Невесомый

Каждому, кто спросит, Йен всегда будет отвечать, что вина за его нынешнее положение лежит твердо и неоспоримо на Фрэнке Галлагере. Этот человек, практически его отец, поспособствовал этой ситуации, хоть и непреднамеренно, и в большинстве случаев любое деяние Фрэнка приносит несчастье всем в радиусе десяти кварталов. Однако Йен готов признаться любому, кто поинтересуется, что на этот раз действия Фрэнка, хоть и непреднамеренные, стали лучшим, что когда-либо случалось с Йеном. Ха. Не многие люди могут такое сказать, верно? Все началось, когда Йену было 18 и жил он со своей семьей в доме Галлагеров. Лип учился в колледже, дома бывал редко, но время от времени все же появлялся. Фиона была Фионой … всегда готовой заступиться и стать супергероем, но в то же время легко отвлекалась на токсичные отношения длиною в месяц. Дебби и Карл все еще учились в школе, испытывая терпение каждого своим переходным возрастом. Лиам был единственным последовательным членом этой семьи. Поел. Поспал. Поиграл с игрушками. Казалось, с таким разнообразием в доме Йен уже должен был получить степень по психологии. Однако у него не было диплома по психологии, и ему приходилось довольствоваться старым добрым терпением и пониманием. Этого у него было в избытке для братьев и сестер, но вот для отца хватало едва ли. Поэтому, когда Карл пришел к нему в панике, рассказывая о том, что Фрэнк в больнице, Йену это не показалось чем-то столь важным. — Да у него же печень взорвалась! — драматично воскликнул Карл, когда Йен, по его мнению, слишком медленно одевался. — Тебя это шокирует? — Йен насмешливо фыркнул. — Меня — нет. — Йееен, — заныл Карл. — Отвези меня в больницу. — Да ладно! — огрызнулся Йен и натянул одну из забытых толстовок Липа. — Пошли. И вот тогда-то все и произошло. Пока Фрэнк находился в операционной вот уже девятый час, его внутренности восстанавливали и перестраивали, Йен сидел на жестком пластиковом стуле в приемной, читая плакат на противоположной стене, стараясь отвлечься от споров между братьями и сестрами. Он девять часов разглядывал один и тот же плакат. Даже сейчас, спустя доброе десятилетие, он его помнил — настолько это отпечаталось в его памяти. Пересадка Почки Живого Донора. Факты и вымысел. Плюсы и минусы. Возможность спасти жизнь и гарантировано зарезервировать место за райскими вратами. Ну хорошо. Там было написано не совсем так. Но намекали то на это, а кто ж не хочет быть героем? Йен закрыл глаза и все еще видел карикатурное изображение почки на внутренней стороне век. Голос Карла становился все громче, когда он кричал Дебби о том, что будет присматривать за Фрэнком, когда тот вернется домой. Это убивало Йена. Этот человек причинил столько боли, страданий и вреда своим близким и родным; а они по-прежнему спорят друг с другом о том, кто будет о нем заботиться. Йен презирал Фрэнка больше, чем кого-либо или что-либо в своей жизни. Не взирая на массовый геноцид, Йен твердо верил, что предпочел бы провести часок в обществе Гитлера. Но его брат и сестра все еще были влюблены в идею стать семьей, что буквально дрались друг с другом за привилегию подтирать задницу Фрэнку. В каком же, сука, мире они живут? Так что вот. Восемнадцатилетний Йен, который знал все о живом донорстве почек, вырос. Он повзрослел на пять лет и стал врачом скорой помощи в самом дерьмовом районе Чикаго, задаваясь вопросом, как же ему изменить мир к лучшему. Он подбирал наркоманов и давал им «Налоксон». Он помогал пьяным водителям, которые не знали разницы между выездной полосой и бетонным ограждением. Он забинтовывал детей и раздавал леденцы, когда их попытки стать бесстрашными исследователями приводили к тому, что они падали с деревьев. Его работа была разнообразной и интересной, но он все еще не был уверен, что этого достаточно. Добавим сюда Фрэнка Галлагера, чтобы еще разок поднасрать в его жизнь. — Йен, мне нужно, чтобы ты завтра отвез Фрэнка на диализ, — заявила Фиона, роясь в холодильнике в поисках чего-нибудь, что можно приготовить на ужин. — Ни за что! — упёрся Йен. — У меня всего один выходной в неделю. Я не собираюсь проводить его с ним! — Твоя очередь. Я делала это каждую неделю с тех пор, как его почки с печенью чуть не свели его в могилу! Ты что хочешь, макароны с сыром или спагетти? Йен с отвращением скривил губы. — Ничего. Мне уже пора. Злой он выскочил из дома, прекрасно зная, что его сестра добьется своего. Всегда добивалась. Фрэнк был бы самым счастливым человеком в мире, если бы почечная недостаточность все же прикончила его, решил Йен. Это было бы гораздо менее болезненно, чем то жестокое избиение, которое Йен представляет себе вот уже некоторое время. Как только он начнет, как только первый удар будет нанесен, Йен уже не сможет остановиться. Он будет продолжать до тех пор, пока Фрэнк не превратится в кровавое месиво, а он не засядет на следующие 25 лет за решетку. Таков масштаб его ненависти, и Йена дико раздражало то, что он был вынужден испытывать это чувство в единственный день недели, который должен был быть предоставлен ему одному. — Вы, молодёжь, просто не понимаете этого. Правительство хочет, чтобы мы так думали, а где же правда? Да в миллионе миль от нас. Возьмем, к примеру, мой диализ. Фармацевтические гиганты до сих пор не разработали лекарство для нас? Ну конечно же, разработали! Но дадут ли они его таким парням, как я? Разумеется, нет! Они предпочли видеть, как мы тащимся сюда каждую неделю и подключаемся к машине, чтобы они могли смотреть, как мы страдаем… чтобы унизить нас… — бубнеш Фрэнка выбесил Йена до такой степени, что он, не выдержав, нажал по тормозам машины. Фрэнк наклонился вперед, выставляя руки и упираясь ими в приборную панель, чтобы не удариться. — Эй! — Хватит, Фрэнк! Завали ебальник! У меня нет никакого интереса быть твоей нянькой сегодня, так что заткнись и дай мне пройти через это без записи об убийстве в моем уголовном досье! — взревел Йен, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев. Фрэнк ошеломленно молчал, пока через несколько минут они не въехали на стоянку у клиники. — Господи. Какая хрень к тебе в задницу заползла и там яйца отложила? Йен закатил глаза к небу. — Вылезай из машины, Фрэнк. После того, как они оказались в клинике, ситуация не слишком улучшилась. Фрэнк, очевидно, имел свое мнение обо всех сотрудниках и пациентах и не возражал делиться им с Йеном, который в свою очередь хотел, чтобы земля разверзлась и поглотила его целиком, когда Фрэнк начал флиртовать с медсестрой, которая была примерно того же возраста, что и Йен. Отделение диализа было довольно мрачным местом. Кресла были выстроены вдоль стены всей комнаты, а рядом с ними — капельницы. Пациентам не позволялось уединяться, и это заставляло Йена съеживаться. Судя по его опыту работы, большинство людей, когда они болеют, хотят спрятаться от мира, пока им не станет лучше. Эти люди были выставлены на всеобщее обозрение. Йен сидел на стуле напротив Фрэнка и листал журнал, демонстративно игнорируя его, пока тот был подключен к аппарату. Время от времени в палату входил новый пациент и садился; Йен едва поднимал глаза. Но когда время Фрэнка почти вышло, дверь снова открылась, и в комнату, шаркая ногами, вошел молодой человек. Он был невысоким, худощавым, а его черные волосы были коротко подстриженными по бокам и длинными на макушке. Его кожа была такой бледной, что голубые глаза, обрамлённые темными кругами, казались огромными на запавшем лице. Он выглядел невероятно измученным. Йен проследил за ним взглядом до единственного свободного места, которое было справа от Фрэнка. Йен смотрел, как парень тяжело опустился в кресло и с трудом снял куртку, тяжело дыша. — Тебе помочь? — немедленно предложил Йен, его обучение на медика скорой помощи вышло на арену. Бледное лицо мужчины исказила гримаса недовольства. — Нет. Не нужна мне, блядь, твоя помощь. — Ладно, — выпалил Йен. — Извини, что спросил. Фрэнк склонил голову набок и самодовольно улыбнулся вновь прибывшему. — Еще раз привет. — Отвали и сдохни. — Пока что планирую поговорить со своим соседом! Я просто старался быть вежливым…я как раз собирался познакомить тебя с моим сыном… — Фрэнк. Оставь его. Представь себе, не каждому жизненно необходимо иметь дело с Галлагерами, — предупредил Йен и вернулся к своему журналу. Он пробежал глазами страницу и незаметно перевел взгляд на новичка, чтобы оценить его реакцию. Парень все еще задыхался, но уже сидел в кресле, сняв куртку и держа готовую руку для начала диализа. — Спасибо, — пробормотал он, заставив Йена удивленно приподнять брови. — Без проблем. Он болтливый ублюдок, который не знает, когда нужно заткнуться, — Йен пожал плечами. — Это наследственное? Йен фыркнул от смеха и снова пожал плечами. — Ну, не знаю. В любом случае, он не мой настоящий отец, так что это не чистый образец. Они оба посмотрели на Фрэнка и обнаружили, что тот уже отвернулся к другому соседу, начав оживленный разговор о стоимости прописанных обезболивающих в эти дни. Йен хотел напомнить, что они не были бы такими дорогими, если бы вы принимал дозу, рекомендованную врачом, а не Фрэнком Галлагером. Он снова перевел взгляд на молодого парня и обнаружил, что тот, прикрыв глаза, неглубоко дышит. — Ты точно в порядке? Голубые глаза напротив распахнулись. — Кроме поздней стадии почечной недостаточности? Йен рассмеялся и потер рукой лоб. — Тупой вопрос. Прости. Кстати, меня Йен зовут. — Микки, — ответил темноволосый мужчина. — И я ненавижу иглы. Тошнит от них. — Оу, — одними губами произнес Йен. — Для человека, находящегося на диализе, это полный отстой. — Самую малость, — Микки закатил глаза. — Но не так сильно боишься татуировок, а? — Йен ухмыльнулся и указал на костяшки пальцев Микки. Выцветшие черные буквы «FUCK» красовались на одной руке, а «U-UP» — на другой. Йен заметил легкий румянец на лице Микки. — В детстве ты делаешь глупости, пытаясь произвести впечатление на своих братьев. Йен тихо рассмеялся. — Эй. Здесь нет никакого осуждения. Я сделал орла с винтовкой, когда мне было шестнадцать, потому что был убежден, что пойду в армию и стану ещё одним Джоном блядским Рэмбо. Микки едва заметно улыбнулся, и Йен понял, насколько тяжело ему это далось. Он снова уставился в свой журнал — и Господи Иисусе, как долго может длиться одна статья об обновлении старой книжной полки — в то время как Микки смотрел куда угодно, но только не на трубку в своей руке. Инстинкты Йена сработали вновь, и он, закрыв журнал, наклонился вперед, упираясь локтями в колени. — Тебе легче с кем-то разговаривать или ты предпочитаешь молчать? — тихо спросил он. Микки устало посмотрел на него. — Эм, я не знаю. Раньше здесь никто со мной не разговаривал. Сердце Йена болезненно сжалось в груди. — А как же твоя семья? Родители? Микки мрачно ухмыльнулся. — Не тот случай. Моя сестра — единственный человек, который знает об этом, и она живет в Сент-Луисе. Она не может быть здесь со мной три раза в неделю. — Оу. Ладно. — Йен оставил эту тему. — Сегодня я здесь. Давай попробуем это сделать? Микки сердито посмотрел на Йена. —  Нравится лезть в чужие дела, значит. — Нет! — рявкнул Йен. — Я помочь хочу. — Я тебе уже говорил. Мне не нужна помощь, я не хочу, чтобы мне помогали. Особенно ты. — И что это значит? — Йен скрестил руки на груди. — Это значит, что мне и так херово торчать в этом кресле с льющейся кровью из моей руки, чтобы ещё кто-то с гребаным комплексом бога сидел и смотрел на меня так, будто мой щенок только что сгорел в пожаре! Оставь меня в покое, блядь. — Отлично! Йен вскочил на ноги и повернулся к двери. — Ты куда? Ты не можешь оставить меня здесь! — крикнул ему Фрэнк. Йен резко обернулся и, прищурившись, посмотрел на Микки. — Подышу пойду. Уже подташнивает от этого места. Покидая клинику, Йен пропустил следующую часть галлагеровского жизненного опыта, которым Фрэнк поделился с Микки. — Знаешь, если бы он был моим ребенком, то не превратился бы сейчас в сказочную принцессу. О нет. Это все генетика Клейтона. Может, мы и братья, но у него всегда была склонность к драматизму, будто всем не плевать на это. Само собой, Йен это перенял. Он пошёл даже дальше старого доброго Клейтона и буквально спит с другими мужиками. И не пойми меня неправильно. То, что он гей, для меня не проблема. Определенно нет. Но разве они всегда должны быть такими драматичными? Микки уставился на Фрэнка, опустив подбородок на грудь, а тот продолжал разглагольствовать о рыжике, который отказался от своего выходного, чтобы отвезти его в клинику. Он смотрел, как мужчина произносит свою обличительную речь о театральных геях, размахивая руками, словно мух отгоняя. Этот парень был просто невероятен. Просто, блядь, невероятен. Именно неверие мешало Микки принять по-настоящему ценную информацию в этой тираде: пряничек был геем. Это просто находка. Как часто Микки вообще встречал другого гея, не говоря уже о том, что он был так чертовски великолепен, когда злился, что заставлял член Микки реагировать прямо посреди его лечения. Член Микки в принципе ушел в отставку с тех пор, как его состояние ухудшилось. То, что он хоть чуть-чуть дернулся, давало Микки надежду, что еще не все потеряно, и отчасти все зависит от Йена. «Господи Иисусе», — подумал Микки, наблюдая за тем, как шевелятся губы Фрэнка, но не слыша ни слова. Он действительно надеялся, что не спугнул Йена навсегда. Йен и вправду вернулся в клинику. Фрэнк как раз заканчивал, а Микки дремал в своем кресле. Сердце Йена снова странно сжалось в груди, и он не мог понять, было ли это потому, что сейчас Микки явно испытывал сильный дискомфорт, или потому, что его привлек этот молодой человек. Казалось неуместным влюбляться в этого парня, когда тот пришел в клинику, чтобы получить лечение, но, по крайней мере, самому себе Йен мог признаться. Микки был чертовски очарователен. Прекрасные голубые глаза, которые так и сверкали. Кривая ухмылка, демонстрирующая ямочки на щеках, в которые Йен хотел бы вонзить зубы. Но он был раздражающим засранцем, от которого Йену, вероятно, стоило держаться подальше, если избежать обвинения в убийстве все еще было в приоритете. — О, круто. Ты вернулся. Не мог бы ты убрать отсюда этого болтливого мудака, пожалуйста? И убедись, что он помылся, прежде чем ты вернёшь его снова! — огрызнулся Микки, заметив, что Йен задумчиво смотрит на него. — Мы больше двадцати лет пытались заставить его принять ванну, но потом пришли к выводу, что это бесполезно. Вместо этого мы фокусируемся на чем-то более реалистичном. Это как с простудой, — выстрелил в ответ Йен и сложил руки на груди, почти призывая Микки огрызнуться на него. Брюнет снова удивил его, откинув голову назад и громко рассмеявшись. — Ты опять будешь нянчиться с этим засранцем на следующей неделе? — тихо спросил Микки, когда Фрэнк отвлекся на медсестру, снимающую с него капельницу. Йен приподнял бровь. — А что? Найдешь другую клинику, если скажу «да»? — Твою мать. Этот мудак прав. Ты просто гребаная принцесса драмы, — Микки ухмыльнулся. — Пошёл ты, — Йен ухмыльнулся в ответ. Фрэнк зашаркал рядом с Йеном и натянул на голову свою отвратительную шапку. — Пошли отсюда. Я еще могу успеть на счастливый час в Алиби. Йен прикусил губу, чтобы не расхохотаться вслух, когда увидел, как Микки бормочет «мудак» за спиной Фрэнка. — Увидимся на следующей неделе, пряник. — Как скажешь, — Йен отмахнулся от Микки с ухмылкой на лице. Когда наступила следующая неделя, никто так не удивился, как Фиона, когда Йен предложил сводить Фрэнка на диализ. — А что случилось с тем, что ты не хочешь проводить с ним свой единственный выходной? — она подозрительно фыркнула. Йен спрятал голову в холодильник, чтобы Фиона не заметила, как он покраснел. — Просто пытаюсь тебе помочь, вот и все. — Фигня. Что изменилось? — Ну вези сама тогда! Я всего лишь делал тебе одолжение! — Йен громко фыркнул и захлопнул дверцу холодильника. — Э нет. Ты сам предложил. Теперь эта работа — твоя, — фыркнула Фиона. — Ты можешь уложить Лиама в постель? Я встречаюсь с Ви. — Конечно. Почему нет? — Йен по-детски высунул язык. — Итак, — начал разговор Йен еще до того, как Микки успел снять куртку. — Как же такой славный парень, как ты, оказался в такой дерьмовой дыре? Микки на мгновение уставился на Йена. Он никак не мог взять в толк, почему рыжик сидит в специально отведенном для его посетителей кресле, когда Фрэнк находится на другом конце комнаты, далеко от них двоих. — Ты пропустил ту часть, где я сказал, что у меня поздняя стадия почечной недостаточности, да? — наконец сказал Микки. — Нет. Это я уловил. Мне просто интересно, как это случилось. Например, Фрэнк здесь потому, что он провел большую часть пятидесяти лет под кайфом, вкидываясь всеми доступными ему наркотиками. Но ты кажешься немного более адекватным, — Йен постучал ногой по линолеуму пола. — Не уверен насчет адекватности, но да, моя история гораздо менее интересна. Диабет. Диагноз мне поставили только в пятнадцать, но врачи считают, что он был у меня в течение многих лет, пока я не сдал анализы. К тому времени мои почки были уже испорчены. Они больше не фильтруют дерьмо. Диализ поддерживает меня, но мне действительно нужна пересадка в ближайшее время. Йен навострил уши. — Ого. Настолько плохо? Выражение лица Микки потемнело, но он сумел подавить желание огрызнуться на Йена за его грубость. Это была его жизнь, и Йену не нужно было объяснять ему очевидное. — Одна работает примерно на 40%, и это нормально, но другая — на 15-20%, и это уже херово, — Микки пожал плечами. — Мне жаль, чувак, — пробормотал Йен. Его искренность заставила Микки замолчать и задуматься. Может быть, этот странно прямолинейный и туповатый парень не так плох, как ему показалось вначале. — Значит, твой отец на самом деле твой дядя, а твой дядя на самом деле твой отец? — выпалил Микки, чтобы сменить тему разговора. Йен весело рассмеялся. — Фрэнк рассказал тебе всю жалкую историю моей жизни, да? Да уж… у моей мамы был роман с его братом. И Фрэнк не пропускал ни одного дня, чтобы не напомнить мне об этом. — А еще он назвал тебя сказочной принцессой. Йен пренебрежительно махнул рукой. — Пф. Забей. Обычно он называет меня безразличным другом Дороти, что, если вдуматься, является двойным оскорблением, потому что мне пришлось посмотреть, что означает слово безразличный. Он умудрился заставить меня чувствовать себя тупым как камень, а также назвал геем. Микки тихонько рассмеялся в кулак. — А ты такой? — Тупой, как камень? Надеюсь, что нет. Я готовлюсь стать фельдшером, так что это плохо кончится. Микки очаровательно покраснел. — Нет. Гей. Глаза Йена слегка сузились. — А что, если это так? Их прервала медсестра, проверявшая исправность гемодиализатора. К тому времени, как она снова оставила их наедине, миг прошел, и Микки снова хмуро посмотрел на Йена. — Никто из твоей семьи не подходит тебе? — тихо спросил Йен, ожидая шквала оскорблений, который, как он подозревал, должен был последовать. Микки молчал, и Йен мягко улыбнулся ему. — Нет, — почти прошептал Микки. — Моя сестра не подходит. И никто из моих братьев тоже. Только мой отец. — Оу. Хорошо, — Йен наклонился ближе к Микки. — Это уже что-то, верно? Глаза Микки закрылись, и он облизал губы. — Нет. Мой отец не дал бы мне почку, даже если бы у него их было 100 штук, просто занимающих место в гараже. Йен был ошеломлен. Он ненавидел Фрэнка с такой страстью, какой не испытывал ни к одному другому человеку, но даже его проверили на возможное совпадение (он не подходил, только Лиам совпадал, но сейчас он слишком мал. Повезло же.) — Что? Как…? — он запнулся, и эта мрачная ухмылка, появившаяся на губах Микки ужасала настолько, что Йен даже смотреть на нее не мог. Не открывая глаз, он покачал головой. — Скажем так… способ моего отца называть меня геем состоял в том, чтобы хлестать меня пистолетом и швырять вниз по бетонным ступеням. Прозвище «друг Дороти» было бы для меня мечтой. Рот Йена издал громкий свистящий звук, когда он открылся. — Подожди. Ты гей? Микки горько рассмеялся. — Раньше был. Теперь я ничто. Просто жду, когда все это закончится. — Не говори так. — Почему нет? — ответил Микки. — Ты ни хрена не знаешь о моей жизни. Ты просто не поймёшь. Почему ты вообще здесь? Ты один из тех добросердечных, верно? Те, которые делают вид, что они здесь, чтобы помочь. Плечо, на котором можно поплакать. Но, на самом деле, ты хочешь, почувствовать себя хорошо из-за того, что немного поболтал с бедными неудачниками, которые приходят сюда неделю за неделей, пока не умрут, потому что кто, блядь, может позволить себе новые органы? Уходи отсюда, Йен. Возвращайся к получению удовольствия от спасения жизней в своей машине скорой помощи и оставь меня в покое. Йен просто откинулся назад и позволил Микки высказываться так громко, как ему хотелось. Йен совсем недавно заметил, что Микки теряет самообладание, когда хочет избежать разговора. В данном случае Йен видел страх, затаившийся в глазах Микки. Он не хотел умирать. Он боялся умереть. Йен слишком часто видел этот взгляд за те два года, что был врачом скорой помощи. Он также знал, что если не отреагирует на это, то есть шанс, что Микки перейдёт на другую сторону и вернется к своему обычному, почти дружелюбному, состоянию. С широкой улыбкой, осветившей его бледное веснушчатое лицо, Йен поднялся на ноги. — Рад был повидаться с тобой, Мик. Увидимся на следующей неделе. У Микки не было возможности ответить. Йен уже пересек комнату и опустился на стул рядом с Фрэнком, прежде чем тот успел даже сформулировать предложение. Перед следующим сеансом все своё свободное время Йен проводил, исследуя почечную недостаточность. Все, начиная от последствий диабета и заканчивая стадиями отказа и мерами, которые необходимо предпринять. Судя по тому, что Йен мог уловить из небольшого количества подробностей, которыми поделился Микки, его положение было не очень хорошим. Без донора он был во власти диализа, и Йен знал, что это длительный и дорогостоящий процесс, независящий от твоего страхового статуса. Он ничего не знал о Микки, но при одной мысли о том, что с ним может что-то случиться, его сердце разрывалось. Добравшись до клиники, он усадил Фрэнка и направился туда, где Микки уже подключился к аппарату и заканчивал сеанс. — Господи. И где ж я так напортачил? — Что? — Йен нахмурился. — В своей прошлой жизни. Что я такого плохого сделал, что мне приходится терпеть этот ад? Йен усмехнулся и развел руками. — Вероятно, ты был очень плохим мальчиком. Глаза Микки затрепетали и закрылись, он ощущал смесь усталости и смущения от того, что его член вновь отреагировал на смутно пошлый намек Йена. Прошла целая жизнь с тех пор, как у него хватало сил даже на то, чтобы подрочить. Человеческий контакт был лишь далёким воспоминанием. — Чего ты хочешь? Йен беззаботно улыбнулся и передал Микки пачку «Jolly Ranchers». — Когда выбор между тобой и Фрэнком? — Да пофиг. Так что нового? Брови Йена поползли вверх, но он не стал акцентировать на этом внимание. — Ничего особенного. На этой неделе у меня была ночная смена, так что я совсем выбился из графика сна. — Много работаешь по ночам? Йен ухмыльнулся Микки. — Осторожней. Прозвучало так, будто ты интересуешься моей жизнью. Микки обвиняюще ткнул пальцем в ухмыляющееся лицо Йена. — Ты здесь почти… почти… не при чем. — И что прикажешь ответить на это? Ты такой милый, когда злишься. На этот раз румянец Микки не удалось скрыть. — Заткнись, черт возьми. — Не-а, — Йен отрицательно покачал головой. — И ты меня не заставишь. Микки тяжело вздохнул, его энергия уже пошла на убыль. Оживленные разговоры, казалось, добавились к списку непосильных для него занятий, также как эрекция и хождение из кухни в ванную без отдышки. — Тебе нужно отдохнуть? — Йен понизил голос. — Я в порядке. — Окей, — согласился Йен, стараясь говорить тише. — Так вот, я работаю по четыре недели подряд. Четыре недели 12-часовых ночных смен, за которыми следуют четыре недели 12-часовых дневных смен. Это помогает иметь несколько недель одной и той же рутины, иначе ты никогда не привыкнешь, и это будет очень выматывать. Я работаю по меньшей мере четыре смены в неделю, но обычно беру ещё, чтобы заработать немного дополнительных денег. Я хочу переехать как можно скорее. Жизнь с моей гребаной сумасшедшей семейкой сводит с ума. Теперь у меня есть приличная работа и некоторые перспективы; хочу получить свое собственное место. Что-то своё… — Йен на секунду остановился и улыбнулся. Микки заснул с приоткрытым ртом. Это была самая красивая вещь, которую Йен когда-либо видел. — … может быть, ты сможешь навестить меня, если я скоро перееду. Мы можем есть пиццу и смотреть фильмы с Ван Даммом. Знаю, ты фанат Ван Дамма. Я уверен. Наверное, и Сигала тоже… Йен продолжал болтать со спящим мужчиной, радуясь, что тот немного отдохнул. — Ладно, Галлагер. Я тебя раскусил. У тебя нет ни друзей, ни личной жизни, — насмешливо произнёс Микки, когда шесть недель спустя Йен неторопливо вошел в клинику. Фрэнк закончил лечение двумя неделями раньше, но Йен продолжал навещать Микки. Йен поднял руки вверх. — Я рано ушёл с работы и решил заскочить к тебе. — Это ты говорил на прошлой неделе. — Господи. А может ты будешь хоть немного благодарен тому, кто хочет навещать твою вечно ноющую задницу! — пошутил Йен и бросил еженедельный пакетик конфет в Микки, который поймал его одной рукой. — Как ты узнал? — Микки прищурился. — Узнал что? — Что это мои любимые? — он поднял пакет с маленькими конфетами «Snickers». Йен наклонил голову и нахмурился. — Откуда мне знать? Я прихватил их на заправке, когда был на работе. Микки улыбнулся самому себе и разорвал пакет. — Я должен поддерживать сбалансированную и здоровую диету. Но, черт возьми, я не собираюсь делиться этими маленькими штучками. Йен весело рассмеялся и откинулся на спинку сиденья. — Ну, как прошла твоя неделя? Микки даже не колебался, начиная рассказывать разные истории о том, чем он занимался на этой неделе. Честно говоря, это было немного, но, по крайней мере, он больше не притворялся, что Йен был просто обузой. И если быть предельно честным, то теперь Микки жил ради этих сеансов. Его жизнь дома была замкнутой и одинокой. У него не было сил общаться с друзьями, которых он и не заводил. Его братьев никогда не было поблизости; они либо окучивали девчонок, либо мотали срок в тюряге. Мэнди звонила каждый день, и они довольно часто созванивались по FaceTime, но она была за много миль от него. Когда Йен был рядом, ему казалось, что он может отбросить все эти мысли куда подальше, чувствуя себя нормальным. Микки иногда беспокоился, что изоляция убьет его раньше, чем почечная недостаточность. Чаще всего он засыпал прямо посреди разговора с Йеном, но по мере того, как проходили недели, он все больше узнавал об этом рыжике с добрым сердцем. — Давай поиграем в одну игру, — заявил Йен. Микки устало нахмурился, но все же кивнул. — Я думаю, у них там на полке есть Скрэббл или что-то в этом роде… Улыбка Йена заставила Микки пристально посмотреть на него. — Не в такую игру. Я хочу узнать тебя поближе. Давай сыграем в 20 вопросов. Микки выдохнул. — Почему ты думаешь, что я хочу отвечать на глупые вопросы? — Потому что ты хочешь сделать меня счастливым, — просто ответил Йен и поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. — Я начинаю. Каков будет твой ужин в камере смертников? — Мой что? — Ну обед, который ты хотел бы съесть, если бы это была последняя еда в твоей жизни. — А ты не мог придумать лучшего способа задать такой вопрос умирающему парню, а? — Микки прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать смех, особенно когда лицо Йена исказилось в гримасе. — О Боже! Прости меня! Это было так чертовски глупо… — Расслабься, Рыжик. Я ж стебусь! — Микки разразился оглушительным смехом. — Это очень просто. Я бы хотел бифштекс. Такой, чтобы можно было услышать его мычание. Запечённую картошку. Сметану с зелёным луком. Овощи на гриле. Но только не эти дерьмовые зеленые бобы. Ненавижу их. А потом я бы хотел кусочек вишневого пирога и мороженое. Запить все это пивом. Черт. Я уже и забыл, какое пиво на вкус! Йен смотрел на мечтательное выражение лица Микки, пока тот дрейфовал в стране фантазий. Это даже лучше его спящего лица, а оно — самая красивая вещь, которую Йен когда-либо видел. Почти. — Это чертовски хороший выбор, Мик. — Ммхмм. Вишневый пирог в закусочной «Rosie’s Diner» — это просто рай. — Да ладно! Я обожаю это место! Именно там я попробовал свой первый « Рут Бир Флоат». — О, да! Это шикарно! Йен наклонился вперед, пока не оказался в нескольких дюймах от Микки. — Давай сходим. Парень выглядел неуверенно. — Что? — Завтра. Ты же чувствуешь себя лучше на этой неделе, правда? Вон Фрэнку уж точно лучше. Так что я заеду за тобой после работы, и мы поедем за пирогом, — Йен был очень доволен своей идеей. Микки слегка покраснел и покачал головой. — Не знаю, мужик… — Ну же, я угощаю. — Кажется, это похоже на свидание. Йен нахально ухмыльнулся. — Может быть, если ты этого хочешь. Микки сердито посмотрел на Йена. — Разве я выгляжу так, будто хожу на свидания? Усмешка Йена превратилась в искреннюю улыбку. — Я серьезно. Дай мне сводить тебя. Ты повеселишься, я обещаю. После еще одной минуты нерешительного раздумья Микки вздохнул. — Да хрен с ним. Все равно скоро умру. — Продолжишь так говорить, и я сам тебя убью, — с усмешкой парировал Йен. — А теперь я спать, — Микки демонстративно зажмурился, попытаясь скрыть улыбку за гримасой недовольства. Йен поднялся на ноги и наклонился, слегка прижавшись губами ко лбу Микки. — Заеду за тобой завтра. В шесть вечера. Микки не ответил, но Йен покинул клинику, зная, что на следующий день он будет ждать его. Йен совсем забыл, как хороши были пироги в «Rosie’s Diner». Он также забыл, что за все свои 23 года ни разу не был на свидании. За все эти годы он переспал с изрядной долей случайных парней, но никогда по-настоящему не встречался с парнем и не брал его с собой на свидание. Сидя в закусочной напротив Микки, он нервно постукивал пальцами по солонке. — Какого хрена? — прошипел Микки, останавливая его. — Да что с тобой? — Я нервничаю! — выпалил Йен. — Я никогда не делал этого раньше! — Чего не делал? Не ел на людях? — Не ходил на свидание, — признался Йен, и кончики его ушей покраснели. Глаза Микки расширились. — Серьезно? Потому что ты приглашаешь людей на свидания с такой уверенностью, будто делал это очень часто! Йен нервно хихикнул. — Понимаю. Притворяйся, пока не добьёшься своего, верно? Микки только покачал головой и сделал глоток содовой, пока Йен мысленно подбадривал себя. — Вчера ты задал мне только один вопрос. Осталось 19, — тихо сказал Микки, и Йен чуть не расцеловал его. Он позволил Йену выйти из его самопроизвольного нервного состояния. Йен тепло улыбнулся и наклонился ближе к Микки через стол. — Если бы ты мог побывать в любой точке мира, где бы это было? Микки подумал об этом и улыбнулся. — Если я отвечу, значит ли это, что меня завтра же отправят туда на следующее свидание? — Все зависит от того, где это, — Йен пожал плечами. — Если ты хочешь нырнуть с аквалангом у Золотого побережья, то нет. Если ты скажешь мне, что всегда мечтал побывать на военно-морском пирсе, тогда я посмотрю, что можно сделать, чтобы отпроситься с работы. — Серьезно? Йен снова пожал плечами. — Конечно. А почему нет? Микки скрестил руки на груди. — У меня такое чувство, что ты превращаешь игру в 20 вопросов в мой список желаний. — А он у тебя есть? — Не было, но сейчас кажется, будто есть. — Это не специально. Просто хочу порадовать тебя. — Я не понимаю, почему. Ты меня даже не знаешь. У тебя что, какой-то комплекс героя? Йен по-детски надул губы. — Это не комплекс героя, придурок. Ты мне нравишься. Честно говоря, для меня это такой же сюрприз, как и для тебя. С твоим прелестным нравом и всеобщим дружелюбием это не удивительно, верно? Микки разразился лающим смехом. — Ладно, крутой парень. Лондон. — Лондон? — Место, в котором я хочу побывать. Я смотрел один фильм много лет назад, и все действия разворачивались в Лондоне. Это выглядело круто. — А что это был за фильм? Микки возился вилкой в пироге, пока Йен не наклонился и не пощекотал его. — Скажи мне! — «Паддингтон»! Йен даже не смог рассмеяться, настолько он был потрясен. — С тем… — С тем сраным медведем, да. Проехали, блядь, — Микки нахмурился и ткнул вилкой в руку Йена. Йен широко улыбнулся. — Боже, это здорово. Мой брат обожает этот фильм! Я смотрел его с ним миллион раз. — Рад за тебя. — Конечно, моему брату одиннадцать… — Пошёл нахер. Пошел нахер отсюда и прямиком до Лондона, — Микки хмыкнул и ткнул в последний кусок пирога на своей тарелке. — Я просто прикалываюсь. Лондон выглядит потрясающе. Все такие… британцы. — Да ладно, блядь. — Я имею в виду, все вежливые и очаровательные. Они выстраиваются друг за другом в очереди. Это очень мило. Глаза Микки опустились от усталости, и Йен протянул руку, положив ее на руку Микки. — Тебе нужно домой? — Давай еще один вопрос, — Микки улыбнулся в ответ. — Какой-нибудь хороший. Йен кивнул. — Ладно… Что бы ты хотел сделать, но не можешь? Микки закрыл глаза, не в силах держать их открытыми. — Просто… быть. — Что это значит? — Я хочу быть в состоянии сделать то дерьмо, которое может сделать любой другой 25-летний чувак. Я хочу дойти до магазина, не чувствуя, что сейчас задохнусь. Хочу быть в состоянии принять душ, не чувствуя себя так, будто пробежал марафон. Хочу получить стояк и иметь силы подрочить, в конце концов. Я часто ходил в спортзал. Тягал гантели, и у меня были руки, чувак. Теперь же они, как ножки гребанного стула, — Микки умолк с горьким смешком. Йен улыбнулся и перевернул руку Микки в своей, проведя большим пальцем вниз по линии жизни на ладони Микки. — У тебя все еще есть руки. — Отвали. Это ветки какие-то, — Микки ухмыльнулся. — Ну, мне они чертовски нравятся. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а потом Микки снова заговорил. — Я просто хочу избавиться от этого. Тяжесть, давящая на меня. Это какая-то невидимая гребаная сила, которая толкает меня в землю, и я не знаю, как ее остановить. Йен чуть не заплакал. Он сжал руку Микки и посмотрел ему прямо в глаза. — Ты скоро поправишься. Тебе станет лучше, и ты сможешь дрочить 40 раз в день, если захочешь. А еще лучше, если ты позволишь мне подрочить тебе. А потом мы вместе пойдем в спортзал и вернем тебе руки. Микки фыркнул и покачал головой. — Такие парни, как я, никогда не живут долго и счастливо, Йен. Это мой предел. Мне будет все хуже и хуже, пока не станет совсем плохо. А потом я исчезну. И что же останется от твоей фантазии, которую ты придумал у себя в голове? Для тебя это тоже плохо кончится, если ты начнешь представлять меня своим парнем. Йен только грустно улыбнулся. — Я разберусь со всем, что встретится на пути. Но уходить я никуда не собираюсь. — Йен… Я не хочу показаться мудаком, особенно когда ты кричишь, что я лучший кусок пирога в Чикаго, но я и ты? Я не думаю, что это может сработать. — Тогда я просто покажу тебе. Микки отодвинул тарелку и откинулся на спинку стула, не сводя горящих глаз с Йена. — Только не говори, что я тебя не предупреждал. — Опасения должным образом отмечены и приняты к сведению, — Йен с усмешкой отдал честь.