***
Кокичи прошел через дверь, чувствуя, будто ему нужно повесить свою шляпу и пальто. У него не было ни того, ни другого. Он также не был уверен, почему чувствовал себя измотанным, словно только что вернулся с длительного рабочего дня. Шуичи обернулся: — О! Добро пожаловать домой, дорогой! — Дорогой? — Кокичи фыркнул, — ты любишь меня так сильно, Шуичи? — Ну… да, — сказал Саихара, слегка усмехнувшись, — поэтому я и вышел замуж за тебя. И Кокичи замер на месте. — Что ты только что сказал? — спросил Кокичи, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Я сказал, что люблю тебя. Вот почему я вышел замуж за тебя. Пони, как те, которые были на карусели, крутилась вокруг гигантской кровати, стоявшей позади них. Всё это усиливало нереальность происходящего. Оуму перенесло сюда, без воспоминаний об этом, и здесь был Шуичи, ещё здесь висели игрушки для связывания, но самым странным было то, как вёл себя Саихара. Он будто заботился о Кокичи. О женитьбе не могло быть и речи. Кому-то придется сначала вытерпеть его, прежде чем выйти замуж. И помимо того факта, что Кокичи никогда никому не доверял, что он никогда не подпускал кого-то к себе так близко, был один простой факт, что его ни разу не любили. Шуичи подошёл ближе. Выражение его лица было странным — на нём виднелась искренняя теплота и позитивное отношение, или, говоря языком Кокичи, выражение лица, которым награждают других людей. — Ты выглядишь уставшим. У тебя был трудный день? Давай мы присядем, и ты мне всё расскажешь. Следующие слова вырвались у него непроизвольно, как рефлекс: — Это что, какая-то гребаная шутка? Глаза Шуичи округлились. — Что… что ты имеешь в виду? — Что за хрень ты несешь? — спросил Кокичи, — я хорошо распознаю ложь, и твой маленький фарс не слишком хорош. — Я… не лгу, — ответил Саихара, — я действительно люблю тебя. Кокичи подготовился ко всем видам смертей. Маки могла всадить ножом в него или в крайнем случае задушить; Гонта мог разозлиться из-за поведения Кокичи и раздавить своими мощными кулаками; Кайто мог бы набраться мужества и в конце концов проломить ему череп. И всё же единственной смертью, которую он не ожидал, была эта. У Оумы закружилась голова от слов Шуичи, как будто он вошёл в перегретую сауну после прогулки во время метели. И поэтому он не смог сдержать следующее слово: — Почему? Шуичи вновь рассмеялся, но почему-то Кокичи не показалось, что тот смеялся над ним. В его смехе было что-то мягкое и искреннее, и тогда Оума понял, что ни разу не слышал, чтобы Шуичи так смеялся с тех пор, как они оказались здесь. Есть множество вещей о Шуичи, которые он до сих пор не знал. (Было слишком много вещей о Саихаре, которые ему хотелось бы узнать.) — Ты… хочешь, чтобы я перечислил, хах? Это немного смущает, — сказал Шуичи, покраснев. И, о нет, Кокичи почувствовал, как его собственные щеки вспыхнули румянцем. — Ты умный, забавный, с тобой весело проводить время… — он наклонился и обхватил ладонью щеку Кокичи. — Я имею в виду, скажем так… ты считаешь, что солнце само решает восходить по утрам? — Э-э… нет? — Именно. Это неизбежно, и так происходит гораздо дольше, чем мы можем себе представить. Вот каково это — быть влюбленным в тебя. Как бы… я не могу представить себе, что не люблю тебя или не был влюблен в тебя, так же как и не могу представить, что солнце не взойдет утром. Кокичи отстранился от руки парня. Это неправильно. Шуичи любил Каэде. Он явно хотел стабильных, честных, счастливых отношений — на эти отношения не годился такой монстр, как он сам. Кокичи едва не позволил себя одурачить, прежде чем до него дошло: это был сон. Монокума заявил, что «Ключ любви» перенесет его в чей-то сон в качестве идеального партнера, и если он разрушит этот характер, то человек проснется в муках. Да, теперь это имеет смысл. Шуичи снилось, что он — Каэде. — Эй, назови моё имя, — сказал Кокичи. Другой парень просиял. — Кокичи Оума, — мечтательно вздохнул Шуичи. О, нет. О, нет. — Эм, Кокичи, надеюсь, я не сделал ничего такого, что расстроило тебя… Я просто хочу обнять своего мужа. Может, ты хочешь прилечь на кровать? Или… нам, наверное, не надо ложиться… — сказал Шуичи, понурив голову. «Муж». В какой-то момент у Кокичи мелькнула мысль дать ему пощечину. Это точно бы разбудило этого кретина. Даже если Шуичи будет страдать, какая разница? Кокичи причинил боль многим людям, и в первую очередь самому себе. Но здесь у него был дом (или гостиничный номер, который они представляли домом). У него был любящий человек. А Кокичи был хорошим актёром. Он может притвориться ненадолго, прежде чем дать пощечину, как это сделал бы такой нелюбимый Верховный Лидер, как он. Лишь ненадолго. — Конечно, давай обнимемся, — сказал Кокичи, забираясь в постель. Улыбка Шуичи была опьяняющей и завораживающей, его глаза загорелись, а нос сморщился. Он лёг рядом с Кокичи и крепко прижал его к себе. От Шуичи исходило тепло и, как ни странно, Оума почувствовал себя в безопасности рядом с ним. Он мог принимать Шуичи за слабака, но находясь в его руках, Кокичи чувствовал себя защищенным. Самую близкую вещь к объятию, которую Оума когда-либо испытывал, было тогда, когда один бандит удерживал его на месте, пока другой бил его в область сердца. Даже сейчас он ждал, что кто-то начнет замахиваться. Он был не из тех, кто заслуживает любви. В мире, полном правды и лжи, это была единственная правда, которую он никогда не пытался скрыть. — Я… так счастлив, — сказал Шуичи. Его дыхание пахло мятой, — Что мы можем прожить нашу жизнь вместе. Наверное, это прозвучит глупо, но я никогда не думал, что стану мужем. — Серьёзно? — поразился Кокичи. Слабость собственного голоса удивила его; без нужды играть на публику, его голос прозвучал мягко. — Ну да… Скорее всего, это началось, когда я был помладше, — он прижался к парню еще теснее, — Раньше я часто брался за дела о супружеской неверности или что-то в этом роде. Казалось, что все отношения загнивали и погибали, а потом вы нанимали одного и того же детектива, чтобы застать другого партнера на измене. — Похоже на правду. — Я даже не был уверен, что верю в любовь, пока не встретил тебя. Как я и сказал… не знаю, когда я впервые понял, что люблю тебя. Я так долго считал себя человеком, которого невозможно полюбить, что даже не задумывался о том, что кто-то может любить меня. Это застало Кокичи врасплох. — Ты? Тот, кого нельзя полюбить? Вы, Мистер Популярность, говорите именно Кокичи Оуме, что не могли представить, как кто-то мог вас любить? — Да, — его голос вдруг стал таким серьезным, — Не знаю… после того, как я раскрыл свое первое дело об убийстве, я задумался… Всё, что я сделал в погоне за правдой, только сделало людей несчастными. Я разоблачил измены, а после отправил линчевателя в тюрьму за убийство насильника, — на его лице отразилась мрачная улыбка, — Я думал, что мир был бы лучше, не будь меня в нём. Кокичи молча слушал. Впервые ему не пришло в голову как-нибудь съязвить. У детектива были чувства, жутко похожие на собственные чувства Кокичи к самому себе. Монокума утверждал, что воспоминаний о сне не останется. Конечно, была вероятность, что он лжёт. Кроме того, возможно, Монокума знал, что Кокичи заподозрит его в вранье, и тогда это будет двойной-блеф. А еще был шанс, что ему всё равно, и если сейчас Кокичи может говорить без страха вспомнить об этом, когда они оба проснутся, то он рискнет. — Я рос, не зная своих родителей, — сказал Оума, — Я вроде бы понял намек, но мне всегда было интересно, что с ними случилось. Так что… я сам немного поработал детективом. Кокичи утопал в объятиях Шуичи, которые подталкивали его продолжить рассказ. — Я выяснил, что у них не нашлось причины лучше. Я был просто нежеланным. И типо, серьезно? Вы оставите меня жить с таким ответом? — он рассмеялся, чувствуя, что наполняется злобой, — Мне были нужны более веские причины, иначе я не смог бы жить с этим. К примеру… потому что я уродлив. Или они не могли сделать аборт. Или они продали меня, чтобы купить наркотики. Или какая-то комбинация этих вещей. — Кокичи… — Но я всё еще помню ту идиотскую правду, за которую так упорно боролся, — высказывал Кокичи, — Это засело у меня в голове. Так много людей борются за правду, как будто это какой-то маяк надежды. Но это аморально, просто инструмент, который может как причинить людям вред, так и помочь. Шуичи запустил пальцы в волосы Кокичи. — Кокичи, мне… мне так жаль. «Да, тебе должно быть жаль», подумал Кокичи. Теперь же его пугала еще одна истина, и она заключалась в том, что он не просто делал вид, что ему нравится нынешняя ситуация. — Неважно. Это было очень давно, — сказал Кокичи, неожиданно слишком сильно уставший, чтобы шутить на эту тему, — Я просто хочу сказать, что понимаю тебя и твои чувства. То самое чувство, что тебя никто никогда не полюбит. Шуичи провёл пальцами по подбородку Оумы. — Но теперь мы есть друг у друга. «Так ли это?» подумал Кокичи. В конце концов, это всего лишь сон. Ложь. Возможно, это даже не сон Шуичи, а его собственный лихорадочный сон, что кто-то заботится о нём. Всё-таки Саихара ненавидит его в реальной жизни, так оно и должно быть. Ему не будет больно снова, если он вообразит мир, в котором оттолкнет Шуичи прежде, чем тот сможет стать ближе к нему. И вот теперь версия детектива из сна запечатляла легкие поцелуи на его макушке. Через некоторое время Шуичи вздохнул, опаляя горячим дыханием шею Кокичи. — Это как будто… Я знаю, что ложь является твоей неотъемлемой частью, потому что тебе приходилось много лгать. Но даже тогда я чувствую, что доверяю тебе. К тому же, с тобой не соскучишься. — Как ты можешь доверять лжецу? Это противоречит природе лжи. — Потому что я верю в то, что хочу верить. Это то, чему меня научил Кайто Момота, человек, которому я доверяю больше всего на свете. Кокичи почувствовал, как напрягся Шуичи. То ли ему стало грустно, то ли он пытался не засмеяться. Оба предположения не имели смысла. — Ты солгал, — сказал Кокичи. — Когда-нибудь я обману тебя, — сказал Саихара, опустив подбородок на плечо парня. Кокичи почувствовал его улыбку. — Может быть, ты уже это сделал, — произнес Кокичи, поворачиваясь в объятиях и глядя в глаза Шуичи, — возможно, мы просто обманываем друг друга. — Тогда это будет величайшая шутка всех времён, — соприкасаясь лбами друг с другом, сказал Шуичи, — достойная великого Верховного Лидера. Кокичи чувствовал, как вздымается и опускается грудь Шуичи в такт его дыханию. Он протянул дрожащую руку и уместил ее на груди Саихары. Его сердце билось в идеальном ритме, чего он никак не ожидал от сна. Даже если это был сон, и следовательно, ложь, он казался таким реальным. Даже запах Шуичи был таким, каким он его запомнил. Когда они были так близко, не существовало ни правды, ни лжи, только то, что нельзя было передать словами. — Кхм… могу я задать вопрос? — спросил Шуичи. — Ага. — Сегодня ты еще не сказал мне, что любишь меня в ответ. Кокичи моргнул. Шуичи смутился. — Я имею в виду, я знаю, что ты любишь меня. Тебе необязательно всегда меня успокаивать, я понимаю, что у меня есть проблемы с уверенностью и всё такое, но… наверное, я просто хочу слышать это время от времени. Я люблю тебя. Оглядываясь назад, он никогда не произносил этих слов, у него не было ни родителей, ни друзей, ни возлюбленных. Кокичи не говорил их даже себе. Оума несильно любил себя, ведь понимал, что все кончено, он сыграл в генетическую лотерею и получил проигрышный билет, и теперь ему приходилось мириться с тем, что у него было. Существует множество способов сказать эту фразу. Высоким, плаксивым голосом, похожим на говорящую поздравительную открытку. Глубоким и соблазнительным голосом. Задорным, как кричат болельщицы: Я! Люблю! Тебя! Он был замечательным лжецом. Он мог бы сказать несколько простых слов. Ему показалось, что у него перехватило дыхание. — Всё… в порядке, если ты не можешь. Мне следовало промолчать, — сказал Шуичи. Мир вокруг них начал постепенно исчезать, превращаясь в огромные черные полосы. Ему стало казаться, что его тело уплывает прочь. Неужели сон кончается? Но Шуичи выглядел несчастным. Мысль о том, чтобы покинуть этот сон, не сказав этих трех слов, была невыносима, как будто Шуичи не был единственным, кто просыпается в агонии. Кокичи проглотил ком в горле и дотронулся до щеки Шуичи. — Шуичи. — Да? — Я, — выдавил он из себя. Оума чувствовал себя так, словно его раздели догола, и не в приятном смысле. Как будто Шуичи снимал с него слой за слоем гнилую оболочку и оставлял что-то голое, сочное, каким он был, когда родители бросили его в младенчестве. В конце концов сон все больше и больше тускнел, и Кокичи не мог произнести фразу вслух. Это было просто против его природы. В конце концов, это была всего лишь фантазия Шуичи, а не его собственная. Он не мог сказать правду. Но он мог солгать. — Я… я не люблю тебя, — завершил Кокичи, притягивая голову Шуичи ближе и прижимаясь к губам детектива своими. Саихара удивился, но тут же растворился в поцелуе, запустив пальцы в волосы Кокичи. Этот первый лживый поцелуй, происходящей в этом странном сне, в котором они, должно быть, уже целовались по крайней мере один раз, идеально подходил Кокичи. И все же ощущение губ Шуичи было таким реальным, таким мягким, теплым и интимным. Тепло, разливавшееся в его груди, было настоящим. Чувства другого парня тоже могут быть настоящими. Кокичи не был уверен, пугает ли это его или радует, и в конце концов он решил, что не хочет этого знать. (Если бы он знал всю правду целиком, то одному из них было бы гораздо легче выпытать ее из него.) Когда они наконец отстранились, Шуичи снова улыбался. — Возможно, твои слова и были ложью, но это говорило о многом. Кокичи улыбнулся в ответ. — Значит, теперь ты думаешь, что знаешь меня? Ты можешь видеть правду за стеной моей лжи? Это быстро наскучит тебе. За мгновение до того, как сон закончился, Шуичи поднес руку Кокичи к своим губам и поцеловал его безымянный палец. — Я никогда не мог. Правда, ложь — Кокичи уже давно перестал пытаться решить, что лучше. Это была ложь, причем тщательно продуманная. И все же на этот раз он чувствовал себя по-настоящему счастливым, а не просто улыбался, чтобы одурачить весь мир. И это была одна маленькая истина, которую он не против принять.***
— Ты выглядишь отдохнувшим, — сказал Кокичи. Шуичи бросил на него странный взгляд. — Да, полагаю… я наконец хорошо выспался прошлой ночью. — Ого! В конце концов эти ужасные мешки под глазами исчезли! — сказал он, — А тебе что-нибудь снилось? У него перехватило дыхание, когда Шуичи задумался. Если он и помнил, то у Кокичи было преимущество, он мог всё отрицать и списать на сон. — Я… не помню. Я просто проснулся, чувствуя себя по-настоящему счастливым, — признался он, улыбаясь. Его глаза заблестели, а нос сморщился. Кокичи не смог удержаться от ответной улыбки. Шуичи был счастлив. На данный момент этого было достаточно. — А что? О чем же был твой сон? Да и хочу ли я вообще это узнать? — спросил Шуичи. — Да так… ездил верхом на боевом слоне и раздавливал беспомощных пленников, — небрежно ответил Кокичи. — Это была ложь, разве нет? — парировал Шуичи. Он рассмеялся. Либо он становился все более очевидным, либо другой парень все понял. — Да, — проговорил Кокичи. Уходя, он сунул руку в карман, крепко сжимая в пальцах «Ключ любви», — Да, так оно и было.