Держи мою руку. Сожми её крепче, И на этих равнинах вырастет сад. Что же так быстро закончился вечер? Видно устал старый закат.
Двойняшки Крэйн всегда были неразлучны. Если Нелли болела, Кью тоже не здоровилось. Они чувствовали друг друга будто телепатически — каждый ночной кошмар, любую перемену в настроении. Называли это «фишкой двойняшек», особой связью лишь между ними двумя. Ночи в доме казались совсем холодными и страшными. Нелл видела Даму со свёрнутой шеей. Кью тихонько ступал босыми ногами по ледяному полу и забирался в её постель, оставаясь там до самого утра. Чтобы быстрее уснуть, Нелли напевала колыбельные. Они частенько проводили время в саду, за которым ухаживала мама. Днями Кью читал для сестры истории о героях и странниках, магии и приключениях. Частенько показывал карточные фокусы. Никто не любил наблюдать за его представлениями так, как Нелли. Даже спустя годы Квентин и Элеанора обретали частичку родного дома в объятиях друг друга.Влажные звуки твоей тихой речи, Мутные воды в сонных глазах. Держи мою руку. Сожми её крепче, И я научусь держать тебя на руках.
Шло время. Дни сменяли друг друга, но неизменно наполнялись светом, когда Кью и Нелл оказывались рядом. Чуткая и внимательная Нелли участливо заглядывала брату в глаза чтобы с интересом послушать рассказы об учёбе в Брэйкбиллсе, а затем делилась своими новостями. Разговоры были долгими, всё чаще погружающими в печальные и тревожные воспоминания о доме, принесшем несчастья. Боль двойняшек — притуплённая, ноющая, разливалась в сердцах обоих на какие-то краткие мгновения, но касания и объятия всегда исцеляли. Светлели лиловые гематомы — напоминания пережитых падений, а при взгляде друг на друга появлялись слабые полуулыбки.Грозные сосны спят молчаливо, Мокрой полынью горчила земля. И я буду ждать тебя здесь — В обрывках этого сна Вновь услышать тебя.
Когда-то давно двойняшки Крэйн поклялись друг другу, что никогда не покинут и не предадут, но Хиллхаусу плевать на клятвы. Этот дом — кровожадный монстр, переваривавший сознание каждого, кто входил в его двери. Хиллхаус хотел получить Нелли и получил. В воздухе пахло затхлостью и плесенью. Нечто липкое и скользкое подбиралось к Квентину. Хищно скалилось и внимательно наблюдало за ним, протягивая свои когтистые лапы. Кью пришёл, чтобы наконец проститься с частичкой своей души, плоти и крови. Переступил порог злосчастного дома ради сестры. Нелли стояла напротив — бледная, мёртвая, но неизменно прекрасная, изящная и тонкая, словно полупрозрачная. Она улыбалась и уголок губ Квентина непроизвольно дёрнулся вверх в гримасе боли. — Прости, Нелли. Прости, что не уберёг. — В этом нет твоей вины. — Есть! Я должен был что-то сделать. — Я не исчезну, Кью. — убеждает Нелли, подходя ближе. — Всегда буду рядом. Здесь, в твоём сердце. Необходимо отпустить. Проститься нелегко, я знаю, но ты сможешь. Отпусти меня, — умоляет она. И Кью повинуется. Горячие слёзы стекают по его щекам, когда Кью уходит. Перед сестрой он всегда был бессилен. Хиллхаус смотрит вслед Квентину пустыми глазницами окон. Могучие деревья скрипят и качаются на ноябрьском ветру. Двойняшки Крэйн всегда были неразлучны. Если Нелли болела, Кью тоже не здоровилось. Они чувствовали друг друга будто телепатически — каждый ночной кошмар, любую перемену в настроении. Называли это «фишкой двойняшек», особой связью лишь между ними двумя.И теперь связь оборвалась.