Одуванчик

      Тёплый солнечный полдень. Что может быть прекрасней, чем это по-хорошему ленивое время суток? Когда минуты, словно тягучая патока, нерасторопно, обрамляя каждую свою секунду в карамельный цвет, переливаются в часы. В летнее время это особенно заметно. По крайней мере, так кажется Джону. Юноша лениво потягивается, глядя в окно, и представляет, что вот-вот коснётся этого голубого полотна, что на ощупь, как самая воздушная пуховая перина, и завяжет его у себя на шее, словно плащ. На этот раз Мёрфи усмехается сам себе. — Небо на плечах! — восклицает голубоглазый парень и, щурясь от слепящего солнца, проходит в глубь светлой комнаты к полосатому обшарпанному дивану. Этот полосатый старичок стоит здесь настолько давно, что однажды, в пылу горячего спора, Джон назвал его «дедом, что вынужден раз за разом лицезреть одни и те же косяки от разных идиотов». Спор тогда на этом и прекратился. Парень помнит, как сейчас, с какой тёплой улыбкой на лице Эбби тогда уставилась на него и пообещала, что при первой удобной возможности поменяет ему диван. Что ж, с того времени прошло немалых два месяца, а он всё здесь, что даже немного (можно сказать, в тайне) радует Мёрфи, ведь постоянство — это именно то, чего всегда не хватало мальчику ещё с детства. — А солнце у тебя тогда где? — весело произносит кучерявый парень, что внезапно решил нагрянуть к Джону Мёрфи на второй этаж прямиком через окно, будто это самое обычное дело. — Беллами? Брюнет перемахивает через оконную раму и беззаботно улыбается, хаотично подёргивая головой, чтобы смахнуть капельки пота, стекающие с кончиков его длинных волос и лба. — Да, Мёрфи? Наблюдая за всей этой картиной, Джон и забыл, какой вопрос задал его друг, что так беспардонно ворвался в его обитель. Сейчас, скорее, его волновало, какого чёрта Беллами, мать его, Блейк не воспользовался лестницей и дверью, как все нормальные люди. — Не важно, смотри, что принёс, — в трепетном волнении меняет тему Блейк и проходит в комнату. Парень недолго шарит в заднем кармане джинсовых шорт, а после что-то старательно прячет за спиной. Довольный собой брюнет загадочно улыбается и смотрит на сбитого с толку парня напротив. — Та- дам! Артистично, в театральной манере, словно неизменный любимец публики, Беллами преподносит своему голубоглазому приятелю небольшую узорную шкатулку. — Что это? — тут же оживляется Джон. Парень осторожно берёт протянутую вперёд шкатулку в руки. Лёгкая деревянная шкатулка казалась сделана кем-то полностью вручную. Тщательно отполированная поверхность отдавала приятным блеском, а яркие росписи и знакомые глазу узоры лишь подкрепляли уверенности в том, что такое мог сделать только один человек. — Твоя работа? — не переставая рассматривать коробочку со всех сторон, ошеломлённо спрашивает Джон. — Лучше открой, — нежно отвечает брюнет и садится на пол перед диваном так, чтобы спиной можно было прислониться о переднюю его часть. — Ладно, — кратко вздыхает Мёрфи, сползая с дивана на пол, и оказывается к Беллами чуть ближе, чем они позволяли себе до этого. Их локти плотно соприкоснулись лишь на мгновение, но жар пламенем прошёлся по всему телу Джона. Парень стеснённо отодвинулся и улыбнулся, надеясь, что его смущения ничего не выдало, даже не подозревая, какой румянец задержался на его щеках. Беллами улыбается в ответ и указывает глазами на шкатулку, заставляя парня рядом вспомнить о подарке в его руках. Юноша следит, как длинные пальцы Мёрфи аккуратно открывают крышку его шкатулочки. Взгляд устремляется к лицу, и Беллами ловит момент, когда губы Джона расплываются в улыбке.

Мы будем долго петь про солнечный день И бегать босиком по тёплому тротуару. Только не забывай меня насовсем, Ведь я тебя никогда не забываю.

Неожиданно для себя Джон вспоминает свою прошлую встречу с Беллами. Парень тогда тоже пришёл не с пустыми руками. Наверно, такая фишка, но это не главное. Беллами с гордым видом вручил парню краски. Да, Мёрфи был далёк от изобразительного искусства и всего, что с ним связано. Но это было мило. Юноша ехидно улыбнулся и полез рассматривать цвета красок. Обилие ярких цветов просто зашкаливало. В упаковку было помещено не меньше трёх оттенков жёлтого, парочка ярких зелёных, пастельный розовый и неприлично много оранжевого. — Пёстро, — не скрывая удивления голосит голубоглазый. Про себя отмечая, что «пёстрый» — это буквальное определение его друга. Беллами был необычайно пёстрый. Пёстрый в словах, пёстрый в действиях, в своём поведении, пёстрый даже на лицо. Его кровь бурлила пестротой. Что странно, так это то, что Джон, в свою очередь, был отражением всех этих разноцветных красок Беллами. Мёрфи был синий. Мёрфи был бледно-голубой. Мёрфи был почти серый. Никогда не красный, никогда не жёлтый. — На то и расчёт! Сегодня мы разукрасим эту серую дыру. Делаем всё, что только захотим! — с завидным озорством и палящим вызовом в глазах восклицает Блейк. Джон тогда не долго думал и подозвал парня поближе, а после, незаметно открыв баночку с краской, прокричал: — Всё, что только захотим! И смочив подушечки пальцев, оставил яркие широкие следы на веснушчатом лице Блейка. Его губы тут же озарила улыбка. Оранжевая. Такая же, как этот яркий цвет на его щеке. Только гораздо теплее. Почти согревающе. И было что-то в его пылающем оранжевом взгляде невыносимо чарующее. У Джона щемит в груди. Когда же это было? Когда в последний раз он видел Беллами Блейка? Когда тот принёс свой последний подарок? Джону кажется, что это было вчера. И кажется, что две других жизни назад. Может, предыдущая пятница? Может, предыдущая весна… — Не забывай, — гулким эхом проносится в голове юноши.

Ты меня ловишь руками, как солнечного зайчика, А я скольжу по твоим губам. Ты выдыхаешь на меня пух одуванчика, Чтобы я тебя не поцеловал.

— Что? — почти дрожащими губами спрашивает Джон. — Говорю, ну как тебе? Красивый, правда? — с сияющим видом отвечает Блейк и коленом касается колена парня слева. Глаза Джона опускаются на серебристый одуванчик, что он только что вытащил из шкатулки. Парень плавно прокручивает пушистый цветок за стебель, осматривая его со всех сторон. От движений пушинки одуванчика плавно двигались, но всё ещё держались одним большим дымчатым шариком. — Напомнил мне тебя, — тихо продолжает кареглазый. — Если вглядываться достаточно долго, а после посмотреть на солнце через него, то можно будет заметить, как серый переливается в лазурный, — Беллами делает паузу и встречает вопросительный взгляд небесно-голубых глаз. — Такой же лазурный, как твои глаза. — Ты что, флиртуешь, Беллами Блейк? — А получается? — Не особо, — лукавит Джон с самым невозмутимым видом. — Может, тогда покажешь, как надо? Мёрфи смотрит, как Беллами задорно поднимает уголки своих губ, и мгновенно принимает этот вызов, иначе, какой из него Джон Мёрфи? Голубоглазый думает недолго и одуванчиком касается передней части места над полосатыми носками Беллами. Лёгкими движениями ведёт пушистый цветок по открытой коже вверх по голени, не спеша обводит колено и продолжает свой путь по джинсовой ткани бедра Блейка. Джон поднимает глаза и замечает, как Беллами затаил дыхание. И в этой тягостной тишине можно было услышать, как его сердце отбивало бешеный ритм. Не задерживаясь слишком долго парень поднимается к рукам. Беллами чувствует, как пушинки касаются его безымянного пальца и мягко скользят вверх по руке, игриво пробегаясь по запястью, по небольшому шраму у локтя. Кареглазый откидывает голову назад, приподнимая подбородок, когда серебряный шар почти невесомо поднимается по шее. Джон наконец достигает лица Блейка. Беллами рад такому исходу, отчего улыбается, словно Чеширский Кот, и не отрывает своего взгляда от изучающих его голубых глаз. Кажется, что Мёрфи впервые по-настоящему замечает, как много веснушек на лице у Беллами. В том же умеренном темпе юноша ведёт одуванчиком от подбородка вверх и очерчивает точёные скулы. Джон внимательно смотрит в карамельные глаза напротив, а после подносит одуванчик к губам. Ровно напротив. Не прерывая зрительного контакта, парень осторожно подаётся вперёд. И когда их губы разделяет только этот самый одуванчик, Беллами коварно улыбается и сдувает пух цветка на губы парня напротив, унося в полёт половину пушинок. Комната заливается легким хохотом обоих ребят. — Ты задница, Беллами Блейк, — пытается ворчать Джон. — Заметь, я никогда не скрывал данного факта, — умничает в ответ Блейк, — Знаешь, мне всегда… Вдруг раздаётся непродолжительный скрипучий звук будильника, прерывающий речь кареглазого парня. — О чёрт, — ругается Джон. — Время обеда. Эбби будет ждать меня внизу. Сегодня она хотела поговорить о чём-то серьёзном со мной. И строго просила не опаздывать. Мёрфи кажется слегка расстроенным, и Беллами замечает это. — Ничего страшного, иди, — успокаивает его парень и поднимается на ноги. — Я скоро, хорошо? — Мёрфи тоже поднимается и кладёт полусдутый одуванчик на диванную подушку. — Обещай, что подождёшь меня здесь. Отчего-то лицо Беллами тускнеет, а его глаза кажутся непривычно тёмными. — Джон, я всегда буду ждать тебя. Парень мрачно улыбается, и Джон чувствует что-то знакомое. Он в последний раз окидывает взглядом Беллами и выходит из комнаты.

Ведь мы с тобой встретимся однажды, Ты будешь в небе ждать свет от кометы. И когда звезда будет лететь, Загадай желание, чтобы я стал человеком.

Торопливым шагом Джон направляется к лестнице и спускается на первый этаж. Из головы всё не уходят последние слова Беллами. Вернее даже то, как они были произнесены. Его взгляд, его тон. Парень старался отогнать от себя дурные мысли, как вдруг их внезапный поток решил прервать другой человек. — Хэй, Мёрфи! — радостно восклицает Кларк, стоящая у самой двери в столовую. — Выглядишь устало, как ты? — Знаешь, всё по-старому, — кратко бросает юноша, пытаясь не завязывать долгих разговоров. Ему хотелось лишь быстрей встретиться с Эбби, выслушать очередную её лекцию и умчаться наверх, избегая лишнего внимания. — Ты, наверно, до сих пор не в курсе, но у нас тут новенькая появилась. Красивая, с интересным тату на лице, а ещё, она спрашивала о тебе. Кажется, ты ей даже понравился, — ухмыляется Кларк и легко толкает Мёрфи в плечо. Но девушке кажется, что все её слова уходят в никуда. Она внимательно смотрит на брюнета, который не очень-то старательно изображает присутствие. — Думаю, тебе не помешают новые знакомства. После ухода Рейвен ты стал более замкнутым. Я переживаю за тебя, — уже привычно серьезно произносит Кларк. И Джону приходится кратко улыбнуться ей. — Хорошо, Кларк, твоя взяла. Скоро мы с твоей новенькой станем лучшими друзьями. А сейчас меня ждёт долгий разговор с твоей мамой. Джон входит в столовую с мыслью о том, что ему скорей хочется убраться отсюда. Убраться обратно к себе. К Беллами. Юноша проходит вглубь, осматривая столовую. Сегодня гораздо просторней, чем обычно. Видимо, дело в раннем часе. Столы ещё непривычно пусты, а очередь состоит лишь из пары человек, среди которых оказывается Эбби Гриффин. — Джон! — весело встречает парня Эбби. Женщина подходит с подносом, полным еды, и указывает на стол у окна. — Накладывай себе, буду ждать там. Юноша покорно кивает и направляется к стойке с сегодняшними яствами. Его глаза пробегают по привычному для обеденного часа рациону, который включает в себя первое блюдо, сегодня это куриный суп, и второе — картофельное пюре с котлетой. Мёрфи морщится, глядя на суп, им было ни раз отмечено, что повара не имеют привычки готовить вкусный куриный суп. Второе блюдо и салат также не привлекают внимания, и парень продвигается к миске с яблоками. Красные наливные яблоки почти единственное, чему всегда рад Джон. Они бывают почти каждый обед в отличие от кофе, который появляется лишь трижды в месяц и достаётся отнюдь не всем. Брюнет берёт яблоко и садится за стол к Эбби. — Приятного аппетита. — Спасибо, Джон, — женщина поднимает голову, — Тебе тоже стоит поесть. Обед — это тот приём пищи, который пропускать не стоит. — Я запомню. Но сейчас я не особо голоден, яблока будет достаточно. — Если передумаешь, то бери пюре. Куриный суп сегодня получился ужасным, — почти шепчет Гриффин и украдкой смеётся. Женщина всегда нравилась Джону. Она отлично сочетала в себе качества наставника и просто друга, и проницательнейшим образом ловила момент, когда нужно было переключать эти два режима. Её находчивость доставляла парню массу проблем в моменты, когда этого ждёшь меньшего всего. Порой ему не нравилась её настойчивость в отношении некоторых тем. Но вместе с тем ему была по душе её забота и искренность, её самоотдача и методичность в выполнении своих обязанностей. Ведь в её работе промашек быть не может, и Джон видел, какую ответственность перед ним она несёт. — Понимаешь, я беспокоюсь о тебе. Ты часто проводил время с Рейвен, а с её уходом отгородился ото всех. Ты постоянно погружён в себя и не желаешь это обсуждать, — женщина касается рук парня, привлекая к себе внимание. Её глаза внимательно изучают лицо Мёрфи, мысли которого сейчас заняты совершенно другим. — Ты всё ближе к тому, каким был в самом начале. И я боюсь, что у тебя может случиться рецидив. — Эбби, всё хорошо, — уверяет её брюнет. Его пальцы мягко сжимают ладонь женщины, а взгляд поднимается к её глазам. Кажется, она наконец расслабляется. — Всё правда хорошо. Ни от кого я не отгораживаюсь. Сейчас наверху меня ждёт Беллами. Мы хорошо проводим время. Тебе не о чём беспокоиться. Эбби тут же меняется в лице. На смену замешательства приходит каменная маска, но глаза выдают глубокую печаль. — Джон, — медленно начинает Гриффин. Женщина уже проходила это с ним. Уже произносила эти слова. Но ей всё равно приходится переступить через себя, чтобы продолжить. — Беллами нет. Никакого Беллами не существует, помнишь? Голова парня начинает звенеть. Кажется, будто свет в столовой стал слишком ярким, а звуки вокруг слишком громкими. Джон плотно закрывает глаза от внезапной пульсирующей головной боли. Перед глазами всплывают давно оставленные воспоминания, а забытые эмоции волнами подступают к горлу. Всё это яростно перемешивается, образуя нечто теснящее и раздирающее в районе груди. И когда Джону кажется, что выхода из этого нет, в голове отрезвляюще проносится голос Беллами: — Я всегда буду тут, я буду ждать тебя. И парень тут же срывается с места, оставляя Эбби в сокрушительном одиночестве. Джон проносится мимо подходящей к их столику Кларк, не обращая на неё никакого внимания. И блондинка в недоумении смотрит на обернувшуюся в след Мёрфи мать. Эбби молчит и лишь слегка мотает головой, но этого достаточно для того, чтобы Кларк поняла суть происходящего. Брюнет бежит по лестнице, судорожно надеясь на то, что всё сказанное Эбби — ложь, и добравшись до комнаты, в отчаянье распахивает дверь. Потрёпанный полосатый диван, раскрытые настежь окна и тотальное отсутствие самого необходимого холодом приветствовали хозяина. Несмотря на обилие разнообразных вещей, вроде: аккуратно выстроенных книг (большинство которых, как ни странно, были про анархизм), давно забытых красок в дальнем углу, виниловых пластинок с британским роком; комната казалась Джону пустой. Безжизненной. Чужой. Его нет. Внезапный жар опалил тело и кровь парня с такой силой, что голова неминуемо закружилась в танце. Джон старается пройти вглубь комнаты. Ноги его путаются, и, спотыкаясь, парень тяжело падает возле дивана. Он только что был тут. Беллами был тут. И в голове проносятся события последних недель. Юноша провожает Рейвен Рейес до высоких чёрных ворот, за которыми её ждёт красная машина и билет в будущее, которого нет у него. Они стоят друг напротив друга и упорно пытаются делать вид, что прощание их не сильно-то волнует. Джон даже объявляет, что не намерен писать, ведь у него гора других дел, в шутку, конечно, но глаза Рейес всё равно блестят. — Иди сюда, болван, — смеётся птичка и крепко обнимает парня. — Скучать не буду, не надейся. Это последнее, что она с доброй улыбкой бросает ему. И уходит. Рейвен кажется, что он справится. Джону кажется, что вместе с ней уходит часть его сердца. Парень бьётся в истерике и закрывает лицо руками, не понимая, как он мог забыть про уход Рейвен, про слова своего психиатра — доктора Гриффин и про свой диагноз, из-за которого Джон и находится в этой чёртовой лечебнице. — Мы это преодолеем, — мягко говорит женщина средних лет. Отчего-то юноша вспоминает именно эти слова. Доктору Гриффин можно доверять. — Доктору Гриффин можно доверять, — сквозь слёзы шепчет парень. На удивление дышать становится легче, а мысли становятся ясней. — Доктору Гриффин можно доверять, — повторяет Джон и делает глубокий вздох. Голубоглазый открывает глаза и видит перед собой Беллами. Его веснушчатое лицо и лучезарную улыбку. Всего на миг. Словно видение. И теперь всё на своих местах. Джон аккуратно поднимается на ноги, упираясь рукой в диван, и замечает лежащий на подушке одуванчик. Цветок одиноко покоился на том же месте, где его оставили перед уходом, терпеливо дожидаясь своего владельца. Джон берёт его в руки и, ненадолго закрывая глаза, сдувает оставшуюся половину пуха, прошептав: — ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ РЕАЛЬНЫМ.