Бутерброд

Порывы холодного воздуха кидались на многоквартирный дом. Они кусали и царапали двух неспящих жильцов, словно говоря, что в такое время надо спать. Но спать было невозможно, даже если и хотелось. Остывший горький чай казался самым вкусным напитком в мире, а сигареты не такими уж и «натощак». Мятая пачка красного мальборо заметно похудела за сутки, да ещё и стала причиной того, что Юру нарекли «питерским выпендрежником». Кто бы говорил. — От человека с айкосом, бля, слышу. Облако дыма перемешалось с паром, который уже не казался таким вонючим. — Это безопаснее. — Ага, блять, попизди. А ещё безопасно ходить пешком, пить воду с лимоном и трахаться с презервативом, - Юра гоготнул, и снова затянулся сигаретой. Безопасность давно стала чем-то, от чего хотелось убежать. Круто вроде, но когда ты всю жизнь в безопасности, начинает надоедать. Хочется творить хуйню. Набить тату, уехать в другой город, послать все к черту. Ну и вот, стоять в пять утра с казахом и обсуждать, что лучше: сиги или айкос. Мать бы в обморок упала, если бы знала. Но для матери Юра гостит у друга и вообще все хорошо будет! Только вот друг пидорас. Они так взаимно считают. Только Юра он, ну, то есть, в прямом смысле, и не скрывает. Теперь походу не скрывает. А друг этот просто хуйло. Ну и хорошо, а то так бы и сидел там. А так целое приключение: чужой город, чужая квартира, чужой человек. Юра упрямо твердит, что даже не страшно, его даже не попытались изнасиловать. Ну, пока что. Береженого бог бережёт. — Бек, а для тебя норм рандомных подростков на хату таскать? Не боишься, что я ебнутый? - блондин заинтересованно переводит взгляд на нового друга, впервые рассматривая его при нормально освещении. Крутой, красивый. Отабек смеётся. — Я думаю, это на твоём месте надо бы боятся. Сам в чужую квартиру потащился. — А че, есть причины опасаться? — Ну а вдруг я ебнутый. Юра смеётся в ответ и тушит сигарету, смотрит вдаль. Москва. Такая большая, серая, громкая и холодная. И все равно какая-то не такая, как Питер. Не такая готичная, что ли? И не так тоскливо тут на балконе чай пить. И люди тут не все гандоны. В Питере тоже не все. Но вот Отабек производит в итоге какое-то магическое впечатление хорошего человека. Но он и не Москвич наверно. Хотя мало ли чего. Отабек крутой. Юра, успешно отпиздовав от друга, по-хорошему договорившись превратиться в параллельные прямые, но матери Плисецкого если что ни слова, ушёл в путешествие по столице. Он упорно отрицает, что инстинкт самосохранения у него отсутствует. Слабоумие и отвага, как говорится. Чудесная сила пива приводила Юру к тусовкам и сборищам людей, многие из которых и не против были. Как судьба свела его с Бекой Юра точно не помнит, но тот внимательно и тихо слушал трагичную пьяную исповедь Плисецкого о родном городе, друге-гандоне, пиве и вообще какой пиздец происходит, да ещё и предложил телу Юры ночлег. Будь Юра в адеквате, может был бы рассудительнее. Но все же хорошо. Вот он стоит на балконе и допивает чай. — Я много вчера пиздел? Сорян, - Юра шморкает носом, утренний воздух не щадит. Ещё простудится не хватало. Отабек жестом ведёт Юру обратно в квартиру, в тепло. — Да все окей, Юр. Реально же пиздец, ну. Ты так душевно рассказывал, не мог я тебя там бросить. — Со мной бы все ок было. Пил бы дальше, а днём… Ладно, хэзе че днём. Спасибо огромное. Может о себе расскажешь? Ты студент? — Да, студент. Я сам отсюда. Мне не верят, что я Москвич, но это понятно, - Отабек усмехается. Ну да. Чисто русский Иванушка, - Я казах. Но родился тут. Ну и рассказывать мне нечего. Учусь, а по выходным иногда удаётся пошататься вот так. И нет, подростков я к себе ещё никогда не таскал. Блин, надо было раньше спросить, бутерброд будешь? — Буду. Есть хочу пиздец. Отабек молча крафтит спасительный бутерброд на старенькой кухне.