Весенний дождь

      Шэнь Цинцю вышел на прогалину между деревьями и посмотрел вверх, сдвинув зонт над своей головой. Светлые, но плотные облака покрывали небо непрерывной пеленой, выпадая на землю дождём. Ветер покачивал зелёные кроны, а воздух был даже более свежим, чем обычно.       Сделав глубокий вдох, Шэнь Цинцю вытянул свободную руку перед собой. На ладонь тут же упало несколько капель.              Воздух всколыхнулся от резкого движения, и на поляну опустился другой человек. Весь вымокший, он соскочил с меча и встряхнул плечами, будто в раздражении. Шэнь Цинцю отчего-то подумал о породистых собаках ― красивых, статных, с белой горделиво непослушной шерстью и соответствующим нравом.              ― Что же привело шиди Лю на Цинцзин? ― поинтересовался Шэнь Цинцю, подходя ближе и накрывая зонтом промокшего до нитки главу пика Байчжань.       Но не успел он закончить свой маневр, как его тут же остановили. Лю Цингэ держал его руку недостаточно сильно, чтобы это причинило боль, но захват был решительным и крепким.       ― Зонт, ― заявил он, отводя руку Шэнь Цинцю обратно. ― Держи ровно.       Только удостоверившись, что этот… Шэнь Цинцю вновь держит зонт в нормальном положении над собой, Лю Цингэ отступил.       ― У меня есть к тебе дело, ― объяснил он.       Шэнь Цинцю понимающе кивнул.       ― Какое бы дело ни привело его сюда, надеюсь, шиди не откажется от чашки горячего чая? ― спросил он со всей серьёзностью, хотя вид вымокшего грозного “Бога Войны” с пика Байчжань провоцировал на улыбку. Надо же, даже от зонта отказался. Впрочем, кому от этого было хуже, но точно не самому Шэнь Цинцю.              ― Не откажусь, ― так же серьёзно согласился Лю Цингэ.              Шэнь Цинцю ещё раз его оглядел. У того не было с собой ничего, кроме меча, так что “подарка” в виде короткошёрстного демона не предвиделось. Шэнь Цинцю удовлетворённо выдохнул и сделал несколько шагов по тропе. Лю Цингэ пропустил его вперёд и последовал на положенном расстоянии.       По пути в бамбуковую хижину Шэнь Цинцю так и не заметил лёгкого румянца на щеках в столь неподходящий для этого прохладный день и отчаянно сжавшуюся в кулак руку, мнимо хранившую тепло от прикосновения.