Красные цифры на электронном дисплее сменялись быстро. Казалось, что только пять минут назад на сенсорной поверхности высветилось «22:15», когда Осаму вернулся в свою маленькую непримечательную квартирку, на окраине Йокогамы. Он ведь почти ничего не сделал, только скинул с плеч свой плащ, цвета кофе с молоком и расстегнул надоевшую за день чёрную жилетку. Как обычно налив себе стакан виски со льдом и, присев за кухонный стол, уставился в темноту за окном. А на дисплее было уже «00:37». Кухня была погружена в темноту, а единственным источником света были те самые красные цифры. Время и правда летело быстро, по окну били пока ещё редкие капли начинающегося дождя, а ногам, на которых не было носков, было зябко. Вьющиеся каштановые локоны лезли в глаза и мешались, а в голову в это же время лезли самые разные мысли. Завтра снова будет сыро и холодно, а с моря будет дуть пронизывающий до костей ветер.
Ещё раз взглянув на часы, Дазай тяжело выдохнул, сильно, до боли сжав ладонь в кулак, и отодвинул в сторону полупустой стакан, к которому так и не притронулся. Ледяные кубики уже давно растаяли, слегка разбавив крепкий алкоголь. Скрипнуло старое дерево и детектив поднялся, уже собираясь идти в спальню. Частый и резкий звук дверного звонка застал его уже в кровати.
С мыслями: «Кого нелёгкая принесла к никому не нужному эсперу в такое время», Дазай оторвал от мягкой постельки свою задницу и пошёл в коридор, по пути натягивая на обнажённый забинтованный торс, первую попавшуюся под руки вещь. Это оказалось чёрное мятое худи, а в дверь всё ещё продолжали настойчиво и раздражающе трезвонить. Зачем-то захватив с тумбочки чашку с давно остывшим чаем (видимо, чтобы прочистить горло), парень щёлкнул замком, заодно делая первый пробный глоток. Перед дверью, на негнущихся ногах, стоял Накахара, покачиваясь из стороны в сторону и сжимая в тонких, женственных пальцах, почти пустую бутылку элитного красного вина. При одном только взгляде на исполнителя, сразу становилось понятно, что он пьян вусмерть. Вопрос к нему был только один: где его чёртова шляпа? На Дазая ведь потом гнать начнёт.
— Коротышка? — удивлённо спросил Осаму, снова делая глоток холодного чая.
Чуя, услышав знакомый голос, поднял глаза на хозяина квартиры, в которую настойчиво звонил на протяжении последних нескольких минут. Взгляд, застеленный пеленой опьянения, не сразу сфокусировался на нужном объекте, но, когда у него вышло это сделать, он ухмыльнулся, в поисках опоры шаря по стене рукой. Перегаром от него несло наверное за милю, и потому Дазай сморщился, когда Чуя открыл рот, чтобы выдать следующие, совершенно не в тему сказанные, слова:
— Ненавижу тебя, Скумбрия!
Осаму, как раз делающий очередной глоток из кружки, еле заметно дёрнулся, прикрывая от сильной боли глаза. От сказанных бывшим напарником слов, по его телу прошёлся электрический заряд. И вовсе не в переносном смысле, ведь, когда твоя истинная родственная душа лжёт тебе, ты чувствуешь удар током и с каждой ложью, боль становится всё сильнее. Хоть Дазай уже давно научился скрывать свою боль, какой бы сильной она не была, и на каком бы уровне не была, духовном или физическом, сейчас это застало его врасплох.
— Как же я рад, что ты свалил! — продолжал врать Накахара, своим заплетающимся от выпивки языком.
А детектив даже не вздрогнул от новой порции боли и лжи, он только мягко, без издёвки улыбнулся, глядя прямо в голубые глаза и видя в них правду, которую Чуя всеми средствами пытался скрыть.
— Не хочу тебя больше видеть!
"— А вот это было сказано уж точно невпопад. Сам же заявился сюда, пьяный в стельку и ещё возмущается! Что ж за мафиози пошли, кошмар!» — пронеслось в голове у Осаму, в момент, когда его улыбка дрогнула от очередного сильного разряда.
Следующие слова, вообще никак не связанные с предыдущими возмущениями, снова заставили парня улыбнуться. И опять, никакой привычной насмешки, только интерес в этих карих, коньячного цвета глазах.
— Всё в порядке? — видимо даже будучи в невменяемом состоянии, Накахара заметил, что что-то с бывшим коллегой всё же не так.
— Волнуешься? — а вот это была уже явная усмешка, правда совсем не злая, а такая, будто любимого подстёбывают. Хотя, почему «будто», не правда ли?
— Ещё чего?! — ожидаемое возмущение и снова обман. Этот рыжик прямо состоял из лжи, он просто не мог без неё жить. Как не мог и без Осаму, к которому пришёл просто потому, что чувствовал себя одиноко.
Ну и ещё одна причина — холод. Ему было просто холодно. Где бы он не находился, как бы тепло не одевался, какая бы не была на улице погода и время суток, и как бы плотно он не закрывал окна в своей квартире. Холод тоже стал его частью, как сила неизвестного бога и ложь. Вот только холод появился тогда, когда один забинтованный придурок свалил из Портовой Мафии, бросив его. И Накахара больше не ощущал бесящих его тогда лёгких электрических разрядов, проходивших волной искорок по позвоночнику и иногда даже возбуждающих. Ничего этого не было, потому что Осаму ушёл. Он даже перестал наведываться к рыжему в гости без приглашения, пользуясь дубликатом ключей, которых не было больше ни у кого. Чуе тогда казалось, что эта забинтованная мумия припрётся его бесить, даже если наконец-то сдохнет, но реальность оказалось чертовски жестокой. Любимый и одновременно ненавистный человек не погиб, а просто ушёл.
— Проходи, не стесняйся! — призывно махнув рукой в сторону своей квартиры, предложил Осаму.
Ответа не последовало, Чуя просто молча повалился на руки детективу, благо реакция у последнего не подкачала, иначе мафиозник не очень приятно ударился бы своей наглой физиономией об пол. Пальцы, державшие бутылку, разжались. Громкий звон и тёмно-зелёные осколки вместе с небольшой красной лужицей, «украсили» порог квартиры Дазая.
— Ну вот, разбил бутылку, и кто теперь убирать это безобразие будет, а? — осуждающе поинтересовался Дазай, поудобнее перехватывая недвигающееся тело, будто пушинку и направляясь в спальню, предусмотрительно захлопывая ногой дверь. С осколками он разберётся как-нибудь позже.
— Мне похуй! — пробормотал Накахара, утыкаясь носом в забинтованную шею и сразу же затихая, вдыхая знакомый запах полной грудью.
— Ну да, я заметил, что тебя это не очень-то волнует, впрочем, ничего удивительного. — сгрузив полубессознательное тело на свою довольно просторную кровать, Осаму принялся стягивать с рыжика лишнюю одежду. Первой под раздачу попала жилетка. Плащ с него свалился ещё в коридоре, а шляпа и вовсе пропала ещё по пути сюда.
— Что ты… Не трогай меня! — начал было возмущаться Чуя, надумав себе не весть чего, своим пьяным мозгом, но Дазай его перебил, уже расправившись с жилеткой и портупеей, он как раз перешёл к пуговицам. Как только ремни покинули своё место, в груди стало как-то свободнее и легче.
— Да успокойся ты, Коротышка, я тебе не дам спать в грязной одежде у меня в постели, я чистюля, если ты не заметил.
Больше Накахара ничего не пытался сказать или выкинуть, он просто спокойно лежал, приподнявшись только по просьбе детектива, когда надо было снять рубашку и брюки. Дазай даже заботливо чокер с него снял, видимо думая, что он неприятно давит на шею, мешая нормально дышать, хотя для него подобное не было бы неудобством, это уж точно.
— Ну всё, а теперь — ложись, — сказал Осаму, когда парень остался в одних трусах и, перевернув его на бок, накрыл одеялом. — Всё, спать. — это было сказано так мягко, казалось что о Чуе заботятся, по-настоящему, но…
Это ведь просто насмешки, очередные издевательства и только! Сейчас вроде всё так хорошо складывается, а потом Дазай снова исчезнет, наигравшись, просто так, по щелчку пальцев, и вычеркнет рыжего мафиози из своей жизни. Но, если бы он врал ему, разве тело не должен прошибать ток, заставляя закусывать от уже невыносимой боли губу?
— Чу, ты что, плачешь? — неподдельное удивление в голосе и Осаму притягивает Накахару к себе близко-близко, крепко обнимая. Кажется у него не получилось сдержать эмоций, вот чёрт!
Рыжик только и может, что уткнуться ему в ключицу и громко, уже не скрываясь, всхлипнуть, содрогаясь в тёплых, согревающих объятиях. О Боже, ему так давно не было просто
тепло, с этим даже алкоголь разной крепости не справлялся, но сейчас… Нет, это просто не может быть реальностью, просто сон! Очередной сон…
— Так хорошо… — очередной всхлип и Чуя пытается прижаться ещё ближе, чтобы ощутить это забытое тепло каждой клеточкой своего замёрзшего тела и убедить себя, что даже во сне он не чувствовал такого тепла. — Так тепло рядом с тобой, Осаму…
— Разве это так плохо? — шёпот в самое ухо, заставляющий большие глыбы льда продолжать откалываться и таять, медленно растапливая сердце рыжего Исполнителя.
— Но, ты ведь снова исчезнешь, как только я доверюсь тебе, так же, как в прошлый раз!
— Боже, Чуя, посмотри на меня. — совсем не приказной тон, но Накахара бы просто не смог не выполнить просьбу.
Он немного отстраняется, совсем чуть-чуть, словно боясь, что оттолкнут или что это прекрасная иллюзия раствориться, и поднимает взгляд. В его прекрасных голубых глазах всё ещё стоят горькие слёзы страха. Момент, когда его губ тошнотворно нежно касаются чужие, обветренные, он безбожно пропускает, как и момент, когда чужой язык начинает хозяйничать в его рту, даря истинное наслаждение. Искорки бегут по позвоночнику, заставляя резко выдохнуть в поцелуй, но это не то, это не ложь. Тогда не уж-то это…
— Ну что, все ещё думаешь, что я издеваюсь над тобой и обманываю, глядя в глаза?
Ответом послужил новый, туманящий рассудок, и заставляющий сердце часто биться, чуть ли не вырываясь из груди, поцелуй. Настоящий, впервые не лживый за последние годы. У них обоих.
***
Прогноз Дазая сбылся. Следующим утром и правда было сыро, и с моря действительно дул промозглый ветер, пробирающий до костей всех тех, кто спешил в это время на работу или учёбу, всё-таки середина ноября, как никак. (пора бы утепляться этим двоим, а то ещё простудятся не дай бог) Но сейчас, Чуе, мирно сопящему в кольце забинтованных рук, уткнувшись аккуратным носиком в просвет между бинтами на шее парня, было по-настоящему тепло, впервые за долгие годы. И Дазаю, прижимающему любимую, растрёпанную рыжую истеричку к себе так, что сразу становится понятно — никогда больше не отпустит, тоже совсем не было зябко, несмотря на отброшенное в сторону тёплое одеяло и отсутствующие носки. И пусть на сенсорном дисплее в кухне горят яркие красные цифры: «12:37», и телефоны обоих разрываются от сообщений беспокоящихся коллег с друзьями и разозлённого их отсутствием начальства. Разве важна такая мелочь сейчас? Когда им просто тепло в объятиях своей родственной души, а тело не прошибают электрические разряды ложных признаний.
***
Резкая головная боль разбудила Накахару, заставив болезненно простонать. Чёртово похмелье, как же он его ненавидит! Все его попытки сесть были пресечены наглой Скумбрией, тоже проснувшейся от копошения под боком.
— Спи, алкоголик, — притягивая парня ближе, сказал Осаму, прикрывая глаза.
— Не могу, голова раскалывается, да и Мори меня наверное убьёт. Где мой мобильный?
— В брюках посмотри, они на кресле должны быть. На кухне, на микроволновке стоит баночка с таблетками от головной. Воду сам найдёшь, я надеюсь? — а вот и привычные Дазаевские подколки. Никогда никому не признается рыжий эспер, что жутко скучал по ним.
— Найду, — поднявшись и выудив из кармана брюк почти севший телефон, Чуя ужаснулся. — Ну всё, пиздец мне, шесть пропущенных от Мори, и двадцать три от сестрицы.
Дазай тактично предпочёл промолчать, показательно отворачиваясь и, перевернувшись на другой бок, натянул одеяло до подбородка. Вот тут ему снова стало зябко.
Чуя, вернувшийся всего через пару минут, на удивление всё ещё в одних боксерах, откинул телефон в неизвестном направлении и забрался к Осаму под одеялко, обнимая его со спины своими тонкими, хрупкими на первый взгляд руками.
— Чего это ты? — удивился детектив, но миниатюрные ладони накрыл своими, более крупными и откидывая голову со спутанными кудряшками на чужое плечо.
— Ну ты же сам сказал: «Спи, алкоголик», вот я и вернулся.
