В памяти

1847 год 26 июля. С этой даты начинаются мои воспоминания. Нам было предположительно по семь лет. Все, что было до, наверно совсем не имеет значения. Нас было двое, отныне и навсегда. Каждый сидел на своей кровати, уткнувшись глазами в пол. В комнате пахло пылью и каким-то дустом. Я украдкой посматривал на соседа по комнате. У Джасдеро были белые длинные волосы, они немного вились у концов. Губы синие как у покойника, а в глаза смотреть просто страшно, лёд и то теплее чем взгляд ярко голубых глаз этого мальчика. Анарексичное телосложение и тонкие, как спицы пальцы довершали картину. Я немного побаивался своего нового соседа, но сёстры сказали, что мы теперь всегда будем жить вместе, и я просто смирился с его пугающей внешностью. Говорят, когда нас с Деро нашли, мы были одни в заброшенном доме на окраине деревни Вест Вилладж. Жители деревни и вовсе не знали про нас. Ни родственников, ни знакомых не нашли. А главное у нас начисто отшибло память. Мы не помнили даже своих имён. Тогда было решено отправить нас в приют для душевнобольных детей при монастыре в Сент Луисе. Нам дали новые имена, меня назвали Дебитто, а моего предполагаемого брата Джесдеро. Тот день 26 июля стал нашим днём рождения. Нас поселили в двухместную комнату на последнем этаже. Этаж пустовал уже несколько лет. Эпидемия чумы в тридцать втором унесла жизни многих воспитанников этого приюта. И мы стали первыми жителями этого жуткого места за последние годы. Сестра сидела с нами до полуночи, читала ветхий завет, пока глаза не начали слипаться от сна. Пожелав спокойной ночи, она оставила нас вдвоём. Я до сих пор помню, как было страшно той ночью. В коридорах гулял ветер, завывая, как вурдалак. На чердаке, словно кто-то ходил всю ночь, а деревья за окном отбрасывали на стены жуткие тени неведомых чудовищ. Я с головой укрылся одеялом, закрыл уши подушкой и изо всех сил пытался заснуть, как вдруг кто-то дёрнул за край моего одеяла. Я подскочил на кровати как ужаленный, сердце готово было выскочить из груди. Это был Джасдеро, всего лишь Джесдеро. Он сидел на краешке кровати, даже во мраке ночи его кожа выглядела белой как полотно. -Пожалуйста, можно я лягу с тобой? – прозвучал тихий голос. Я подвинулся немного, было, как-то неловко, но страх всё ещё сжимал мне горло холодными руками, и я пустил Деро к себе. Наутро я с удивлением обнаружил, что Джасдеро в комнате нет. Я спустился в вестибюль. Повсюду сновали мальчики и девочки в клетчатых пижамах. Все спешили к умывальникам на улицу. Я тоже поплёлся туда. Джасдеро весь мокрый стоял посреди двора, а кучка подростков загибались от смеха неподалёку. Я помог ему вытереться. Вскоре подоспела сестра, она властно схватила парней за шкирку и увела с собой. Джек, так звали главного заводилу и хулигана в нашем приюте, выбрал Джасдеро своей главной жертвой. С тех пор он больше не отставал от него. Он подкладывал дохлых крыс в еду выбрасывал его портфель на помойку и со своей свитой избивал Деро на заднем дворе. Я, конечно же, не мог спокойно смотреть на всё это, каждый раз я вмешивался и получал свою порцию синяков. Но не только Джек нас не любил, все дети приюта обходили нас стороной, они все чего-то боялись. О нашем прошлом ходило много слухов. Все, почему-то считали, что мы убили своих родителей, а тела закопали на заднем дворе. Вероятно, Джек был распространителем всех этих россказней, но дети верили ему. Не всё было так плохо, как может показаться, да нас недолюбливали все вокруг, но зато у меня был Джасдеро, а у него был я, и мы крепко держались друг за друга. Джасдеро ни с кем кроме меня не разговаривал, врачи говорили, что это психическое расстройство, сёстры только разводили руками, а он по-прежнему говорил только со мной. Время шло. Дни, года, недели. Но в нашей жизни ничего не менялось, и спустя семь лет всё также был этот мир и мы. Только я уже не мог представить себя без Джасдеро. Джек даже удостоил нас особой клички, одной на двоих – Джасдеби, соединение наших имён. Он придумал это как-то случайно, когда я в очередной раз заступился за брата, но кличка привязалась к нам, и даже сёстры между собой называли нас Джасдеби. Зима в пятьдесят шестом выдалась на редкость холодной. Приюты ночлежки и прочие заведения для обездоленных в Сент. Луисе совсем не отапливались. Сёстры разжигали огонь в большом камине, и до позднего вечера дети седели вокруг него, рассказывая страшные истории. После все расходились по своим комнатам. Нижние этажи успевали прогреться от камина, но на нашем всегда стоял такой холод, что мебель покрывалась тонким слоем инея, а в коридорах свисали кое-где сосульки. Тёплых вещей конечно на всех не хватало, а уж до нас они и вовсе не доходили. В тот вечер мы как обычно поднялись к себе в комнату за полночь. Воздух совсем не прогревался, и ночью можно было замёрзнуть насмерть, поэтому мы с Джасдеро спали на одной кровати, как в детстве. Только мы уже не были детьми. Я никак не мог заснуть, боялся шелохнуться, лежал у стенки и старался не думать о том, что Джасдеро совсем близко. Мне казалось он спит. Я склонился к его лицу. Мне всегда так хотелось сделать это… Я только коснулся его губ, как вдруг он открыл глаза. С минуту я в исступлении просто смотрел на него, готовый провалиться под землю со стыда. Но Джасдеро повёл себя неожиданно, он силой притянул меня к себе. Его руки оказались невыносимо горячими, и каждое прикосновение обжигало. Он молчал, за всё время он не произнёс ни звука, и совсем не сопротивлялся. Я тогда чувствовал себя сволочью, понимал всю неправильность происходящего, но остановиться уже не мог. Изо всех сил Джасдеро старался не показывать что ему больно, но его пальцы упрямо сжимали одеяло. Я навсегда запомнил вкус его губ, холодных как лёд. Когда они касались меня, это заставляло содрогнуться каждую клеточку моего тела. На следующее утро, спустившись к завтраку, я сразу заметил косые взгляды и смешки за своей спиной. Они, конечно, всегда смотрели на нас косо, но сегодня сверстники явно не могли скрыть ликования на своих лицах. Я, стараясь не волноваться, раньше времени, и как ни в чём не бывало, направился к столу. Там меня уже поджидал Джек. На лице его сияла злорадная ухмылка. Он подошёл ко мне и, склонившись к самому уху, прошептал. -Хорошо вы с Деро повеселились этой ночью. Со всех сторон раздался дружный хохот. От этих слов у меня подкосились ноги, паника сдавила грудь. Как они узнали? Я судорожно стал искать глазами Джасдеро. Его нигде не было. Обыскав почти всё знание, я нашёл его под лестницей, он сидел, обхватив руками колени. Тогда я просто сел рядом обняв его за плечи. Мы так долго просидели, наверно пару часов, пока нас не нашла сестра и с криками не отправила на занятия. Спустя сутки у Джасдеро случился обморок прямо на уроке. Его немедленно отправили в больничное крыло. Температура тела понизилась до 34 градусов по Цельсию, и врачи решили, что обморок случился вследствие переохлаждения. Сёстры напоили Джасдеро горячим шоколадом и отправили к себе. Но этой же ночью ему сделалось хуже. Мне пришлось жить одному. Впервые за семь лет Джасдеро находился далеко от меня. Вот уже неделю он лежал в больничном крыле. Каждый день, как только кончались занятия, я спешил к нему и до самого позднего вечера просиживал у его кровати. Было страшно, страшно смотреть на него на безжизненное, словно посеревшее лицо, страшно держать за руку холодную как лёд. Когда Джасдеро появлялся в коридоре или в обеденном зале люди шарахались от него как от прокажённого, и даже Джек не решался подшутить над ним. Синяки под глазами и неестественно серый цвет кожи придавали Джасдеро схожесть с привидением. Его больничная сорочка довершала образ. Так же я стал замечать перемены в характере Джасдеро. Он мог подолгу качаться, сидя на кровати, улыбаясь и напевая. К тому же он стал крайне вспыльчив, не раз приходя к нему, я находил комнату в разгромленном состоянии, а сам Джасдеро лежал на кровати глядел в одну точку на потолке и улыбался, улыбался, так что мне даже становилось страшно. Прошло ещё полгода. За это время улучшений не последовало. Джасдеро по-прежнему лежал в больничной палате. Его глаза, которые раньше были ярко голубые, словно выцвели на солнце, они бесцветно глядели в потолок изо дня в день. Он больше не ходил, слабость в теле мешала подняться. Ещё он постоянно жаловался на холод, хотя за окном цвело лето. Температура его тела не поднималась выше 33 градусов, и врачи опустили руки. А неделю назад на лбу у него появились необычные раны, кровь из них лилась черная, по форме они напоминали следы от тернового венца. Сёстры шептались между собой, называли раны стигматами. Кто-то считал Джасдеро вторым пришествием бога, а кто-то антихристом. Хотя признаться антихристом его называли куда чаще. Ночью 26 июля 1858 года Джасдеро застрелился. Обстоятельства его смерти так и не были выяснены до конца. Следствие завёл в тупик золотой пистолет, принадлежавший хозяину приюта мистеру Флетчеру, лежавший в закрытом сейфе. Как мог мальчик, прикованный к кровати добраться до кабинета Флетчера, да ещё и открыть запертый сейф? Но, так или иначе, он был мёртв. Смерть наступила предположительно в три часа ночи. Джасдеро не оставил предсмертной записки, даже ничего не сказал мне в тот вечер, вёл себя как ни в чём не бывало. Он просто взял пистолет и выпустил всю обойму себе в голову. Зачем? Его похоронили в ящике, грубо сколоченном из необработанных досок. До самого последнего момента я не мог поверить в происходящее. Его больше нет. Вот гроб опускают в сырую землю. Никто не плачет. И только когда свежую могилу засыпали землёй, я осознал все и до конца. Его больше нет, он больше никогда не будет улыбаться мне, не прибежит жаловаться на Джека, не уткнётся мне в плечо, он вообще больше никогда и ничего мне не скажет. Я не на много пережил Джасдеро. Через месяц после похорон я слёг с той же болезнью. 10 февраля 1859 года меня не стало