***
В парки он не ходил уже... года два, что ли? Последний раз он был в одном вместе с Тем, Чьё Имя Принято Не Упоминать В Присутствии Харая Куко, а потом резко перестал — банально не с кем. (Или из-за душераздирающей тоски, охватывающей его при виде беззаботно смеющихся людей на мчащих вместе с ветром аттракционах — Куко не знает точно, он предпочитает это игнорировать.) Посреди людного места Джуши преображается — включает этот свой режим, блещет уверенными улыбками направо и налево. Куко не назовёт себя гением мысли, но даже ему понятно: такие похождения вряд ли как-то поспособствуют сплочению их шаткого командного духа. Поэтому его приходится ткнуть локтем под рёбра — их рост как раз позволяет сделать это без лишних усилий. — Куко-сан! — вопит обиженно Джуши — уже более привычным голосом с этими плаксивыми интонациями — некоторые прохожие кашляют в кулак, другие оборачиваются удивлённо — о причудах их кумира наслышаны далеко не все. — За что? А на Куко накатывает сильнейшее чувство дежавю.***
— За что?! — недовольно шипит на него Ичиро, сверкая хмурым взглядом гетерохромных глаз из-под капюшона. Куко вздыхает. Действительно. — Лицо проще, святоша. Выглядишь так, будто пришёл совершать публичное самоубийство. Ичиро ворчит, но всё же немного расслабляет напряжённые плечи, поводит ими в сторону, перестаёт ссутулиться. Куко тянет его за рукав толстовки к первому аттракциону — Ичиро позволяет себе улыбнуться.***
— Сделай морду попроще, — Куко глотает привычное «святоша», вертящееся на кончике языка. — Мы в парке, а не в твоём цирке. Заканчивай. Джуши обиженно бормочет что-то про «не цирк», но впадать в свой концертный режим обратно не спешит. Опасливо косится на колесо обозрения — к его счастью, Куко решает, что это слишком скучно и больно тянет на свидание какое-нибудь. Свиданий с него достаточно.***
— Колесо обозрения — скучно. — Вовсе не скучно! Такой вид открывается, ты упускаешь многое! Или боишься? — Не боюсь! Выходит чересчур поспешно, но Ичиро, кажется, соглашается — Куко не обращает внимания на то, как он вцепился руками в края толстовки, вновь напрягаясь и ёжась. Только когда функцию толстовки начинает выполнять Куко (Ичиро колотит мелкой дрожью, он не контролирует свои длинные конечности совершенно — лезет на друга всем телом — кажется, просто, чтобы опора была), он понимает, что идея была так себе. Позже выясняется, что со своей боязнью высоты Ичиро отлично справляется, только если удастся вовремя отвлечься и не обращать ни на что внимания. Поэтому он соглашается и на американские горки, и на всё остальное.***
— Куко-сан, а может, не надо было? — Джуши, бледный, как призрак, цепляется за поручни их вагонетки. Куко вновь закатывает глаза. — Ты хоть знаешь, сколько, блин, стоит прокатиться на этой херне? Наслаждайся, пока можешь. Джуши верещит все эти тысяча семьсот метров поездки — и как у него только дыхания хвата... ах да, он же вокалист. Куко хохочет бешено и подставляет лицо порывам ветра — перед глазами всё прыгает и взрывается цветными всполохами со скоростью выше ста километров в час — ему то ли действительно весело, то ли дурно настолько, что начинается истерика. Куко был здесь всего лишь один раз, и то в детстве, когда на большинство аттракционов банально не проходил по возрасту. Потом несколько раз с Ичиро. И после перерыва длиной в два года падение вниз головой в пучину чистого адреналина обходится... этим. Он чувствует взмокшие ладони Джуши, вцепившиеся в его широкие плечи, не прекращает смеяться, запрокинув голову — у него голос срывается тоже, и Куко готов поклясться, что на них, орущих во все силы горла, оглядываются и ругаются — несмотря на то, что большинство пассажиров орёт вместе с ними. Просто они, вероятно, самые громкие. В прошлый раз горка попроще и пониже была — и Ичиро сидел куда спокойнее, зато вцепился так, что мама не горюй — у него-то силёнок побольше будет, чем у Джуши. Куко вообще не понимает, почему весь этот день он поневоле сравнивает со своим времяпровождением (попытка не называть его по имени успешно провалена) с Ичиро. Когда Куко задумывается, почему они вообще перестали дружить, у него начинает болеть голова. Особенно при попытке вспомнить подробности ссоры — что-то его тревожит, с того самого дня тревожит. Он словно был не в себе — но почему? Ответа на этот вопрос у него нет. — Куко-сан? — из мутной пелены размышлений и нарастающей головной боли его вновь вытаскивает Джуши — смотрит обеспокоенно, сверкает на дне светлых радужек тревога. — Вы в порядке? Не в порядке, — вот-вот сорвётся с языка, — я совсем не в порядке. Будто не своя злость душит его долгое-долгое время, не желая отпускать даже сейчас — Куко почему-то кажется, что над своим телом в такие моменты он не властен, за него говорит что-то другое. Что-то, чему невыгодно их с Ичиро примирение. Мелькнувшая испуганным кроликом мысль растворяется столь же быстро, как и появляется — Куко с колотящимся сердцем обнаруживает себя, вцепившегося в руку не менее испуганного Джуши. О чём он только что думал? — Да какой я тебе сан, — Куко умудряется растянуть губы в улыбке, игнорируя клокочущий под рёбрами страх, — мы почти ровесники. Давай на ты. — А... хорошо, эм, Куко! — выходит у Джуши непривычно громко, но собственное имя без лишних пафосных суффиксов отдаётся теплом где-то внутри него, и Куко позволяет себе чуть улыбнуться. Они отошли от горки — дрожь в конечностях наконец унимается, но Джуши потерял весь свой холёный пафос напрочь, раскрасневшийся и растрёпанный, смотрящийся в этом своём костюме максимально нелепо. Куко смотрит на него и шлёт к чёрту все свои мысли и невольные дежавю — какая, нахрен, разница, что там было в прошлом! Сейчас у него есть этот плаксивый придурок и ворчливый старик — его семья, люди, которые встанут горой за него, а Куко — за них. Два долгих года в его памяти свежи были воспоминания об их с Ичиро дружбе — Куко пытался разобраться в себе, но не мог. Ему пришлось вернуться к отцу — но с ним, по крайней мере, было не так одиноко, возня с домашними делами и споры помогали отвлечься от головной боли. Куко ходил к врачу, проверяться, и получил в ответ лишь пожимание плечами вместе с рекомендациями спать побольше и некоторыми таблетками. Его грызли сомнения. Ичиро то и дело мелькал перед глазами — в чьей-то толстовке, или в коротко стриженом чёрном затылке, в очередном ночном кошмаре, куда просачивался чужой низкий голос. Вместе с появлением в его жизни Джуши и Хитои сотканная из теней рука, сдавливающая его горло, наконец ослабляет свою хватку, позволив отвлечься. Возможно, он слишком много думает. Ему всего лишь нужно победить. А вместе с сокомандниками у него обязательно получится. Но сейчас, вероятно, стоит забыть об Ичиро и своих грандиозных планах. — Ты совсем как свинья! — восклицает недовольно Джуши — даже сейчас в нём мелькает что-то от его сценического образа. — Разве это не твои любимые животные? — ворчит Куко, справедливости ради стараясь стереть с лица остатки сахарной ваты (и терпя сокрушительное поражение — руки у него тоже в сахаре). — Не в этом дело, Куко, — собеседник вздыхает, очевидно, решив оставить свои упрёки в нечистоплотности. Вместо этого он достаёт из карманов своего изрядно помятого — и почему переодеться не сходил, дубина — жакета тонкую пачку влажных салфеток. Куко знает, что будет дальше, но почему-то не спешит шарахаться, позволяя Джуши аккуратно вытереть чумазые липкие щёки — тому даже в голову не приходит, что ему, вообще-то, не пять лет, и сам сможет. Но оповещать об этом друга не спешит. Губы всё ещё стягивает налипший сахар, но с ним Куко вполне справляется и сам, слизывая последние (и самые вкусные) остатки сладости. Джуши и сам ничем не лучше, поэтому Куко спешит отплатить — грубо и неловко, но честно, очень старательно. Скорее всего, со стороны это выглядит слегка странно — но с каких пор Куко волнуют чужие взгляды и презрительные шепотки? Ничего такого они не делают. Всего лишь дружеская помощь. Джуши фыркает, но послушно подставляет лицо, позволяя грубоватым пальцам Куко пройтись по щекам, вытирая налипший сахар. Интересно, поцелуй на вкус такой же, как вата, или всё-таки немного другой? Куко дёргается от этой мысли, как из-за страшной сцены в каком-нибудь фильме — видать, аттракционы совсем расплавили ему мозги. Ехидный голос батюшки в голове добавляет: как будто они были. Когда они заканчивают, в воздухе висит несколько секунд фантомное ощущение неловкости — Джуши отводит взгляд в сторону, и Куко мерещится, что румянец на его щеках стал насыщенней — хотя куда уже больше. Они оба красные, как варёные раки — а кто не устанет после двухчасовой беготни по аттракционам? Хотя это, бесспорно, были его лучшие часы за последние несколько недель точно. Он стряхивает с себя этот лишний налёт неловкости — сейчас это ни к чему, право слово. Куко просто встаёт и тянет — теперь уже точно — друга за рукав, тихонько улыбаясь в себя.***
— Смотрю, вы хорошо провели время, — Хитоя снисходительно усмехается (ему что-то понадобилось от отца — Куко и Джуши встречают его на выходе из храма), бегло оглядев жутко измотанных и растрёпанных (но при этом столь же жутко счастливых) подопечных. — Уж получше, чем ты, — в ответ ему усмехается Куко, не забыв показать язык. — Сопляк. Что насчёт командной работы? — Порядок. Мы с Джуши теперь всех уделаем, — в голос просачиваются нотки гордости — и даже не за себя. За Джуши, который, несмотря на то, что поначалу трясся из-за половины аттракционов и огромного количества людей, согласился с ним на всё самое безумное. Джуши спешит покивать, сделав большие глаза — он всегда начинает лебезить перед стариком, что с него взять. — Рад за вас, — совершенно искренне отвечает Хитоя, позволив себе мягкую слабую улыбку — похоже, сейчас у него нет настроения читать нравоучения. Ну и ладно. Куко вновь ухмыляется, машет ему на прощание, утягивая Джуши за собой — им обоим срочно нужно помыться и переодеться. С учётом того, что не за горами ночь, что делать с этим чудом в перьях, не совсем известно. Но Куко, в случае чего, отнюдь не против предоставить Джуши ночлег. Они же, всё-таки, друзья. Друзья. Отдаётся теплом где-то в сердце, капает на противно ноющие шрамы целебной мазью, проходится приятной дрожью по телу. Если честно, он очень сильно боялся так больше ни с кем и не подружиться.