Задыхается. Дышит.

      Когда Дауд возвращается в Дануолл, город уже успевает подпривыкнуть к новому лорду-защитнику наследницы Империи.       Дауд видел его мельком перед уходом, но особо значения ему не придал. Эйхорн Колдуин вынес урок своей предшественницы и поставил за своей спиной умелого человека, ничего удивительного, что и дочери решил подобрать собственного. Молодой только больно, даже Дауду уступает пару-тройку лет, но, судя по слухам, мечом владеет мастерски: выиграть «Клинок Вербены» в шестнадцать, будучи выходцем из ниоткуда, это что-то да значит… Для Серконоса, не для Гристоля; наверное, только поэтому Дауд и внимание обратил на него, и даже запомнил.       Чем он там сам мог похвастаться в шестнадцать? Сумел затеряться в подворотнях Дануолла, чтобы не возвращаться к своему непрошенному покровителю и не шататься до скончания дней по всем Островам, и остался в городе, выживая на улицах? Дауд никогда не был завистливым человеком, но новый лорд-защитник наследницы всё-таки слегка раздражает тем, каким идеальным рисуется его образ одними словами и слухами. Впрочем, именно к этой его стороне придираться никогда и не было интересным — Дануолл куда охотнее обсуждал его происхождение, бедняковый Пыльный квартал…       А потом Дауд покинул город и больше интересовался новостями с улиц, чтобы по возвращению не попасть впросак, чем именем Корво Аттано.              Корво задыхается местным воздухом, тяжёлым, влажным, оседающим солью в горле. Лучше уж пыль с улиц Батисты, чем въедливый запах рыбы и сырой портовой древесины настилов. Теоданис буквально подарил его двору; Корво полюбился добродушный герцог, и он не отказался бы служить ему хоть всю жизнь… Но уплыть на север, якобы с большой честью, оставляя мать одну — чтобы через полгода получить весть, что её не стало — удружил герцог, ничего не скажешь.       Корво мог мнить себя сильнейшим мечником на Серконосе, но чёрта с два это стоило хоть что-то на Гристоле, особенно среди знати, которую больше интересовало, сколько титулованных людей в твоей родословной. Корво, по их мнению, даже говорить правильно не умел, поэтому он довольно быстро научился молчать, — почему-то этот образ воспринимался лучше и даже внушительнее. Хайрем Берроуз оценил его за это отдельно, хотя своими косыми взглядами и проверками довёл буквально до белого каления.       Корво задыхается от невозможности высказать в лицо каждому третьему всё, что они заслужили. Он может отыграться только на гордости тех, кто согласен испытать его или естественно не способен отказать Джессамине, требующей показательный поединок, ей ведь хочется лишний раз убедиться, что её защитник — то ли именно лучший, то ли просто не за красивые глаза получил кубок на «Клинке Вербены».       На улицах Дануолла, к счастью, всё иначе, здесь ещё один безымянный серконец никому не интересен и ничего не должен, кроме кулака в нос в ответ на отборную ругань за случайно отдавленную ногу. Его лицо как лорда-защитника — а вот это уже «к сожалению» — со временем становится узнаваемым, поэтому приходится импровизировать. Рабочие маски пахнут фабричным маслом или рыбой, одежда пропитывается этими запахами ещё сильнее, чем волосы, но Корво годами дышал пылью Батисты и затхлым воздухом казарм серконской стражи, переживёт и это. Джессамина, конечно, смешно морщится и сдаёт его на руки слугам, запрещая появляться рядом, пока не отмоется от запахов города, но дважды в месяц показательно закрывается в своих покоях, отпуская его на символичную свободу.       За эту возможность хоть немного дышать, а не задыхаться в стенах Башни, Корво благодарен ей не меньше, чем Теоданису за его покровительство в прошлом, и, наверное, именно поэтому Корво научился по-своему любить наследницу Империи — они с герцогом действительно похожи в этой своей простоте и добродушии.              Это звучит настолько странно, что Дауд сначала не верит. Не все слухи обязательно правдивы, и особенно сомнительны те, что доходят через десять рук от самой Башни: если это не чьё-то недопонимание, раздуваемое воображением, то за время, пока шёпот гуляет по ветру, ситуация просто может измениться несколько раз.       Кто вообще ходит этими туннелями, кроме крыс и контрабандистов? Разве что шавки Тайной Канцелярии, вот уж кто излазил катакомбы не хуже вторых, Хайрем Берроуз неплохо знает, что представляет собой Дануолл, что это далеко не только улицы и подворотни, поделённые между бандами. Хайрем Берроуз — опасный человек, с которым приходится считаться, он не зря занимает свой пост… И, поговаривают, к новому лорду-защитнику Берроуз неожиданно снисходителен, ну или, по крайней мере, стал в последнее время, это прибавляет безродному серконцу веса, а любящим сплетничать о нём людям — кляпов.       Крысы передвигаются стаями, контрабандисты — группами, люди Берроуза — чаще всего парами или тройками. Человек, идущий в одиночку, действительно большая неожиданность. Не крадётся, не бежит, шаг на удивление ровный и твёрдый, как у любого, хорошо знающего путь и способного себя на этом самом пути защитить. Серконская сабля на поясе выглядит немного смешно, но, наверное, это лучшее из всех возможных доказательств.       — Это мой маршрут. — Дауд не придумал, что говорить, потому что до последнего не верил в слухи, поэтому просто преграждает путь с первыми пришедшими на ум словами. — Хочешь ходить по нему, плати.       Если, всё ещё допустимое «если», это всё-таки кто-то из числа более-менее знакомых туннельных ходоков, то выдаст он себя быстро, возмущением или встречной претензией. Серьёзно, не станет ведь лорд-защитник наследницы шататься…       — Который маршрут? — Голос за рабочей маской звучит слегка приглушённо, но серконский акцент угадывается без особого труда. — Правый или левый? Если с моей стороны смотреть. — Уточнение из разряда тех, которые должны идентифицировать именно преградившего проход, а не дать хоть какую-то информацию о самом спрашивающем.       Дауд оценивающе прищуривается. У него за спиной ветвление: направо — выйдешь к Винному кварталу, налево — к мясному рынку, обе территории так или иначе заняты и поделены. И с каждой стороной всегда можно договориться, главное знать, с кем имеешь дело.       Да, определённо, Хайрем Берроуз по-своему благоволит новому лорду-защитнику, иначе откуда бы чужаку в таком разбираться. Что ж, наверное, удивляться и не стоит, Корво Аттано делит с ним одну головную боль в лице императорской семьи и обеспечения её защиты, куда удобнее сотрудничать, чем поддаваться предрассудкам и личному неприятию.       — Прямой, — с максимальной невозмутимостью указывает Дауд себе за спину. Это дорога к Старому порту, слухи берут начало там.       И, подумать только, эти слухи внезапно оказались правдивыми, такое можно дорого продать. И куда дороже будет стоить не допустить, чтобы об этом узнал кто-то ещё.       — Повезло, что я как раз сворачиваю, — кивает своим же словам лорд-защитник и, обойдя Дауда, решительно уходит вправо.       С тем, что ему незнакомо и непонятно, он решает дел не иметь, ход достаточно умный, чтобы суметь выжить на улицах Дануолла. Дауду этого в своё время недоставало, поэтому бегать и бить он научился раньше, чем говорить хоть сколько-то на равных.       Дауд какое-то время вслушивается в удаляющиеся шаги. Уловка это, или Корво Аттано действительно успел за время своего назначения хоть сколько-то узнать и выучить ходы? Ждать возвращения, если первое, или попробовать нагнать и проследить из тени, если второе, Дауд не собирается. По крайней мере, в этот раз.              Корво задыхается от смеси запахов духов и алкоголя, задыхается из-за неудобного ворота парадной одежды. Он ненавидит праздничные приёмы, ещё на службе у Теоданиса с трудом переносил дежурство на них — здесь, в Башне, к сожалению, даже встать подальше у стены, вроде и исполняя свои обязанности, а вроде и прячась от них у всех на виду, не выйдет.       Джессамина скучает, повторяющаяся по кругу музыка утомляет её, но она ходит по залу, разговаривая с гостями, и Корво, стиснув зубы, следует за ней. Он уже видел и слышал на таких приёмах более чем достаточно, теперь только про себя считает, сколько пунктов повторится, — и заодно с лёгкостью подмечает то, что отличается. Очень редко это отношения между теми или иными гостями, ещё реже — отношение гостей к нему, что там эти пять минувших лет, людям всё не надоедает говорить о нём. Вот только…       Раньше все обсуждали то, что о нём знали, теперь же всех волнует то, что ничего больше им узнать и не удаётся. Слуги не сильно болтливы, потому что болтливые в Башне надолго не задерживаются, стража может поделиться только ворчаниями о том, что «выскочка серконский» действительно способен выстоять один против четверых, наследнице на радость, а самому себе якобы на потеху. Остальные возможные слухи максимально пресекаются уже людьми Хайрема Берроуза, Корво научился уважать этого человека за умение выполнять свою работу.       — Думаю, ещё одна свеча, и можно, — сообщает Корво тихо Джессамине, решившей спрятаться за его спиной от чужих взглядов. Ещё немного, и из той толпы молодых лордов, обсуждающих охоту, отец может начать искать ей жениха, Чужой бы их всех побрал, хоть и не принято при дворе так выражаться.       Корво отслеживает настроение императора, считает выпитые им бокалы. Это уже выверенный за последнюю пару лет заговор: правильно подобранное время вкупе с максимально оказанным присутствующим вниманием позволяют сбежать куда раньше официального окончания вечера… Корво помнит, как подобным промышлял Лука, не очень-то любивший торчать на отцовских званых вечерах, потому поделился с Джессаминой, не прикидываться же ей нездоровой каждый раз, когда очередной праздник становится поперёк горла, а до конца его ещё терпеть и терпеть.       — Так спешишь уйти вниз? — Джессамина крутит в руках полупустой стакан, пока тот есть, никто не подходит, чтобы предложить новый и за этим предложением задать очередную неинтересную ей тему для беседы. — Опять от тебя будет пахнуть, как от стражников, вернувшихся с увольнительной.       — Леди Джессамина…       Ещё недавно он просто смирялся с подобными комментариями от неё. Раньше они стояли где-то рядом со смешками над его довольно скверной обученностью и неумением держать себя на людях — первое Джессамина решала, заставляя страдать вместе с собой на занятиях по истории и счёту, второе приходило само собой, с опытом… Сейчас ему некомфортно слышать такое в свою сторону, потому что Джессамина перестала быть опекаемой девочкой и превратилась в требующую к себе особого отношения девушку.       Ей скоро исполнится восемнадцать, достаточно, чтобы за себя говорить и от своего собственного имени действовать, и это как-то резко стирает между ними разницу в восемь лет. Джессамина всегда стояла выше Корво, но до недавних пор никогда не принималась именно взрослой.       И принимать её взрослой — принимать её девушкой, перед которой вскоре поднимут вопрос замужества — слишком в новинку.              Дауд почти уверен, что увиденное называется «отводить душу». Потому что для того, кто способен пройти по туннелям под Дануоллом из одного конца города в другой, не потерявшись, так откровенно облажаться и вырулить из-за угла прямо в руки кучке полупьяных ребят с Боттл-стрит — это явно исключительно намеренный просчёт.       Кто-то задушил ещё в зародыше и без того не самый популярный слух о лорде-защитнике, гуляющем в свободное от службы время по Старому порту или просто довольно далеко от центральных улиц города, — люди Берроуза или сам предмет обсуждения собственными руками? — так что Дауд в последнее время как-то и не вспоминал об этой глупости. И вот, пожалуйста, Корво Аттано точно специально нарывается на ребят с Боттл-стрит прямо у него на глазах; будь это кто другой, и Дауд бы просто мысленно похоронил человека и пошёл дальше, но…       Парадная гвардия Серконоса так не сражается, городская стража Дануолла — и подавно. Так дерутся на улицах и в подпольных клубах, адреса которых в закоулках Карнаки ещё нужно постараться вычислить. Когда лорд-защитник, подопнув последнего попытавшегося встать бандита, с шипением отряхивает одежду, Дауд решает, что только смотреть — всё-таки скучно.       — Лучше добей, — советует Дауд, показательно опершись плечом на угол дома. — Они ребята злопамятные, потом отловят большим числом и все кости тебе пересчитают.       Корво Аттано оборачивается на него, но не резко, опасаясь появления новых противников, он достаточно уверен в себе, чтобы суметь скрыть удивление из-за неучтённого комментатора… И одновременно недостаточно самоуверен, чтобы показательно его проигнорировать.       — Не отловят. — Такой убеждённости можно было бы и позавидовать, если бы не знание, чьё именно лицо за маской.       А ещё — даже один труп может поднять волнения. На улицах и особенно в подворотнях сейчас неспокойно, влияние одних банд ослабевает, других укрепляется, кого-то находят среди мусора, кого-то выкинутым на берег с перерезанным горлом. Дауд во всё это не лезет, своих тоже придерживает и одёргивает, но много ли об этом знают люди со стороны…       — Иди своей дорогой, — заметно раздражённо кидает Корво. Даже годы спустя серконский акцент никуда не девается, и это почему-то кажется Дауду символичным: из Корво Аттано не сделать гристольца даже в манере говорить.       Дауд криво улыбается. Он бы пошёл, но что-то забыл, куда вроде бы собирался. К тому же, здесь сейчас явно интереснее, чем где-либо ещё.       Говорят, лорд-защитник Джессамины Колдуин — действительно хорош, и раз в этом мнении сходятся даже те, кто готов высмеивать его происхождение или вообще плевать хотел на него как на человека… Интересно, насколько реально спровоцировать его, чтобы проверить? Просто потому что Дауду скучно охотиться исключительно на не подозревающих о своей участи неженок, да и настроение самого Корво сейчас, кажется, располагает. Знать Дануолла — то ещё змеиное гнездо, неудивительно, что даже у описываемого молчаливым и глухим ко всем, кроме наследницы, телохранителя могли сдать нервы. И тем смешнее видеть, что отыграться он может только на агрессивных идиотах с улиц.       Дауд продолжает стоять на месте, опираясь плечом на угол. Развязать бой здесь и сейчас, с вырубленными бандитами под боком, точно самая плохая идея, но он готов рискнуть, если не разочаруется в первую же минуту, даже фору даст, не прибегая…       — Какого хрена ты ещё здесь?       — Любопытство, — честно отвечает Дауд.       — Засунь его себе в задницу и свали.       Дауд, не сдержавшись, усмехается:       — Лорд-защитник, а разговариваешь, как плебей с жироварни.       Корво замирает и заметно напрягается.       Дауд с интересом ждёт чуть более развёрнутой реакции. Если кто-то и мог что-то знать, то разве что люди Берроуза, но на одного из них Дауд не тянет. Если все переменные сложил воедино кто-то из уличных банд, до сих пор помнящий давно умерший слух, то легче голову сломать, чем на ходу придумать, что делать.       — Катись в Бездну, — неожиданно отмахивается Корво, голос настолько равнодушный, насколько только можно с учётом ситуации. Ничего отрицать или доказывать он не собирается, просто отворачивается с явным намерением уходить.       Что ж, он видел лицо Дауда, несомненно запомнил, и если будет нужно — если старый слух внезапно оживёт и заодно заиграет новыми красками — он будет знать, кого искать, чтобы стребовать за это. Дануолл не так уж-то и мал, но есть те, кто сможет найти на его улицах одного-единственного нужного человека.       — В Бездне я уже бывал, — бездумно роняет Дауд.       …На этот раз Корво оборачивается резко, пристально смотрит на место, где только что стоял Дауд, в два рывка достигает его и заглядывает за угол. На всякий случай поворачивает голову и в другую сторону. Никого.       «Интересная реакция», подмечает про себя Дауд, наблюдая за этим сверху.       «Догадливый, скотина», добавляет он, когда Корво резко закидывает голову назад, проверяя ближайшие балконы. А ещё — достаточно ловкий, чтобы, разбежавшись, на один из балконов взобраться и, перепрыгнув на стену напротив, заглянуть на соседнюю улицу. Там, привалившись спиной к обклеенной розыскными плакатами доске объявлений, стоит один из местных воротил…       Корво ещё раз осматривает балконы, примеряется к большим трубам вентиляции, поднимающимся на крыши. Что-то прикидывает про себя и, покачав головой, отрицая вариант, слишком высоко, спрыгивает обратно на землю. Смеряет взглядом побитых бандитов и, встряхнув кистью, покрасневшими после драки пальцами, уходит.       Дауд следом не идёт, он как раз вспомнил, что было в планах до этой хоть и занимательной, но несомненно бесполезной встречи.              Дануолл поселяется в его лёгких, и Корво почти готов сказать, что научился дышать этим городом и вместе с ним. Он смотрит на горящие огнями берега Ренхевена и вспоминает, как впервые приплыл сюда, сопровождая Теоданиса и Луку, — Дануолл показался ему серым и промозглым, и всё, о чём Корво мог тогда думать, это о скором возвращении обратно в Карнаку.       Прошло пять лет, город в его глазах совсем не изменился, разве что стал понятнее и уродливее. За это стоит сказать «Спасибо» Берроузу, из него отличный проводник туда, куда обычно по собственному желанию никто не полезет. Корво тоже именно пришлось, но у него и мысли не возникнет возражать — низшие районы определяют настроение и поведение знати; даже Хайрем Берроуз иногда теряет свою собранность и невозмутимость из-за очередной войны уличных банд, что говорить о тех, чей бизнес может оказаться под угрозой из-за внезапной смены лидера у каких-нибудь отморозков.       Знания о Дануолле всё множатся и стремительно вытесняют воспоминания о Карнаке, и порой это действительно злит. Назначение лордом-защитником перевернуло его жизнь с ног на голову… Но сейчас он уже и не против.       Джессамина поселяется в его сердце, хотя это всё равно не делает жизнь в Башне хоть сколько-то проще, разве что чуть более сносной и светлой. Наверное. До первых слухов о том, что Эйхорн Колдуин заподозрил ещё с полгода назад, а Хайрем Берроуз, вероятно, и того раньше. Их объединяет только одно — оба молчат, каждый по каким-то своим причинам.       — Я не лорд, не аристократ, не смотритель и не учёный… — Корво оттягивает возвращение в Башню, сегодня на удивление тёплый и приятный вечер, ветра нет даже на высоте крыш.       Площадь Холджера внизу что-то вещает голосами представителей Аббатства, столпившиеся вокруг люди поглощают их слова, словно дорогое вино. Хотя, скорее, это ужасный матросский эль, разведённый китовым жиром.       — Я бы сжёг все их книги, я б расплавил золотые короны, — неожиданно подхватывают справа.       Корво удивлённо поворачивает голову. Крыши Дануолла лично для него — эдакая замена строительным лесам, которыми изобиловали улицы Батисты, и торговым козырькам, с которых так удобно было заглядывать в окна, полные гнёзд трупных ос; и за минувшие годы жизни здесь Корво ни разу не натыкался на подобных себе, по дурости рискующих слететь вниз с пологой крыши и разбиться насмерть зевакам на радость. Максимум, обученные и обвязанные страховочной верёвкой трубочисты раз в год трясутся на высоте из-за работы, но это совсем не то.       — Кем нужно быть, чтобы распевать серконские песни на Гристоле? — словно бы осуждающе фыркает обнаружившийся рядом человек.       Он сидит на самом краю, свесив ноги вниз, того и гляди спрыгнет или просто случайно сорвётся. Когда пришёл — загадка, как умудрился остаться незамеченным — ещё большая.       — Серконцем, вроде меня и тебя? — как можно невозмутимее пожимает плечами Корво.       — Единственное наше сходство.       Первое удивление проходит… как бы это ни прозвучало, на удивление быстро. Корво даже забавляет мысль, что в Дануолле действительно реально встретить кого-то, похожего на него самого, и за этой мыслью забывается, что он вроде как снял маску, потому что на высоте его некому узнавать.       Впрочем, именно этот человек открытия для себя точно не сделал. Это ведь он тогда докопался со своим «любопытством» в подворотнях Боттл-стрит; если хорошенько напрячь память, Корво сталкивался с ним на улицах города ещё не раз и после, больно уж лицо узнаваемое, такое трудно не выделить из толпы… И если бы он хотел поделиться с кем-нибудь своими знаниями, он бы уже это сделал — и люди Берроуза уже об этом узнали бы.       У Корво нет ни причин, ни желания разговаривать с этим человеком. Прогонять его — тоже, одним своим присутствием он не мешает, поэтому Корво просто продолжает наблюдать за людьми внизу, присматриваясь к служителям Аббатства. На Серконосе у смотрителей нет такой власти, как здесь, на Гристоле, жители Серконоса, как любил шутить Теоданис, вообще верят преимущественно в деньги, а не в богов или их заменители.       На удивление спокойный и приятный вечер убивается взвывшей тревогой. Люди внизу начинают суетиться, стражники кидаются проверять, что же именно случилось.       — Быстро они, — с заметным недовольством отмечают справа.       Корво вновь поворачивает голову в сторону внезапно взявшегося составлять ему молчаливую компанию человека. Тот смотрит на Корво в ответ, притихши и выжидающе, словно сболтнул лишнего и теперь гадает, какая на это будет реакция.       Корво подхватывает лежащую рядом маску и встаёт, кидает оценивающий взгляд вниз, любопытные люди поспешили к месту поднятия тревоги; маска привычно закрывает лицо, и он осторожно добирается до края крыши и спрыгивает вниз. На балкон между домами — с него на тонкую трубу соседней стены, по которой можно соскользнуть до заглохшего вентилятора — оттуда уже без проблем на мусорный бак и на землю. Это даже легче, чем доски строительных лесов, один раз сможешь, и повторить не составит труда.       — А ты неплох, — с какой-то неприятной снисходительностью оценивают его, и Корво не без удивления смотрит на своего до сих пор безымянного знакомца. Тот стоит прямо напротив, хотя вроде бы оставался спокойно сидеть на краю крыши, когда Корво начал свой спуск. — В иное время я бы предложил посоревноваться.       Корво невольно поглядывает вверх. Не спрыгнул же этот человек просто вниз, без всякого вреда для себя, чтобы оказаться на земле первым, это нереально.       — В иное время, — намеренно повторяет Корво чужие слова, — я бы мог и согласиться.       Но сейчас ему нужно как можно быстрее вернуться в Башню. Даже если тревога прозвенела где-то на бульваре Клеверинг, ему лучше быть на своём месте, когда кто-нибудь принесёт об этом новости.                     Корво Аттано наконец-то может нормально дышать.       Значит ли это, что Дауд, в конце концов, начнёт задыхаться?                     Хайрем Берроуз действительно любит Дануолл, он посвятил этому городу всю свою жизнь и не собирается на этом останавливаться.       Прошлая императрица плохо кончила, нынешний император оказывается настолько удачным выбором, что на его медленное угасание из-за болезни больно смотреть. На будущую императрицу иногда смотреть ещё больнее, но по другим причинам; хотя, кто знает, может, она ещё исправится, когда вес всех Островов ляжет ей на плечи.       — Я был неподалёку, когда тревога прозвучала, — без особой охоты сообщает Корво Аттано.       Ну надо же, из всех мест, где он мог бы затеряться сегодня вечером, он умудрился торчать именно рядом с Аббатством.       «Умеешь же ты удивлять», хочет сказать Хайрем, но эти слова несомненно лишние. Или же именно сейчас будут просто не к месту.       — Видел человека… Даже не знаю, возможно, он был как-то замешан. Проверить возможности не было, да и не с руки было.       Хайрем хмурится:       — Опиши.       — Навскидку где-то мой ровесник, может, немногим старше. Шрам на всё лицо. — Корво касается пальцем правого виска и ведёт им вниз, задевая глаз, через всю щёку.       Если бы годы не научили Хайрема держать лицо, он бы сейчас рассмеялся.       Как ни крути, а он иногда действительно поражается тому, как Корво Аттано жонглирует опасностью и удачей. Особенно удачей. Этого человека, да Хайрему бы в подчинение, а не на побегушки Джессамине и её капризам — в детстве хотя бы не настолько возмутительным, как сейчас.       — Дауд, возможно, — всё-таки решает обозначить Хайрем.       Это не то чтобы догадка, это почти констатация факта. «Почти», потому что голосом он управляет так же хорошо, как и лицом, вложенная капля сомнения с лёгкостью оттенит стопроцентность знаний. В конце концов, убийцы работают не только на одуревшую от скуки или мелких личных обид знать, Тайная Канцелярия тоже умеет направлять их оружие против неугодных себе и короне.       Рано или поздно придётся начать развешивать листовки со шрамированым лицом на каждом углу, но пока что Хайрем даёт стремительно создающему себе имя наёмнику фору. Для начала неплохо бы перечеркнуть с десяток других лиц.       — Дауд… Я слышал это имя, — нахмурившись, роняет Корво. — В последний год его всё чаще произносят шёпотом.       И это опасный показатель, да, Корво всё верно понимает и оценивает.       — А ещё на улицах поговаривают, — усмехается Хайрем, — что Дауду покровительствует сам Чужой. Веришь в подобные сказки?       — Чуть больше, чем в Семь Запретов, — максимально просто отвечает Корво.       Ну да, он же с Серконоса, там вера в Чужого уступает только поклонению деньгам. Дауд, если верить слухам, тоже серконец, забавное совпадение.       — Главное, при Кемпбелле такого не сболтни.       Корво на упоминание Верховного Смотрителя разве что глаза не закатывает. Впрочем, Таддеус Кемпбелл реагирует на него схожим образом; Хайрем, в отличие от многих, за минувшие пять лет сумел оценить получившего слишком высокий титул чужака по достоинству, потому от поверхностных оценок других людей безынтересно отмахивается.       Корво Аттано ему ещё пригодится. Равно как и Дауд. А значит, нужно быть предельно осторожным — не дураки, хоть и с улиц… И, одновременно, в равной степени нарочито небрежным, к обоим, каждому своя фора и где-то свои уступки. И тогда Дануолл будет спать спокойно, равно как и сам Хайрем.       — Верните мне, пожалуйста, моего лорда-защитника, канцлер Берроуз, — прерывает их как раз подходящий к концу разговор Джессамина.       «Моего любовника», поправляет её Хайрем мысленно. Вслух — никогда, он слишком много делает, чтобы шёпотки об этом не распространились за пределы Башни, ни к чему произносить это лично.       И Хайрем даже не может винить Корво Аттано в том, что он на этот крючок попался, слишком долго и слишком близко он был рядом с наследницей, слишком многое они друг другу открыли и доверили, будь то девичьи секреты или побеги из Башни дважды в месяц. К тому же, Хайрем надеется, что даже из этой глупой истории — пока она ещё на плаву, а не канула в Бездну вместе с остывшими чувствами — он сумеет что-нибудь вынести для себя. Например, если очень повезёт, то через Корво Аттано можно будет хоть как-то повлиять на Джессамину, вдруг к его словам она будет прислушиваться охотнее, чем к Хайрему.       Загадывать такое наперёд, конечно, опасно, но… Не опаснее, чем позволять тому же Дауду чувствовать безнаказанность, пока он может быть полезен. Уж двух чужаков с юга на своей территории Хайрем Берроуз должен суметь как удержать в узде, так и в случае необходимости убрать. Как вариант, их даже можно будет натравить друг на друга.       Время покажет, кому дышать полной грудью, а кому задохнуться, слишком расслабившись или излишне поверив в себя.