***
— Астма, — тихо зовет Лефти, — Спасибо. Существо дергается, смотрит на парня. Лицо его неизменно, меняется лишь энергия, исходящее от его тела. Парень понимает: недуг удивлен, ему любопытно. — Что-что? — Произносит Астма, поднося ладонь к тому месту на голове, где у нее должно быть правое ухо. Лефти вновь раздражительно прорычал, мысленно уже коря себя за свои слова. — Спа-си-бо! — по слогам выкрикивает он, все так же сидя спиной к существу. В следующую секунду раздается громкий грохот. Теперь уже вздрагивает юноша, резко разворачиваясь в сторону существа. Оно сидит на полу, понурив голову. Лефти приподнимает бровь, закидывая локоть на спинку стула. Астма сидит неподвижно, словно робот, у которого случился перегруз системы. «Спасибо». Это слово отпечаталось в ее памяти. Она точно нескоро его забудет, если забудет вообще. Это первая благодарность за все время ее существования. Не саркастичная, не издевательская, не безразличная — искренняя. Да, эта благодарность с острой ноткой злобы и раздражения. Но она настоящая. Недуг это чувствовал, ему так же подвластно читать характер энергии своего носителя, как и самому носителю — энергию недуга. Астма дергается от собственного смешка. Медленно поднимает голову с неизменным лицом и пристально «смотрит» на Лефти. — Знаешь, — протягивает существо, склоняя голову-леденец набок, — было бы весьма драматичнее, если бы ты это сказал прямо перед своей кончиной. В конце концов я останусь с тобой на всю жизнь.⠀⠀⠀
13 июня 2020 г. в 16:17
Дыхание перехватывало. Парень пытался вдохнуть, заполучить желаемую и такую необходимую порцию кислорода. Он дышал настолько быстро, что у него уже начинала кружиться голова, тело ослабло, его стало заносить из стороны в сторону. Все бесполезно. Вдохи есть, но они не черпают нужное вещество из воздуха. Выдохи есть, но они не выгоняют из организма ядовитый углекислый газ.
Появилась боль. Режущая, удушающая боль в горле, словно кто-то невидимый безжалостно быстро вытаскивает колючую проволоку из его трахеи. Парень закашлялся. Ему и самому уже казалось, что он скорее выплюнет свои собственные легкие наружу, нежели получит желаемую дозу кислорода. На глазах навернулись слезы, появилась влажность в носу. Отлично, насморка еще не хватало. Парень задыхался. Задыхался в очередной раз. Силы покидали его тело, глаза закатывались. Конец был близок. Близок, как никогда.
Хватка ослабла. Юноша повалился на колени, оперся ладонями о пол. Он все еще кашлял, пытаясь вдохнуть в перерывах от перхания. Кислород поступал понемногу. Парень уже испытывал это, и не раз. Но он не мог привыкнуть к этому. К угрозе смерти привыкнуть невозможно.
— Н-на этот раз ты уже слишком заигралась! — Выпалил он, когда более или менее восстановил дыхание. Волосы взъерошены, плечи все еще тяжело вздымаются и опускаются. Взгляд горит зеленым недобрым светом.
— Ну что же ты, Лефти. Ты же меня прекрасно знаешь. — Существо, стоявшее перед ним, опустило чрезмерно длинную руку. Голова-леденец с неизменной противно лыбящейся физиономией наклонилась в бок, шурша натянутым сверху пакетом. — И потом, признай, что тебе самому это нравится, чертов ты мазохист.
Голос существа булькал и противно посмеивался. Нельзя было точно определить, к какому полу оно принадлежало. Не исключено, что и вовсе было чем-то средним.
— Снова будем петь одну и ту же песню? — Лефти вопросительно приподнял бровь, скрестив руки на груди. — Тебе самой-то не наскучило?
— Нет, дорогой. — И вновь эта противная смешинка в голосе. — Злить и изводить тебя — как раз в этом и заключается смысл моего существования. Тем более это вполне весело.
Парень рыкнул. Он злобно смотрел в безжизненные глаза (если их можно таковыми назвать) снизу вверх. Затем он отвернулся, резко и со злобой. Любой бы на его месте не рискнул бы проявлять такую дерзость к существу, которое напоминает человека очень отдаленно, тем более превышает его по размерам в несколько раз. Лефти и сам боялся его когда-то. Тогда он был еще совсем мал и только знакомился со столь древним чувством, как страх. Но благодаря недугу он навсегда запомнил, что это за чувство, как его испытывают и чем оно грозит.
Если бояться во время приступа, симптомы становятся сильнее. Появляется то самое дерущее чувство в горле, кашель и хрипы. Тогда юноша осознал, что нужно бороться со страхом. И вскоре ему это удалось. Дрожь и ужас в глазах уступили место злобе и ненависти. Он стал ненавидеть свой недуг. Да, тогда приступы стали реже, прекратились на какое-то время. Пока однажды ночью он не увидел кошмар.
То-ли содержание сна, то-ли вновь начавшийся приступ заставили юношу пробудиться. В погоне за спасительным воздухом, Лефти свалился с кровати с глухим стуком, распластался на холодном линолеуме. Сквозь застилающие глаза слезы ему удалось разглядеть пару ног с неестественно длинными пальцами возле себя.
Существо сидело рядом с ним на корточках, закинув руки на свои колени. Из-за ужасной видимости парень не сразу смог разглядеть, что один из отростков, исходящих от шеи недуга, как раз и терроризирует его шею. Сжимает, колит твердыми шипами.
От существа веяло силой. Оно словно успело набраться ею за тот долгий перерыв с прошлого приступа. По обыкновению своему недуг противно хихикал, позволяя своим плечам подпрыгивать. Но на этот раз в его смехе прослеживалось нечто злобное, злорадствующее.
— Надеялся распрощаться со мной навсегда? — Оно засмеялось громче. — С какой это, мать твою, стати?!
Недуг освободил Лефти от террора отростком, но тут же схватил того за голову своей лапищей. Приподнял и поднес к себе: так, чтобы их лица были на одном уровне.
— Ты слишком слаб, мой дорогой Лефти. Ты не сможешь победить недуг, что преследует тебя чуть ли не с самого рождения. Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы так просто отпустить!
Далее недуг прекратил регулярные, цикличные мучения парня. Существо дожидалось, когда он начнет загоняться, когда обстоятельства будут давить на него, чтобы добить. Недугу откровенно нравилось причинять Лефти не только физические, но и моральные страдания.
Но ему не нужна была смерть своего «подопечного». Пусть существо и не могло использовать свою силу, когда парень тянулся к таблеткам, лезвию или виселице (апатия, в которой находился в такие моменты юноша, не являлась чем-то эмоциональным и паническим. Приступ можно вызвать только при противоположном эффекте), ничего не могло ему помешать грубо взять Лефти за плечо, сжать и грубо оттащить от шкафчика, где лежала аптечка. В конце концов здесь недуг имеет физическое и вполне реальное воплощение.
Существо могло бы позволить Лефти умереть; нет никого «сверху», кто был бы недоволен этим. В этом случае оно просто нашло себе нового носителя, прилипло к нему, начало мучить.
Но другие сосуды не так интересно и занимательно опустошать, как нынешний. Они либо слишком слабые, либо слишком сильные. Лефти — нечто среднее, идеальное, даже непостижимое. У него недостаточно сил, чтобы справиться с болезнью, но при этом в глубине души он все еще верит, что сможет излечиться. Иные слабаки на его месте давно бы уже наложили на себя руки.
Недуг является не всегда, лишь незадолго до, во время и после приступа. В другое время можно с легкостью пойти на отчаянный шаг и просто прекратить свое существование. Этим и пользовались слабые люди. Но Лефти этого не делал. Он шел к аптечке лишь тогда, когда существо было рядом, словно хотел сказать этим: «Ты перегибаешь палку!».
Недуг знал, что парень не сделает ничего с собой, ибо не сможет. Но все равно он оттаскивал того, прижимал на короткое мгновение к себе и рычал.
Собственничество. Лефти это понимал. Существо не отдаст его в чьи бы то ни было руки, пусть даже это лапы самого Черного Ангела.
В общем-то, парень смирился со своей участью. Смирился и принял. Поэтому стал пытаться бороться с бушующим внутри негативом в экстренных ситуациях. Он делал глубокий вздох и поднимал взгляд к небу. Вид парящих облаков всегда успокаивал его. Позволял на короткое время вообразить себя птицей, которая парит среди них. Она парит, она свободна, она ни в чем не нуждается. Лефти готов был отдать многое, лишь бы стать птицей. Любой, совершенно. Пусть даже это будет простой голубь. Не юркий воробей, не хитрый ворон, а именно глупый сизый голубь.
Мечты помогали. Он, действительно, отвлекался от насущных проблем, жизнь вновь приобретала краски. Однако эмоциям всегда нужно давать выход. Иначе они могут выплеснуться внезапно, неожиданно, не по плану. И зачастую это провоцировало именно существо.
Само появление недуга ассоциировалось у юноши с плохим. Он понимал, что скоро опять начнется этот круг Ада. Снова придется задыхаться, кашлять, плакать. Лефти ненавидел болезнь в такие моменты. Даже не столько сама пытка вызывала злость у юноши, сколько время ожидания.
То же чувство ощущают воины перед битвой. Стоя в рядах орды они боятся гудка боевого рога, боятся пламенных речей генерала, боятся даже своих товарищей, которые должны вот-вот побежать навстречу врагу. Поэтому, когда они уже бегут, понимая, что пути назад нет, они кричат. Вместе с криком они выпускают весь накопленный страх в воздух и несутся навстречу мечам, щитам и копьям вражеских войск.
Но Лефти не мог кричать. Кричать — значит, показать слабость перед тем, кого он ненавидит. Показать, что он больше не может сдерживать свои эмоции. Подтвердить свое ничтожество.
И парень молчал. Отворачивался от болезни, старался увлечь себя чем-то, вроде написания стихов или простых черканий в блокноте. Но по итогу его шея снова оказывалась во власти отростков существа. Лефти валился на пол и хрипел, с ненавистью глядя на нечеловеческие ноги недуга.
Но как бы он не желал избавиться от отдышки, от боли в груди, от головокружения, все же парень осознавал, что он в некотором роде благодарен существу. В конце концов оно было единственным, кто оказывался рядом.
Возможно, не болей Лефти этой дрянью, он бы уже загнулся под гнетом серости повседневщины. Нехватка кислорода научила его ценить жизнь, пусть порой такую жалкую и ничтожную. Каким бы он был без едко-розового, зеленого и бледно-желтого цветов?
Ответ до одури прост. Он был бы серым. Ничем не отличался бы от других людей, которых поглотила с головой эта скука, тоска, футляр повседневной жизни.
Стоило бы сказать недугу «спасибо». Хотя бы за то, что он не дает Лефти полностью уподобиться несчастным людям.
Но как на такое отреагирует сама болезнь, которая создана лишь для мук и уничтожения? Стоит это узнать. Не сейчас, потом. Когда придет время.