три года назад
Сегодня в зале для тренировок очень холодно и, на самом деле, это не удивительно — сегодня на улицы Токио спустился снег. Он бывает у нас очень редко, раз в пару лет, так что если он начнёт идти — это уже подарок судьбы. Все сразу же прячутся по домам, потому что одеты не по погоде или же просто холодно, боятся промокнуть. Люди в это время отменяют все свои дела, а во всем городе объявляют выходной. Что насчёт меня, обожаю снег, наверное, даже чуточку больше, чем дождь. Он как… чистый лист, что-то новое, что-то неизведанное. Что-то настолько манящее и привлекающее, отчего хочется уйти в поле и раствориться, потеряться в белой стене, которую создают эти крохотные кристаллы воды, да так, чтобы никто не смог найти, ни одна живая душа. Слышать хруст под своими ногами, чувствовать холод на своих губах. Бежать в белую пустоту, а потом упасть в мягкий, и все же такой холодный и мокрый снег, сильно споткнувшись о какой-то торчащий из земли камень, и смотреть, как хлопья падают, опускаются на кожу, растворяясь на лице от тепла и от горячего дыхания, направленного в серое небо. К сожалению, это не то утро, когда я могу сделать хоть что-то из этого, напрочь забыв обо всех проблемах и всего навсего отдохнуть. В планах на сегодня было гулять по городу и наслаждаться холодом с DVRST в старых разваливающихся наушниках, а на деле мы имеем изнуряющую, убивающую тренировку, от которой у меня начинает кружится голова. Сколько часов я здесь нахожусь, даже не могу сказать, потому что потерял счёт времени окончательно. Не сутки и ладно. Не отключился, ну и черт с ним. Да и вообще, если я упаду в обморок, то плевать. Ничего ведь не случится, я ведь не умру? — Если ты будешь вкладывать на тренировке сто процентов своих возможностей, то какой результат ты получишь на операции? Скажи мне, Нагиса! Сенсей очень сильно загонял меня на тренировках, до отказа мышц и обмороков, ещё и синяки по всему телу впридачу. Сегодня — не исключение. Он сказал, что готовит меня к важной операции, от которой требуется максимум и даже больше от моих способностей. Сейчас я сижу на низкой деревянной скамье, сжимая в правой руке уже полностью мокрое полотенце, а в левой — наполовину опустошенную бутылку воды. Я дико устал, мои мышцы на пределе, они настолько забились, что мне и гирю маленькую трудно поднять, а с волос пот течёт ручьем. Я завязал их в высокий пучок, но все же некоторые пряди выбиваются и начинают лезть прямо в лицо, что дико раздражает. Глаза ужасно щиплет от пота, так что я просто выливаю на себя содержимое бутылки, чтобы почувствовать себя хоть на грамм легче. Футболка уже давно валяется где-то на краю скамьи, наверное, с самого начала тренировки, потому что она промокла насквозь. — О чем… вы… — я, запыхаясь, чувствую, как холодный воздух при вдохе, обжигая изнутри, заставляет меня кашлять. Сенсей Остер ударил по моим лёгким в области спины тростью, с которой он практически никогда не расстается. Из-за этого дыхание сбилось ещё сильнее. — Ай! Не знаю, процентов девяносто, что за вопрос такой?! — я прикрикнул на него, первое что пришло в голову, потому что деревянная палка больно попадала по моим позвонкам, заставляя меня мгновенно выпрямиться. — Тц… Как наивно и самоуверенно, — он тяжело вздохнул, поправив очки с тонкой оправой, на своей переносице. Мне казалось, что с ними он выглядит более холодным, жестоким и немного мужественнее, чем обычно, сам не знаю почему. — Чуть ниже пятидесяти, тут как повезёт, бывает и меньше. А ведь это статистика, высчитанная мной лично. Ты вроде неплохо считаешь, тогда скажи, сколько нужно вкладывать в тренировки, чтобы получить сотню в результате? — Ну… Двести? Но ведь… ни один человек не способен работать свыше пределов своих возможностей, это просто невозможно, физиология не позволит… — Физиология, говоришь? При чем тут только физическая подготовка? Ты ведь можешь тренировать сто процентов смекалки, ума и психосоматики и сто процентов своего тела каждый день. Используя несложные математические преобразования уровня первоклассника, мы получаем две сотни, — он дважды постучал по полу деревянным приспособлением, в такт своим словам. Строгий, прямо как… — Когда я был на службе… У меня был знакомый, мы неплохо общались с ним, — Сенсей был аккуратен в словах, боясь оступиться и назвать лишнее имя или место. Так похоже на него, все называет общими словами. Он даже не сказал, служил ли он в армии в этой стране или может в другом месте. А может, где-то в спецназе или в отряде специального назначения. — Мы часто, бывало, тренировались вместе, он был самым младшим и слабым из всех других, я и не подозревал, что это беспокоит его, до тех пор, пока не нашёл его посреди ночи в спортзале. Знаешь, что он делал? Избивал руки и ноги толстой веткой. К чему это я, — внезапно учитель закатал рукав своей черной рубашки и я понял, что он собирается делать, поэтому съежился, ожидая увидеть неприятное зрелище. — Ты можешь иметь слабый удар. Однако, до тех пор, пока твои соперники не смогут причинить тебе боль — они не смогут победить, — После всего этого Остер замахнулся тростью и со всей силы ударил себя по лучевой кости несколько раз подряд. Я даже слегка дернулся, потому что трость двигалась с таким свистом, что я начал переживать. На лице учителя не дрогнуло ни одной мышцы и я был ошеломлен. Поток мыслей начал затмевать моё сознание настолько, что я едва ли мог их разобрать, не говоря о том, что я чувствую. Страх? Восхищение? Усталость? Я не знаю. Однако я был на более чем сто процентов уверен, что он прав, поэтому слушал его, как завороженный. Мне точно есть чему у него поучиться и до тех пор, пока я не смогу победить его, я буду учиться и тренироваться, что есть сил. — Вставай, мальчик мой, — он перебил мои мысли и оглядел весь спортивный зал, а ещё и меня с ног до головы, словно оценивая, насколько хорошо я сегодня поработал над собой, чтобы вырасти. — Хватит с тебя физических тренировок. Попробуем кое-что посильнее, — он поднял мою голову вверх, сжав щеки, чтобы заглянуть мне в глаза и сразу же отпустил. Я еле поднялся и пошёл за учителем, позже мы перебрались в соседний зал. Он был абсолютно пустым, было пару окон и мягкие маты на полу для спаррингов. Это помещение не отличалось порядком: здесь постоянно была пыль — Твоя цель на сегодня — убить меня. Если справишься, то получишь моё место. Если же просто победишь в поединке, то получишь плюс два места в ранге. — Но, сэр… — Не попытаешься — минус ранг. Можешь использовать всё что угодно, кроме огнестрельного оружия. У тебя сутки, — после этих слов он развернулся и, стуча тростью о деревянный пол, начал уходить. И я начал думать. А что, если начать прямо сейчас? Элемент неожиданности — есть. Оружие — при мне. Противник развернулся ко мне спиной. Идеальный момент. Три быстрых, бесшумных шага и удар в спину. Казалось бы, ничего сложного, да? Если бы все было так просто: он услышал, он понял и остановил меня, выбив из моей руки нож, деревянной лакированной ручкой трости, стоило мне лишь подкрасться. Сенсей был всегда на шаг впереди, на три, на десять шагов. Мне никогда не удастся превзойти его. Я крепко схватился за тыльную сторону ладони, потому что она начала ныть, хоть на моем лице даже и мускула не дернулась от боли, она есть и отнюдь не лёгкая. Остер учил меня не показывать свои слабости, пусть тебя хоть грузовик переедет, ты обязан быть в строю, пока тебя не убьют. Таков принцип, это базовые умения. — От тебя меньшего и не ожидал. Хороший момент, ты молодец. Только вот ты допустил фатальную ошибку, — он медленно повернул голову влево и я увидел, что во всю стену висит огромное тяжелое зеркало, которое служит нам для оттачивания навыков и чтобы предугадать действия противника. Я идиот. — Черт… — Берегись, — он дал мне предупреждение, длиною в две секунды и этого достаточно, чтобы понимать, что за этим последует несколько атакующих выпадов. Даже больше: мне хватило понять, что трость в правой руке, а другого оружия под рукой у него нет, так что первый удар придётся на мою левую сторону тела. Сенсей хотел нанести удар тяжелой деревянной ручкой, я опередил его. Все происходит настолько быстро, что мои глаза не в состоянии уследить за всем этим, в то время как в моей голове сотни мыслей проносятся на огромной скорости за тысячные доли секунд, спасая моё тело на интуитивном уровне. Благо, я убрал волосы, ведь в противном случае у меня бы появилась слепая зона, сейчас ушиб в голову из-за этого пришелся бы мне ой как некстати. Поскольку удар будет слева, самое уязвимое место — голова, именно её я и защитил, выставив руку. Случилось так, как я и подумал, чему я был несказанно рад, так как если бы я оказался не прав — ушиб под ребра выбил бы меня из колеи. Правой рукой я успел поймать трость, но тут же отпустил её, потому что посчитал, что победа должна быть честной, а отбирать предмет у учителя, который всего пару недель назад получил выстрел в колено — удел слабого. К моему несчастью, похоже, он так не считает. Господин Остер остановился, удивлённо уставившись на меня. Его холодный, сердитый взгляд прошёлся мурашками по моей спине и с высока начал придавливать к земле. — Это что, твою мать, только что было? Почему ты остановился? — сам того не осознавая, я впал в ступор, не способный вымолвить ни единого звука. В голове пусто, а мой язык вдруг забыл все существующие слова на этом свете. К моей огромной удаче, это длилось не долго. — Я… Я подумал, что будет несправедливо использовать ваши уязвимые места, сенсей. Я всегда за честную победу, — на его лице появилась легкая улыбка, взгляд опущен, а потом я услышал… Смех? Я напрягся, потому как понял, что он посчитал мои действия абсурдом. — Ох, цветочек мой, — он сделал два тяжёлых, расслабленных, но совсем маленьких шага ближе ко мне, а его ладонь мягко опустилась на мои волосы, хотя мне показалось, что рука будет словно свинцовой, так же как и его шаги. Внезапно я ощутил холод по всей поверхности своей кожи, когда он почти невесомо погладил меня, стало ужасно неуютно и страшно. Паника охватила меня, учитель — само возмездие воплоти, от него веет кровью, болью и смертью. А почему я запаниковал, ответ был прост — он крайне редко так делает. Ласка — из разряда вещей, на которые он не хотел бы тратить время. — Всё же, как много мне предстоит рассказать и научить тебя всему этому, — я аккуратно, как бы невзначай, поднял на него свои глаза и встретился с ним взглядом, о чем пожалел ежесекундно. Это сложно описать… Он как будто… Как будто это не глаза человека, а хищника, смотрящего на свою добычу, которую он поймал и через несколько мгновений сожрет с костями, не оставив и следа. Я как будто был в ловушке, в клетке, созданной из собственного страха и ждал какого-то подвоха, подлянки, ножа в спину, скрытого за такими приторными словами и слащавой улыбкой. Всё это было не настоящим. Он в принципе не настоящий. Всё его поведение: фразы, жесты, поступки, голос и улыбка — всё это очевидный для меня фальш. Помню время, когда Остер-сенсей принял к себе и только спустя месяц я понял это. Я понял, что как бы близко мне не удавалось подобраться к нему, насколько бы хорошо мне не удавалось его прочесть, я никогда не буду знать его настоящего, ни его мыслей, ни его эмоций, ничего. Он делает так, чтобы все видели то, что он показывает. Но это вдохновило меня, разожгло любопытство и страсть к тому, чем я вообще здесь занимаюсь. Разве это не настоящий профессионализм? Скрытность и уверенность была на настолько высоком уровне, что даже никто из тех, кто работает на него, не знают, сколько ему лет. Когда я осознал всё это, я понял: это тот, на кого я буду равняться. Мои опасения касательно подлянки оказались правдивыми, а это значит, что я всё же немного читаю людей. Правда, это не повод для радости — я не угадал, куда будет нанесен удар. Неожиданно для меня, мои ноги внезапно подкосились — Остер просто ударил под коленом своей тростью, одновременно с этим сильно толкнув меня в грудь, сместив центр тяжести, после чего я, очевидно, с огромным провальным шумом грохнулся прямо на поясницу. Боль была такая дикая, а пол старым, деревянным и потертым, так что пару заноз я себе точно вонзил. Я был обезоружен, так что Остер быстро приставил к моему горлу мой же нож, не успев я даже и пальцем пошевелить. Я пытался вырваться, но он просто прижал меня к полу, навалившись всем весом. — Слушай меня, Нагиса. Очень-очень внимательно, ты понял? Абсолютно все твои враги найдут твоё слабое место и начнут, мучительно для тебя, давить именно туда. Это не обязательно будет травма. Это может быть что-то или кто-то, кого ты любишь: твоя репутация, семья. Их хлебом не корми, дай повластвовать. Самый простой и самый действенный способ победить… Догадываешься? — Нет, сэр… — Плохо. Очень плохо, — он помотал головой из стороны в сторону, но все ещё не отпускал меня. Чем больше я смотрел в его глаза, тем страшнее и холоднее мне становилось. — Всего их три. Первый способ — надавить первым. Любая лазейка, все, что угодно может помочь тебе обернуть всю игру в свою пользу. Второй способ изощреннее, но он мой любимый. Показываешь ложную слабость, противник видит, наблюдает и сразу начинает давить туда. А затем, в какой-то момент ты его разочаровываешь, давая понять, что все, во что он верил — ложь. И вот тот самый миг, когда… — его взгляд внезапно изменился. Он был заполнен властью и жаждой власти, жаждой быть на вершине, одержать победу. Это было похоже на одержимость. И тут я понял, что когда-то это его и погубит. — когда зрачки твоего врага уменьшаются от страха, сердце бьётся с невыносимо быстрой скоростью, а его грудную клетку сковывает… Наносишь последний удар. Это лучшее чувство в мире. Уверен, в будущем ты будешь согласен со мной. На вид ты слаб, Нагиса Шиота. Это может стать твоей ложной слабостью, попробуй использовать это. Поднимайся. Быстро, — как только шея освободилась от острого лезвия, сковывающее её движение, я вскочил на ноги. Конечно, я знал, о чем говорит учитель, потому что сам чувствовал это когда-то, но он даже и не подозревает об этом. Иногда я сдерживаюсь и рассказываю ему далеко не все, потому как считаю, что давать информацию о себе человеку, о котором ты знаешь только имя — очень опрометчиво. Так что… Пока ему есть чему меня учить, я буду слушать. — Сенсей, а какой третий способ? Вы умолчали об этом. — Ох, Нагиса… — впервые, за столько лет… его глаза были наполнены тяжестью. Это было бремя потери и оно, казалось, весило тонны. — Он неосуществим. Вот что, — его холод в глазах и в голосе вернулся, как будто ничего и не было. Даже несмотря на это, я сделал кое-какие выводы для себя. — Важное замечание. Никогда не принимай помощи от врага. Это будет значить, что ты сдался. Таковы реалии, — мне кажется, что он прав в этом. Когда ты дерешься с другом или каким-то случайным парнем в баре, очевидно, что ты можешь принять его помощь. Это что-то вроде «побесились и ладно». Но в мире преступности все намного, намного сложнее. — Скажите, что за третий способ. Я прошу вас, — мои намерения были серьезными. Сенсей остановился и замолчал. — Ты ведь не отстанешь, верно? Хах. Ты напоминаешь мне меня в юности, Шиота. Такой же упрямый и до дури вредный мальчишка. Хорошо, — его стойка смягчилась, а голос был до дрожи в моих коленях спокойным. Я никогда не видел его таким. — Последний способ… Отказаться от всего, что тебе дорого. Я думал, что на грани смерти мне удастся применить его, но я ошибся. Если ты откажешься, то разве жизнь имеет смысл? Отказаться от всего — отказаться от себя. Если тебе приходится выбирать между тем, кто или что тебе дорого или жизнью, то ты несомненно выберешь первое, даже если умрешь. Послушай, — он приблизился и заглянул мне в глаза. Они были такими добрыми, прямо как у моего отца когда-то. Тепло в моей груди разлилось, а слух стал острее раза в три, а внимание в сотню раз концентрированнее. А ещё… Почему-то я почувствовал боль, душевную и душераздирающую. Кажется, я понимаю, о чём он говорит. — Никто не должен знать о твоей настоящей слабости, а иначе… ты не сможешь от неё отказаться, никто не сможет. Дай знать, что ты прекрасно понял меня, — я ежесекундно сделал несколько уверенных кивков головой. — Отлично. На сегодня твоя тренировка закончена. Думаю, ты готов. — А? Готов к чему? Тишина и его громкие шаги создали в моей груди неистовое напряжение. Тот самый самый ком, который ничем не выскребешь из глотки. — Сенсей! Не молчите, ответьте мне! Сенсей!и только в гробовой тишине я отдаленно услышал:
К поединку за второе место, конечно.
***
— Эй, Нагиса, проснись. Нагиса-а-а, — тяжёлый, тянущийся, не тихий и не громкий, и одновременно с этим мягкий голос плавно вытягивал меня из сна. — Все нормально? Кивни, если все хорошо, — я еще не открыл глаз, но кивнул головой. Конечно, я узнал Карму и по его голосу и по бережному прикосновению к моим плечам. Интересно, как давно он проснулся? — Фух, ты меня немного напугал. Начал ворочаться, шептать что-то, я подумал, что тебе плохо. — Доброе утро, — я прошептал это очень тихо и приоткрыл глаза. Почему-то мой голос не был способен на большее. Ощущение, словно я сильно простудился, поэтому моё горло так болит. Говорить-то я могу, а вот тело… Оно все ещё болит и по ощущениям, будто мои конечности отлиты из свинца. Карма сильно изменился в лице. Он широко улыбнулся и нависал над моим лицом. Его красные пряди волос и янтарные глаза были чудесными и такими родными. Лучшее начало дня. Когда он рядом, когда я вижу его… В моей голове мгновенно, буквально сразу же, возникает установка «я в безопасности и меня любят», даже если я в незнакомом месте. — Доброе утро, солнце. Рад слышать твой голос. Как ты себя чувствуешь? Говорить можешь? — Кажется… да. Только недолго и тихо. Все ещё больно, — стараясь говорить самыми короткими предложениями, я делал длинные паузы, а затем сухо покашлял. — Отлично, идёшь на поправку, это не может не радовать. Как самочувствие в целом? Нужен обезбол? — Ага, — я убрал пряди, прилипшие во сне, со своего лица и огляделся, пока красноволосый пошел за лекарствами. Комната была такой светлой, что слепило глаза, а одеяло крепко придавливало меня к кровати невидимой силой. Все выглядело уютно: светлый пол, бежевый комод прямо перед кроватью, шторы цвета морской волны и бежевые с еле-еле заметным принтом обои. Потолок был белоснежно-глянцевым, в нем отражался я, лежащий на кровати, а также прикроватная тумбочка. Спустя мгновений Карма принес медикаменты, а я постарался принять более-менее удобное положение. — Нагиса, всё точно хорошо? Я там завтрак приготовил. Хочешь есть? — кивнув и выпив таблетки, молча обнял Акабане, через боль. Моя душа сейчас болит сильнее, нежели тело. После того, как я немного пришел в чувство, я в очередной раз понял, что Карма спас мою чертову жизнь. Мою жизнь, снова! — Ты мой ангел хранитель, вовсе не дьявол, Карма, — заглянув в его глаза, я тихо, будто кто-то услышит, произнес: — Я люблю тебя. Спасибо, что спас меня и привез нас в безопасное место. И извини, если напугал тебя, — на этом мой лимит слов был исчерпан и кашель вновь застал меня врасплох. На этот раз он был режущим, колющим мои легкие изнутри сотнями иголок, и мне едва удалось подавить его, в это же время ощущая на себе обеспокоенный взгляд моего спасителя. — Ничего, все позади. Твоя жизнь вне опасности, а это лучшая благодарность для меня. Идём в ванную, а затем пойдём поедим, наконец, — мы подарили друг другу теплые улыбки, а затем Карма помог мне встать. Сил почти не было, несмотря на это я чувствовал облегчение, потому что моё тело настолько сильно затекло в горизонтальном положении, что я почти не чувствовал своих ног. — Ого, ты молодец. Теперь попробуй сделать пару шагов. Если что, я без проблем могу унести тебя, — отвечать ему я ничего не стал, это и незачем было, всего лишь несколько шагов и он понял, что мне намного лучше, а стоило только поспать. Прикосновение Кармы… Прямо как божье благословение. Если оно и существует, то именно так оно ощущается: тёплое, мягкое, дающее уверенность в себе и в завтрашнем дне. Не слишком грубо, и не мягко. Я готов каждый день благодарить судьбу за то, что позволила нам побыть вместе, хоть и неизвестно, сколько времени. Это мгновения, которые мне жизненно необходимо впечатать в свою память, потому что кто-то из нас может умереть в один из дней. Умирая, я должен вспоминать об этом. А если Карма будет умирать… Я не допущу этого. Если это случится, я тоже застрелюсь. Жить мне незачем, меня посадят и остаток жизни я проведу за решёткой, думая лишь о нем и обвиняя себя в гибели других. Возможно, так было бы правильно, ведь у всего есть своя цена, несмотря на это, я не смогу жить, зная, что предал Карму опасности. На моих рукавах слишком много крови. Сколько же жизней я украл, отдавая себе отчёт в том, что это нормально? Все те люди чьи то дети, родители, сестры и братья. Я нес возмездие. По крайней мере, я так думал. Во мне словно борется двое: убийца и одиночка. Я всю свою жизнь мог бы быть счастливым, но успокою ли я свой дух отмщения? Вряд ли. Все они одинаковые. Люди грешны, даже те, кто думает, что попадёт в рай. Я видел, как люди грабят, убивают, лгут, мучают и насилуют других. Это все настолько отвратительно. Ненавижу людей, и себя в том числе. Пусть они и дальше думают, что мы живём в современное время и казни не существует. Спустя сотни лет, палач просто сменил свой облик, ничего не изменилось. Даже для меня найдётся свой палач, будь то предательство моего старого тела или пущенной кем-то пули в лоб. — Я так рад видеть, что тебе лучше. В любом случае, если ты почувствуешь себя плохо, дай знать, — отвечать ему смысла не было, Акабанэ знал, что я не стану молчать в случае чего. На комоде, что стоял через метр напротив кровати, я заметил несколько вещей и они почему-то зацепили меня, я стоял в полуметре и не сдержался, чтобы подойти. Место совершенно новое, а я люблю уделять внимание деталям, это важно в моей работе и стало привычкой. По центру была большая шкатулка из тёмного дерева, покрытая слоем лака, возможно это дуб или кедр. — Чья это? — Должно быть, Гакушу. Мы у него дома, так что это скорее всего его вещи. Я скажу, чтобы их убрали, если они мешают. — Нет. Пусть останется, — шкатулка была искусно отделана: серебренные вставки и маленький замочек, жаль, он был сломан. Ей по большему счету лет так двадцать пять, минимум. — Красивая, — открыв её, я увидел зеркальце, на дне какие-то украшения. Закрыв шкатулку, я обратил внимание на фото в стеклянной рамке, стоящее за ней. Взяв его в руки, я просто остолбенел. Холод тут же прошёл по моей коже, оставляя за собой душащий страх и боль. Никогда бы не подумал, что обычное изображение может доставить мне настолько сильные эмоции, панику в том числе. Земля из-под меня ушла напрочь. Непонимание, испуг и ступор охватил моментально, не давая и пальцем пошевелить. Все воспоминания вдруг всплыли у меня из подсознания, заставляя чувствовать себя обманутым дураком, ведь ответ был так близко. Всё это… Почему всё должно было быть таким сложным? Почему моя жизнь такая сложная, только из-за того, что судьба решила поиграть со мной в ребусы? Мои руки трясутся. Или мне это только кажется? Почему я должен ждать подвоха каждый день? Почему?! Почему! — Что такое? Нагиса, ты плохо себя чувствуешь? — Карма тот час же подхватил меня и мы переместились обратно на кровать. Страшно было произносить его имя… нет, даже в мыслях мне страшно было представлять его. Дыхание сбивается, я, впервые за столько времени, не могу взять его под контроль. Не могу вымолвить ни слова, будто язык отрезали с корнем. Ничего не слышу. Карма что-то спрашивает у меня? Я не могу переспросить, не хватает сил. Почему сложно дышать? А говорить? Почему я не могу говорить? Глотая воздух ртом, я заставил Карму волноваться. Спустя буквально минуту мне пришлось вернуться в сосредоточенное состояние. Ещё с детства… я не привык поддаваться панике. Такому человеку, как я, запрещено испытывать эмоции. В агентстве ты машина, солдат. Ничего, со временем привыкаешь, я не хочу, чтобы из-за этого ко мне испытывали жалость, скорее это мое преимущество. Поэтому себе я разрешал паниковать всего минуту, ведь именно столько можно и нужно отводить страху, потому что чем дальше ты думаешь, тем больше накручиваешь, а воображение человека крайне страшная штука. Нельзя доверять ему. — Карма, пожалуйста, ответь мне, честно, — его серьезное лицо немного успокаивало меня, отнюдь, от паники избавиться мне это никак не помогло. — где мы сейчас? — Поместье Асано Гакушу. Он учился с нами, помнишь? Президент Кунунигаоке. И мой бывший, по совместительству, — он заглянул в фото, в то время как я не спускал с фотографии глаз. Потрепанное фото, размером с ладонь, очень старое и местами выцветшее. На ней изображена женщина в белом платье, утонченная и красивая. У неё аккуратные черты лица, которым только могут позавидовать другие девушки. А рядом с ней мужчина в чёрном костюме. Худой, подтянутый, с голубыми глазами холодного оттенка, а его кожа на фото была крайне бледной. Он будто смотрит на тебя с этого фото, прожигает душу насквозь. Ошибки быть не может. — Сенсей Остер…