Живущие скоропостижно

Он хорошо понимает, что это место – не самое лучшее для Мукуро. Полузаброшенный подвал, едва ли похож на пятизвездочный отель. У них частично ограничен запас еды, воду приходится фильтровать в походных условиях, а ассортимент медикаментов подходит к концу, отсчитывая дни до конца срока годности. А Мукуро нужно, очень. Хибари пока еще не решается колоть ему просроченную дрянь, но болезненные стоны выводят его из себя. Он хорошо понимает, что их нынешняя позиция – не самая выигрышная. И продолжает потакать капризам Рокудо. Процеживает воду, отдает ему свою еду и пытается найти лекарства, чтобы притупить боль. Мукуро переворачивается на бок, напряженно сведя брови и прикрыв глаза: - Если меня сейчас вырвет, то ты обратишь сюда свое внимание? Он поддерживает рукой округлившийся живот, водя по нему теплой узкой ладонью. Он больше не носит перчаток. Рука резко дергается, и он отнимает ее от живота, кашляет, свешиваясь с края дивана. - Он ударил меня. Ты ему не нравишься. Хибари переводит взгляд обратно на монитор, краем глаза следя, чтобы Мукуро не свалился с дивана. - Ты тоже. Мукуро сдавленно смеется, и тут же заходится в кашле, сплевывая прямо на грязный пол. - Я – все, что у него есть. Кея безразлично пожимает плечами, продолжая попытки связаться с семьей, которая от них отказалась. - Правда твоя. Кея ни разу за шесть месяцев не пытался спросить, кто трахал Рокудо. Если всегда осторожный иллюзионист позволил настолько себе расслабиться, значит, чувства были действительно сильными. Они спали в середине весны, а потом в начале лета. Ебались все летние каникулы, протирая кожаные вонгольские диваны, царапая краску на стенах застежками брюк, ломая рабочие столы на искусно вырезанных ножках. Лето напролет. И Мукуро ни разу не забывал впихнуть ему в трясущиеся руки пачку презервативов, даже когда собирался просто отсосать Хибари. Он начал пропадать глубокой осенью. Уходил после заката и возвращался после рассвета. Кея не был против, с чего бы. Осенью от Рокудо сильно пахло резкими духами и хорошим алкоголем. Осенью он свел сексуальную связь с Хибари к минимуму. Пару раз у них был быстрый перепих в кабинете Кеи, и бесконечно долгие поцелуи, когда они оказывались на совместном задании. Тягучие, медленные часы, когда они вспоминали о четырнадцатом пункте в контракте. Когда они вспоминали об Омерте и гипер-интуиции их босса. Хибари не выдержал, когда Рокудо пытался склеить обыкновенный рядовой, слишком много знающий, слишком много слышащий. Наверное, Мукуро бы убил его как обычно – красиво и запутанно, скормил бы парнишке какую-нибудь иллюзию. Про стремительно прогрессирующий рак клеток головного мозга. Про стаю волков, охочих до человеческого мяса где-нибудь в диких лесах Аляски. Рядовой побывал бы в лучших клиниках, ему бы не смогли помочь люди, на которых опирается всемирная медицина, он бы мог бесплатно побывать на Аляске, не заплатив даже за перелет. Когда Кея слез с окровавленной груды, он брезгливо повернул носком ботинка свободно болтающуюся голову, кивая Мукуро на развороченные внутренности. - Как ты думаешь, может у него сотрясение? Я не нашел рака. Мукуро коротко хохотнул, устало покачав головой. - Я всю жизнь ждал, когда ты выполнишь свое обещание, и загрызешь кого-нибудь до смерти. После, они, конечно, занимаются сексом. От Мукуро сильно пахнет чужими мужчинами, и Кею тошнит еще хуже, чем Рокудо на пятом месяце беременности. Кея бережно наматывает бинт на поврежденную руку, обходясь виски в качестве антисептика. Обезболивающее еще есть, но он делает вид, что ему очень нравится боль, потому что Рокудо оно нужнее. Мукуро забавно держится за поясницу, меряя шагами их маленькое убежище. Он глубоко вдыхает сырой воздух и брезгливо рассматривает плесень, забившеюся в отсыревшие углы и влажные подтеки на холодных стенах. Грязные волосы свисают неаккуратными прядями, рассыпаясь по спине и плечам. Он раз по тридцать на дню распускает их и собирает в хвост. Мукуро старательно собирает животом все углы в их захламленной комнатке. Он жалуется, что в подвале невозможно дышать. Говорит, что скоро захлебнется сырым воздухом. И неужели Кея не волнуется за его ребенка. Кея не волнуется. Он стабильно вкатывает Мукуро дозы обезболивающего, дожидаясь, пока тот заснет. Рокудо переворачивается на бок, подбирая ноги под себя. Тогда Хибари говорит, что не может связаться с крошкой Докуро, такой верной маленькой Докуро, всегда бывшей на стороне Мукуро. Даже после того, как малышка узнает о наклонностях учителя. Даже после того, как вся семья узнает. Мукуро тяжело дышит, сквозь сон, отвечая, что плод слишком сильно давит ему на органы и у него нет времени следить за чужими. Больше нет времени, чтобы присматривать за чужим сердцем, желудком и почками. Контролировать правильное функционирование селезенки и мочевого пузыря. А потом он открывает глаза и с улыбкой спрашивает, похож ли он на похитителя внутренностей. Ведь у Хром больше нет бесплатных органов. Как будто она взяла их напрокат, как фильмы для взрослых в магазинчике видеокассет, а теперь хозяин лавки забрал свои игрушки обратно. Пот струится непрерывными дорожками, стекая за ворот темной водолазки, пропитывая одежду влагой, и Кея думает, что Рокудо на сносях – по-настоящему опасное существо. Тогда он предлагает Мукуро избавиться от плода, он даже готов найти иллюзионисту хорошего врача и у них есть еще немного виски, и Рокудо не будет так страшно. Вонгола забудет о его грехе, а все остальные, они никогда не узнают, что хранитель тумана вынашивал ребенка. На него больше не будут показывать пальцем, шептаться за спиной и предлагать секс за деньги. Когда Рокудо, при приеме на работу, скажет, что вообще-то никогда не делал минет, ему поверят. У него нет детей, и никогда не было. Он - мастер иллюзий. Профессионал лжи и обмана. Женатый на своей работе и готовый умирать за нее. Или на ней. От него отворачивается почти вся Вонгола лишь потому, что он набрал пару килограммов. И, возможно, потому что сбежал с Хибари, прихватив с собой кейс с немечеными купюрами. И Кея – последний, на кого ему стоило бы рассчитывать. Но последний, на кого Мукуро еще может рассчитывать. Он обещает хорошего врача и минимум боли, к которой Рокудо так чувствителен. - Может, тогда отрежешь мне руку? Если тебе так хочется заставить кого-то страдать. Это насытит твое желание причинять мне боль? Хибари недовольно шикает. Вечером он опять накормит Мукуро из своей тарелки и перестелет для него кровать. Постель у них одна, и ему не особенно хочется ложиться рядом с умирающим в муках Рокудо. Он толкается по ночам, переворачиваясь с боку на бок, пытаясь занять максимально удобное положение. Он говорит, что не родившийся ребенок изворачивается внутри него, словно тоже взбивает для себя пуховую перину из его органов. А потом они вместе засыпают, и плод заставляет плакать Мукуро от боли. Ему страшно, потому что страшно ребенку внутри него. Внутри – слишком темное, слишком сырое место, прямо как подвал, в котором они находятся. Ему больно, когда малыш начинает трогать его изнутри, скребет стенки живота и бьет пятками по мочевому пузырю. Серьезно, на самом деле, отсутствие регулярного приема пищи – не самая большая их проблема. Кея хочет убить паразита и уже к утру понимает, что немного ревнует. Ближе быть к Рокудо невозможно. Даже Хибари не может так идеально, до последнего винтика, вживиться в Мукуро. Он тоже может быть внутри, но только частями. Частью. Когда он напоминает об этом иллюзионисту, говорит, что хочет секса, Рокудо быстро отклоняется назад и бьет его в бок ногой, затянутой в черный сапог. Кея становится на колени, потому что не ожидал, что беременный, он может двигаться так ловко и ударять так сильно. Они дерутся, и Хибари швыряет Мукуро из одного угла в другой, пока его тело не сковывает иллюзией, которой уже невозможно сопротивляться. После, они не разговаривают и, конечно, не занимаются сексом. Но тогда, Хибари уже все равно – он получил разрядку. На двадцать пятой неделе, Мукуро заявляет, что у него ломит зубы и нечем дышать. Кея швыряет ему аптечку с обезболивающим, едва не попадая в до краев наполненный ребенком живот. Рокудо говорит «Спасибо» и копошится в белой коробке, широко раздвинув ноги. Кея просматривает ленту последних новостей, стараясь зацепиться за какие-то подсказки о действиях мафии, но надписи трещат о наводнении на Окинаве и аномальной жаре в Сан-Франциско. Он видит в тревожных сообщениях имена Ямамото и Рейхея, потому что Вонголе подвластно все. Пытаясь найти причинно-следственную связь, Хибари, наконец, решается, переводя взгляд на сосредоточенно заполняющего шприц Мукуро. - Где ты это подцепил? Рокудо смотрит на него, как на последнего идиота на земле, но понимает вопрос правильно. - Трахался. Обезболивающие выстреливает из шприца, оседая каплями на грязном полу. Хибари морщится, кажется, он тоже стал острее реагировать на запахи, живя бок о бок с носителем ребенка. - С кем? Рокудо загадочно улыбается, задирает футболку, водя иголкой шприца по необъятному животу. - Со многими. С тобой, к примеру. Мне рассказать больше или тебе слишком страшно? Игла царапает живот, оставляя дорожку крошечных капель крови, но Рокудо впивается взглядом в Кею, не замечая боли. Хибари сглатывает, равнодушно водя глазами по лениво ползущим вниз строчкам на экране. - Говори. Мукуро пожимает плечами, опомнившись, вытирает кровь с живота футболкой, ловя в ладонь мягкие пинки. Он ставит укол в бедро, выжимая из шприца все, до последнего мерного деления. - Мы оба понимаем, что ты не особенно хорош в постели. И мне никогда не нравилось то, что ты единственный, кто предпочитает быть со мной лицом к лицу. Такое фальшивое благородство, прикрывающее желание просто вставить мне. «Благородство» Кеи трещит по швам и он хладнокровно собирает рваные нити, чтобы потом бросить Рокудо в лицо этот клубок. - К тому же, у тебя нет каких-либо выдающихся данных, чтобы… Мукуро уже лежит лицом вниз, и тяжело сопит в подушку, терпя на себе вес Кеи и рези в руке, заломленной за спину. - Если ты думаешь, что таким способом сможешь привязать меня к себе, то ты чертовски ошибаешься. Это из-за ревности к другим или из-за того, что, я - единственный, кто решился сообщить о скромных размерах твоего члена вслух? - Заткнись или я сделаю ему больно. Кея просовывает руку под живот Рокудо, сильно надавливая на тяжелую выпуклость. Паразит под ладонью толкается, пытаясь извернуться и переползти вверх, в грудную клетку Мукуро, лишь бы избавиться от удушающей давки. Иллюзионист испуганно сбрасывает с себя Кею, переворачиваясь на спину. Живот качается как желейный пудинг и Рокудо защищает его ладонями, зло смотря на Хибари. - Ойя, я был так легкомысленнен, когда решил зачать от тебя ребенка. Хибари безразлично смотрит на упругое желе под ладонями Мукуро. Рокудо достался несчастливый билет, и Кея никогда не позволит втянуть себя в это представление. - Тебе лучше зачать его от кого-то другого или я сделаю вам больно. Мукуро смеется, раскидывая руки и ноги в стороны. Он похож на порочного Иисуса, только беременного и с раздвинутыми ногами. Готового на все спасителя, подставляющего вторую щеку и любую дырку на выбор. - Давай. Я был чудесным любовником, не так ли? Мне настолько было это нужно, что я едва контролировал нашу маленькую с тобой шуточную иллюзию. Кея вспоминает презервативы с нежным запахом сакуры и понимает, что никогда не встречал таких раньше. Что в Японии не производят, блядь, резинок с ароматом вишневого дерева. Он вспоминает обволакивающую его член иллюзию, когда он вталкивался в Мукуро раз за разом, так неосторожно кончая внутрь. Хибари требуется несколько минут, чтобы осознать, ребенок – его. Этот маленький прихлебатель – его часть. Он отнимает все силы у Рокудо, прямо как его отец. Такой нежеланный плод, паразитирующий в хрупком теле иллюзиониста. Кея быстро набрасывает в голове план их дальнейшей жизни. Он избивает Рокудо до потери сознания, до выкидыша и полной внутренней опустошенности. Чтобы больше никогда его не увидеть. Они разъезжаются по разным городам, где Мукуро суждены поиски нового донора спермы, а Хибари остается со своей старой подругой – работой. Эта девушка была ему гораздо, гораздо вернее Рокудо. Или он ложится на постель, чувствуя, как к спине прижимается круглый живот, и что-то маленькое, но сильное, со всей дури лупит его по пояснице. Мукуро говорит, как сильно их дочь похожа на него – такая же своенравная и, немного, жестокая. Она, возможно, и не дочь, Рокудо не знает, у него не было времени узнать пол ребенка. Но он чувствует. Она, возможно, убьет его, и тогда, пожалуйста, пускай Кея позаботится о ней, Рокудо верит, что он справится. И она станет просто прелестной убийцей, самой красивой, самой жестокой. И если Хибари позаботится об их ребенке как следует, то его наследник так же влюбится в Намимори, и Кея даже сможет подарить ему тонфа. Ярко-розовые, как детская жвачка, если будет девчонка. И у него обязательно будет все, чего не было у них. Безопасность, спокойствие и нормальная, очень нормальная ориентация. Постоянная работа, большая квартира в маленьком частном домике, любящая и верная жена, если будет парень. Ему не нужно будет зашторивать окна в своей просторной обители, чтобы невзначай не попасться на мушку, и колба с ледяной водой Вендиче никогда не примет его в свои объятья. Он обязательно будет писать родителям письма, по одному в месяц, и получать в ответ обещания камикороса за новую прическу или угрозу лишения жизни за ссору с супругой. Их работа оставляет неизгладимый отпечаток. Они могли бы кричать друг на друга и пытаться друг друга убить, а потом вместе бы срывались на подросшем сыне или замужней дочери, моментально приходя к обоюдному согласию, по-настоящему становясь одним целым. Хибари достается короткий жребий, который вытянул для него Мукуро. Просто ему было любопытно посмотреть, что случится в таком варианте развития событий. Что произойдет, если он родит ребенка хранителю облака Вонголы. Кто-то должен страдать, раз уж мир мафии не желает сдаться ему добровольно. Просто очередная затянувшаяся не смешная шутка. Рокудо хочет попробовать все, и как можно скорее. Хочет мир в ладони и забавляющий его ужас в глазах Кеи, когда тот узнает, что нужно тщательнее следить за тем, в кого спускаешь. Хочет жить скоропостижно, а умирать «как-нибудь в другой раз». Чтобы смерть – не для него. Это не то, что случилось бы с ним. Кея валится на кровать, и к его спине тут же льнет Мукуро. И да, его остервенело пинают по пояснице, когда узкие теплые руки обнимают и успокаивают. К двадцать седьмой неделе Мукуро безумно хочется трахаться. Боль настолько сильная, что он хочет, чтобы ее было еще больше, безудержно набрасываясь на Хибари. Он кричит, когда Кея разворачивает его лицом к стене или когда он укладывает его на бок. Каждый раз Кее хочется перекрыть Рокудо кислород, крутануть вентиль и пережать трубки, по которым поступает поток воздуха. Он смотрит на Мукуро и видит, как он отдается другим, выбирая лучшего донора спермы для своего паразита. Ему в плечи упираются костяшки пальцев, а бедра мягко опускаются на член. Хибари искренне надеется, что головка не достает до ноги или пятки плода, и он вообще никак не соприкасается с ребенком. Он еще два раза умирает между разведенных ног, когда замечает окровавленные простыни и алые мазки на бедрах Мукуро. Иллюзионист нетерпеливо трясет головой, притягивая его к себе, и Хибари почти бережно имеет его до крови. Член Рокудо прижимается к тяжелому круглому животу, и он, задыхаясь, сообщает, что не предохраняется только с Кеей. Хибари зажмуривается, мечтая вкатить весь запас обезболивающего в налитый точно свинцом живот. Мукуро вкалывает сам. Себя. Внутривенно. Заполняя каждую клетку Кеи собой. Они выходят на босса только тогда, когда Рокудо становится совсем туго, как раз вовремя. Савада понимающе смотрит на деформированное тело иллюзиониста, и, кажется, очень тихо поздравляет Хибари. Он крайне удивлен, что они не проебали своего ребенка за эти месяцы. Мукуро тут же начинает говорить, насколько странно ему ощущать внутри себя что-то, помимо себя. А потом добавляет: «И Кеи». Дечимо заливается краской и трясет руками, спрашивая, зачем он рассказывает ему такие ужасные подробности. Кея бросает на босса уничтожающий взгляд, машинально застегивая расходящийся на животе плащ Рокудо. В самолете, иллюзионист снимает верхнюю одежду, оставаясь в одной гавайской рубашке, раскрашенной крупными яркими цветками. Он расстегивает тугую пуговицу джинс, хватая бутылку десертного вина со столика. Запрокидывая голову, он распахивает рот, вливая себе в глотку вермут, текущий тонкой струей из дозатора. Мукуро быстро вспоминает о своем положении, когда Хибари заносит полупустую бутылку для удара. - В чем дело, Кея, тонфа больше не котируются? Он смеется пьяными глазами, водя длинными пальцами по цветочному узору рубашки. Касается живота и ремня расстегнутых джинс. Цуна вклинивается в разговор с речью о вреде алкоголя при беременности, напоминая о своем существовании. Хибари думает, что их босс еще хлебнет их проблем, когда Рокудо будет корчиться на полу от боли на исходе девятого месяца, и решает пока не убивать нужных людей. Солнце, заливающее золотые лучи в иллюминаторы, путается в темно-синих волосах Мукуро, целует его в саркастическую улыбку, когда он спрашивает, где их кольца. Кея лезет рукой во внутренний карман пиджака, доставая аккуратный пожелтевший сверток, и швыряет Рокудо кольцо хранителя тумана. Кея почти проливает чай на только что надетые брюки с безупречными стрелками, когда Мукуро капризно говорит, что он имел в виду украшения попроще. И осведомляется, на какой руке японцы носят символ брачных уз. Хибари хватается за тонфа, когда Мукуро показывает взглядом на живот. - У тебя есть обязанности. И тебе нужно научиться танцевать вальс. И это знак судьбы, Кея. Кея кидает взгляд на смущенно улыбающегося Саваду, пожимающего плечами. - Ты хуево понимаешь знаки судьбы. Он падает обратно в кресло, обтянутое гладкой белой кожей. Хибари раздраженно дергает вниз железную шторку иллюминатора, чтобы едкое солнце прекратило вылизывать губы Рокудо. Он скрещивает руки на груди, бубня, что в Японии на свадьбах не танцуют вальс.