***
Когда Сокджин провел свое первое вскрытие, ему было почти тридцать. Он уже прошел практику в различных отделениях по всей больнице, от хирургии до гинекологии, от дерматологии до психиатрии. Только разделавшись со всем этим к концу 1980 года, он мог сосредоточиться на движении к поставленной цели. Вот уже больше десяти лет мужчина изучал медицину, однако до сих пор так и не добрался до первой ступени в карьерной лестнице судебно-медицинского эксперта. Для начала он должен был стать патологом. Ему довелось уже увидеть изрядное количество вскрытий в морге. Отчасти он с нетерпением ожидал, от части побаивался того момента, когда настанет его очередь взяться за скальпель. Как и в первое занятие по анатомии, это была своего рода проверка. Не упасть в обморок, не побледнеть. Не позволить своему желудку дать слабину. Не то чтобы это означало конец его карьеры, но он знал, что коллеги никогда не дадут ему об этом забыть. То же самое касалось и ошибок. В случае чего, его бы непременно поправили, а потом с удовольствием поддразнивали бы при любой возможности. И Джину правда хотелось сделать все правильно. Не порезать себя вместо пациента, не продырявить важные органы, не разрезать по ошибке кишечник. Сокджину нужно было сделать ровные разрезы, обнажить нужные органы, сделать все необходимые записи, поставить точный диагноз. А еще ему нужно было немного удачи. И много-много храбрости. Пациентом была пожилая женщина, которую доставили в больницу с острой болью в груди, а несколько дней спустя она умерла в отделении кардиореанимации. Персонал морга услужливо подготовил тело, положив его на мраморный стол. Она все еще была в саване. Медсестры раньше с особой тщательностью плотно заматывали покойников в простыни, это был один из их величайших навыков наравне с тем, как они ловко и аккуратно застилали постель на больничных койках. Сейчас такого уже не увидишь. Это было проявлением уважения к покойникам, однако, изводило медсестер: чтобы хорошенько замотать тело, порой уходило до целого часа, и все ради того, чтобы потом просто стащить эти простыни в морге перед вскрытием. Неудивительно, что занятой больничный персонал отказался от этого льняного оригами, став использовать вместо него бумажный саван. Работники морга сняли саван, чтобы взглянуть на тело. Сокджин сделал глубокий вдох, собрался с духом, взял в руку скальпель и поместил его в небольшую ямку у основания шеи между ключицами. Ее кожа легко поддалась, когда он надавил лезвием, и начал делать срединный разрез. Решительным движением, чтобы рука не тряслась. Ниже, ниже, еще ниже, прямо до лобковой кости. Второй разрез пришелся на слой ярко-жёлтого жира. У пациентки был избыточный вес. Затем, как тело охладилось после смерти, жир затвердел и пристал к коже, так что снять его не составляло труда. Под ним был слой мышечной ткани, а под ним грудная клетка худого человека, который всегда был там, внутри этого округлого тела, просто его не было видно. Следующий разрез также дался ему без труда, теперь он уже резал мышцы. Сложно поверить, насколько сильно тело человека напоминает висящие в мясной лавке туши, а также, насколько человеческие мышцы могут быть похожи на стейк. Сокджин разделывал тело до костей. Теперь он мог отвернуть складки кожи наружу и в стороны, словно открывая книгу. Даже с обеих сторон груди это не составит особого труда. Главной задачей было аккуратно работать скальпелем, чтобы не порезать тончайшую кожу в области шеи. Если прощающиеся с ней родственники на похоронах это увидят, то для них такая рана точно станет шоком. На самом деле, персонал морга творит чудеса, исправляя допущенные младшими врачами ошибки. Только Джину это бы стоило бутылки виски, которую он едва ли мог себе позволить. Когда кожа, жир и мышцы убраны, разрезать и убрать переднюю часть ребер уже несложно. Когда и с этим было покончено, перед ним оказались внутренности этой женщины, которые он должен был изучить. Ее легкие были фиолетовыми и набухшими. Сокджин вскрыл сумку по левую сторону груди, укрывающую сердце. «Никакой крови или избыточной жидкости. Однако похоже на то, что у нее случился обширный инфаркт», - выпалил мужчина, прежде чем это успел сказать за него кто-то еще. Примерно треть мышцы в передней части сердца была отчетливо бледнее окружающей ткани — это указывало на то, что она была лишена кровоснабжения и доступа кислорода. Инфаркт миокарда, в быту именуемый сердечным приступом, представляет собой смерть сердечной мышцы. Если пациент выживает, то в этом месте потом образуется рубец. Этот же сердечный приступ произошел совсем недавно, и рана еще не зарубцевалась. Эта встреча познакомила меня с ужасным контрастом между безмолвным, ничего не чувствующим покойником и животрепещущим человеческим телом. Я покинул комнату с облегчением, сделав мысленную отметку во что бы то ни стало избегать близких покойников и придерживаться безопасного мира, населенного мертвецами, где место только фактам, где все можно измерить, где нет неопределенностей. В их вселенной нет ни намека на эмоции. Не говоря уже о боли.***
В те дни, в конце 1980-х, в судмедэкспертах видели беспробудно пьянствующих, умеющих вставить крепкое словечко альфа-самцов, ведущих себя на равных со старшими офицерами полиции. Люди, выполняющие необходимую работу, на которую у всех остальных не хватило бы духу, частенько позволяют себе расхаживать с важным видом. Хосок делал это постоянно. Он был харизматичным человеком и прекрасным судмедэкспертом, а когда вставал за трибуну, то его было не остановить — он не боялся сразиться с любым адвокатом. Он умел пить, обвораживать женщин, а его рассказы завсегдатаи у баров слушали с раскрытыми ртами. Хотя порой Сокджин и бывал застенчивым, он практически убедился, что является состоявшейся личностью, пока не поймал себя на том, что играет роль младшего глуповатого братца Хосока. Его персона освещала своим светом пабы по всему Сеулу, а Джин стоял вместе с восхищенной публикой в его тени, редко позволяя себе вставить колкость. Ну, или он попросту ничего толкового придумать не мог, во всяком случае, мгновенно. Хосок был главой отделения, и ни у кого не было сомнений, что он высококлассный специалист. Квачхонская резня стала ужасным происшествием национального масштаба, а также личной трагедией для всех жителей того городка, особенно тех, чьи семьи она затронула напрямую. В обычных обстоятельствах Хосок, будучи начальником, помчался бы на место столь серьезного преступления сам. Однако дело было в середине августа и он был в отпуске, так что на вызов отправился Джин. Его пейджер запищал, когда он ехал домой с работы. Сложно представить, как тогда жили в мире без мобильных телефонов. Криминалист объяснил, что ему нужно свернуть с трассы на развязке и ждать на съезде, пока за ним не приедет полиция для сопровождения. Вскоре с ним поравнялась полицейская машина, и два мрачных лица повернулись в его сторону. Здороваться они и не думали. — Доктор Ким? — Джин кивнул. — Следуйте за нами, — никакого особого энтузиазма: нервы у всех были на пределе. Конечно, все это время он продолжал слушать радио и уже знал, что резня закончилась смертью стрелка. Им оказался некто Мин Юнги 27 лет, который без какой-либо явной чины прошелся по Квачхону, вооруженный двумя полуавтоматическими винтовками и пистолетом «беретта». Теперь он был уже мертв — то ли застрелился, то ли это за него сделал снайпер. Журналистов не пускали, пострадавших отправили в больницу, местные жители заперлись по домам — на улицах города остались лишь полицейские и трупы. Они проехали через блокпост. Джин очень медленно ехал вслед за полицейской машиной по устрашающе пустынным улицам. Последние вытянутые лучи заходящего солнца пронизывали этот город-призрак, купая его в мягком, теплом свете. Все живые были у себя дома. Однако, судя по окнам, верилось в это с трудом. Никаких машин, кроме их двух, на дороге не было. Не лаяли собаки. Даже птицы хранили молчание. По пути они наткнулись на покосившийся красный «Рено» на обочине. Прямо на руле лежало тело женщины. Двигаясь дальше, они заехали в южную часть города и увидели по левую руку тлеющие остатки дома Юнги. Дорога была перекрыта. В изрешеченной пулями патрульной машине на сиденье было неподвижное тело полицейского. В нее врезалась синяя «Тойота», водитель которой также был мертв. Пожилой мужчина, лежащий в луже крови у своей садовой калитки. Далее мужчина на тропинке, с собачьим поводком в руках. Пожилая женщина на дороге, тоже мертвая, лежит лицом вниз. Из новостей Сокджин знал, что это, должно быть, мать Юнги. Она лежала снаружи своего догорающего дома. Обычный августовский вечер, почти ночь, совершенно обычные улицы, и на фоне этого столько беспорядочных, необъяснимых убийств — все это казалось чем-то нереальным. Ничего подобного в Корее раньше не случалось. Доехав до участка, они остановились. Хлопнула дверь сокджиновой машины, потом хлопнула дверь машины полиции, и после этого тяжелая тишина снова стала обволакивать Квачхон. Прошло несколько лет, прежде чем ему довелось снова услышать подобную тишину — тишину, которая следует за ужасом. Обычно на месте убийства кипит возня — полицейские в форме, следователи, криминалисты: люди шуршат бумагами, делают снимки, звонят, охраняют дверь. Чудовищность же всего произошедшего в тот день, казалось, заморозила Квачхон до такого состояния, которое он мог сравнить лишь с мышечным окоченением. Полицейский участок больше напоминал жилой дом: ремонт был в самом разгаре, на земле валялись куски штукатурки, с потолка свисали провода. Должно быть, с Джином поздоровались. Наверное, он пожал чьи-то руки. Все условности, однако, как ему кажется теперь, спустя многие годы, соблюдались в полной тишине. Вскоре потемнело окончательно, и Сокджин уже сидел в полицейской машине, направляясь в школу, в которой заперся, а потом застрелился Мин Юнги. Они не спеша продвигались по неподвижным улицам. В свете фар показалась разбитая машина, ее обездвиженного водителя было отчетливо видно. Джин снова вышел, чтобы осмотреться. Свет от его фонарика скользнул по ногам, по туловищу, по голове. Что ж, никаких сомнений в причине смерти и быть не могло. Огнестрельное ранение на лицо. Они остановились еще у одной машины, а потом еще у нескольких. Каждый раз огнестрельные ранения были в разных частях тела. В кого-то он выстрелил один раз, в кого-то палил снова и снова. В стороне стояли эвакуаторы, ожидающие, когда полиция заполнит все бумаги и достанет тела. Сокджин повернулся к полицейскому за рулём. — Мне нет никакой необходимости осматривать остальные тела прямо на месте. Нет сомнений по поводу того, как они умерли, так что я могу разобраться с ними во время вскрытия. — Но на Мин Юнги вы должны все-таки взглянуть, — ответил он, а Джин кивнул. У школы полицейских было гораздо больше. Когда он зашел внутрь, его великодушно ввели в курс дела: — Он сказал, что у него бомба. Мы его пока не обыскивали, так как боялись, что она рванет, если его пошевелить. Но нам нужно, чтобы вы на него глянули и констатировали смерть. На случай если его разорвет, когда мы к нему полезем. Хорошо? — Хорошо, — Сокджин отнюдь не был дураком. Полицейские понимали это, хоть предупреждение и не было бы лишним. — Но вам бы лучше не двигать его, господин. — Хорошо, — Джин кивнул в знак согласия. — Вам дать бронежилет? Он отказался. Тот был предназначен для защиты от пуль, так что от него было бы мало толку при столь близком взрыве. К тому же в его планы не входило двигать тело. Доктор Ким и полицейский поднялись по лестнице. Первое на что обратил внимание Сокджин это резиновый запах школы, а когда они открыли дверь в класс, он увидел парты. Часть парт были подвинуты, однако большинство стояло аккуратными рядами. На стенах висели фотографии и всякие диаграммы. Совершенно обычный класс. Если не считать трупа в сидячем положении у доски. Убийца был одет в зеленую куртку. Можно было подумать, что он пришел с охоты, если бы не дыра от пули в голове. Его правая рука лежала на колене. В ней был зажат пистолет «беретта». Присев напротив него, Сокджин услышал, как все полицейские тихонько уходят. Дверь закрыли снаружи. По рации кто-то сказал: «Начинаем». Я остался в классе один на один с самым ужасным массовым убийцей в Корее. У которого, возможно, была бомба. Стать судмедэкспертом меня подтолкнули книги выдающегося судебного медика, профессора Кейта Симпсона. Только вот я не помнил, чтобы он хотя бы в одной из них упоминал, что может случиться нечто подобное. Я остро ощущал все, что происходило вокруг меня. Перешептывания за дверью. Дуговые лампы снаружи, отбрасывающие на потолок темные тени, которые накладывались друг на друга. Тоненький луч его собственного фонаря. Запах мела и пота, странным образом перемешанный с запахом крови. Джин пересек комнату, не сводя глаз с тела в углу. Дойдя до него, встал на колени, чтобы получше его рассмотреть. Пистолет, которым в тот день было убито столько людей, был направлен прямо на него. Мин Юнги выстрелил себе в правый висок. Пуля прошла навылет через другой висок. Доктор увидел ее, когда уходил из класса, она застряла в доске объявлений на противоположной стене. Поговорив с полицейскими, Джин сообщил, что никаких скрытых моментов не было. Причиной смерти стало огнестрельное ранение с правой стороны головы, типичное для самоубийства. Покинув это мрачное, пропитанное смертью место, Сокджин почувствовал облегчение и поддал газу на трассе. Только вот зловещая тишина Квачхона, казалось, просочилась в его машину и ехала вместе с ним незваным пассажиром. Внезапно меня захлестнул ужас от всего увиденного в тот день. От всей невообразимой чудовищности произошедшего. Я свернул на обочину и сидел в полной темноте в машине, пока мимо проносились другие автомобили. Остановившуюся позади меня полицейскую машину я заметил только после того, как услышал стук в свое окно. — Простите, господин. У вас всё в порядке? — Сокджин объяснил, кто он такой и где только что был. Полицейский кивнул, осмотрелся, смерил его оценивающим взглядом, решая, верить ли на слово. — Мне просто нужно минутку передохнуть, а потом я поеду дальше. Полицейские знают про переходный момент между работой и домом. Конечно, мужчина поверил в рассказ Кима. Поэтому он снова кивнул и вернулся в свою машину. А спустя несколько минут в тишине Сокджин уже осознал, что Квачхон остался позади, а впереди ждал лишь дом. Доктор моргнул фарами, махнул на прощание рукой и присоединился к потоку машин. Полицейская машина поехала следом, какое-то время сопровождая, а затем сдала назад и развернулась. Джин продолжил свою дорогу домой. Когда он вернулся, сын крепко спал, а жена смотрела телевизор в гостиной. — Я знаю, где ты был, — сказала она. — Было ужасно? Сокджин заметил на ее лице беспокойство, но был не в силах ответить. Столько лет совместной жизни совершенно не научили его быть ей хорошим мужем. Джин был искусным любовником, но супруг из него скорее отвратный, чем достойный. Одному только богу было известно, каких сил ей стоит терпеть такое его отношение, а ведь это тяготит и самого Джина. Да. Но я только и позволил себе, что пожать плечами. Повернулся к ней спиной, чтобы она не видела моего лица. Мне захотелось выключить новости по телевизору, в которых журналисты с таким возбуждением обсуждали случившееся в Квачхоне. Для меня же в этих погибших больше не было ничего волнительного. Это были просто мужчины и женщины, безжалостно убитые, когда они занимались своими повседневными делами, которые казались им важными и срочными, пока не пришел столь внезапный конец. Для них уже ничто не важно. Спешить некуда. Поздней ночью Сокджин стал делать звонки, чтобы организовать проведение всех вскрытий на следующий день. Он надеялся помочь полиции воссоздать обстоятельства каждой смерти, а значит, с помощью показаний свидетелей восстановить хронологию действий Мин Юнги в тот день. Очень важно понять, как все в точности произошло. Это крайне нужно всем, кого случившееся затронуло, это нужно общественности. На следующее утро доктор провел несколько рядовых вскрытий: пьяницы, наркоманы и сердечники, все из излюбленного морга. Коллеги всё расспрашивали его о подробностях случившегося в Квачхоне. Полиция тем временем доставляла последние тела в больницу. Он прибыл туда в два часа дня, его поприветствовал местный персонал, и познакомился с ним поближе, как это давно принято в их деле, за чашечкой чая. Горячий заваренный напиток всегда считался неотъемлемым атрибутом морга. Одновременно и право, и обязанность как патологоанатом возьмется за вскрытие. Вдруг дверь распахнулась, и внутрь вбежал Пак Чимин — крохотный, но выполнявший чрезвычайно важную работу секретарь. — И так! — сказал он. Он всегда вел себя как начальник и теперь отыгрывал на все сто. Два недовольных ассистента морга плелись позади него с компьютером в руках. — Куда я могу это подключить? — это была не просьба, это было требование. Персональные компьютеры были только на заре своего развития и в 1987 году представляли собой весьма внушительные агрегаты. И был настолько большим, что Чимину пришлось везти его из соседней больницы на фургоне. Он обратил внимание на Джина и подметил, что на нем зеленый фартук и белые резиновые сапоги. — Я только начал проводить внешний осмотр и настраивал рентгеновский аппарат. Готов к вскрытию, — с неким раздражением произнёс Сокджин, поймав на себе взгляд мужчины. — Нет-нет-нет, ты не можешь начинать, пока не прогреется компьютер, а это минимум минут десять, иначе мне потом за тобой не успеть. Лучше сделай-ка мне чашечку чая, — дал секретарь указание судмедэксперту. Чон Хосок явно заблуждался, полагая, будто отделением руководит он. Когда компьютер и чайник зашумели, Чимин уселся за клавиатуру. — Толку от всей этой ерунды никакого и так всем ясно, что их застрелили, — выпалил он. Чимин был прекрасно знаком с тем, что настоящие убийства чаще всего совершаются в пылу эмоций, плохо поддаются логике и заранее не планируются. Вот почему он и остальной персонал любили расслабиться за чтением какого-нибудь детективного романа, в котором убийца оставляет четкие улики, и в итоге весь пазл складывается в однозначную картинку. Как же все это отличается от настоящих расследований, в которых правда бывает многоликой, факты зачастую противоречат друг другу, да и истолковать их можно по-разному. Он был прав: никакой загадки перед ними сегодня не стояло, тем не менее все эти люди были чьими-то братьями и сестрами, отцами и матерями, мужьями и женами, чьими-то детьми. Каждый из них был особенным для своих родных и друзей и каждый был пазлом, который Сокджину предстояло собрать. Шесть столов стояли до соседней стены и на каждом втором из них лежало по телу: пустые столы между ними были нужны, чтобы собрать по пакетикам и задокументировать те сотни образцов, которые они собирались взять. Первым на очереди было тело Мин Юнги. Пожалуй, горюющие родственники вряд ли обрадовались бы, узнав, что он лежит в одном морге со своими жертвами, a уж тем более в одной секционной. Всем попросту хотелось, чтобы он исчез. СМИ упорно продолжали с циничным ликованием рассказывать о том, что eго ликвидировали силы спецназа, несмотря на то, что, после визита Джина предыдущим вечером, полиция в своем пресс-релизе подтвердила, что преступник покончил с собой. Теперь им еще нужно было сказать, что вскрытие также подтвердило самоубийство. Вскрытие обычно проводится в двух случаях. Оно может быть выполнено после естественной смерти. Как правило, даже если причина смерти была известна, чтобы подтвердить поставленный пациенту диагноз, а также, eсли получится, оценить эффективность лечения. У близких родственников покойного в таком случае просят разрешение на вскрытие, от которого они имеют полное право отказаться. К счастью, многие соглашаются. Своим решением они могут помочь другим пациентам, предоставив врачам прекрасную возможность узнать что-то новое и усовершенствовать имеющиеся методики. Дать согласие на подобную просьбу о проведении вскрытия кажется весьма благородным поступком. Вторая ситуация, когда причина смерти неизвестна, либо имеются основания предполагать, что она произошла не по естественным причинам. В таком случае к делу привлекают судебного следователя-коронера. Для всех подозрительных, неестественных, произошедших по неизвестным причинам смертей, а также для жертв преступлений проводят не просто вскрытие, а судебно-медицинское исследование. Тело максимально подробно изучается как снаружи, так и изнутри. На основе всей полученной информации судмедэксперт составляет отчет о вскрытии. Отчет должен официально подтвердить личность покойного, что само по себе является весьма долгой и сложной процедурой, довести до конца которую порой и вовсе не представляется возможным. В отчете также объясняется, почему вскрытие изначально было запрошено полицией или коронером. В нем перечисляются все лица, присутствовавшие во время вскрытия, а также приводятся подробные результаты всех проведенных впоследствии лабораторных анализов. Основную часть отчета составляет описание того, что удалось обнаружить судмедэксперту. Обычно они как-то объясняют все, что удалось обнаружить, и в завершение записывают причину смерти. Если однозначно выяснить, почему человек умер, не удается, то так и записывается, хотя перед этим обычно приводятся возможные причины. Несмотря на многие года изучения внешнего вида внутренних органов человека и их микроскопической, при тысячах возможных заболеваний, самая важная часть вскрытия — зачастую банальный внимательный осмотр тела. В ходе этого подробного внешнего осмотра специалист измеряет структуру кровоподтека, а также всех огнестрельных и колотых ран. Это может показаться относительно простым по сравнению с проведением медицинских анализов внутренностей, однако данная часть вскрытия зачастую оказывается самой важной для воссоздания обстоятельств убийства. Можно запросто поспешить с внешним осмотром, сочтя его обычной формальностью, однако потом, когда тело уже будет сожжено, есть вероятность об этом пожалеть. Мин Юнги был массовым убийцей. Он застрелил шестнадцать человек и почти столько же ранил. В плоть до этого момента в работе Сокджин имел дело главным образом с жертвами несчастных случаев, преступлений и людьми, которым просто не повезло. Он почти никогда не видел преступников и уж точно никогда не видел кого-либо, посеявшего столько смертей и увечий. Мог ли он, должен ли он был обращаться с телом Мина так же почтительно, как с трупами его жертв? Знал, что должен. В секционной нет места чувствам. Подозреваю, одним из важнейших моих навыков было не испытывать внутреннего отвращения, которое, как могло бы показаться обычному человеку, было бы не просто оправданным, а необходимым. Так что какими бы ни были мои чувства к этому человеку и его действиям, я попросту изгнал их из разума и сердца. Я понимал, что это вскрытие требует не меньшей, если не большей, скрупулезности и внимательности, чем любое другое. Только после тщательного и полного физикального исследования я мог предоставить коронеру всю необходимую для расследования информацию. Я понимал, что ему нужны однозначные доказательства, чтобы отмести любые сомнения или неизбежные теории заговора в будущем. Мне было сложно представить, что худощавый молодой человек, лежащий нагишом на столе для вскрытия, только что устроил резню. Все вокруг — полицейские, персонал морга, даже Чимин — смотрели на него недоумевающими глазами. Он выглядел таким же беззащитным, как любая жертва преступления. Как любая из его собственных жертв. Затем я взялся за работу. Мне нужно было провести полный осмотр его тела, в особенности входного и выходного пулевых отверстий на голове, затем вскрыть его тело для внутреннего осмотра, взять образцы тканей для химико-токсикологического анализа и, наконец, отследить траекторию пули внутри его мозга. Когда Сокджин начал работать, вокруг воцарилась гробовая тишина. Никаких звонков, болтовни, никакого стука. Никаких закипающих чайников, никакого чая. Полная тишина. Казалось, даже температура в помещении заметно упала. Как только он закончил, покойного укатили. Никому не хотелось находиться рядом с ним, с этим странным человеком, который тихо-мирно жил с мамой, скрывая свою одержимость огнестрельным оружием и неизвестно о чем думал. Теперь Ким взялся за жертв Юнги и сразу же понял, что день будет длинным, тяжелым и напряженным. Холодильники открывались и закрывались, когда они заканчивали одно вскрытие и брались за следующее. Не считая этого звука и его голоса, диктующего Чимину информацию для записи, вокруг по-прежнему было тихо. Сокджину помогал судмедэксперт-практикант Чон Чонгук. Чимин печатал диктовку, и целая толпа фотографов и полицейских ходили за Джином по пятам от стола к столу. Самые старшие делали какие-то записи, другие забирали у него образцы. За спиной работал персонал морга, они мыли тела, разрезали их, а затем зашивали обратно и готовили к тому, чтобы показать родственникам. Причины смерти не вызывали никаких вопросов — все умерли от огнестрельных ранений. Никто из жертв не умер от сердечного приступа, увидев озверевшего Юнги с оружием. Тем не менее работой Джина было искать какие-либо естественные болезни, которые могли вызвать смерть или ускорить наступление. Он должен был тщательно описать каждую рану, изучить ее, проследить траекторию пуль. Он ходил вокруг каждого тела, давая указания фотографам, измеряя ранения, отмечая все необычное, любые отклонения, нараспев зачитывая свою литургию Чимину. Так постепенно вырисовывалась картина проведенного Мин Юнги дня. Жертвы, убитые с одного выстрела, как правило, были застрелены с расстояния. Подобравшись к жертве вплотную, Юнги, судя по всему, уже давал себе волю и стрелял вовсю. Следующие несколько дней Сокджин продолжал выполнять свою работу, медленно перемещаясь от одного тела к другому. Смерть этих людей положила неожиданный, жестокий конец их мирной и, пожалуй, в остальном однообразной жизни. Всех в морге это глубоко тронуло, однако они не могли позволить себе поддаться чувству ужаса. Да даже просто взгрустнуть. По сути, именно столько времени понадобилось Джину, чтобы признать, насколько глубоко его тронула эта резня. Тогда он не позволил себе ощутить, в какой бы то ни было мере, потрясение или даже грусть. Понимая, что должны докапываться до правды с присущей врачам отчужденностью. Чтобы служить обществу, порой должны временно отказываться от определённых аспектов собственной человечности. Сокджин брал пример со своих коллег. Они никогда бы не стали проявлять подобных чувств, ни за что не позволили бы себе даже задуматься об этом. Нет, чтобы делать эту работу он должен не забывать о несокрушимом профессионализме профессора Кейта Симпсона, который и вдохновил его в подростковые годы пойти учиться на судмедэксперта. Разве он писал когда-либо про потрясение или ужас? Нет, в его книгах ни о чем таком и речи не было. Когда Хосок вернулся из отпуска, он не стал расспрашивать о событиях в Квачхоне, не стал давать каких-либо советов, вообще ни разу не упомянул о случившемся. Очевидно, он злился из-за того, что Джин взялся за столь громкое дело в его отсутствие, хотя замещать eго во время отпуска и было его работой. Мог ли он связаться с ним, чтобы попросить прервать свой отпуск? Возможно, ради такого он бы непременно приехал. Они оба знали, что столь громкое дело должно стать его. У него был большой опыт работы с жертвами взрывов и пуль, баллистика была его специализацией. Свою ярость он скрывал за маской хладнокровия. Однако постепенно от коллег до Сокджина стали доходить слухи, будто Хосок считал, что одной из наибольших глупостей Юнги было совершить свою резню, пока он, Чон, был в отпуске. И между собой коллеги добавляли, что Хосок считал, будто застрелиться со стороны Мина было полным идиотизмом, так как это лишило прославленного доктора Чон Хосока возможности блистательно выступить в суде. Долгое время случившееся в Квачхоне оставалось между ними, однако положение Кима в больнице, да и, пожалуй, в стране в целом, без всякого сомнения, изменилось в следствие проделанной Джином работы по этому делу. Он больше не был младшим братом Хосока с глупо разинутым ртом, который слепо следовал за ним по пятам. Отныне он сам стал известным судебно-медицинским экспертом.***
Спустя месяц после успешной работы над делом касательно Квачхонской резни кто-то должен был выступить на обучающем курсе для отдела уголовного розыска, и Сокджин был рад узнать, что настала его очередь. Прискорбно признавать, но даже опытным служителям закона не хватало некой компетентности в вопросах следствия. Наличие элементарных знаний об процессах внутри человеческого организма значительно бы упростило работу Джина. Ведь на любом месте преступления находились отдельные мужчины и женщины, что задавали глупые вопросы или же задавали их слишком много. В полиции проводится много курсов, посещать которые полицейские обязаны. Некоторые, впрочем, даже не пытаются скрыть, что с куда большим удовольствием занимались бы своими делами, чем сидеть в лекционном зале. Джин же, впрочем, не сомневался, что сегодня ему удастся завладеть их вниманием, поскольку его объектом изучения было человеческое тело после смерти. Полиция редко присутствует в момент смерти. Они неизбежно прибывают после случившегося. Порой, спустя весьма долгое время. Лекция была призвана дать им понять, что они могут обнаружить. Доктор Ким начал с объяснения того, что смерть — это длительный процесс. И он запускает целый ряд других процессов, которые, в конечном счете, возвращают нас в землю, замыкая круговорот жизни. Кислород жизненно необходим всем клеткам нашего тела. Он упрощает множественные химические реакции в клетке, необходимые ей для поддержания жизни — это называется обменом веществ. После смерти, когда поступление кислорода прекращается, мышечные клетки быстро обмякают. В течение нескольких часов, однако, клетки могут продолжать реагировать на прикосновение или умирающие двигательные нейроны. Или на какие-то другие виды воздействия. Как результат, конечности безжизненного тела могут даже дернуться, войдя в замешательство. В зале сидели весьма взрослые парни и девушки. Некоторые, устроившись с кофе в руках, безмятежно попивали его, смотря на слайды, что переключал Сокджин. От чего-то он был уверен, что скоро молодым людям будет совсем не до горячих напитков. — Кольцевые мышцы, контролирующие прохождение крови и других жидкостей по пищеварительной и другим системам, теряют свой тонус, в следствие чего, в зависимости от положения тела и особенностей строения внутренних органов человека, наружу может выйти моча. Кал тоже. Однако из-за особенностей структуры толстого кишечника такое случается реже. Нередко наружу выходит и сперма. Так что судмедэксперт никогда не может утверждать наверняка, обнаружив на теле сперму, что усопший незадолго до смерти занимался сексом, хотя такое и могло быть. Точно так же наличие во рту содержимого желудка не указывает на то, что рвота стала причиной смерти, так как регургитация наблюдается примерно у четверти всех трупов во время вскрытия. Полицейским не особенно нужно напоминать, что смерть бывает грязной. Они знают, что из различных природных отверстий трупов вытекают разные жидкости, отчего владельцу тела при жизни непременно стало бы стыдно. Более того, Сокджин уже давно усвоил, поговорив со многими людьми об их связанных со смертью страхах, что многие боятся именно подобного непроизвольного опорожнения внутренних органов. Вместе с тем Ким считает, что по этому поводу переживать не стоит. Те, кто выбрал себе работу с мертвыми, не станут осуждать и всегда будут относиться к покойникам уважительно. Да и что умирающему человеку? Вряд ли до всего этого будет дело. В последние минуты жизни человек думает совсем о другом. Переживания —это забота живых, от которой умирающие освобождаются. Зачастую, возможно, с облегчением. — Следующий процесс, протекающий после смерти — это охлаждение организма. Я бы мог посвятить этому отдельную лекцию, однако скажу только самые общие принципы, — ему хотелось, чтобы будущие полицейские усвоили, насколько неправдоподобны фильмы, в которых точно определяют время смерти по температуре тела. — Далее — мышечное окоченение, с этим вы скорее всего уже знакомы, — затем Сокджин показал им фотографии трупных пятен. — Трупные пятна в конечном счете спадают. Но только после того, как кровь пройдет последний процесс после смерти именуемый разложением. Многим людям противна сама мысль о разложении. Возможно, имеет смысл напомнить, что это важнейший естественный процесс, который завершает жизненный цикл человеческого тела и возвращает вещества, из которых состояло его тело, в землю. Было бы сложно представить, каким был бы наш мир без этого завершающего процесса полной очистки, каким бы вонючим и неприглядным он ни казался живым. — Доктор Ким переключил кадр, после чего все молодые люди поглощающие что-либо, прекратили данное действие. — Существует три вида разложения: гниение, мумификация и омыление, из которых в подавляющем большинстве случаев мы имеем дело с гниением. Наш кишечник заполнен разными бактериями, играющими незаменимую роль в пищеварении. После смерти же эти бактерии начинают вырываться из кишечника и попадают в брюшную полость, а затем и в кровеносные сосуды. Этот процесс начинается именно в этой точке живота, рядом с аппендиксом, так как стенка брюшной полости расположена в плотную к кишечнику. Гниение может начаться и в другом месте, но на то должны быть веские причины. Такое происходит, например, когда тело лежит на трубе отопления или же какая-то его часть оказалась под солнечными лучами. Где бы оно ни началось, к тому моменту, как зеленое пятно становится заметным на коже, бактерии успевают распространиться по всему организму. Бактерии без труда перемещаются по кровеносным сосудам, приводя к разложению гемоглобина. Видимый результат, удивительный и по-своему красивый. Напоминающий папоротник узор из поверхностных пятен проступает на коже, словно коричневая татуировка. Зачастую его отчётливо видно на руках и бедрах. Как бы то ни было, это чем-то красивая стадия, как и каждый связанный со смертью процесс, является лишь временным. Постепенно узор разрушается, и кожа покрывается пузырями, наполненными красной и коричневой жидкостью. Когда пузыри лопаются, эпидермис слезает. Одним из продуктов жизнедеятельности всех этих бактерии является газ, так что тело начинает раздуваться. Сначала опухают половые органы, после чего лицо, живот и грудь. Затем выпячиваются глаза и язык, а из носа и рта течет выходящая из легких кровавая жидкость, из-за округлившихся глаз и высунутого языка лицо покойника выглядит удивленным. В течение недели после смерти, в зависимости, как всегда, от погоды и окружающих условий, полости тела лопаются и начинают превращаться в жидкость. Где-то через месяц все мягкие ткани становятся жидкостью, которая стекает в землю, Как правило, разложение тела происходит в следующем порядке: кишечник, желудок, печень, кровь и сердце. Затем легкие и воздушные пути. Следующие на очереди мозг, затем почки и мочевой пузырь. Наконец, мышцы. Простата, матка, сухожилия и связки относительно устойчивы к разложению и могут месяцами сохранять целостность, не давая скелету распасться. Сокджин не стал показывать им фотографии этого финального этапа процесса разложения. Судя по их виду, с них было и так достаточно. Позеленевшие, видимо от восторга после представленных изображений парни и девушки стремительно покидали аудиторию. Почти никто не попрощался или не взглянул на Джина. Не то, чтобы это задело доктора, по большей части ему было все равно, но он надеялся, что в головах этих людей отложилось что-нибудь или же им было хоть немного интересно. Неожиданно для самого Сокджина к нему подошёл симпатичный молодой человек. Он поклонился и поблагодарил доктора за лекцию. Слово за слово и они принялись обсуждать изложенный Сокджином материал. — В академии есть основы криминалистики и частично судебно-медицинской экспертизы. Но не могу сказать, что эти несчастные полтора часа в неделю бывают настолько же интересны, как ваши сорок пять минут, — парень говорил с такой искренностью в глазах, что даже порой апатичного Джина тронули его слова. Профессионализм давал о себе знать даже в столь неуместных ситуациях. Единственное, что смутило доктора, так это его периодические подергивания рукой. Как такой полицейский будет способен крепко держать оружие? — Благодарю. Надеюсь, что среди вашего поколения все больше будет появляться таких ответственных молодых служителей закона, — Сокджин позволил себе мягко улыбнуться, так, как он возможно не улыбался даже своей жене. Что-то да влекло его в солнечной улыбке, милых ямочках и карих глазах. Парень был одет в типичную для тех годов полицейскую форму, которая только подчеркнула его прямую осанку и широкие плечи. Благодаря ужасной жаре полицейский предстал перед Сокджином с короткими рукавами, от чего тот мог лицезреть его жилистые руки смугловатого оттенка. Прежде Сокджин редко обращал внимание на живых. Он настолько привык к обществу мертвецов, что перестал ценить простое человеческое общение, симпатию и внимание. — Прошу прощения, я не представился. Ким Намджун, — он пожал доктору руку, после чего его глаза еще больше заблестели любопытством. Он смотрел на Сокджина взволновано, даже слегка безумно, так, словно встретил своего кумира детства. Желая поддержать разговор они перекинулись еще парочкой любезностей и обсудили некие поверхностные детали своей работы. На первый взгляд можно было подумать, что им и правда было, что обсудить, а со стороны их беседа и вовсе казалась более, чем увлечённой. Только вот Джин боялся, что все больше переставал слушать, а лишь вдыхал слова молодого человека. От осознания такого вида увлечённости на душе доктора стало мерзко. Столько бы он не повидал гадости в своей жизни, так противно, да еще и от самого себя, ему не было. К счастью, Намджун первым оборвал беседу, пока она не скатилась до неловкого молчания. — Не смею более вас задерживать, доктор Ким, — Намджун вновь поклонился. — До свидания. Буду рад новой встрече, — он попрощался, а после тут же удалился в сторону выхода. — До скорой, Намджун, — проговорил Джин уже в спину уходящему парню. Каким бы не было его удивление, но на душе остался гадкий осадок. Он злился. Что страшнее, злился он без особой причины. Годами стоявший стальной безэмоциональный барьер дал слабину, стоило кому-то проявить интерес к его работе. Не находя логического объяснения столь гневным эмоциям, Сокджин решил: во чтобы то ни стало, больше не встречаться с этим парнем.***
Сокджин бы сказал, что его знание о смерти помогло по-настоящему ценить важные небольшие радости жизни: любимый ребенок, увлеченно проводящий пальцем по морщинкам на его лице, горящий под стук дождя в окно камин, мчащаяся ему навстречу собака, радующаяся возвращению хозяина, ласковая рука, с любовью положенная на его собственную. Джин знал, что такое радость, знал, что по-настоящему радость может испытать только тот, кто пережил несчастье. А несчастье неизбежно. Он подошел к кроватке и сгреб руками горячее, неподатливое, злобное маленькое тельце сына. Джин любил его, но иногда отчаянно хотелось вернуться ко сну. Он прошелся по дому, держа его на руках. Недосып лишал мужчину человеческих качеств. Он просто робот, обреченный блуждать до скончания времен со своим дергающимся маленьким комочком. Сокджин знал, что этот комочек – беззащитный маленький ребенок. Но начинал задаваться вопросом: не тиран ли этот ребенок, часом? Тиран, чьей единственной жестокой целью является лишать его того, чего ему не хватает больше всего на свете, — сладкого сна? Это был очередной вызов в воскресное утро. Снова чувство вины, так как жене пришлось отложить в сторону свои учебники, чтобы присматривать за сыном, а это значило, что ей придется наверстывать не выученное ночью. Она, должно быть, задавалась вопросом, почему мертвые в их доме, казалось, были важнее живых. И, оглядываясь назад, Джин не мог ее винить. Сын уже подрос и стал более самостоятельным, однако, их взаимоисключающие потребности частенько провоцировали стычки. Тем не менее разделение труда было для Сокджина очевиднее некуда, так как он был кормильцем семьи, то приоритет должен отдаваться его работе. Только теперь он мог взглянуть на все глазами женщины и понять, насколько это ее обескураживало, а также как сильно, должно быть, выводило из себя. В конце концов, она училась не просто так, и однажды должна была стать врачом, значительно увеличив семейный доход. К сожалению, тогда это до Джина не доходило, он был настолько погружен в свою работу и настолько сосредоточен на том, чтобы в их сумбурной жизни был хоть какой-то порядок, что не мог, ну или не хотел, осознавать ее недовольства. Тем солнечным утром он направился в центр Сеула, и чувство волнительного возбуждения перевешивало чувство вины. Сокджин обожал сына, а совместно проведенное воскресенье сулило много чего: веселье, хлопоты, усталость, чувство удовлетворения. И тем не менее это теперь ему казалось совершенно неправильным. Все эти радости ни в какое сравнение не шли с перспективой пораскинуть мозгами на интересном вскрытии. Хотя Сокджин уже и работал судмедэкспертом несколько лет, каждое новое дело по-прежнему невероятно будоражило. Романтика, которую внушила в детстве книга Кейта Симпсона, все еще никуда не подевалась. Пускай у других сердце уходит в пятки при приближении к моргу, сердцебиение Джина учащалось, когда он начинал думать о новом деле, о связанной с ним истории, о загадках, которые таило в себе ожидающее его тело. И все это несмотря на то, что он знал: велика вероятность, что в воскресенье утром он снова будет иметь дело с последствиями очередной пьяной субботней стычки у бара. В морге не так давно был проведен капитальный ремонт, и теперь он был самым современным в стране. Главный вход был застеклен, лампы ярко светили, все кабинеты были новенькие и аккуратные, а комнаты для скорбящих родственников окрашены в пастельные тона. Тем не менее, несмотря на все это стекло и новизну, поездка сюда в выходной день знаменовала переход от семейной жизни к мрачному миру, в котором, несмотря на дружелюбный персонал и приятную обстановку, все крутилось вокруг смерти. Запах, этот знакомый парфюм смерти, ударил в нос. Сокджин поприветствовал небольшую группу ожидавших его людей: работник морга, криминалист, молодой полицейский и два детектива. Еще был полицейский фотограф, чьи дежурства, казалось, частенько совпадали с Сокджина, так что виделись они далеко не первый раз. Прошло не так много времени прежде, чем в молодом полицейском Сокджин успел узнать Ким Намджуна, с которым недавно общался после лекции о разложении человеческой плоти. Судя по виду паренька, в подобном месте он был впервые. Сокджин улыбнулся про себя, не отдавая отчета своим мыслям. К сожалению или к счастью, работа есть работа и времени на размышления о симпатичных молодых полицейских у женатого и занятого доктора не было. — Итак, усопший молодой парень. Субботний вечер, много выпил, немного травки... Значит, это все-таки было обычное воскресное дело. Сердце Джина оборвалось. Лучше бы он остался дома с сыном. — Немного повздорил. Это я слышу тоже не в первый раз. Нож, бутылка, кулаки? Со своей девушкой, и... — детектив замялся. — В общем, она его задушила. Джин недоумевающе на него уставился. Такого поворота он не ожидал. Женщина, задушившая кого-то насмерть, — это невероятная редкость, такого практически не бывает. Оглядываясь назад на годы своей карьеры теперь, десятки тысяч вскрытий спустя, Сокджин мог сказать, что больше с подобными делами не сталкивался. — Она призналась?— спросил он. — Пришла в полицию посреди ночи в крови, царапинах, блузка порвана, вся в слезах. Мы вызвали скорую, она сказала, что сцепилась со своим парнем, и возможно, серьёзно его ранила. — Сколько к тому моменту прошло времени? — Видимо, считанные минуты. Мы поступили туда, пульса не было, сделали все, что могли. Приехала «Скорая», но без толку. Когда мы сказали ей, что он мертв, она... В общем, это было ужасно, — детектив выглядел расстроенным. Все было очевидно. Однако, Сокджин задумался, почему это дело так его затронуло. Он несколько часов допрашивал ее, а она все придерживалась своей версии. Самооборона. И пусть она милая юная девушка. Его коллега согласился. — Да, ее зовут Чхвэ Сольхи. Приятное личико. Все время в слезах, — детектив-инспектор кивнул. — Кажется, хорошая девушка. Не верится, что она могла... Но он пытался ее убить, и ей пришлось спасать свою собственную шкуру. Джину хорошо знакомо, как живые посылают сигналы, призванные тронуть их сердца. Ким по себе знает, как легко можно им поддаться. Переживания этой девушки явно воздействовали на детективов, и, несмотря на признание в ужасном преступлении, они явно ей сочувствовали. Джин почувствовал облегчение от мысли о том, что трупы никак не способны повлиять на его эмоции. Они могут лишь поведать правду без прикрас. Работник морга протянул Киму кружку с чаем. Он осушил ее и направился к шкафчикам, чтобы надеть свой рабочий костюм, фартук и сапоги. Когда они перешли в ту часть морга, куда обычных людей не пускают, лязг и грохот тележек усилился, а вместе с ним усилился и запах. Джин же бегло осмотрел людей вокруг. Для криминалиста это было обычным делом. Детективы тоже видели все это раньше и вели себя безразлично. Ну, или хотя бы старались казаться безразличными. Когда же все миновали холодильники и ряд стоящих у них тележек, Сокджин заметил, что молодой полицейский нервничает. Они прежнему не констатировали того факта, что знакомы. В этом не было особой необходимости. Намджун не стал есть предложенное ему к чаю печенье, теперь его лицо побледнело и осунулось. У дверей в секционную он выпалил: — Это мое первое вскрытие! К этому времени Сокджин научился куда лучше обращаться с наблюдателями. Никак не мог забыть про того полицейского на своем первом вскрытии, которому так и не смог помочь. Казалось, он перенял его в собственное напряжение, что значительно усилило его потрясение. С тех пор доктор изо всех сил старался выглядеть расслабленным. Вспомнил про одно вскрытие, на котором старший детектив с трудом держался на глазах у младших коллег. После этого Сокджин решил, что с его вскрытий никто не должен уходить травмированным. В данном случае, единственным оружием в его руках был разговор. — Когда мы смотрим на мертвое тело, — сказал Джин впервые обращаясь непосредственно к Намджуну, — мы думаем, что это был за человек. Это все для того, чтобы помочь им всем выяснить, что именно случилось. Мы ищем доказательства. Хотим, чтобы тело поведало нам свою историю. Для всех скорбящих по нему людей важно, чтобы мы отложили наши собственные чувства в сторонку и хорошенько ради них потрудились, — Сокджин выдохнул, после чего глянул украдкой на лицо молодого полицейского. — Итак, тело, которое мы будем изучать сегодня, будет нашим безмолвным свидетелем и учителем, — Намджун хмуро кивнул. Джин говорил максимально добрым и спокойным голосом. — Не переживайте, я буду объяснять все свои действия. Будет гораздо легче, если будете знать, что именно происходит. Умудренный жизнью детектив-сержант сказал: — Это дело привычки. Детектив-инспектор же решил строить из себя мачо: —Слушай, эти люди в холодильниках, их уже нет. Так что соберись. Так как родственники уже опознали тело, коим являлся некий Ким Тэхен, татуировки им для этого были не нужны. Однако, следуя протоколу, все равно их фотографировали. В те дни, до эпохи ДНК-экспертиз, многие тела опознавали по татуировкам, особенно если из-за начавшегося процесса разложения другие способы оказывались бесполезны. Джин измерил рост Тэхена, после чего перевернул eго на живот, чтобы сфотографировать спину. Намджун, которого он так успокаивал, ахнул от изумления. Джину стало немного стыдно, что он забыл про младшего и про свое намерение все ему объяснить. Но с другой стороны, он еще даже за скальпель не взялся. Подняв глаза, Сокджин увидел, что молодой парень с ужасом смотрит на тело Тэхена. — Господи, да она его избила до посинения! — Мужчина покачал головой. — Нет-нет, подобное изменение цвета является нормальным после смерти, — он с сомнением перевёл взгляд на Джина, а тот пояснил: — Это называется трупными пятнами. Кто-то называет это еще цианозом. Знаю, что очень похоже на синяки, и когда видишь первый раз, можно не на шутку встревожиться. Но это абсолютно нормально, — Сокджин немного объяснил механизм образования трупных пятен, рассказав, как после смерти, под действием гравитации, к земле притягиваются красные кровяные тельца, создавая столь шокирующие фиолетовые пятна. А также отметил, насколько нежными они могут быть с точки зрения судебной медицины. — Так как эти пятна неизменно образуются в самой нижней точке, то по ним можно определить положение, в котором тело находилось после смерти. Если же положение тела было изменено, то наложение новых пятен на старые также об этом поведает. Вместе тем гипостатический застой может ввести в заблуждение. Например, у человека, лежащего лицом вниз с прижатым к постели носом, будет лилово-синее лицо с белыми участками вокруг рта и носа. Это и будет типичный гипостатический застой. На основании этого можно запросто предположить, что здесь имела место асфиксия. Я знал многих судмедэкспертов, которые попадали в эту ловушку. Так как Сокджин еще не сделал ни единого разреза, Намджун, должно быть, надеялся, что случится чудо и ему этого не потребуется. Парню было интересно слушать про трупные пятна, и он даже расслабился, ну, или почти расслабился. Джин же взялся за свой верный РМ40, большой и тяжелый. Первые годы его практики, когда он проводил вскрытия людей, умерших внезапной, но естественной смертью, в ходу был лишь его младший брат скальпель. Когда же мужчина перешел в судебную медицину, то постепенно в обиход стал входить РМ40, специально предназначенный для вскрытий, с большими съемными лезвиями. Теперь же он был его лучшим приятелем. Рукоятка легко легла ему в ладонь, и Сокджин ощутил столь знакомую тяжесть. Внезапно все разговоры утихли, и напряжение в помещении стало чуть ли не осязаемым. Он услышал, как Джун сделал глубокий вдох, словно рассчитывал какое-то время не дышать. Доктору Киму же было приятно взять в руку РМ40, как если бы труп был оркестром, а он - дирежером, готовым заиграть. Сокджин сделал свой обычный первый разрез, ровно посередине груди. — Нам всем понятно, что Тэхена задушили, и мы получили подтверждающие это показания, однако я все равно должен удостовериться, не было ли каких-либо других причин смерти. Какой-то естественной причины, к примеру. Возможно, проблемы с сердцем. Ну, или у него могла быть какая-то болезнь, из-за которой он был особенно уязвим. Я должен осмотреть все его органы, чтобы это установить. Но сначала, конечно же, мне нужно будет изучить травмы внутри шеи, под странгуляционной бороздой, — Намджун наклонил голову, словно кивая. Или же он пытался сдержать рвотный позыв? — Судмедэксперты на протяжении поколений интересовались удушением, потому что никто толком не понимал механизмы, приводящие к смерти. Когда-то считалось, что жертвы попросту задыхались. Даже сейчас большинство обывателей наверняка думают, будто сдавливание шеи попросту перекрывает доступ воздуха. Однако, известно, что сама по себе асфиксия не всегда может быть единственной причиной смерти, так как порой жертвы умирают от сдавливания шеи очень быстро. На самом деле некоторые погибают чуть ли не мгновенно, не демонстрируя каких-либо признаков классической асфиксии. И даже те, у кого эти признаки присутствуют, умирают слишком быстро, чтобы единственной причиной можно было назвать нехватку кислорода, - к удовольствию Сокджина, интерес молодого полицейского к его рассказу пересилил на какое-то время отвращение к происходящему. — Так почему же они умирают? — Еле слышно спросил Намджун. — Что ж, нам известно, что сдавливание яремной вены здесь на шее слишком сильно увеличивает венозное давление в голове — вот отчего лица некоторых жертв синеют. Сдавливание сонных артерий, вот тут, быстро приводит к потере сознания, так как прерывается кровоснабжение мозга. Кроме того, при удушении могут быть сдавлены нервы шеи, что может отразиться на парасимпатической нервной системе, контролирующей различные процессы в организме, о которых нам не приходится думать. Например, пищеварение. Одним из главных в этой системе является блуждающий нерв. Поэтому от сдавливания шеи можно умереть мгновенно, только если этот нерв в результате сложных механизмов даст сердцу указание перестать биться. Это рефлекторная реакция. — Значит, так Тэхен и умер? — спросил Намджун, уставившись на вскрытую шею парня. — У него застой крови в голове и шее, а в глазах точечные кровоизлияния. Это указывает на асфиксию, ну или по крайней мере определенно говорит о том, что смерть не наступила мгновенно. Джину хотелось верить, что именно его подбадривающие разговоры помогли Намджуну продержаться столь долго. Он ринулся наружу, только когда работник морга пришел разрезать череп, чтобы Сокджин мог вытащить мозг. Во время этой шумной процедуры, для которой используется специальная пила, даже оба опытных детектива отвели взгляды. Хотя криминалист, для которого это было повседневным событием, и продолжал болтать с доктором Кимом, перекрикивая жужжание пилы, было практически невозможно не заметить на каком-то глубоком, подсознательном уровне, что пахнет жженой костью. Когда Джин закончил вскрытие, полицейские отправились обратно в участок, чтобы доложить своим коллегам результаты и подписать протокол. — И я скажу тебе, что нам понадобится после этого. Кружка пива, ну или три. — Присоединитесь к нам в пабе, док? — Джин бы с радостью посмотрел, как привлекательный молодой парень, которого он всячески подбадривал, возвращается к жизни за пинтой пива, однако ради жены отказался. — Бросьте, док. Составьте нам компанию, — подмигнул Джину детектив. — Спасибо, за приглашение, но меня ждет жена и сын, — Сокджин поклонился, после чего попрощался со всеми. Почти у самой машины за плечи его хватает Намджун. — Постойте, Доктор Ким, — полицейский ослабил хватку, как только Джин повернулся в его сторону. — Спасибо вам за сегодня. Я был близок к тому, чтобы трусливо сбежать, — парень смущённо опустил глаза в землю. — Пожалуйста, Намджун. Обязательно заходи к нам. Вдруг подвернётся убийца, насильник или утопленник, — Сокджин засмеялся, а Джун лишь нервно улыбнулся. — Вы женаты? — внезапно прозвучал такой неожиданный для Сокджина вопрос. — Да, женат, — почему-то этот вопрос вновь побудил в Джине не самые лучшие эмоции, после чего его улыбка сошла на нет. — Какое вам дело до моего брака, Намджун? — Никакого, Доктор Ким. Но ответьте мне на один вопрос, — Намджун подошёл непозволительно близко. — Вы счастливы? — Он все продолжал пристально смотреть на Сокджина. — Безудержно, — это было последнее, что сказал мужчина Намджуну перед тем, как уехать прочь. Всю дорогу, однако, меня преследовало ощущение, будто что-то не так, Мне было как-то некомфортно. Наверняка завтра все прояснится, когда я напишу свой отчет о вскрытии. Пока же у меня попросту нет времени об этом думать, талант обмана. Я уже у двери своего дома. Я обманывал себя, убеждая, будто можно отделить собственные эмоции от всего, с чем мне приходится иметь дело ежедневно. От свидетельств бесчеловечных поступков людей по отношению друг к другу. Не испытывать ничего, помимо научного любопытства, когда стали смертельными проявления безумия, безрассудства, печали, безысходности, бесконечной уязвимости человеческого рода. Вести себя по-мужски, киваешь сто раз, как это делали, казалось, все мои коллеги. Быть неуязвимым на работе, никак не реагировать на тот музей человеческой ничтожности, коим является морг, где выставляется напоказ человеческая сущность. Не переживать из-за того, как порой сложно отличить, что правильно, а что нет. А затем, подобно все тому же Кларку Кенту, заходить в свой дом и мгновенно превращаться в любящего и заботливого, чуткого и всецело отдающего себя мужа и отца, который, как мне казалось, скрывался за моей рабочей маской. Итак. Глубокий вдох. Перестань думать о том, что и как Чхвэ Сольхи сделала Ким Тэхену. Просто перестань. Ключ. Дверная ручка. Ступенька. Улыбка. Будь веселым. Задавай вопросы. Приготовь что-нибудь. Улыбайся. За ужином спроси у жены, как прошел ее день, поговори о том, чем она будет вынуждена заниматься ночью. Не думай о Ким Тэхене, о той тонкой полоске крови из уголка его рта, о неровной красной странгуляционной борозде. Хорошо.***
Сожаление ощущается, как билеты на упущенные поезда, как секреты, рассказанные шепотом кому-то, кто уже уснул, как взгляд, подаренный кому-то, кто не смотрит в ответ, как сломанные кости, как внимание, обращенное на неправильные вещи. Сожаление имеет большую силу, чем время. Оно говорит: "Ты глупый кусок мяса. Смотри, что было почти твоим, если бы у тебя было достаточно храбрости" Он наклонился, прижавшись губами к его щеке легким прикосновением – и это прикосновение послало дрожь сквозь нервы, дрожь, заставившую трепетать все тело. — Если ты хочешь меня остановить, скажи сейчас, – прошептал молодой человек. Когда Сокджин снова промолчал, он коснулся своими губами впадинки у виска собственного наваждения напротив него. Слишком темно, чтобы разглядеть источник приятных ощущений. Не было сомнения, что принадлежит он мужчине и почему-то сейчас это не вызывало никакого удивления, а только лишь подпитывало желание. Он провел линию по его подбородку. Губы находились в опасной близости от сокджиновых губ. — Или…— но Джин притянул его к себе, и окончание его слов затерялись между ними. Призрак над мужчиной целовал осторожно, пока Сокджину не осточертела мягкость. Сокджин просто хочет встретить завтрашний рассвет, и он сделает тоже самое. Он хочет, чтобы это стало их прощанием. Хочет, чтобы, наблюдая за рассветом, они стали свидетелями величия миллиона цветов, танцующих сквозь облака. Это так символично. Он с ним будет видеть наступающий день, но не вместе. Хотелось бы, чтобы они оба знали, что мир не потеряет своих красок даже после их прощания. Так что, просто пусть встретят завтрашний рассвет. Они избавляются от вчерашнего дня и встретят обещание будущего. Вместе и в одиночку. Потянув Джина за руку, он ложится на спину и увлекает его за собой. Мужчина оказывается сверху. Рассматривая лицо, Сокджин дает ему очертания. У лица есть история, имя, есть душа и есть пламя. Такое внезапное, возможно временное помутнение рассудка взрослого женатого Сокджина. Теперь не было месту сомнению. Молодой полицейский прижимает Джина к себе и целует с новой настойчивостью, сгорая от желания. Пальцы в его волосах, губы мягкие, пылающие огнем. Доктор не был удивлён, коль пылало его тело. Он пахнет словно полуувядшей розы аромат, что его мечтания легкие туманит. Розы Сокджину о смерти говорят, о времени, когда его желанной тени вдруг не станет. Ничто его не радует, ничто уже не ранит. — Не забывай моих последних слов, — дышит в полной тишине далёкая мечта. — Я призраком приду к тебе, когда меня не станет! — Шепчет на ухо, делится теплом Намджун перед тем, как начинает кашлять. Лицо исказилось в болезненной гримасе, а руки судорожно схватились за грудь. Внезапный приступ дикого кашля обезкураживает Сокджина. Круглыми глазами он смотрит на парня и пытается помочь. Юный полицейский извивается от боли, а после отхаркивает приличных размеров сгусток крови. Лицо его выглядит уставшим, а дыхание сбитым. Он вновь дёргается и вновь кашляет. В ладонях парня остаются белые розы, что от пятен алой крови, потеряли свою чистоту. Намджуна выворачивает наизнанку. Он судорожно чешет горло и грудь, продолжая кашлять. Сквозь смуглую кожу начинает просматриваться зелёная веточка, которая успешно протыкает шею мученика, а позже и вовсе оплетает мужчину, не давая возможности сделать новый вдох. К тому времени, как это осознает Сокджин, покойному Намджуну не нужно ни сочувствие, ни воздух. Полицейский превращается в один сплошной кровавый куст из прекрасных белых роз. Цветок разрывает мертвое тело со всех сторон, бутоны уже проросли из глаз и ушей бедолаги, постепенно протягивая стебельки к Джину. Как только мужчина предпринимает попытку побега, забывая о Намджуне кровавая пелена полностью застилает глаза Сокджина, не позволяя что-либо видеть или чувствовать, не давая сделать ни единого вздоха, накрывая его с головой. Доктор захлебывался чужой, а позже и своей кровью до тех пор, пока резко не подорвался на кровати, тяжело дыша. Любимая жена посапывала рядом на подушке, а сквозь окна на пол проливался лунный свет. Сокджин всем своим естеством понимал, что смерть — это неотвратимый исполнительный механизм внешнего намерения. Поскольку человек искажает своими шаблонами собственное сознание, которое с позиции первопричинной силы, является совершенным, то можно сказать, что первопричинная сила постоянно намеривает человека на смерть, которая, являясь заданием внешнего намерения, выслеживает человека и либо калечит его, чтобы ограничить шаблоны человека, либо убивает. Надо сказать, что в задании внешнего намерения есть некоторое исключение для наступления момента смерти человека, то есть смерть никогда не причиняет вреда человеку сразу. Существует некоторая программа смерти, по которой, смерть сначала купает человека в себе, чтобы заставить его изменить свой образ жизни и избавиться от шаблонов. Если человек получает знание смерти, то он отказывается от многих своих шаблонов, за счет нового восприятия реальности. Однако если человек не будет перепросматривать свой жизненный опыт и не изменит свое поведение, он продолжит подвергаться смертельной опасности.***
Шесть месяцев спустя
Теперь Сокджин с гордостью мог назвать себя хозяином своего настроения. Он переключался между убийствами и домом, не моргнув глазом. Также гордился тем, как ловко подбадривал и преподносил информацию присутствующим на вскрытии людям, у которых оно вызывало отвращение. По сути стал считать себя первоклассным, профессиональным повелителем эмоций. Пока дело не доходило до встречи с родными усопших. Потрясенными, убитыми горем и ужасом родными. Родными, пытающими его вопросом, на который нет ответа. «Он страдал, доктор?» Родными, желающими знать правду, но при этом всячески ее боящимися. Эмоции родственников усопших заполняли комнату, впитывая, словно губка, весь имеющийся кислород, в то время как сами родственники неуклюже сидели на жестких стульях, передавая друг другу носовые платки, с открытыми ртами и заплаканными глазами, качая в неверии головами. В ожидании, когда он заговорит. Эмоции родных, способных в любой момент разразиться яростью или истерикой, разрыдаться. Они не на шутку пугали Джина. Ему нужно было научиться правильно себя с ними вести. И первый урок, как бы странно это ни было, преподнесло ему дело, давшее понять, что может быть что-то тяжелее эмоций родственников покойника. Отсутствие родственников. Дело было зимой, Сокджина вызвали в дом одного парня, говорили о том, что он был полицейским, заканчивал практику в академии и вот-вот готовился приступить к своими обязанностям. Его обнаженное тело было обнаружено под столом в груде всяких вещей. Полиция расценивала это как место действительного преступления. Складывалось впечатление, будто кто-то искал ценности: шкафы были открыты, ящики выдвинуты, а их содержимое повсюду разбросано. Некоторые легкие предметы мебели были перевернуты набок. До тех пор, пока Сокджину не удалось разглядеть лица усопшего они с полицией принялись обсуждать обстановку внутри помещения. — Холодно здесь! — Сказал Джин полицейскому. За последний день на улице потеплело, однако в этом большом доме все еще было зябко. — Сыро, — согласился он. — От этого и холодно. — А что, отопление было выключено? — Спросил доктор. Он покачал головой. — Центрального отопления нет. — Это услышал детектив. — Наверное, собирался разжечь камин, однако злоумышленник ему помешал. Они осмотрелись. В комнате были высокие потолки. В камине было пусто, и никаких следов попытки розжига не было. В углу стоял старый электрообогреватель, он не был включен в розетку. Джин снова посмотрел на упавшие полки. По всему полу были раскиданы стоявшие на них книги, лекарства, безделушки. На боку лежал небольшой стул. Газеты, когда-то явно стоявшие стопкой, теперь были неравномерно распределены по ковру. Он посмотрел на сгорбившееся тело мужчины. Казалось, он от чего-то защищается. Он не казался болезненно худым, даже крепким, но в таком положении выглядел ну уж очень жалко. — Что нам известно про его здоровье? — Спросил Сокджин медленно подходя к телу. — Пока ничего, док, — полицейский лишь пожал плечами. — Кто-нибудь уже поговорил с соседями? — Да, они ничего толком про него не знают, он всех сторонился. Те, что живут напротив, вообще сказали, что он немного того, — почему-то это ничуть не удивило доктора, но он предпочёл придержать эту мысль. — Уборщица сказала, что он временами явно стал терять связь с реальностью, — Сокджин резко поднялся с колен, так и не увидев лица покойного и принялся еще раз осматривать комнату. Потерял связь с реальностью. Стал забывчивым. Не знает, какой сегодня день. Сколько же всяких эвфемизмов. Черствый хлеб на кухне. Закрытая банка сардин. Консервный нож. Банка с вареньем. Нож для хлеба. Странные следы на крышке от банки с мармеладом, как будто кто-то пытался разрезать ее кухонным ножом. В холодильнике письма, в основном рекламные или от муниципалитета. Больше никаких эвфемизмов. — Подозреваю, он принял злоумышленника за своего брата или типа того,— сказал детектив. — Наверное, он открыл дверь и накинулся на него с объятиями. Нет никаких признаков взлома, никаких следов борьбы в коридоре. — Кто его нашел? — Спросил Джин. — Уборщица. Да, она не смогла сегодня утром попасть внутрь и позонила нам. Сказала, что у парня не все дома и что он, наверное, где-то заблудился. — Как часто к нему приходит уборщица? — Раз в неделю, но у нее были двухнедельные выходные. — Если мальчик был настолько не в себе, как его приняли на службу? Как по-вашему, детектив, он прошел бы тест у психиатра? — тот не успел озвучить свои догадки, из-за кухонной двери выглянула голова криминалиста. — Если нужно, можете перевернуть тело, док, мы закончили. — Что-нибудь нашли? — спросил детектив. — Не-а, отпечатков злоумышленника не обнаружено. Он, наверное, был в перчатках. После слов криминалиста Джин повернулся к детективу. — Мне кажется, что никакого злоумышленника и не было, — озвучил свое мнение Сокджин.— Все дело в холоде, — пояснил он. Теперь уже в комнате стояли четверо полицейских. Они ничего не говорили. — Я полагаю, он умер от переохлаждения. Думаю, он утратил умственные способности, чтобы включить обогреватель, не говоря уже о камине. Может, даже не мог сделать этого физически, — детектив замотал головой. — Да ладно вам, — сказал он. — Не так уж и холодно! Парень вон крепкий какой. Не уж-то в столь юном возрасте крыша способна поехать? После того, как Ким перевернул тело, тут же пришел в ужас от увиденного. Его собственные глаза отказывались верить в реальность происходящего. — Док, вы в порядке? — Детектив положил руку ему на плече, а Джин посмотрел на него глазами полными ужаса. — Я... — было такое чувство, словно сейчас Сокджин не был способен связать и пары слов. Когда молодой доктор Ким только начинал работать, то поставил себе одно условие. Ни в коем случае не вскрывать близких ему людей. И не то чтобы мертвое тело перед ним было дорогим ему человеком. Но его накрыл страх, который он попытался обуздать в ту же секунду. — Вам знаком этот мальчик? — Спросил нависающий вместе с Сокджином над телом полицейский. — Что? — Переспросил потерявший самообладание доктор. — Нет, — тут же поправил себя Джин. Не было ясно заметил ли это детектив, но слова Сокджина по правде своей были чистой воды ложью, так как перед ним вечным сном спало его собственное наваждение. Такое молодое и по-своему прекрасное. Его чудесная погибшая роза. Словно вчера Сокджин видел сон, как ярко полыхал огонёк в душе Намджуна, как расцвели в душе его цветы, что так скоро погубили его самого и Сокджина разом. Видит Бог, он старался держать себя в руках. Натянув маску безразличия Джин продолжил беседу с детективом. Что им за дело до Сокджина и до его теперь уже мертвых тайных желаний. Существует заблуждение, будто смерть от переохлаждения возможна лишь на улице в мороз. Известно, что слабые старики, а также слабые маленькие дети могут умереть в помещения при температуре 10°С. Даже более высокая температура может оказаться смертельной на улице при холодном ветре или в доме с сильным сквозняком. Когда температура тела падает где-то ниже 32°С, сердцебиение замедляется и падает кровяное давление. Когда температура тела опускается ниже 26°С, практически гарантированно наступает смерть. Хотя и есть один известный случай, когда человеку, как утверждается, удалось выжить. Хотя он и получил сильное обморожение, после того как его температура тела медленно спускалась ниже всех допустимых норм. Удивительно, но переохлаждение является не такой уж редкой причиной смерти. Люди падают в море или в другой водоем с холодной водой, пьяницы засыпают в парке, у безответственных родителей насмерть замерзают маленькие дети. Порой переохлаждение становится лишь финальным шагом в трагической череде депрессии и равнодушия к еде, отоплению, личной гигиене. В данном же случае убойная группа попросту отказывалась верить, что никто не вторгался к нему в дом. — Вы только гляньте, что тут творится, док! Еще неизестно, что он взял, тут все вверх дном! И почему на нем нет одежды? Надеюсь, не окажется, что этот подонок еще и надругалсл над ним. Повисла гробовая тишина. Не будь Сокджин так уверен в своей версии, его богатое воображение тут же бы подкинуло картинку бедного Намджуна и остального, что можно произойти в этом доме. "О, мой бедный мальчик, моя роза." — Мне кажется, что он сам разделся, потому что ему было холодно. — Да ладно вам, док! И вы считаете, я полагаю, что он сам разбросал вокруг свои вещи? По мнению Сокджина, однако, это был классический пример проявления синдрома «спрятаться и умереть». Мальчик практически наверняка поддался этому противоречащему здравому смыслу желанию, порой возникающему у умирающих от холода людей. Они снимают с себя одежду. Те, кому удается выжить, рассказывают, что в результате падения температуры тела им становилось невероятно жарко, а снять с себя всю одежду казалось им абсолютно разумным решением. Это распространенная реакция на переохлаждение. Иногда жертвы также начинают странным образом прятаться. По углам. Под столами. А затем частенько еще и заваливают себя мебелью, либо содержимым нижних ящиков и книжных полок. Полицейские отнеслись к рассказу про этот синдром скептически. Детектив настаивал, что на вскрытии Джин непременно обнаружит следы убийства. А тот, раз на то пошло, знал, что доказать его теорию будет непросто. Как бы он не приходил в ужас от того, что ему предстоит вскрыть Намджуна, диагностировать переохлаждение после смерти может быть весьма сложно, так как смерть от холода и охлаждение после смерти выглядят очень похоже. Иногда удается обнаружить красноречивые внешние признаки, такие как красно-коричневый цвет кожи вокруг коленей и локтей у светлокожих людей. Важнейшим же для диагностики признаком является наличие на внутренней стенке желудка многочисленных небольших черных язв. Он понимал, что разумных на то причин для того, чтобы избежать вскрытия у него не было. Сейчас он не желающий развлечений на стороне Ким Сокджин. Он, не уставший от остывших чувств к своей жене, мужчина. Он не мужчина, так внезапно проникшийся тёплыми чувствами к молодому полицейскому. В данный момент он — доктор Ким, лучший в своём деле судмедэксперт, а перед ним не усопшая влюблённость, а тело молодого парня и ему нужно установить его причину смерти. В этом случае, к его облегчению, удалось обнаружить оба этих характерных признака. Причиной смерти определенно стало переохлаждение. Сокджину было приятно подтвердить свою теорию, однако правда его странным образом расстроила. Намджун, который жил и умер один, казался ему одиноким. По фотографиям на комоде когда-то он был чьим-то сыном, братом или парнем. Где они были? Где были эти родственники, которым, казалось, до него нет дела? Будет ли им дело теперь, когда он умер? Что и привело к столь печальному исходу. Сокджину всегда казалось сложным иметь дело с эмоциями родных погибших, однако теперь ему впервые хотелось встретиться хоть с кем-то из родственников Джуна, ему хотелось объяснить его родителям, как именно умер их сын. С ним так никто и не связался. В ходе следствия родные также не объявились. Собрав дополнительную информацию о погибшем, коронер признал его смерть случайной, согласившись с установленной мной причиной смерти: переохлаждение, спровоцированное деменцией. Деменция у лиц молодого и среднего возраста не является такой уж редкой проблемой. При этом диагностика причины деменции у этого контингента больных в клинической практике нередко связана со значительными затруднениями. Несмотря на то, что деменции первичнодегенеративного генеза и сосудистая деменция встречаются чаще среди лиц пожилого и старческого возраста, однако и среди деменций у молодых они рассматриваются как наиболее частые причины когнитивного дефекта. В коронерском суде этот вердикт был оглашен лишь перед Сокджином, младшим полицейским и помощником коронера. Какой же это был печальный и одинокий конец человеческой жизни. Когда на следующий раз представилась возможность встретиться со скорбящими родственниками, Джин боялся этой встречи, однако напомнил себе, что лучше иметь дело с чужими эмоциями, чем размышлять о трагическом одиночестве того, на кого родным было наплевать. Правда, окончательно бояться он от этого не перестал. От одной только мысли об этих родственниках его начинало подташнивать, он даже думал прикинуться больным, лишь бы с ними не видеться. Но знал, что бежать некуда. Ему придется принять на себя боль их утраты. Что, как он понимал теперь, означало признать отголосок своей собственной, годами подавляемой боли. — Сокджин, подойди-ка сюда, — растерев свои многострадальные веки, доктор направился к Чимину. Секретарь выглядел озадаченным и слегка напряжённым. — Вчера приходил полицейский по делу Ким Намджуна. Помнишь парня с деменцией, что погиб от переохлаждения? — Спросил Чимин глядя на слегка напуганного Джина. Джин пожелал бы больше никогда не слышать этого имени. — В чем дело? — Спросил Джин бегая глазами по Чимину. — Из квартиры выносили лишние вещи, после чего выставят на продажу. На камне среди книг они нашли это, — Чимин протянул фотографию. Сокджин был в замешательстве, так как не знал, что это и как следует на это реагировать. — Это же... — Да. — Но откуда у Намджуна может быть это? — Я обо всем договорился, никто не станет тебя допрашивать. Дело закрыли. Думаю никому больше нет дела до того парня. Он был твоим фанатом? — Поинтересовался Чимин. Сокджин не ответил ничего. В руках он держал собственную фотографию. Кажется, она была сделана на одном из заседании комитета по безопасности и борьбе с преступностью в Сеуле, на которой он был приглашён для выступления с речью. Сокджин перевернул фото и, как ожидалось, нашел на ней подпись. "In saecula saeculorum"***
Было практически десять вечера, воскресенье, идет дождь, и окно Сокджина треснуло, так что он мог чувствовать ночной ветер на cвоих босых ногах. И я не скучаю по тебе. Ностальгия заставляет Джина поверить в то, что он любил его, но это никогда не было правдой. Ностальгия — чертова лгунья. Хотя, если быть предельно честным, я все равно скучаю по тебе. Я так скучаю по тебе, что все еще чувствую дыру в моих ребрах, там, где спал ты. Но я все равно буду лежать в постели холодными ночами с моей любимой книгой, и я буду продолжать говорить, что я не скучаю по тебе, пока это наконец не станет правдой. Я не скучаю по тебе. Я не скучаю по тебе. Я, черт возьми, не скучаю по тебе. Я ждал, пока нахлынувшая на меня волна не спадет. Когда все закончилось, мне было горько и страшно. Запах разлагающегося тела Намджуна, казалось, витал во мне снова. Я сделал несколько глубоких вдохов. Прошло. Сел за стол. Я был потрясен, но держал себя в руках. Может быть, мне все-таки нужно поговорить об этом со специалистом. Со священником, может быть? В общем, с кем-то, чья работа заключается в том, чтобы принимать человеческие слабости и делать нас сильнее. Непроизвольно я покачал головой. Конечно же нет, произошедшее стало ужасной трагедией, однако ко мне это не имеет никакого отношения. У меня было всеобъемлющее представление о смерти, и я ни капли ее не боялся. От фотографии каким-то образом разошлись швы старой раны, и из нее хлынули воспоминания, но теперь она снова заросла. Представляя, какая бессонная ночь ждет меня, я отложил фото и прошел в помещение, чтобы делать свою обычную работу. Ну конечно, со мной все будет в порядке.