Изморозь на рыжеватом золоте волос

Пространство не существовало, пока оно не потребовалось для колебания песен Эру. В несуществующем пространстве должен был присутствовать хаос. То, что отличалось бы от упорядоченности и гармоничности музыки, навязанной Айнурам Илуватаром. По крайней мере, так считал Мелькор. Он чувствовал всем своим существом надуманность Великой Музыки. Она была ему чужда. Всё её великолепие, слаженность, восхваление, хор, верх созидания Эру был…пустой фальшивкой. В ней не хватало жизни, хоть она и восхваляла саму жизнь. В ней не хватало чего-то настоящего. В ней не хватало первобытного Хаоса. Поиск негасимого пламени в Ничто подталкивал его учиться мыслить независимо от своих братьев и сестер. Они всегда были лишь инструментами, послушными детьми в планах Илуватара. Но Мелькор не был таковым. Он ощущал слишком четко разницу между послушанием избранных из оркестровой ямы музыкантов и тем, как ощущается осознание собственной личности. Собственных мыслей, собственного течения времени. Ни Ульмо, ни Ауле не мыслили сами, Илуватар их направлял почти с самого начала, что вызывало невероятное раздражение. Так ли достойно себя вести тем, кто созидает мир? Мелькор распахивает глаза и пытается отстраниться от своего сна. Прошлое, особенно воспоминания первой эры, всегда казались ему незажившей раной, о которой он не говорит, потому что её нет. Моргот сожалеет, что слишком подрастратил силы на всякую мелочевку. Созидание мелочных орков, волколаков, троллей… Он мог бы справиться и лучше. Этим вечером он снова наденет железную корону и пойдет раздавать указания. Ничего не должно измениться, он это знает. Саурон, как всегда, будет неодобрительно смотреть. В последнее время у них сложились сложные отношения, Мелькор давно обещал ему показать, как будет выглядеть новый мир, дав Майрону поверить, что в том мире будет дисциплина и порядок. Всё то, что он ненавидел в творении Эру и всё то, что никогда не было его целью. Его извечная цель была проста — разрушить, внести хаос, заставить Великую песню колебаться, как колеблется пламя — мало предсказуемо, живо, по-настоящему. В итоге он получил поначалу верного шпиона, сильного, способного, умного, напоминающего Мелькору самого себя в чем-то. Тогда ещё не запятнанный идеями о введении насильно порядка, идеями о подчинении. Кузнец, знающий кузнечное дело лучше всех, превосходящий, возможно, своего учителя. Словно в отзвук на его мысль он видит тень единственного майара, который может быть сейчас в этом замке. Единственного одетого в элегантную и, как сам любит отмечать Саурон, практичную броню, с мехами накинутыми поверх плеч и заколотыми золотой заколкой. Совершенно непрактичной, со свисающими самородками, которые Мелькор сам добыл в момент фрустрации.  — Саурон, — чуть грубо, с сухим горлом после сна, зовет его Мелькор.  — Хозяин, — чуть нервно отзывается Саурон, разворачиваясь и кланяясь ему. — Я не знал, что вы уже проснулись. Мелькор предпочитает не бороться сегодня с искушением, он слишком долго восстанавливал силы после последней вылазки, он всё ещё сильнее его всё менее послушного Саурона, но совершенно не видит причин противостоять своему желанию. Черная ладонь касается выбившихся из-под диадемы рыжих локонов и поправляет их, совершенно бессовестно забираясь ладонью в глубину волос.  — Хозяин…  — Знаю, я разрушу твою прическу, — низко шепчет Мелькор в ответ на попытку Саурона его остановить. — Посмотри на меня. — Вместо того, чтобы выполнить просьбу (Мелькор надеется, что это прозвучало как просьба), Саурон опускает голову ещё ниже, пряча за выбившимися прядями всё лицо целиком. Мелькор делает шаг ближе и зарывается второй рукой в волосы. Саурон в его руках стоит немного напряженный, но не выказывает никакого страха.  — Что ты опять ковал в ночи?  — Я просто спускался подумать.  — Ты пахнешь кузницей. Я чувствую, как ты боишься чего-то. Но не меня.  — Хозяин, если вы позволите…  — Посмотри же на меня. Саурон словно нехотя поднимает голову. Мелькор ладонями ощущает его виски, затем скулы и, наконец, его ладони ложатся на углы нижней челюсти, надежно фиксируя голову. В янтарных глазах плещется усталость, тяжелая и мутная.  — Тебе опять кажется, что все, что я делаю, не так?  — Хо… — начинает Саурон и замирает под неодобрительным взглядом. Слишком часто в последнее время он сбивался на официальное, титулированное обращение. — Я не согласен с тем, как вы всё рушите вокруг себя. Как всё, что вы создаете, забирает силу у вас и не отдает её назад.  — Боишься, что однажды я просто не вернусь? Это… Даже мило. — Одновременно с этими словами он выпутывает руку из волос Саурона и перемещает её, хватая за горло. — И наивно. Один слабый импульс холода, и Саурон почти немо кричит от того, насколько пронизывает его незваный холод. Мелькор лишь хмыкает на это проявление эмоций и бережливо, неожиданно нежно для обоих, поправляет меховую накидку, поднимая её выше, обертывая скат плеч и шею в меха. — Скажем так, на сегодня у тебя два выбора: или пропади на весь день в своей кузнице и не смей попадаться мне на глаза или же пойдём, прогуляемся. Я хотел осмотреть с драконов, что же творится на границе.  — Зачем же, я могу вам всё показать, моё око… — хрипло и ломко начинает Саурон, но замирает под какой-то чудовищной лаской, которой его не иначе чем пытает Мелькор. Он снимает с головы Саурона диадему и легко пальцами отводит золотисто-огненные пряди назад, убирая их с лица, зачесывая на манер прически, которую Саурон носил ещё до того, как стал называться Сауроном. Тогда он верил в идеи Мелькора слепо. Он ещё думал, что всё устроено в беспорядке. Теперь же, познав и магию, коей тот владел, и его разрушительный во всех смыслах взгляд на вещи, он спрашивал себя, так что же он здесь делает. Диадема опускается, фиксируя пряди.  — Твоё око хорошо, но я хочу осмотреться. Ты со мной? Отлично, тогда вперед, иди за своими мехами, и встречаемся через час. Уже стоя у северного выхода из Ангбанда, Мелькор задал себе вопрос (не из тех, что он любил себе задавать). Всё его разрушение от эпохи к эпохе становилось вроде и грандиознее, а вроде и мельче. С самого начала он разрушил гармонию. Кроме гармонии ничего не было. И он внёс изменения. Это было весело. Так появился холод, лед, твердь. Последующие разрушения были грандиознее. Ведь тогда и не созидалось ничего, точнее созидались силы предотвратить его вмешательство. Но он так наслаждался этими разрушениями, что не мог заметить, как его самого разрушало всё окружающее. Вдруг, словно набатом, всплывает в сознании Мелькора образ Илуватара и его слова: «А ты, Мелькор, увидишь, что нет темы, истоки коей не лежали бы во мне, равно как никто не может изменить музыки мне назло. Ибо тот, кто попытается сделать это, окажется лишь моим инструментом в создании вещей более дивных, чем он сам мог бы представить себе» Черт, он ненавидит быть инструментом. Мелькор зло разворачивается, оглядывая северные земли. Это то, чего ты хотел, жаждет он спросить у Эру, давно недоступного запертому в физическом теле Мелькору. Это то, что ты и представлял в своём видении? Хреновое же у тебя видение, я могу гораздо лучше засеять хаосом эту землю. Деликатное покашливание напоминает о сумасшедшей идее Мелькора. Саурон подошел неслышно и стоит рядом, укутанный в свои меха, с волосами, убранными назад. Не так, как их убрал Мелькор — он с высоты своего роста видит эту разницу, — но убранные назад именно так, как когда Саурона ещё называли Майроном.  — Куда мы будем держать путь?  — Как насчет вылазки на юг?  — На юг? — вопрошает Саурон и обращает взгляд раскинувшегося ока над ними на юг. — Там пока тихо. Что вы намерены сделать там? Мелькор смотрит на серьезного и задумчивого приспешника и думает про себя: напомнить тебе, почему ты всё ещё следуешь за мной. Вместо этого он приказывает Саурону залезть на дракона за собой и взлетает с ещё парой его крылатых творений. Они все держать путь в разные стороны так, что теперь уследить за ними сложно. Дракон, несущий на себе Мелькора и Саурона, поднимается выше и выше в небеса, скрывая из вида проносящуюся под ними землю. Мелькор наслаждается холодным воздухом, обнимающим его и принимающим. Напоминающим о временах, связанных с поиском Пламени. Легкая тяжесть в районе спины намекает на кутающегося сзади в свои меха майара. Саурон всегда был очень теплолюбив, и пролеты на такой высоте всегда немного портили его настроение, но сегодня Мелькор собирался это изменить. Далеко за обжитыми эльфами и людьми землями его дракон приземляется среди горячих источников, среди земли, пахнущей раздором, серой и чем-то сладким. Мелькор сам давно слышал об этих землях, но ещё не видел их. До сегодняшнего дня. Буйство красок так редко встречающихся рядом: ядовито зелёные наросты соседствуют или соперничают за место с чем-то оранжевым. Земля, напоминающая кожу прокаженного, с темными язвами-ямами, наполненными почти кипящей водой, со стелющимся туманом из дурмана, убивающего людей, но не айнуров, валаров и майар. Источники, о которых Мелькор слышал как о странных землях, воистину странные: воды и мутно-молочная, и зеленоватая, и почти красная. Горящий взгляд прожигает спину, добирается по прямой прямо в сердце и разбрызгивается каплями горящего металла.  — Что ж, Саурон, ты давно не был там, где было бы тепло, и это не была бы кузница. Саурон смотрит, не отвечая, не отрывая взгляда. Он боится спросить что-то, что не понравится его хозяину, и потому смиренно ждет объяснений, хотя, будь это битва, требовал бы плана действий.  — Что же ты молчишь?  — Зачем?.. Зачем мы сюда добрались?  — Если мы сможем захватить всё до хребтов, то и сюда доберемся. Вся эта неизведанная пустошь, полная огня и тепла, будет отдана тебе. Если тебе так хочется, наведешь здесь свои порядки. Это будет твоим, хм, скажем, уютным местом? Одновременно с этими словами Мелькор ощущает тень недоверия, вспышку желания и восторга, который Саурон спешно пытается спрятать во взгляде. Мелькор подходит ближе и вытаскивает заколку из мехов. Эта менее помпезная, но так же из золота, созданного Мелькором после того, как он зациклился на волосах Майрона. И эта с черными лавовыми сгустками, гранитом и черным агатом, призванными утяжелить её ровно настолько, чтобы она не выпадала из завернутых мехов. Он почти трепетно снимает меха, диадему и скользит ладонями по шее, к плечам, с которых, как он помнил, можно начать отстегивать броню. Саурон закидывает голову вверх, позволяя ничем не собранным прядям свободно свисать назад и вздыхает. Его взгляд устремлен в небеса, и в нем читаются нотки борьбы с собой.  — Ты так ни разу и не слушал меня, — словно пробуя почву, он упрекает своего хозяина.  — Ну от чего же, слушал, просто так часто ты звучишь скучно.  — Ты никогда не заботился о том, что я чувствовал, когда ты исчезал. Будь то битва, будь то твоя очередная проделка, будь то…  — Мне было важнее оставить тебя в живых, а не пустить в ход ради… ради моих прихотей.  — А я? Я тоже прихоть? Ты хотел строить новый мир. Я хотел быть рядом, помогать, а в итоге ты всё рушил, создавал полуумных существ и… — голос Саурона вдруг прерывается, словно его горло резко пересохло, и он машет головой, позволяя Мелькору постепенно освобождать его от брони.  — Ты наиболее способный и из моих учеников, и из учеников Аулэ.  — Да, хозяин. Мелькор не планировал никаких особых речей, он лишь оставляет Саурона в нижней сорочке: длинной, вечно прикрывающей каким-то образом его ноги до верхней трети бедра. Он толкает Саурона в сторону одной из ям с бурлящей водой. Тот послушно входит в неё и растягивается в ней, слишком довольный для того, кто так много жалуется. Пока Саурон нежится в огромной кипящей воронке, Мелькор тоже раздевается и залезает в ту же яму, поднимая брызги и волны. Недовольный взгляд янтарных глаз, блеснувших всего на долю секунды, его лишь смешит. Он перехватывает лодыжку пытающегося расслабиться Саурона и подтягивает ближе к себе.  — Расскажешь уже, что ты там ковал? Одновременно с вопросом, Мелькор начинает медленно массировать ступни наслаждающегося теплом Саурона. Он проводит ладонью вдоль стоп, с нажимом отмечает свод стопы, затем повторяет этот же приём, каждый раз немного давя в другом месте, используя ребро ладони, костяшки, иногда мощные суставы больших пальцев. Он растирает ступни, медленно превращая потирания в круговые движения, а затем и в периодические пощипывания и упоры на определенные точки. Реакция Сароуна куда красноречивей его почти бесцветной речи. Конечно, он снова ковал на этот раз не кольца, что удивительно, и даже не броню Мелькору, что он так любит делать. Мелькор лишь отмечает, как избегает темы Саурон, и не давит на него, но продавливает всё напряжение со стоп. Момент, когда Саурон вытягивается как струна на водной поверхности совпадает с ещё одним давлением на внутренний свод стопы. Мокрая рубашка лежит совершенно ничем не скрывающими складками на его идеально поджаром теле. Тело существа, способного провести весь день в кузнице, способного долго ковать, разжигать огонь. Мелькор не стесняясь подтягивает к себе Саурона и смотрит жадно на раскрытые губы, на потерянный взгляд. Вдруг его рук касаются подрагивающие пальцы Саурона, и он не может себе отказать в этой ласке. Так редко Саурон проявляет свои эмоции, когда они не связаны со злобой, ненавистью или местью. Он сажает его себе на бедра и обнимает, пока тот вцепляется в него, словно клещ (одно из любимых изобретений самого Мелькора).  — Ты всегда оставляешь меня одного, заставляешь тянуться за тобой, разбиваешь всю мою заботу и попытку обеспечить тебе безопасность, — отчитывает его Саурон, и Мелькору смешно. Существа проще в таких позициях изъясняются о любви, а Саурон его отчитывает, не способный открыто заявить о своём страхе. Но он не слушает, а только пропускает его возмущения мимо ушей, играясь с его медными прядями. Стоило волосам Саурона намокнуть, как из них исчезало всё золото, оставалась одна рыжая медь, которая так завораживала его. Саурон ещё долго выговаривал всё, что хотел сказать Мелькору. Всё то время, что они сидели в бурлящей воде, всё то время, что они сохли, и всё то время, что… Когда Мелькору надоело слушать этот, вполне обоснованный, поток жалоб, он на пару десятков секунд превратил пространство вокруг в ледяной каток. Замолчавший Саурон выглядел удивленнее обычного.  — Завтра начнутся переговоры между Эарендилом и Валарами. Видеть, как распахиваются янтарные глаза, является истинным удовольствием для Мелькора.  — Но…хозяин… Вы же…  — Они сами придут ко мне. Все они. И там мы их сокрушим, — Мелькор пытается убедить Саурона, но видит лишь его задумчивое выражение лица и словно набегающую тучу.  — Но это опасно. Мы можем не выстоять. Моргот знает, что они вряд ли выстоят. Но Саурону этого не показывает. У них будет ещё немного времени вместе. А потом Саурону придется строить свой порядок одному. А ещё он знает, что ему придется долго ждать воссоединения с его Майроном. Видимо, это ощущение — знание, приходящее из остатков тех способностей, коими его наделил Эру. Но он знает, они ещё встретятся. Там, за пределами Арды. Мелькор обещает себе думать о времени там, как об отдыхе. А пока возвращение домой.