Повесть о патриоте и белке

Смежь веки, чтобы после вновь увидеть перед собой целый мир. Заткни уши, затем, открыв, услышь разом шум разбивающихся волн, шелест листьев и до боли знакомые голоса. Прерви дыхание и ощути, как сладок первый глоток воздуха. Узнай, что такое прощание, и лишь тогда говори о любви.

      Тот лес не был местом, в которое стоило бы ходить одному. Кажущийся тихим, он таил в себе множество опасностей для путника. И если бродить по нему в одиночестве было бы храбростью, граничащей с безрассудством, то решение заночевать там — чистой воды безумие. И всё же он сидел, направив расфокусированный взгляд в пляшущее пламя костра, и слушал. Шум ветра в кронах деревьев. Треск поленьев. Стрекотание насекомых в высокой траве. Своё дыхание.       Все эти звуки были обыденны, а потому не имели значения. Лицо мужчины не выражало ровным счётом ничего, лишь отрешённость покоилась нём, но сам он превратился в слух. И ждал. Ждал тот особенный звук, ради которого пришёл сюда. Ради которого рискует своей жизнью. Совершенно привычный, но такой, что должен дать ответы на столькие вопросы, тревожившие не один год.       Однако его нет. Часы ожидания казались бесконечными. Сколько он здесь просидел? Час? Два? Не напрасно ли?       Не хотелось даже думать об этом и признаваться самому себе, что был вновь обманут. Невыносимое ожидание накручивало нервы на кулак, сеяло сомнения, шептало о предательстве, давило на страхи, спрятанные глубоко в душе. Не придёт. Он не придёт.       За годы жизни не раз приходилось не спать всю ночь, охраняя чужой сон и свою жизнь. Но теперь на кону не они, а спокойствие и право на счастье. За это стоило бороться с тем же упорством, потому он стиснул зубы и стал моргать ещё реже, а слушать — внимательнее.       На исходе третьего часа ожидания, когда каждый его мускул был напряжён, а уставшее от постоянной боевой готовности сознание вселяло в сердце отчаяние с особенным усердием, раздался хруст. Такой, как если бы кто-то сломал тонкую веточку. В потухшем взгляде мужчины загорелся огонь, а пальцы, лежащие на мече, сжали крепче рукоять. — Остынь, dh'oine. Если бы я хотел тебя убить, то не стал бы привлекать внимание, — фыркнул хрипло пришедший и ступил в свет костра.       Роше повернул лицо к эльфу, но от оружия руку не убрал. Они слишком давно знакомы.       Такой приём едва ли удивил Йорвета. Он сел чуть поодаль от собеседника, скрестил руки груди и выжидающе посмотрел на Вернона. Повисла тишина. Весь мир жил, но на поляне снова стало мучительно тихо, словно в склепе. Незаданные вопросы, невысказанные даже самим себе признания накаляли атмосферу не хуже взглядов, которыми они буравили друг друга. Начать разговор и побыстрее его закончить хотелось так же сильно, как никогда не поднимать эту тему. Вот только обстоятельства продиктовали необходимость этой встречи. — Ты позвал меня, — наконец подал голос Йорвет, говоря совершенно ровным тоном, словно они здесь не судьбу свою решают, а пришли по кружке в таверне пропустить. — Нужно поговорить, — в той же манере ответил Роше и расслабил руку, но далеко её не отвёл от меча. — Никогда бы не догадался, — съязвил эльф, сохранив тем не менее довольно серьёзное выражение лица. — Прекрати, — отрывисто бросил Вернон, после устало зажмурился. Эта абсурдная ситуация уже в печёнках у него сидит. Он устал думать, пытаться быть осторожным, прятать за семью печатями тайны своей связи с врагом, чтобы не подвергнуть опасности себя и его. — Приказываешь мне? Что ты, позволь узнать, возомнил о себе? Я же и уйти хоть сейчас могу, зачем мне с тобой беседы вести, что-то решать. Забуду обо всём и пристрелю тебя, как только в поле зрения моего снова окажешься, — хоть голос скоя’таэля и был полон раздражения и презрения, его поведение противоречило словам, ведь он даже не потрудился встать или как-либо ещё проявить свою готовность оставить собеседника в гордом одиночестве. — Так ты этого хочешь? Забыть обо всём? — с не меньшим презрением спросил Роше и нахмурился. Этот выпад Йорвета не был чем-то не привычным, но почему-то именно сейчас особенно сильно задел его. — Хочу и могу — вещи разные, тебя этому разве не учили? — нахохлился было эльф, но почти сразу взял себя в руки и неожиданно смягчился, насколько это умел. — Тем более, я не говорил, что хочу оставить случившееся в прошлом. Да и, знаешь… Стал бы я тебя спасать, рискуя своей репутацией, если бы решил вернуться к вражде?       С этим спорить было бы глупо. Командир Синих полосок отчётливо помнил, как выстрел Йорвета сбил с курса стрелу, которая наверняка стала бы последней в жизни Вернона. Такое не забудется, даже если очень захочешь. Но это лишь их секрет. Такой же, как и многие другие, что связывают двух командиров с момента нахождения Йорвета в плену у людей.       Светало. Время их встречи подходило к концу так же быстро, как отступала тьма. Первые птицы ещё не проснулись, но с ними скоя’таэль должен покинуть Роше, потому медлить было бессмысленно и даже опасно. Они думали слишком долго, откладывали этот разговор, глупо надеялись, что всё само собой разрешится. Пора положить этому конец.       Эльф поднялся с насиженного места и плавно приблизился к напрягшемуся воину. Улыбнулся. Расположился напротив него. Заглянул в глаза. Взгляд прямой, бесконечно честный, без прежней лукавости, а слова сами собой вырываются бесконечным потоком рассуждений, в которых то ли себя уверяет он, то ли любовника. — Выбор между долгом и любовью сложнее любого другого, не правда ли? Никогда не знаешь, что вернее, какая сила тебя удержит на плаву, а без какой не сможешь прожить. Но решать приходится, такова наша жизнь. И я свой выбор сделал. Не ошибись и ты, — Йорвет с надеждой заглянул в глаза Вернона, едва ли ожидая, что тот его спустя считанные мгновения поцелует. — Я… Действительно… Люблю тебя… — почти в отчаянии шептал Роше и обнимал за шею своё проклятие. — Я знаю, — едва слышно отозвался эльф и провёл по его щеке ладонью. Если бы только всё могло сложиться иначе. Наверно, он многое отдал бы за то, чтобы никогда не проводить те вечера в разговорах с Верноном и не понимать никогда, что они не такие уж и разные. Если бы он мог продолжать слепо его ненавидеть, как раньше, уважая лишь его качества бойца. Если бы только Йорвет мог. — Сволочь… — выдохнул командир Синих полосок, цепляясь за ворот одежд возлюбленного и с непередаваемой гаммой эмоций на лице ощущая, как вонзилась между рёбер сталь, а жизнь стала стремительно покидать его тело вместе с кровью. — Я же просил тебя не ошибаться, — поджал губы тот, всё ещё держа Роше в объятиях и не давая ему, ослабевшему и сжимающемуся от боли, упасть на траву. — Ненавижу… — хрипел мужчина на его руках, не в силах пошевелиться толком, и всё же пытался напоследок ударить мерзавца или хотя бы отпихнуть от себя. — Знаю, — горько ответил Йорвет, когда с губ Вернона сорвался последний вздох, и закрыл ему глаза. — Я знаю, Вернон.