Смерть сильней

На восьмом курсе Эдриана Пьюси недолюбливали. Возможно, его не любили и раньше, но Гарри этого не замечал. Теперь же, когда их было меньше двух десятков, и они сидели за одном столом, посещали одни и те же занятия и по вечерам находились в одной и той же гостиной, Гарри видел все то, о чем никогда не думал раньше. Странно, как много всего он упускал все то время, что Волан-де-Морт был жив. — Почему все избегают Пьюси? — спросил он у Рона как-то за завтраком, ожидая услышать какую-нибудь неприятную и очень красочную историю. Однако Рон только нахмурился и, на секунду перестав листать конспект Гермионы, неуверенно ответил: — Он темный маг? — Ну, Слизерин его тоже не любит. Рон только нахмурился еще сильнее, будто силясь уловить какую-то мысль, но только пожал плечами: — Не имею понятия. Может, их он тоже достал. А что? Гарри сказал «да так, ничего» и посмотрел на вяло ковыряющего овсянку Эдриана Пьюси — сидящего в одиночестве, мрачного, до странного растрепанного: сложно было представить, как он может достать хоть кого-то в Слизерине. Джинни сказала: — Не знаю, если честно. Раньше, когда Флинт был в команде, они вроде как-то общались, ну, знаешь, как Флинт общался с командой? А потом, ну… Я об этом раньше не думала. И ты не думал, кстати, — тут она посмотрела ему в глаза и с ухмылкой заметила: — Может, ты просто придумал хороший повод, чтобы заглянуть к юной девушке поздно ночью, развратник? Гримасу при этом она состроила такую, что Гарри рассмеялся. Неясно, что Рон воспринял хуже: то, что Гарри находит нормальным оставаться у его сестры до утра, ничуть не скрываясь, или то, что они расстались, и в ее комнате они чисто по-дружески обсуждают квиддич, ЖАБА и домашнее задание, которым их заваливали наравне. — Ладно, — сказал Гарри, осторожно пригладил торчащие из-под заколки волосы Джинни и поднялся с кровати: — Я пойду, скоро отбой. — Отбой, — рассмеялась Джинни. — Кто тебя остановит? И правда. Гермиона думала дольше всего, и на лице ее отображалось неясное выражение, какое бывало у нее, когда она встречала видимо невыполнимую задачу. — Знаешь, — сказала она наконец, — сейчас, когда ты спросил — он все время очень тихий, но в нем есть что-то такое… Не знаю, как и сказать. Настораживающие. Будто он не тот, за кого себя выдает. — Ну, он вроде как недолюбливал Волан-де-Морта, хотя его родители были преданными слугами, и при этом об этом он тоже не мог говорить. Гарри помнил об этом еще со времен судов, когда решалась судьба выживших Пожирателей сочувствовавших им. Род Пьюси, в лице Эдриана, был абсолютно чист. Некоторые из Пожирателей подтвердили: да, мальчик действительно ненавидел все на свете, и великого Лорда в том числе. Почему ему так и не поставили метку? Да черт его знает. Бесполезный он был, видимо. В каком-то смысле Гарри понимал, какого это — хранить секрет, с годами все больше раздирающий душу. — Может быть, и так, — у Гермионы задумчиво посмотрела на него и сказала: — Знаешь, а ведь эта война уничтожила куда больше жизней, чем кажется. — Я пойду, — сказал Гарри. На душе у него было тяжело. В ту ночь он долго не мог уснуть, все думая о словах Гермионы: несмотря ни на что, Хогвартс восстанавливался, и их курс был одним из доказательств того, что все идет по плану. Рано или поздно, они смогут пережить это. Все они. Коридоры замка были пусты: не так пусты, как в прежние годы, когда в какой-нибудь нише обязательно обжималась парочка, ищущая уединения, нет. Теперь ученики и в самом деле предпочитали оставаться в своих спальнях после отбоя. В этом замке больше не было Пожирателей Смерти, но до сих пор остались их жертвы. Оттого вдвойне неожиданно было увидеть фигуру в балахоне, двигающуюся бесшумно и очень, очень целенаправленно. Гарри тихо подкрался ближе, наставил палочку и прошептал: — Назовись. — Не знал, что в патруль назначат одного человека, — вежливо сказала фигура, сняла капюшон и оказалась раздраженным Эдрианом Пьюси. — Можешь убрать уже палочку, кстати. Гарри действительно опустил руку и потребовал: — Что ты здесь делаешь? — Иду собирать травы, — любезно ответил Пьюси, недовольно поджимая губы. — Прежде, чем ты спросишь: да, именно сегодня, да, этой ночью, потому что эта трава даёт цветы только одну ночь в году. Да, у меня есть разрешение от директрисы МакГонагалл. Это все? Заметив, что Гарри все еще колеблется, он добавил: — О, Мерлин, у меня даже нет с собой палочки. Теперь веришь, или ты обыщешь меня, а потом мы пойдем к директрисе? — У тебя нет с собой палочки? — возможно, все ошибаются, и Пьюси не темный маг, просто самоубийца. — За этими цветами следует направляться с чистым сердцем и без оружия, ибо только такой человек может взять их в руки, — пояснил тот. — Насчет сердца — брехня, а про оружие — правда. Теперь я пойду? — Хорошо, — сказал Гарри. — Только я пойду с тобой. Я эти цветы трогать не собираюсь. Пьюси посмотрел на него с плохо скрываемым изумлением, но все-таки кивнул: — Ладно. Ты… Впрочем, хорошо. Держись позади. Гарри сказал себе, что просто проверяет, не задумал ли человек, которого ненавидит весь их курс, что-то дурное. Это было довольно обоснованное опасение. В Лесу Пьюси ориентировался уверенно, будто был тут уже не первый раз, и Гарри все-таки не выдержал и спросил: — А ты что, уже делал это раньше? — Конечно, — он дернул плечом и криво ухмыльнулся. — Седьмой раз уже иду. В прошлом году, ну, ты понимаешь. — Семь раз ты ходил сюда без палочки, и остался жив? — восхитился Гарри подобному везению и глупости. Нет, серьезно, как такой человек может быть опасным или пугающим? — Нужно просто понимать, что мы — самое страшное, что есть в темноте, — загадочно пояснил Пьюси и вдруг остановился. — Это здесь. Гарри взглянул — земля в самом деле была расцвечена крохотными светящимися цветами. Интересно, что хуже — что он тащился по Запретному Лесу ночью, вместе с бывшим слизеринцем, чтобы увидеть полянку волшебных и очень точных цветов, или то, что он недоволен совсем не так сильно, как должен бы? На обратном пути Пьюси кидал на него косые взгляды, и наконец, когда они уже стояли в коридоре под общей гостиной восьмого курса, сказал: — У меня не было разрешения от МакГонагалл. И вообще от кого-либо. — Я догадался, — ответил Гарри, и Пьюси на мгновение подался вперед, будто пытаясь разглядеть подвох в его словах, но тут же отстранился. Когда Гарри подходил к двери в свою комнату, в спину ему прилетело тихое «спасибо». Гарри улыбнулся. Потом он заснул и спал, как ребенок, остаток ночи. Ему ничего не снилось. *** С тех пор многое изменилось внутри восьмого курса. Странно, как все забывали о старинной вражде факультетов, когда им больше было нечего делить, но еще более странным казалось теперь то, как в начале года разные факультеты жались в группки на разных концах общей гостиной. И потому, думал Гарри, стучась в дверь, нет ничего странного, что мы хорошо общаемся. Дверь наконец открылась, и Эдриан сказал: — О, Гарри. Проходи, я ждал тебя. Он слегка улыбнулся, и это было так, будто солнце выглянуло из-за туч. Джинни часто шутила: теперь, когда ты перестал задерживаться на ночь у меня, я почти ревную. Она не могла знать, как близка к правде. Когда Гарри влюбился в Чжоу, он все никак не мог на нее насмотреться, так она была красива, когда он любил Джинни, то был счастлив просто от того, что она появилась на белый свет. Теперь же он чувствовал себя так, будто внутри него — ржавая колючая проволока. — Что сегодня обсуждали на собрании Ордена Феникса? — спросил Пьюси, сметая с кровати пергамент, учебник зельеварения и пустые фиалы. — Ты еще более не в духе, чем обычно. «Это не из-за собрания, — хотел бы сказать Гарри. — А из-за тебя». Но вместо этого он сказал: — В одном из отделов Министерства человеку отказали в месте из-за того, что он магглорожденный, а тот ударил Бомбардой. Мнения разделились. — Этого следовало ожидать, — заметил Эдриан, устраиваясь на покрывале. — В конце концов, такой порядок выстраивался не один год и даже не одно столетие. Нужно дать людям время, вот и все. — Я понимаю, — пояснил Гарри. — Просто… Это так странно, что немногие люди хотели равноправия все эти годы. — Ну, полного равноправия не достигли даже вы, — усмехнулся Пьюси. — Те же полукровки. — Полукровки? — не понял Гарри. — А что с ними? — Магические полукровки. Ты видел у нас в замке хоть одну полувейлу? или полутролля — да, они тоже существуют, не спрашивай, как. — Полутроллем был Флинт, — отшутился Гарри, и Эдриан фыркнул. — А вообще… Тут у нас нет таких условий, чтобы устроить полукровок. Они же попросту опасны. — Да, — сказал Пьюси, — очень опасны. На мгновение он посмотрел так, будто хотел о чем-то рассказать, но промолчал и вскоре заговорил о другом. *** Странно, что беспокоилась о дружбе Гарри и Эдриана Гермиона. — Он кажется хорошим парнем, — сказала она как-то раз, — но у меня будто предчувствие. Он иногда так смотрит на нас, будто может читать мысли — не легилименцией, а, знаешь, как в маггловской культуре. — По-моему, — ответил Гарри, — ты просто никому не доверяешь, потому что знаешь, как много они могут сделать. Гермиона мимолетно улыбнулась и сказала: — Может, и так, а может, когда ты отвернешься, он ударит тебя заклинанием в спину. Довольно иронично, что именно в этот вечер у Гарри пошла кровь носом. Эдриан, увидев это, отреагировал странно — вытащил палочку и кинулся к нему через всю комнату: — Дай посмотреть. — Не надо, все нормально. — Дай посмотреть, или я найду другой способ это сделать, но он тебе не понравится. — Ладно, — рассмеялся Гарри и позволил Эдриану цепко схватить его за подбородок и прошептать какое-то заклятие. — Спасибо. Не стоило так напрягаться, а то я еще подумаю, что ты влюбился в меня. Пьюси вдруг дернулся, и его бережная хватка стала ощущаться как-то странно. Гарри посмотрел в темные глаза. Он вырос, чтобы стать героем и убить сильнейшего мага столетия. Он пережил самопожертвование. Он вернулся с того света. И все-таки, наклоняясь поцеловать Эдриана, он чувствовал страх. К счастью, неоправданный. *** Ночью на крыше одной из башен Хогвартса было очень тихо, очень ветрено. — Тут очень красиво, — сказал Эдриан и улыбнулся. — Ага, — ответил Гарри, пялясь на его губы. — А что ты собираешься делать после выпуска? — внезапно спросил Эдриан. — Я… — ночь вдруг потеряла львиную долю очарования. — Наверное, я пойду в аврорат.  — Потому что от тебя этого ждут? Гарри хотел бы сказать: «нет, мне плевать, что обо мне думают другие люди», но он не хотел лгать. — А знаешь, — продолжил Эдриан. — Это даже правильно. С тех пор, как ты стал Мальчиком-который-выжил, ты принадлежишь не только себе. С тех пор, как твоя судьба была предрешена. — С момента моего рождения, — сказал Гарри. — Пошли отсюда, тут холодно. Уже в коридоре Пьюси сказал: — Но ведь ты не только герой. У тебя должно… может быть и что-то свое, если ты понимаешь, о чем я. Теперь они могли бы и не прятаться, но Гарри все равно утянул Эдриана за колонну. Потому что у него было что-то свое. *** Одной ночью Гарри проснулся от того, что кровь стекала по его горлу. Эдриан трясущимися руками остановил кровь, бормоча что-то похожее на «прости», и отправил его смыть кровь с подбородка. В ванной Гарри чуть не потерял сознание. Странное недомогание преследовало его почти две недели, но он старался не обращать внимания. Возможно, зря. Эдриан, увидев его, сказал: — Тебе нужно в медкрыло. И не спорь, вдруг это что-то серьезное? Я не очень разбираюсь в медицине, но это слишком странно. — Ладно, — сказал Гарри, чувствуя желание подчиниться — Пьюси сидел на краю кровати с таким выражением лица, будто потерял близкого человека. — Отдай мне только мантию. Увидимся завтра. — Да, увидимся, — кивнул Эдриан. Когда Гарри уже подходил к двери, он добавил: — И еще кое-что. — Да? — Я люблю тебя. Обернуться он уже не успел. *** — А где Пьюси? — спросил Рон за завтраком. — Не то что бы я очень скучал, но вы что, поссорились? — Пьюси? — не понял Гарри. — А причем тут Пьюси? Мы же с ним даже не общаемся. Пьюси был на их курсе изгоем, и Гарри предпочитал считать, что на это есть причина. — Ну как же, — удивленно начал Рон, но Гермиона зашептала ему что-то на ухо, и он виновато улыбнулся. — Ладно, извини. — Да ничего, — вообще, Гарри нравились шутки Рона, но сегодня было на редкость ужасное чувство: как бывает, когда просыпаешься после сна, где, кого ты любишь, были живы и счастливы. Это было чувство потери того, что никогда и не существовало, того, что ты уже пережил. Неприятное чувство. Потянувшись за яблоком, Гарри мельком взглянул на держащегося стороне, как и всегда, Эдриана Пьюси, и на мгновение ему почудилось, что тот тоже смотрел на него. Наверное, показалось.