, когда я поступил слишком эгоистично по отношению к нему… — голова раскалывалась от стресса, и охотник устало сел в кресло, не зная, что ему делать дальше. О Люпене не было никаких новостей в течении месяца. Ни о его побеге, ни даже о кончине. Всё это держалось в строгой тайне. В тайне от него, единственного преступнику близкого человека. Джиген старался заботиться об Арсене, закрывая глаза на его бабничество, доведённое до полного абсурда. По отношению к вору у него были свои, невыраженные чувства, а потому факт, что Люпен пропал без вести, терзал его душу до того больно, что иногда он взвывал от отчаяния. Тревожась, он очень много курил и старался подавить негативные переживания алкоголем. Слишком много денег уходило на одни лишь сигареты, а пепельница уже не могла сдержать высокую горстку окурков. На кухонном столе царил полный беспорядок, состоящий из использованных пустых пачек Marlboro* и помятых, иногда порванных самим мужчиной в клочья, бумаг, под пустыми бутылками дорогого виски. Не вынося подобного настроения хозяина, Камакири подбежал к нему и встал на задние лапы, передними опершись о его колени. Он не знал, как поддержать его, но старался сделать что-то, что отвлекло бы его от мыслей о собственных проблемах. Как тогда человек первые две недели разрешал собаке спать вместе с собой, так она и сейчас хотела ему оказать ту же услугу. Не более, со стороны это была лишь просто отдача долга. — Ты прав, пёс. Мне стоит успокоиться. На такую голову я ничего не могу адекватно осмыслить, — лицо Дайске преобразила слабая улыбка, из-за чего питомец прижался к нему, давая себя обнять. Он понимал волкодава, а волкодав понимал его. Пожалуй, это чудо, что они стали так близко за всё прошедшее время. Ведь ещё недавно собака хотела сбежать из дома, но как только ей эта возможность подворачивалась, она всегда возвращалась обратно. Тогда Камакири руководили инстинкты дикого пса из-за прошлого, которым он продолжал жить. Он не мог смириться с тем, что все его знакомые псы могли бы уже погибнуть от лап Хогена. Чувство долга звало его обратно на волю, но как только он оказывался за пределами дома, то начинал понимать, что не сможет жить прежней жизнью. Бродячая жизнь была закрыта перед ним, а без возможности питаться сырым мясом и размножаться он был уже не более, чем инвалидом, которого может прикончить даже маленький щенок. Мысли о самоубийстве нередко посещали волкодава, но какой в суициде смысл, если человек спас его, находившегося при самой смерти? Не это лишь благодать, которую соизволили оказать ему души умерших псов? Да, жить с двуногим — позор для бродячей собаки. Но если использовать доброту человека в свою пользу — можно зажить жизнью в сто крат лучше, чем жизнью диких собак в лесу. И пусть Уид и Хоген перегрызут друг другу глотки, но Камакири будет жить. Жить и танцевать на их костях, зная, что теперь оба пса горят в аду за все его унижения. Он был «мёртв» для всех, кого знал, и тех, кто знал его. Стая акиты его растерзает, как только увидит, а немецкий дог, не задумываясь, умертвит и сожрёт, не оставив и косточки своим подчинённым. Поэтому ему пришло осознание, что старая жизнь для него закончилась, и началась новая. Камакири рос диким псом, не зная крова и человеческой доброты. Он относился ко всем людям с равнодушием; промышлял воровством у них скота или птиц. Убивал их, но только тогда, когда был в опасности или когда это нужно было для осуществления своих целей. Джиген был не таким. Он был его спасителем. Пёс не клялся его защищать, но был в долгу перед ним за свою жизнь. Мужчина выходил его и спас от смерти. И если когда-нибудь ему предстоит предстать лицу смерти, то он сделает это достойно, вспоминая своего Дайске. Да, некоторые из целей Камакири были корыстны. Например, чтобы получить больше еды, он может сыграть на нервах хозяина, заставив того поздно вечером идти в продуктовую лавку за консервами. Но в остальном, пусть он его добротой и пользовался, всё же собака стала со временем предана человеку до глубины души. И если понадобится, она готова умереть, защищая его.***
— Сидеть! Громогласный приказ нарушил былую тишину дома и разнёсся по комнатам небольшим эхом. Проворчав, Камакири сощурил глаза, чуть презрительно посмотрев на самодовольное лицо Дайске. Нет, принести ему палку это ещё ладно, но что за наглость заставлять делать собаку то, что она не хочет! Тем более, волкодав давно не маленький щенок, и знает, что к чему в этой жизни. Он ушёл из подчинения не для того, чтобы снова прийти к нему. Пусть другие домашние собачки подают лапку своим хозяевам, но он не такой. Нет! — А за ещё одну баночку консервов? Ну… Возможно, немного он и сам был таким. Виляя хвостом, пёс, в конце концов, исполнил команду, забавно высунув язычок из пасти. Со стороны он выглядел очень позорно, и если бы его увидел Стоун или кто-то ещё из собственной своры, они бы точно повалились бы на землю с небывалым хохотом. Чтобы их бесславный кровожадный лидер слушал нелепые команды человека ради горстки корма? Несуразица, да и только. — Умница, парень! А теперь «лежать»! — для большей убедительности стрелок достал из-за пазухи серую металлическую баночку с изображённой на ней мордой довольной собаки, маскотом фирмы, еду которой Джиген для Камакири покупал. На вкус она была не лучше голубя, но у волкодава не было выбора. Либо он ест то, что он может есть в силу своих возможностей, либо с позором сдохнет от голода и своей же тупости. В общем, вместо подчинения, собака жалостливо поджала под себя хвост и умоляюще заскулила, пытаясь этим сыграть на жалости и доброте охотника по отношению к своему любимому пёсику. И как он вообще докатился до такой жизни? Надо было из дома ещё на третий день сбежать! — А если я дам тебе погрызть ещё одну газету? — теряя терпение, Дайске решил использовать свой запасной вариант и немного подразнить собаку тем, что она так сильно любит. Это было уже слишком! Нехотя волкодав глухо прорычал и тяжело лёг на пол, злостно сверля взглядом повеселевшего от выполнения команды стрелка. Казалось, псу ничего не стоит, как наброситься на него и хотя бы разочек укусить, проучив и отомстив за личные обиды, но он держался. Во-первых, Джиген был сильнее него, а во-вторых, если он восстанет против человека, тот выкинет его из дома и оставит умирать. Не то чтобы Камакири этого боялся. Он знал, что подохнуть таким образом — это честь для бродячего пса, который в слепой гордости насильно отказался от домашней жизни. Но он не видел в этом поступке какой-либо определённой выгоды для себя. Его устраивала жизнь сейчас, да и мужчине иногда до собаки нет никакого дела. Дайске часто ошивается днём до позднего вечера в городе, скорее всего, занимаясь там подработкой. Ему приходится оставлять волкодава дома одного, предоставляя тому небывалую свободу, которая не очень-то сильно отличается от свободы, которой пользуются дворняги. «А заставь тебя сделать подобные команды, ты наверняка почувствуешь себя униженно. Люди — двуличные скотины!» Впрочем… Это всё не так важно, когда та самая «двуличная скотина» даёт собаке то, что она по-настоящему заслужила.***
Стояло раннее утро понедельника. Если все нормальные, уважающие себя люди при возможности спят до полудня, то Дайске, успев побывать в городе, уже сидел за кухонным столиком и попивал чай в своей синей рубашке с галстуком и чёрных брюках. Шляпа бесполезно висела на крючке, и Камакири не видел, чтобы хозяин вообще когда-либо надевал её при нём. Давно неношеный пиджак запылился, а револьвер, всё время находящийся у стрелка в кобуре, теперь редко составлял тому компанию в каких-либо вылазках. Разлепив глаза, проснувшийся от сна волкодав стал с интересом наблюдать за резкими переменами в настроении хозяина. На этот раз, читая газету, спектр эмоций его лица менялся от полного безразличия до удивления и некоторой… Радости? Довольно странно видеть таковым стрелка, от которого хорошее настроение можно ожидать только в особые дни, и только по выходным. — Ему удалось! — счастливо улыбаясь во весь рот, выпалил Джиген после немного затянутого молчания. Он с интересом вчитывался в статью раз за разом, пробегаясь глазами по буквам и строкам, а пёс жалобно заскулил, щёлкнув уцелевшими зубами и прося обратить на себя чуточку внимания. Собака хотела есть, а охотник обычно кормит её в это время. Всё было бестолку. Мужчина ушёл с головой в чтение, не замечая абсолютно ничего вокруг себя. С осознанием этого Камакири потянулся и устало зевнул, отбросив в сторону дальнейшие попытки перетянуть интерес мужчины к своей животной персоне. Конечно, пёс не мог не порадоваться за него, но в чём дело? Почему он так весел, и не даёт своей собаке позавтракать?..Люпен Третий совершил побег из тюрьмы
Так гласила первая полоса газеты, от которой Дайске не мог отвести взгляд. В статье также упоминался и Зенигата, который подозревается в содействии вору. В своём интервью он даёт крайне странные оправдания, обвиняя в совершённом побеге охрану тюрьмы и её некомпетентность. Скорее всего, Арсен на такой побег и рассчитывал. — Вот чертяка! — сигарета, которую стрелок закурил, упала у него из полураскрытого рта на пол. Однако мужчина был настолько увлечён этим знаменательным событием, что не обратил на окурок ни малейшего внимания. — После такого удачного стечения обстоятельств я должен с ним обязательно связаться… «Ага, да, валяй. Только меня не трогай…» — так и не покушав, собака ворчливо попятилась к выходу из дома, чтобы не портить себе настроение окончательно и насладиться хорошей погодой снаружи. — «Будто это что-то должно для меня значить…» Хотя не секрет, что в глубине души он бы с удовольствием встретился с товарищем хозяина, про которого тот так часто любезно отзывается, как о лучшем друге, что у него когда-либо был. Джиген настолько увлекался рассказами о нём, что иногда походил на похотливую самку, которая ждёт не дождётся возвращения своего любимого кобелька. Пожалуй, в этом плане люди не многим отличаются от собак, что даже показалось для Камакири забавным.***
Уже несколько месяцев Камакири составлял Джигену компанию в охоте. Чтобы не напороться на бродячих собак, они старались не заходить в саму глушь леса. Конечно, это сильно влияло на разнообразие дичи, так как самая крупная водится там, где меньше всего её хочешь встретить. До перевала Футаго было рукой подать, да вот для охоты это место было опасным. Всех медведей истребить невозможно, а весной есть риск столкнуться с выводком. Волкодав не был охотником на медведей, но, находясь в подобном здравом состоянии, мог бы с некоторым риском для своей жизни хотя бы попытаться совершить на него нападение. Со временем пёс значительно окреп, и если бы он вернулся в ту битву с Хиро, то мог бы одолеть его один на один. Скорее всего, все псы Уида уже пали под властью Хогена, и теперь беспокойство о всех них уже не имеет значения. — Ты же не растерял свой боевой дух, пёс? — Дайске хотел немного раззадорить питомца этим вопросом. Однако собака просекла фишку, посчитав на это не отреагировать должным образом. Почему-то в округе было слишком тихо. Несколько подозрительно для местности, в которой можно встретить полным-полно певчих птиц. Замерев, Камакири пошевелил ушами, прислушиваясь к тому, что происходит в округе. Где-то был топот лап бегающего кролика, но пёс не решился следовать к нему. Что-то напугало маленького зверька, из-за чего он быстро-быстро бежал по направлению к Футаго. — Что случилось? Ты что-то учуял? — спросив это, Джиген с беспокойством взглянул на пса, не понимая его странного поведения. Он не был испуган, но стоял на месте ровно, отказываясь идти дальше. Неужели им двоим грозит опасность, о которой они не ведают? Чтобы быть к ней готовым, мужчина зарядил ружьё, на что волкодав не мог не обратить внимания. Только лишь после этого действия Камакири сделал несколько аккуратных шагов вперёд, хвостом намекая хозяину следовать за ним. Хруст веток выдавал охотника с головой, из-за чего пёс глухо зарычал, стыдясь своего партнёра по охоте. Тот, кого он учуял, может представлять для него и Дайске серьёзную опасность. Будь то дикий волк или медведь. Оба крупные хищники, но если сила первого была в стае, с которой тот может охотиться, то сила медведя была в его физическом превосходстве. В детстве волкодав часто слышал легенду об Акакабуто и его медведях-сообщниках, что населяли перевал Футаго задолго до победы над ними Серебряного Клыка, и сам факт существования таких животных внушает ему небывалый страх. Если он встретится с одной из подобных тварей, он не сможет выстоять. Пусть он и был окрепшей собакой больших габаритов, дарованными породой, но это ничтожно мало, что он может противопоставить таким хищникам. Рядом снова послышался топот лап кролика. Скорее всего, этот был уже второй по счёту. Как и первый, он мог спасаться бегством от какого-то хищника. Не похоже, что от бродячих собак. Как правило, они не охотятся на территории, слишком приближенной к людскому селу под угрозой быть пойманными кем-то из людей. Неприязнь собак к поселению можно объяснить местом, где проводят опыты над животными. Каибуцу — лишь один из подопытных, коих там содержат в большом количестве. Если спустить всех этих тварей с поводка, то наступит небывалая война между собаками и монстрами, в которой будет виноват человек. Возможно, одно из этих существ сейчас и выжидало своих жертв, чтобы напасть и убить, отомстив за свою судьбу. Но если Пи-4 преследовал цель убийства людей, то Камакири не имел ничего против них. Джиген поменял его мировоззрение на этот счёт, раз и навсегда указав правильный путь, которому можно и даже нужно следовать. Не все люди могут быть плохими. Но существо, которому он и Дайске противостояли, не знало об этом. Послышался рёв, а земля под ногами охотника задрожала. Волкодав напрягся, готовясь к появлению врага. Он никогда не сталкивался с медведем вживую, но судя по всему, это он и был. Даже Каибуцу не мог быть настолько масштабным по размеру, а потому, без сомнений: наступавшее на охотника и пса существо было медведем от мозга до костей. — Вот как, значит… — улыбнувшись, стрелок достал из-за спины своё охотничье ружьё. Своим настроем он хотел придать Камакири уверенности в предстоящем сражении, но пёс этого не разделял. Он хотел выглядеть уверенным, но, как и Джиген, испытывал смутные чувства насчёт того, что сейчас произойдёт. Раздвинув в сторону тонкие деревца, медведь высунул из-за веток свою поцарапанную другими собаками морду, оскалившись. Раздался выстрел, но пуля отрикошетила, так как зверь уклонился. Он шёл вплотную, оставляя за собой на земле громоздкие следы. Ростом он был гораздо меньше Акакабуто, однако этот выродок всё равно был опасен. Шанс выжить в битве с ним не велик. Если легендарного демона-медведя не брало людское оружие, то нет и речи о том, что Дайске выстоит против его немного уменьшенной в размере копии. Решив всё для себя, волкодав резко набросился на недоумевающего человека и повалил его на землю. Только так он мог выхватить у него ружьё и отбросить в сторону, рыча и гавкая, умоляя бежать, как можно дальше отсюда. — Я не брошу тебя! — рявкнув на пса, стрелок стоял на своём и с большой силой оттолкнул питомца от себя, схватив оружие с места, куда оно упало. Собака лишь презрительно гавкнула на это и попятилась в сторону, оскалив на охотника сломанные клыки. Сколько бы Джиген не целился и не стрелял в сторону зверя, тот оставался непреклонен, и любая пуля, что попадала в его тело, ранила чудище не смертельно. Стрелок пытался целиться прямо в голову, но и тут удача обошла его стороной. Медведь очень ловко уклонялся в стороны, из-за чего меткость человека была бесполезна против него. — Его ничего не берёт… — попятившись, голосом полного страха промолвил Дайске и отступил назад. — Этого… Не может быть… Я никогда раньше не промахивался… Камакири не собирался стоять в стороне и наблюдать за этим зрелищем. Нужно дать хозяину фору сбежать, иначе зверь его нагонит и убьёт прежде, чем тот добежит до дома. Он встал в охотничью стойку и прыжком набросился на противника, вцепившись зубами в его шкуру. Не причиняя этим сильную боль медведю, волкодав пытался жевать её, вспоминая то, как когда-то он делал это с газетой — кое-как рвал и царапал бумагу, пытаясь её разодрать. Зубы были сломаны, но некоторые из них всё ещё были целы, и на них пёс возлагал большую надежду. — Он убьёт тебя! — кричал Джиген, до смерти испуганный тем, что происходило на его глазах. Если пёс умрёт в битве за его жизнь, то стрелок никогда себе этого не простит. Тогда на его счету будет новая смерть, а значит — ещё одна душевная рана, которая будет затягиваться в течение многих лет, и не факт, что она пройдёт до конца. Снова схватив ружьё, он продолжал стрелять в медведя до тех пор, пока у него не кончились патроны. Зверь не собирался отступать. Может, он и был ранен, но не настолько сильно, чтобы ретироваться. Волкодав раздражал его, но у медведя не получалось сбросить собаку с себя, так как та упрямо держалась на его шкуре, вцепившись когтями. Лапами пёс драл животное под собой, заставляя истекать кровь и вопить от боли. Пользуясь беспомощностью хищника перед ним, Камакири решил привести в действие один из приёмов, что он когда-то подсмотрел у собак стаи Уида. Велик риск, что он не выживет после его выполнения, но если у него всё получится, то жизнь хозяина будет в безопасности, а значит — всё не зря. Его жизнь за всё, что он сделал в прошлом, не стоила и гроша, а единственный шанс принести искупление за все прошедшие грехи — отдать жизнь за того, кто её действительно заслуживает. Отпрыгнув от чудовища в сторону, волкодав гордо поравнялся с хозяином и устремил на него свой гордый, предсмертный взор. Во взгляде пса читалось уважение к человеку и бесконечная благодарность за всё, что тот для него сделал, а во взгляде оцепеневшего Джигена — страх и ужас. Как бы там ни было, Дайске не мог остановить собаку от принятого ею решения. Будучи самому телохранителем конкретного человека, он понимал то, на что дворняга идёт. Будь он на её месте, ради Люпена мужчина поступил бы точно так же. Этот долг был звеном, объединяющим как душу человека, так и пса в одно целое в их последнем бою. Камакири утешающе лизнул руку хозяина в знак своей признательности и стал готовиться к своему последнему прыжку. Медведь был уже на достаточно близком расстоянии, и наброситься на него не составит собаке большого труда. Оставалось вычислить место, где лучше всего можно применить вращательную атаку для большей эффективности. Голова хищника походила под заданные стандарты, но сломанные клыки не смогут пронзить его череп. Метить в морду — опасно, а вот шея выглядела незащищённой, и, пока хищник будет пытаться понять, что происходит вокруг него, пёс уже сможет убить его. Рванув с места, рыча и гавкая, собака смело неслась на противника, готовясь к прыжку. Перенеся силы на задние лапы, она оттолкнулась от земли и молниеносно впилась зверю в глотку крепкой хваткой. Завопив от острой боли, медведь неуклюже двинул лапами в воздухе в безрезультатных попытках снять надоедливого врага с себя. Почувствовался привкус крови, но это не помешало волкодаву выполнить атаку во всей красе. Он пытался протаранить шею медведя, из-за чего выбил себе последние зубы и поранил вытянутую морду мощными вращениями. Истекая кровью, но выполнив задуманное в последний момент, ему удалось насквозь пронзить глотку хищника. В последних предсмертных конвульсиях зверь отбросил собаку в сторону и попытался напасть на застывшего снизу человека. Брызги крови окропили его чёрную шерсть и тот пытался выть от боли, но не мог, из-за чего рычание чудища превращалось в хриплый, истошный стон. Его туша безжизненно упала перед охотником, придавив собой волкодава, который не успел отбежать, парализованный смертельными ранениями. — Ты не должен был меня спасать, дружок… Я… Должен был быть на твоём месте… Приятель… Пожалуйста. Не умирай, — содрогаясь, Дайске упал перед собакой на колени и склонился над ней. Камакири пытался издать рваный лай, который тут же стихал и превращался в скулёж. Теперь тело было неизлечимо поражено, а изо рта собаки непрерывно стекала горячая, алая кровь. Он хотел умереть, как подобает настоящему воину, и он сделал это. Пусть и не ради своей стаи, не ради остальных собак. Он сделал это ради того, кто действительно этого заслуживает. Того, кто избавил его от кошмаров, спас жизнь и помог найти новое предназначение. Он искупил вину за все свои прошлые злодеяния и спас человека, отдав ему свою жизнь. — Ты не должен был меня спасать… — тихий голос стрелка дрогнул, а глаза покрылись пеленой слёз. Он дал себе обещание, что больше не позволит кому-либо умереть. Снова и снова, раз за разом, но оно никогда не выполнялось. Люди гибли из-за Дайске, травмируя и оставляя его одного со своими страхами и кошмарами, которые тот прятал внутри себя. Как бы ни пытался он забыть о всех умерших, они преследовали его день за днём в воспоминаниях и снах, а сигареты и алкоголь — единственное, что могло притупить в человеке невыносимую тоску и боль. Он сдерживал себя от слёз постоянно, никому их не показывая, считая слабостью и унижением, но сейчас он не мог их остановить. Волкодаву такая картина не нравилась, и он слизал их язычком, заставив хозяина прижаться к себе ещё ближе. Если бы Дайске знал о том, что сделал пёс в прошлом, он бы не оплакивал его смерть таким образом. Как и собственная свора, которая кинула своего командира на смерть, отдав лапам Хиро вместо того, чтобы его спасти. — Я не понимаю… — достав собаку из-под медвежьего трупа, Джиген крепко прижал её к себе, со всей нежностью обнимая и целуя в макушку. Событие повторилось вновь, и теперь волкодав снова умирал на руках человека. «Я тоже… Я не понимаю, почему ты дал мне второй шанс, когда я должен был сгинуть в аду», — Камакири попытался улыбнуться и прижался к человеку. Он нежно лизнул стрелка в бороду и устроил морду на плече, потеревшись ею о бакенбарду товарища. Сейчас он наслаждался ласками человека, как в первый раз, когда оказался у него на руках. Теперь у него был последний шанс снова насладиться ими. — «Спасибо…» Роняя горькие слёзы, Джиген пытался насладиться компанией своего умирающего пса. Лес оглушил пронзительный вой — так выл Камакири. Его вой поддержал холодный ветер и разнёс его по всему дремучему лесу; по всем горам и стаям диких собак. Это был вой пса, отдавшего жизнь за того, кого он был в ответе. Холодное тело дворняги содрогнулось в последних конвульсиях и обмякло. Теперь уже навсегда.***
Дайске похоронил Камакири со всей ему присущей честью и достоинством. Он предал тело земле, упокоив волкодава под цветущей сакурой возле дома. Весенний тёплый ветер срывал розовые лепестки дерева, и они равномерно падали на выпуклый участок земли, укрывая могилу усопшего. Стрелок стоял под деревом в своём привычном деловом костюме и шляпе, держа во рту горящую сигарету. Рядом с ним был Люпен, поспевший к нему в село после телефонного звонка. Он был не проездом: мужчина решил навестить друга и остаться у него на некоторое время по собственному желанию. — Это и есть могила той собаки, о которой ты мне тогда рассказывал? — положив руки в карманы брюк, осторожно поинтересовался вор у партнёра. Он знал, как многое она значила для стрелка, и был крайне опечален тем, что не смог быть рядом с Джигеном в такой важный для него момент. — Да. Он, — кратко бросил стрелок, помрачнев и не сводя взгляд с могилы животного. — Он спас меня. — Собаки — очень благородные животные. Как я понял из твоего рассказа, эту ты нашёл умирающей, но выходил… — Люпен смолкнул и прикрыл глаза, проникаясь сочувствием к псу. Как и люди, их смерть остаётся в памяти, и воспоминания о ней служат уроком или вечным напоминанием о себе. Что важно: у каждого существа есть цель, которой она следует. Если эта цель — отдать жизнь ради того, кого ты любишь, то она бесспорно делает тебя благородным. — Твой питомец был у тебя в долгу и жил с этим чувством до самой смерти. — Да… — Джиген опустил взгляд, не решаясь посмотреть на друга мокрыми от слёз глаз. — Но он умер из-за меня. Как когда-то… — Эй, Джиген, не начинай! Ты не виноват в том, что… Потерял кого-то… — последние слова дались Арсену с особым трудом и он удручённо вздохнул. В его сознании молниеносно пронеслись воспоминания о смертях того числа людей, что были у него самого на совести. — Мы все когда-нибудь умрём. Что люди, что собаки… Все умирают, так как ничто не вечно. Если человек или животное жертвует собой ради кого-то, это значит, оно пошло на это намеренно, преследуя свою цель и выполняя предназначение. Собака спасала тебе жизнь, потому что ты показал ей ту, которую она не ведала. Ты спас её от смерти, а она — тебя. Чувствуя ком в горле, Дайске сжал руки в кулаки, пытаясь не сорваться на рыдания вновь. — Джи… Он не умер окончательно. Он всегда в твоём сердце и воспоминаниях, — не совсем зная, как лучше поддержать друга, Люпен подошёл к стрелку вплотную и запустил его в свои объятия. — Только не забывай о нём. Ведь, считай, теперь у тебя есть дух, что будет присматривать за тобой сверху. Тебе очень повезло… — Люпен… — остановившись на фамилии, Джиген не смог договорить. Он спрятал лицо за плечом вора, всё ещё не решаясь показать тому свои слёзы. Внезапная нежность со стороны мужчины заставила Дайске немного прийти в себя и прикрыть глаза. Мягкие волосы друга были невероятно приятны на ощупь, и стрелок осторожно зарылся в них пальцами, слабо улыбнувшись. Как только стрелок вновь открыл глаза, ему предстало зрелище, что тронуло и поразило его до самой глубины души. Образ Камакири гордо восседал на могиле в свою честь. Он улыбался, а на теле, чистом от всех ран, сияла на свету серая длинная шерсть. Волкодав сидел по стойке «смирно», которой Дайске так много времени пытался его научить. Весело махая хвостом, он радостно смотрел на хозяина, а в его взгляде читалась гордость за охотника и глубокая лояльность к нему. Но спустя пару мгновений лёгкий ветерок развеял его силуэт, а цепочка из розовых лепестков сакуры плавно огладила щёку стрелка, будто собака вновь лизнула его в щёку. — Ты прав. Он всегда рядом со мной… — Другой расклад! — Арсен поспешно выпустил партнёра из объятий, чтобы утереть с его щек слёзы. — Они тебе не идут. — Может быть, — стрелок недовольно опустил на это край федоры, дико смутившись. — А что за имя было у пса? По телефону ты назвал только его породу. — Я ему не давал клички, — но, увидев искреннее удивление на лице Люпена, он тут же оправился. — Вернее, я думал, у него есть кличка. Из уважения я не стал его переименовывать. — Как странно… — хмыкнув, вор вскинул голову вверх, обратив взгляд в синее небо, будто что-то вспоминая. — Я помню, у меня в детстве был бродячий щенок такой породы, с которым я любил делать вылазки из дома и воровать еду с прилавков в тайне от родителей. Я его назвал Камакири*, потому что однажды я увидел, как весело он игрался с богомолом. Вор из него, скажем, был так себе. Жаль, мне пришлось бросить его, как только отец предпочёл переехать из Японии во Францию. На родину моего деда, сам знаешь… — Я думаю, это совпадение, — недовольно хмыкнув, Дайске скрестил руки на груди. В мире полно собак такой же породы, и шанс, что он мог приютить собаку своего лучшего друга, очень маловероятен. — Кто знает. Возможно, ты и прав, — мужчина невольно пожал плечами и стыдливо отвернулся от могилы под деревом, почувствовав укол вины. — Кто знает…