Спокойнее

— Успокойся.       Резкое, как приказ, слово скользит по ее бедру, горячим дыханием и влажными губами, от чего ее руки сводит, и пальцы поджимаются сами собой. Ее глаза открыты и сосредоточены исключительно на человеке у нее между ног.       Москва ей сам это предложил, а ей с чего бы отказываться. Но, честно говоря, никто никогда не делал ей так хорошо, как сейчас, дразня, прижимая ровно в меру… и жестоко отнимая свой умелый грешный язык. Его руки крепко удерживают ее на месте за бедра, она скулит, не в силах увильнуть, не в силах сопротивляться.       Его голос делается все сильнее с каждым слогом, пробирающимся сквозь ее раскрытую скользкую плоть, и по спине пробегает дрожь, и она сейчас просто… — Омск, успокойся.       Она стискивает зубы и, наконец, смотрит вниз, в гневе… а не стоило бы. Она бы смогла сопротивляться, устояла бы, но не теперь, когда у нее есть картинка, убедительное доказательство — Москва между ее бедер и он все еще пытается контролировать… — О, Москва, пожалуйста, заткнись, — она толкает бедра вниз, чтобы именно это и сделать, заставить его замолчать. И застает его врасплох, все протесты тонут между ее бедер.       Но менее чем через секунду он уже отвечает, его рот, наконец, начинает действовать, как следовало. Больше нет слов, только сильный влажный язык.       На воодушевляющие стоны, с которыми она встречает эти сладкие, проникающие толчки, он, точно эхо, не отрываясь, отвечает своими; вибрирующие глубоко внутри, они заставляют ее трепетать. Ладони москвича стиснуты на ее пояснице, притягивая к себе, направляя.       Когда возбуждение медленно нарастает, она экстатически отбрасывает голову назад, и начинает задыхаться в потоке похвалы в адрес столичного парня.       Но ей все еще не достаточно, почти, так близко, но… Своими пальцами она вплетается, вгрызается в его руки, отдирая их от себя и заводя ему за голову. Новое положение позволяет ей двигаться и контролировать происходящее, и она изгибается и подается бедрами вперед, чтобы Москва, хрипло постанывая, мог утонуть в ней, еще глубже, до самого дна.       Его всегда аккуратно уложенные волосы вспотели и растрепались во время его трудов, а кончики неудобно покалывают внутренние стороны ее бедер. Это резкое напоминание только подводит ее ближе, заставляет еще сильнее раскачиваться и впиваться ногтями в его запястья… и вот оно. — Москва! — ее дыхание сбивается, застревает в напряженном горле, когда она кончает. Мышцы Омск все еще напряжены, пока она наслаждается оргазмом, и все судороги ее бедер достаются Москве. Он вылизывает ее, не прекращая, пока она не расслабляется, разметав руки по кровати и наконец отцепившись от него.       Омск хнычет, размякшая, а он нежно укладывает ее к себе на грудь, и она чувствует его все еще бурное дыхание и молотом колотящееся сердце. — Ну что ж, — начинает он запыхавшись, — Это было намного лучше чем я ожидал. — Это такой милый способ предложить повторить? — А ты откажешься?       Омск мычит, уткнувшись носом в его теперь уже испорченную футболку: — Абсолютно не буду против.