Как на войне

Ив был белокожим, тонкокостным и отчаянно худым, сколько бы Джон не старался откормить своего мужа, все впустую. Не ел! Смотрел огромными, бесцветно-серыми глазами и таял на глазах. Хрупкий, беззащитный и колючий, бесконечно ранимый. Над ним хотелось трястись как над ребенком, взъерошенный ежик остриженных шоколадных волос на тонкой шее, лишь добавляли сходства, он напоминал раненную птицу. Лишь по ночам, когда Джон выцеловывал его тонкую спину, собирая губами звездочки россыпей веснушек на бледной коже, он на короткое время убирал свои колючки, вспыхивая болезненным, темным пламенем. Царапаясь, оставляя яростные поцелуи-укусы, жадно подставляясь под сильные смуглые руки мужа, тихо, глухо выстанывая длинные вздохи. И смотрел, смотрел своими чертовыми глазами, потемневшими от страсти, но по прежнему полными боли, даже не боли, мук! Как будто... Как будто эту боль причинял ему сам Джон! Не-вы-но-си-мо! После таких ночей Джону отчаянно хотелось курить, хотелось разнести всю мебель в доме в щепки... - Сильнее! - отрывисто шептал Ив, оставляя длинные кровоточащие царапины на его спине, оплетая длинными, белыми ногами, словно стремясь врасти в него, лихорадочно облизывая тонкие губы, смотря на него широко раскрытыми глазами, тихо вскрикивая при особенно глубоких толчках, и снова двигаясь навстречу. А после всех ночных безумств Ив отворачивался от него, закутываясь с ног до головы в простыню, и снова превращался в молчаливую, отстраненную тень. И Джон буквально чувствовал, как холод вымораживает его Ива изнутри, замедляя удары сердца. Джон не выдержал. Сорвал простыню с вяло сопротивляющегося мужа, накрывая собой, притягивая его к своему горячему, сильному, пышущему здоровьем телу, отогревая своего печального воробышка. - Я на тебе, как на войне, - вдруг с горькой усмешкой прошептал Джон, целуя волосы своего мужа, - Отпускаю тебя. Прощаю тебе клятвы. Снимаю обязательства. С твоими родителями объяснюсь сам. Свободен... Ив недоверчиво приподнял голову, жадно, недоверчиво всматриваясь в его лицо, и в его блеклых, прозрачно-серых глазах загоралась сумасшедшая радость. Но эта радость, разрывала сердце Джону. - Спасибо! Спасибо-спасибо-спасибо! - Ив целовал его руки, лицо, сияя неверящей, болезненной улыбкой, захлебываясь в слезах, - Я задыхался здесь, я умирал... Не мое это... совсем! Там, за стеной столько возможностей, там мир! А я здесь, в этом каменном мешке, целыми днями, как десятки, сотни! Других младших мужей и жен... не могу больше... Спасибо! Я... так люблю тебя! Джон с трудом сдерживал тоскливое, жалкое "Не уходи, раз любишь!" Но Ив понял, прочитал по глазам, уж это он умеет как никто другой. - Я вернусь! Но это должно произойти не так... не здесь и не сейчас. Я вернусь равным тебе...