Grey Skies

День был прекрасным. Больше и добавить нечего. Он не подходил под определение «прекрасного дня» в привычном понимании людей, потому что не был солнечным днём или днём с потрясающей радугой, нет. Небо было серым, почти белым, безупречно чистым, но Билл и не хотел бы, чтобы было иначе. В такой день освещение было чище, мягче и просто более естественным, чем когда солнце светит так сильно, что вы даже не можете поднять голову и посмотреть на небо, не щурясь. День вполне соответствовал действительности: он был серым, как и большинство вещей в этой жизни. Не бывает просто чудесного голубого неба с палящим солнцем или просто чёрных облаков, наполненных электрической энергией молний и низкими раскатами грома. На самом деле, чаще всего это нечто среднее. Сегодняшний день был тусклее, чем сверкающие звёзды, освещающие весь мир, но не таким угнетающим, как холодные капли дождя, падающие с тёмного неба. В определённом смысле он был чудесным. Исходящий от серого и скучного неба свет освещал окружающий мир иначе, чем белые вспышки молний или желтоватые лучи солнца. Это заставляло вас обратить внимание на такие мелочи, которые вы никогда бы не заметили в любой другой день, потому что были бы слишком сосредоточены, глядя в небо. В такие дни с серым небом люди обычно концентрировались на дороге впереди них, на тех, кто рядом с ними, и на окружающих их цветах. Они рассматривали те незначительные вещи, которые видели каждый день до этого, но которые не привлекали их внимание, и вдруг понимали, насколько эти вещи прекрасны. Это как взглянуть на мир по-новому, открыть его для себя с другой стороны. Но затем наступала ночь, и приходил новый день, и всё забывалось. Люди снова поднимали головы и вглядывались в небо. Но был тот, кто отличался от всех этих людей. Мальчик, который никогда не переставал удивляться всему, что он видит: каждой букашке, каждому цветочку, каждой зверюшке, каждому камешку — всему. Он охотнее рассматривал вещи вокруг себя, а не над собой, и никогда от этого не уставал. Всякий раз, когда он замечал что-то новое, его глаза загорались, и взгляд наполнялся неизменным удивлением, жаждой знаний и явным интересом. Каждый раз полным восторга голосом он говорил своим друзьям: «Смотрите, это самая красивая бабочка, которую я когда-либо видел!», «Вы только взгляните на это, разве вы когда-нибудь видели что-то настолько невероятное?», «Что это за птица? Она потрясающая!». Он спрашивал, чтобы узнать больше, гораздо больше, потому что всё это было так удивительно, что ему просто необходима была вся возможная информация. Этот мальчик всегда был полон энергии, жизнь буквально жужжала под его кожей, жизнелюбие текло по его венам. Его мозг работал со скоростью тысячи миль в минуту, так быстро, что он едва за ним поспевал. Он постоянно был в движении, совершенно не зная покоя, потому что ту энергию, которая у него была, он просто не мог удержать в себе. Она сочилась из его пор каждую секунду каждого дня и жужжала вокруг него, как некое магнитное поле. Это было похоже на мощную ауру, неуловимую энергию, которая, казалось, танцевала вокруг него, двигаясь синхронно с его живым умом. Когда-то, когда все были детьми, почти каждый был таким же. Медленно, но верно шли годы, и эта жужжащая сила угасала, пока совсем не пропала. Она сменилась чем-то более спокойным, более серьёзным и тихим. Но у этого мальчика та сила никуда не исчезла. Он всё также был полон энергии и никогда не переставал удивляться, мечтать и интересоваться всем на свете. Он заметил, что его окружение перестало синхронизироваться с его быстрым ритмом жизни, что друзья перестали искать приключений и новых открытий, перестали жить так, как будто не было никаких ограничений, перестали быть свободными. Они закатывали глаза, когда он радовался новому виду цветка, который нашёл, они велели ему заткнуться, когда он воодушевлённо рассказывал о своём новом увлечении, они упрекали его, когда он отвлекался на интересного жучка. Они говорили ему, чтобы он успокоился, сбавил темп, перестал постоянно вертеться и сидел спокойно. Но Билл не хотел, чтобы этот мальчик останавливался и становился таким же, как и все остальные. Ведь именно неутолимое любопытство делало этого мальчика самым прекрасным человеком из всех. Что ж, вместо того, чтобы смотреть на серое небо, Билл сосредоточился на окружающих его вещах, и было бы здорово, если бы и вы уделили им хоть немного внимания. Его взгляд остановился на мальчике, который был прекраснее самого яркого солнца, самой яркой галактики и самой яркой вспышки молнии. На мальчике, который был очаровательным потому, что он просто был таким, какой есть. Билл внимательно наблюдал за Ричи, обращая внимание на каждую деталь. Они сидели на траве в окружении пышной растительности Пустоши. Ричи очень любил Пустошь: здесь было так много всего, что можно было найти и исследовать. Он мог повсюду носиться, без умолку болтать и сколько угодно расплёскивать свою энергию, потому что здесь не было никого, кто пытался бы его сдерживать. Ричи мог быть самим собой, не боясь стать мишенью хулиганов или получить замечание от сурового и озлобленного взрослого. Но сейчас он просто сидел, прислонившись к Биллу, и изучал Пустошь любопытным взглядом своих огромных глаз. Он барабанил пальцами по ноге Билла, отбивая ритм какой-то песни, которая, вероятно, застряла у него в голове. В сером свете Ричи был немного похож на статую. Настоящее произведение искусства. Его кожа была такой же бледной, как белый мрамор, а линия подбородка и скулы были настолько чёткими и резкими, точно он был старательно вылеплен страстным скульптором. Но в то же время в его глазах была та необработанная грань, которая делала его похожим на незавершённый проект. Как сказал бы перфекционист, у него как будто отсутствовали все те ретуши, которые сделали бы его действительно идеальным. Но именно эта незавершённая сторона и делала Ричи совершенством. Биллу было жаль, что он не может просто протянуть руку и провести пальцами по этим острым чертам лица. Волосы Ричи, обрамляя лицо, образовывали что-то наподобие тёмного нимба, что делало его похожим на настоящего ангела. Лёгкий ветерок слегка трепал его кудри, и то, как одна кудряшка развевалась на ветру, действовало почти гипнотически. Солнечный свет отражался в линзах его очков, посылая белые вспышки в глаза Билла. У Ричи были едва заметные веснушки, будто кто-то встряхнул кисточкой перед его лицом, чтобы рассыпать их по его носу в той же технике, какую используют художники, чтобы изобразить звёзды. — Смотри, Билл! Она такая красивая, — пробормотал Ричи, нарушая мирную, почти священную, тишину. Билл посмотрел на его мечтательное, трепетное выражение лица, прежде чем перевести взгляд в ту сторону, куда Ричи указывал своим длинным пальцем. Билл щурился и всматривался вдаль, но так ничего и не увидел. — Ч-ч-что? Где? — спросил он Ричи, но тот тут же шикнул на него. Честно говоря, Билл не ожидал, что сам Балабол заставит его замолчать. Ричи осторожно обхватил ладонью его лицо и немного повернул влево, при этом слегка приподняв подбородок: — Вон там. Видишь? — он прошептал ему на ухо, так близко, что Билл почувствовал, как дыхание Ричи покалывает кожу. У Билла по спине пробежала дрожь, что было странно, потому что на улице было совсем не холодно, даже наоборот, жарко. Через секунду Билл наконец увидел то, о чём говорил Ричи. Это была бабочка, порхающая над цветком, кажется, маргариткой. Её крылышки были тёмно-синие, постепенно переходящие в более светлый оттенок, а кончики крыльев — чёрными. Билл вдруг подумал, что бабочка была хрупкой и в то же время очень сильной. Ричи был прав, она была красивой. Оба мальчика не могли отвести от неё взгляд, пока она не полетела в их сторону. Ричи замер, почти не дыша, когда прелестное создание опустилось ему прямо на нос. Хрупкие крылья бабочки опускались и поднимались, мягко касаясь его щёк. Мальчику в очках пришлось забавно прищуриться, чтобы разглядеть её, на что Билл тихонько хихикнул. Никто не должен был узнать, что на самом деле он смотрел на восхищённую улыбку Ричи, а вовсе не на бабочку. Через мгновение бабочка спокойно улетела, и Ричи тут же повернул голову к Биллу: — Ты не знаешь, как она называется? — спросил он, задумчиво потирая нос. Билл так и не ответил. Он схватил Ричи за запястье и отвёл его руку от лица. Тот удивлённо посмотрел на него, и Билл сократил расстояние между ними, накрывая губы Ричи своими. Он думал, что всё получится странно, потому что угол поцелуя был не совсем идеален, к тому же фактор шока, но они попали в ритм, как будто делали это уже сто тысяч раз. Всё ощущалось так естественно, будто так и должно было быть всегда. Билл углубил поцелуй и почувствовал, что живая энергия, которая всегда была внутри Ричи, разливается по его собственному телу через их поцелуй. Билл ощущал себя более живым, чем когда-либо прежде, и хотел, чтобы это длилось вечно. Он запустил руку в кудри Ричи и крепко их сжал. Ричи удовлетворённо хмыкнул и обнял Билла за плечи. Билл толкнул их обоих на землю так, что Ричи оказался на спине, а сам Билл прямо на нём. Ричи обхватил Билла ногами за пояс, и тот принялся оттягивать его кудри. Билл старался запечатлеть этот момент в своём сознании в мельчайших деталях, насколько это возможно. Он никогда не хотел его забыть. Он никогда не хотел забыть сладкий вкус губ Ричи — сигареты и ванильное мороженое. Он никогда не хотел забыть его запах — цитрусовые и ягоды с, конечно же, лёгким привкусом «Мальборо». Он никогда не хотел забыть это ощущение — электрический разряд, проходящий между ними, искрящийся, как фейерверк. Ту любовь, которой они обменивались через прикосновения губ. Это было прекрасно.