Агарта — Танец Ветра, Цветение

             — Они́и-чан, а куда мы идём?       Именно такой невинный вопрос был задан в кромешной тьме ночного города. Поправка: тьма не кромешная, учитывая количество рекламы, прожектов, проспектов, которые заполонили собой не только землю, но ещё и активно пестрели в небе. Одним словом, ночь уже не казалась ночью… и тот переулок, в котором происходил этот диалог, не оставался исключением. Но… в нём, в этом богом забытом переулке, расположившемся в узеньком пространстве между двух высоток, ещё оставалась атмосфера если не темноты, то сумерек.       Их было двое: улыбчивый парень, одетый в коричневый костюм, с толстыми штанами, плащом и кожаными сапогами, поверх головы нацепивший шляпу с пером и маленькая девочка, с двумя забавными хвостиками-косичками, свитыми в колечки, в зелёненьком платьице и белых туфельках.       Парню можно было дать, вероятно, лет семнадцать-восемнадцать: это лицо, ещё не познавшее бритвы и щетины, эти ясные и чистые серые глаза, горящие огнём предвкушения… Он напоминал того самого юного героя, которого так часто любят изображать самые разные авторы по всему свету. Чёрные волосы, длинные и чуть спутанные, небольшим водопадом растеклись по его спине снаружи плаща. Где-то там же болтался, перекинутый через плечо на лямке футляр от скрипки. Пожалуй, если бы он внезапно очутился лет на пятьсот-шестьсот назад, его спокойно бы приняли за бродячего барда или чудака, что, в принципе, почти что одно и тоже. Его узкие, азиатские глаза чуть щурились от ветра, покуда он за руку вёл за собой свою попутчицу.       Девочка же… ребёнок, что ещё с него взять? Серые, оттенка пепла или платины глаза, узкие, как и у брата, но донельзя выразительные. Однако, если брат её улыбался, излучал восторг и веселье, то она была собрана, холодна и спокойна. Серьёзная мина на детском личике смотрелась немного пугающе; цепкий и оценивающий взгляд, спокойные и плавные движения. Она чем-то напоминала большую куколку, которая, прихотью своего мастера, пришла в движение. Не было в ней ни капли этой детской ветрености и непоседливости, живости и суетливости… лишь внимательные, изучающие глаза и лёгкая, ничего не значащая улыбка. Намертво приклеенная к лицу.       Брат присел к своей сестре, чтобы его лицо стало на одном уровне с ней.       — Мы идём с тобой в одно замечательное место, моя дорогая имóто.       Та склонила голову набок, после чего, не меняя выражения лица, вдумчиво ответила:       — А что скажет отó-сама, если он узнает о том, куда мы ходили? — парень нахмурился. Буквально чуть-чуть. Затем его лицо приняло выражение аля «О, господи…».       — Хоши-чан, ну хоть сегодня, давай, ты не будешь мне напоминать о Долге, Семейных обязательствах и прочей серьёзной чепухе, которую так любит наш отец, ладно?       Девочка прикрыла правый глаз.       — Неа.       — Хóшико… — прорычал брат, вглядываясь в холодные и бесстыжие глаза младшей сестры.       — Если ты только не угостишь меня мороженым.       — А…       — Три порции, растянутые во времени. Дорогой онии-чан же не хочет, чтобы я заболела, переев мороженое?       Некоторое время они играли в глазелки, сверлив друг друга взглядами. Наконец, старший брат не выдержал, отвёл глаза, поднялся на ноги, после чего вознёс руки к небу.       — Хошико… мне иногда кажется, что отец, желая воспитать из тебя аналитика и правую руку главы семьи, сильно перестарался…       — Чем выше положение, тем больше ответственность. Отец даёт нам всё необходимое и лишь желает от нас быть ему благодарными. Fac fideli sis fidelis*… — в этот момент она, казалось бы, изменилась: осанка выправилась, в речи появился высокий слог и пафос. Особенно громогласно прозвучал латинизм.       — Только не латынь, Хоши-чан! Пощади! Будет тебе мороженое, обещаю!       — Клубничное? — и, новая перемена в лице девочки: если до этого она точно бы скучала, то теперь, услышав желаемое, так и загорелась внутренним огнём. Лукавая улыбка, азарт… Брат, заметив это, только покачал головой, после чего, положив руку на голову, начал ерошить волосы.       — Ха-а-ай, охи́ме-сама. Всё будет как мы договорились… — затем, он добавил, точно бы говоря в сторону: — не завидую я твоему будущему мужу…       — И не завидуй, онии-чан. Ведь я уже решила, что моим будущим мужем будешь ты!       Детский голосок, который это произносил, очень не сочетался с этими холодными, внимательными змеиными глазами. Веко у старшего брата дёрнулось, пока его уста самими собой вымолвили:       — Ковáи*…       Помотав головой, он смахнул это наваждение, после чего продолжил вести свою сестру вглубь переулка, нежно придерживая её ручку своей. По мере того, как они шли внутрь его, становилось всё темнее и темнее. Даже свет с неба и тот попадал сюда с трудом, пробиваясь сквозь многочисленные нагромождения лестниц, балконов и пролётов. Наконец, они подошли к ступенькам, уходившим куда-то в подвал.       — Что это, онии-чан? — спросила девочка, почувствовавшая себя неуютно, а потому — прижавшаяся к ноге брата. Тот, заметив это движение, только улыбнулся.       — А это, Хоши-чан, проход в кроличью нору.       — Как в Алисе? Но это же выдумка! — с долей возмущения воскликнула Хошико, решившая, что над ней издеваются. Её брат только засмеялся.       — Ну, потом увидишь, прав я, или нет. Пошли.       Спустившись вниз, парень начал отодвигать тяжёлые металлические засовы, после чего распахнул полуржавые створки.       — Подожди меня здесь, — сказал он сестре, после чего шагнул внутрь, прямо вглубь мрака. Некоторое время она стояла, чуть надувшись (впрочем, в большей степени для вида), однако, видя, что брат всё не появляется, нахмурилась, сведя вместе свои детские бровки. Неожиданно, раздалось гудение проводов. Вслед за этим, во тьме начали загораться неоновые огоньки, освещая какой-то технический коридор, подвального помещения. На стене возникла яркая оранжевая стрелочка, под которой значилась надпись на английском: «Follow the white rabbit»*. И правда: чуть поодаль начал «бегать» по стене символический белый кроль, точно бы подсказывая направление. Постояв так некоторое время, девочка что-то проворчала себе под нос, но, всё же последовала «совету».       Не сказать, чтобы ей не было страшно, нет. Она боялась. Но, в то же время, разумом она понимала, что это всего лишь некое… представление, устроенное, вероятно, в её честь. И потому, любопытство, именно оно упрямо толкало её вперёд за этим кроликом. Который, надо сказать, периодически останавливался, на стенах, на трубах, где-то ещё, после чего дрыгал ушами и вертел головой, точно бы оглядываясь на свою гостью и ожидая её. «Интересно», — подумалось ей в ту секунду. «Кому могло прийти в голову превратить подвал в кроличью нору? И главное — с какой целью?» И только она успела обмыслить, как кролик, вёдший её по хитросплетениям и закуткам, исчез. Оглянувшись по сторонам, девочка увидела новые ступеньки, теперь уже идущие вверх. И, конечно же, новая неоновая стрелочка.       Чуть надув губы, она начала подъём. Резко, тьма сменилась светом: сделав шаг на последней ступени, она открыла голубую дверь и была ослеплена сверканием и блеском, которые оттуда вырвались.       Она оказалась в баре. Да, в самом обычном, малопримечательном баре. Столы, длинная барная стойка, ряды напитков и, конечно же бармен. Не сказать, чтобы Хошико была во многих барах, нет: но ей приходилось раз или два заходить вместе с отцом, когда он её учил вести деловые переговоры. И… вот эта малопримечательность, которая бросалась в глаза сначала, если приглядеться (а её обучали подмечать детали), сменялась недоумением: во-первых, вместо телевизоров, голопанелей и прочих довольно современных и зарекомендовавших себя вещей, здесь всё было увешано плакатами. Да, плакатами, изображавшими разных героев японской игровой индустрии и анимации. Но мало плакатов — они были везде! Столы, стулья, мебель — всюду царила эта отаку-фантасмогория, что глаза просто терялись и разбегались. Особняком в этом заведении, помимо барной зоны, была игровая. С настоящими, раритетными игральными автоматами. Пачинко, аркады, файтинги, какие-то мотоциклы и тир…       Но даже это меркло перед… сценой. Да, слева от бара (на противоположном углу от игровой) находилась простенькая, но самая настоящая сцена. Со шторами, кулисами, подсобкой…       Её брат как раз находился подле сцены: серьёзный и сосредоточенный, он стоял, держа в руках свою скрипку, к которой тянулся длинный шнур; периодически водя смычком и издавая протяжные трели, он регулировал инструмент… там же, неподалёку, была девушка с ярко-пшеничными волосами, в чёрном платье с белым передником и рюшами; на голове у неё сидела забавная шляпка, а одна из прядок — подвязана бантиком. Чем-то она напоминала ведьму. Ну, слегка неклассическую. Активно жестикулируя, она как раз настраивала пульт, регулируя бегунки и рычажки.       — Не-ет, я тебе говорю, басов маловато! — стукнула она кулачком по своему столу, с жаром доказывая свою правоту.       — Лучше «монитор*» отстрой, а то будет как в прошлый раз, Маки-чан!       — Это была случайность, Данди-кун! Нелепая случайность! Я просто не заметила…       Увлёкшись наблюдением за сценой, она не заметила, как к ней подошла девушка с длинными серебряными волосами, одетую в чёрный костюм и плащ, точно бы из кожи, с белыми наплечниками, напоминавшими эполеты и… очень своеобразным вырезом на груди, в виде креста, который прикрывал кусок чёрной ткани. Некоторое время поизучав гостью, она покашляла, после чего, поклонившись, произнесла:       — Okyaku-san, sakaba «Agartha» e yokoso*.       Та вздрогнула, но, вернув себе обладание, поклонилась. На этот шум обернулись и брат, и Маки, которые, заметив что в их полку прибыло, переглянулись, отложили оборудование, после чего подошли ко входу.       — Каваи́*… Данди-кун, ты не говорил, что у тебя есть такая милая и симпатичная имото! Правда, Сефи-чан? — блондинка, ещё по мере того, как она подходила в близь к девочке, начинала… м… скажем так, проявлять тягу к поползновениям затискать ту до состояния пищащего котёнка. «Котёнок», мило улыбнувшись, весь напрягся.       — Ну, я помню, он что-то такое упоминал между делом… а ты уверен, что это хорошая мысль — привести её в наш разврат и Генсокё? — та, к которой обратились как «Сефи-чан», не поведя бровью, внимательно посмотрела на Данди. Тот развёл руки в стороны.       — Ну надо же ребёнку показать сказку, не думаете?       — Сводив её в место сбора отаку и косплееров? — парировала девушка с серебряными волосами. Хоши перевела взгляд сначала на брата, потом на других девчат.       — О чём вы говорите? И почему называете онии-чана «Данди-кун»?       — Она сказала «онии-чан»! Давай на бис! — Маки, которая незаметно подкралась к ребёнку, аж широко-широко распахнула свои глаза, в которых загорелся какой-то неведомый огонь и азарт.       — Она… немного не в ладах с миром аниме, — виновато улыбнулся брат. — Маки-чан, может её переоденешь во что-нибудь? Всё же, у нас косплей-пати, а она без костюма…       — ОКЕ! — Маки выкинула правой рукой символ «V», после чего, не капли не стесняясь, потащила растерянную Хоши за кулисы.       — А… — только та и смогла сказать.       — А, ты спрашиваешь, что за чертовщина здесь творится? Да не переживай, у нас это нормально! — блондинка же, получив девочку в своё, можно сказать «безлимитное» пользование, начала трещать без умолку, активно помогая себе руками.       Хошико, выгадав момент, дёрнула ту за подол, после чего, пока та приходила в себя, задала вопрос:       — А почему у вас всех такие странные имена?       — Элементарно, каваико*-чан! Мы же переодеваемся в крутых, можно сказать сказочных героев! Вот и мы и называем друг друга не по настоящим именам, а по выдуманным!       — М… — протянула девочка, пытаясь разложить тот поток информации, который эта протрещала меньше чем за минуту.       — Я, вот, к слову сказать — Кирисаме Мариса из Тохо. Поэтому и «МаКи». Просто ведь, правда? А уж наша Сефи-чан — Сефирос. Ну, который из седьмой файнал фантаджи!       — А разве он… не мальчик?       Не сказать, чтобы Хоши была столь сильно подкована в знании всех этих вселенных и миров, но про файнал фантаджи даже она слышала от своих одноклассников и одноклассниц. Про Тохо тоже они говорили… разное.       — Хо… да вы ещё не потеряны для человечества, мисс!       Сощурив глаза, Маки ловко разворошила волосы на голове у Хошико, погладив ту. В это же время сама «жертва кавая», надулась и попыталась отдавить той ногу. Случайно, как бы. Не получилось.       — М, такой сердитый и такой кавай… хо. Да ты мне кое-кого напоминаешь… Ты ведь любишь братика? — под конец фразы, Маки сделала очень… заговорщицкую и развратную мину, перейдя на шёпот.       — Люблю, — осторожно ответила Хошико, предчувствуя какой-то подвох.       — Во-от! Ты и будешь у нас сегодня сердитой и надутой сестрёнкой, которая любит своего братика и хочет спасти его от злой ведьмы!              Придирчиво осматривая результат своей работы, Маки, вдумчиво произнесла:       — Нет, чего-то пока не хватает. Чего же вот только?..       Хошико, которую мучили ожиданием полчаса, всё это время проводя какие-то действия с волосами (вернее, с алым париком, который на неё одели наплевав на вето второй стороны) умоляюще уставилась на своего экзекутора, одним взглядом точно бы спрашивая: «Ещё… не всё?..».       — О, точно! Вспомнила!       В ужасе зажмурившись, она ожидала новой порции мучений… но вместо этого, на неё просто одели какую-то цепочку. Открыв глаза, она заметила там простенький, металлический ключик, с вычурным лезвием. Маки же, точно бы извиняясь, развела руками:       — Ну извините уж, лоли-Энджи у нас ещё никто не косплеил! Хотя, саму Энджи я изображала на умипати…       — Энджи?.. — девочка склонила голову набок. Мариса же, коварно улыбнувшись, резко сдёрнула перед той тряпку с зеркала.       На Хошико смотрел точно бы другой человек. Не она. Яркие, красные волосы, немного короткие, но убранные круглыми розовыми шариками с резинкой, чтобы сделать два хвостика. На груди — фиолетовый бант. Тёмно-зелёное платье, белые гольфики и чёрные туфли. Милая, пусть и немного хмурая и серьёзная девочка.       — Энджи, Энджи. Это значит «Ангел», ну, если на французский манер. А-а, этот Рюкиши Рена с его черте как читающимися именами… — снова придирчиво осмотрев результат своей работы, она кивнула сама себе. — Ну, в имеющихся условиях я, можно сказать, совершила чудо преображения… так, запоминай: теперь ты «Энджи-чан», поняла? Откликаешься на это имя.       — Энджи, — покатала на языке это имя девочка, после чего кивнула, принимая правила игры.       — Да! Твоего брата похитила злая-презлая ведьма, которая его заключила в колдовской игре!       — Угу.       Что-то, а воспринимать задачу, после чего исполнять её со всем упорством и отдачей её хорошо обучили. И сейчас, её натренированное воображение рисовало всё в красках. Вон, даже образ ведьмы перед глазами.       — И ты, отважная сестрёнка, ради спасения брата идёшь на всевозможные жертвы! Например, заключаешь договор с другой ведьмой!       — Зачем?       В этом месте логика девочки, которая ей подсказывала немного другие варианты решения проблемы, несколько забуксовала. Её бровь нахмурилась. Маки тоже задумалась и почесала затылок.       — Я этот момент плохо помню, если честно. Но! — впав в секундное замешательство, она тут же вернула задор. — У тебя есть несколько ключевых фраз, которые ты должна запомнить назубок! Поняла? Первая…       В этом месте, Мариса плотно сомкнула веки и сделала глубокий вздох… когда же она открыла их… то словно бы преобразилась: её лицо, мимика, жесты… теперь она напоминала собой нечто холодное и расчётливое. Человека, готового на всё.       — Maho, majo… Imakoso kiseki yo*.       Даже её голос, до того бывший весёлым и задорным, стал донельзя холодным и стальным.       Надо сказать, Хошико всегда считала отаку (ну и прочую относящуюся туда тематику, вроде косплея) — баловством, притом абсолютно несерьёзным. Ведь так сказал в своё время отец, верно? Однако… сила актёрской игры, воображения, может ещё чего… она в тот момент зацепила маленькую девочку до самых краёв. В этой, казалось бы, небрежно брошенной фразе был виден образ. Не нарисованный на бумаге, но живой и дышащий.       — Вторая: «Ja, matane. Shi yu agein…*»       — Ши ю агэин… — пробормотала словно бы заклинание новоиспечённая «Энджи».       В этом месте, их прервали, поскольку внутрь плавно вошла девушка с коричневыми волосами, одетая в алую форму мико. И тоже с огромным бантом на голове!       — Кири-чан, скоро выход, а ты ещё даже не настроила свой клавишный инструмент.       — Ку-со-о, васурета*! — крикнув сие непотребное ругательство, Маки выскочила наружу, переругиваясь по дороге с этой странной мико, которая ловко огрызалась на словесные замечания.       Так, Хошико (то есть, уже Энджи) осталась в подсобке одна-одинёшенька. Просто маленькая, чуть потерянная, но очень милая девочка в зелёном платье, с фиолетовым бантом на груди и красными волосиками оттенком в медь. Ключик, который ей напоследок повесила Маки, тихо брянкнул, когда та особо глубоко вздохнула. Между тем, снаружи нарастал шум.       Сделав вид максимально собранный и серьёзный, она направилась наружу.              Между тем, Данди-кун, её брат, уже во всё разогревал толпу, говоря в микрофон:       — Что ж, а мы объявляем нашу косплей вечеринку открытой! И сегодня, с вами, мы будем вспоминать чудесные композиции ZOOM’a, поскольку у нас Тохо-пати! Маэстро, всё ли у нас готово? — парень обернулся назад, где стояла остальная часть их группы. Свет в помещении, до того светивший ярко, был приглушен. В это время, за клавишными (ну и пультом, куда уж без этого) восседала Маки, которая, сделав знак «V», ответила:       — ZOOMpets — stand by and ready!       Жрица мико, которая сидела прямо перед джембе, обвив его коленями, кивнула.       — Посторонние шумы и грохот — в деле.       За эту фразу, полную скрытой иронии и сарказма, Мариса удостоила её сердитого взгляда, чуть высунувшись из-за своей груды аппарата. А и правда: вокруг её напарницы было разложено множество мелко-ударных инструментов, вроде треугольников, маракас, тамбурина и несколько тарелок, снятых, видимо, с барабанных установок.       — Chirno is ready to rock!       Последней участницей их группы была девушка, с короткими синими волосами, нежно-бирюзовой радужкой глаза и прозрачными, точно бы ледяными крыльями, которые, однако, болтались как бог на душу положит. В синем платьице, напоминавшем школьную форму, она выскочила на сцену вместе с бас-гитарой, дала аккорд, но, поскользнулась, после чего проехала некоторое расстояние на пятой точке, с громким писком «Ой!», под хохот и улюлюканье толпы. Данди-кун только сделал фейспалм, после чего подбежал и помог той подняться.       Встав каждый на своей позиции, тот взял в руки скрипку, отложив микрофон в стойку.       — Что ж, мы рады, что вы все здесь сегодня собрались на вечер, посвящённый творчеству человека, который поразил меня в самое сердце…       Сефи, до того стоявшая за кулисами, кивнула, вышла на сцену и продолжила:       — Да, ведь немногие, я думаю, из вас знают, что имя нашего бара — дань памяти и уважения Zoom’у… впрочем, вариант со скрытым в центре земли городом меня тоже чертовски устраивает! Что ж, народ, вы готовы? Тогда, музыку! — и, возвернув микрофон на законное его место, она вернулась к бару.       Свет окончательно погас и загорелись цветные огоньки и лазеры. Данди же, кивнув Маки, дал первый, пробный аккорд. Вслед за ним вступила Мариса, которая повела основную мелодию на клавишах… её подбадривала Рейму, которая задавала ритм бодрыми и гулкими ударами барабана. Часть мелодии взяла на себя Чирно, сменившая бас-гитару на полуакустическую, добавив переливам мелодии струнно-переборного перфоманса       — Ветер Агарты, — тихо озвучил название композиции, Данди, который поправив свою шляпу, выждал момента и… начал водить смычком. Его лицо улыбалось, незримо светилось, хотя и видна была концентрация, ему требующаяся для игры.       Так, музыка началась…              Когда Энджи вышла наружу, то мелодия была уже в самом разгаре. Она порхала и летала, наполняя бар какой-то невероятно танцевальной атмосферой. Лёгкой и воздушной, но, в то же время, не сбивавшейся в банальный клубняк. Нечто фолковое, как будто бы почти невесомые пляски фей и эльфов.       Солировал в этом деле, естественно, её брат: он вёл мелодию, её основную конву, позволяя, время от времени, взяться за неё кому-то другому и отходя на задний план. Мико с огромным бантом, не зевала, и очень точно отмеряла удары ладонями, превращая просто красивую и заводную композицию в нечто дико зажигательное.       Энджи была поражена до самых глубин своей души. То, как её брат играл… она слышала, как иногда тот показывал своё искусство дома — так вот, здесь он демонстрировал совершенно иной уровень, полностью, всей душой отдаваясь невидимому духу искусства, водившему его руку.       И, толпа отвечала ему, зайдясь в совершенно неистовом танце. Прямо перед сценой кружились две девушки — одна, в розовом платье с синими волосами и декоративными крыльями. Другая же — с нежно-фиалковыми волосами в платье, чем-то напоминающем ночнушку, с чепчиком и в очках.       Иногда они начинали кружиться, закручивая друг дружку словно бы гимнасты на льду; один раз, они расцепили хватку и разлетелись в разные стороны; ту, которая с крыльями, поймал статный и солидный мужчина в костюме дворецкого и с изображением однокрылой птицы в золоте на одежде. Хихикнув и блеснув моноклем, он отправил ту обратно в полёт, к её напарнице, которую же, в это же время, толпа выкинула со своей стороны… И всё это происходило в мельтешащем нагромождении цветов, лазерных пучков и дыма, клубившегося точно туман. Нечто сокрушительное для всех органов чувств.       Девочка только и стояла, раскрыв рот, не в силах пошевелиться, что-либо сделать… ей, с одной стороны, очень хотелось присоединиться к этому веселью, но с другой…       Между тем, её сомнения заметила девушка, которая в это время сидела подле бара и, оперевшись одной рукой на зонтик, неторопливо цедила чай. Прищурив свои фиолетовые глаза, та вдумчиво улыбнулась, затем, резко и внезапно, поднялась со своего места и подошла к той со спины.       — А вы о чём сомневаетесь, мисс Энджи?       Энджи, полупав глазками, медленно обернулась, чтобы заметить довольно странную (по меркам нормальных людей, конечно же) личность. Белое платье, с рядом кружев, довольно пышное, которые спускались к низу своеобразной лесенкой. Центр оного же, напротив, был нежно-фиалковый, точно бы в тон ея глаз. В руке она держала сложенный зонтик почти что в половину своего роста.       Что-то в ней было особенное: её глаза точно бы светились незримым светом, покуда на лице играла лёгкая и ничего не значащая полуулыбка. Возможно, она иностранка или полукровка: её разрез очей был куда шире, чем ему полагалось бы.       — А… — растерянно пролепетала девочка, то опуская взгляд вниз, то поднимая его наверх, изучая эту гостью. — Maho…       — Majo. Sa, kiseki no jikan hajimeru wa!* — её новая знакомая, точно бы хорошо знакомая с правилами этой игры, подхватила фразу, после чего, взяв девочку под руки, увлекла её в танец, прямо в центр зала.       Её брат, заметив, что сестра вышла на танец, улыбнулся, после чего, кивнув своей группе, пустил мелодию на новый круг… однако, теперь у него словно бы открылось второе дыхание: тяжёлые капли пота, раскрасневшееся лицо, но эти руки… эти руки продолжали точно бы зачумлённые отплясывать смычком пляску Витта.       — Не стесняйся. Я научу тебя, — между тем, гостья с фиалковыми глазами, так и не назвавшая своё имя, чуть склонившись к Энджи, шепнула ей эту фразу в ухо.       Движение грудью, затем оборот на мысках, потом движения плечами, махи ногами. Подхватив девочку за руки, она закружила ту точно так же, а может даже и быстрее, чем те двое до этого. Толпа, оценив этот танцевальный перфоманс на двоих, одобрительно зарокотала.       Снова грудью, а теперь и бёдра. Подхватить на руки и покружить на них, точно бы самолёт, выписывающий плавные, но быстрые виражи. Опустить на ноги, после чего, сделав несколько хлопков, поменяться местами. Снова хлопки и поменяться…       Партнёрша Энджи полностью взяла весь рисунок танца на себя, помогая неуверенной девочке делать очень свободные и вольные движения. Никогда ещё Хошико не чувствовала себя настолько свободной: умелые руки, подсказки и добрая воля партнёра помогала ей почувствовать себя птицей, летящей высоко-высоко в небе… ближе к концу, она даже начала воспринимать рисунок танца без подсказки, следуя, а иногда и предугадывая следующее движение.       Топот, хлопок, поменяться. Сделать несколько движений и знаков при помощи пальцев и рук, снова подхватить друг друга и закружиться. Опять разойтись. Ноги, ноги, выписывают рисунок, а вот уже снова руки сошлись вместе. И ничего интереснее, прекраснее и вдохновеннее не знала более в своей жизни эта маленькая девочка; танец, на грани фола, ритма, навсегда запал в её душу, так же, как нежно-пшеничные волосы незнакомки и эти фиалковые глаза… но, вот, музыка подошла к концу. Свет снова вернулся в помещение.       Некоторое время все просто молчали, пытаясь отдышаться и перевести дух, включая самих музыкантов. Но, вскоре раздались аплодисменты. Робкие, но вскорости перерастающие в громогласные и оглушительные.       Энджи, которая пыталась восстановить сбившееся дыхание, поискала глазами свою новую знакомую: к её удивлению, той уже и след простыл, хотя, буквально пару секунд назад, она как будто бы была здесь… Ребёнок ещё и удивился, что после таких адовых плясок дыхание блондинки ни капли не сбилось, да даже пота и того не видно… будь она чуть повзрослее, может быть, это напугало или напрягло бы её. Но, будучи ребёнком, та восприняла это как часть магии перевоплощения, как часть того самого Чуда, о котором она объявила.       Придя в себя, выпив бутылку воды без газа объёмом в пол-литра и протерев тряпочкой свои руки и инструмент со смычком, её брат обратился к своим слушателям:       — Что ж, а теперь, называйте любую композицию ZOOM’а, которая вам нравится, и мы сыграём её!       — Yakumo no Necrofantasie, — раздался громкий, но отчётливый голос откуда-то из толпы. В нём Энджи узнала свою новую знакомую и поспешила последовать за ним.       — Некрофантазия? Хороший выбор! Что ж, друзья, понеслась!       Эта композиция значительно отличалась от предыдущей. Теперь вступление взяла на себя Мариса, которая дала аккорды, начинавшие трели мелодии, а так же запустила с себя барабанную ритм-секцию. Чирно, кивнув товарищам, взяла в руки бас-гитару, в то время как Рейму, махавшая раскрасневшимися ладонями, молчаливо взяла в руки треугольник, мелодичным бряканьем которого она отмеряла сильную долю.       Подождав начала основной мелодии, Данди, сделав глубокий вдох и закрыв глаза, резко начал быстро-быстро скользить смычком, выводя переливы бодрой мелодии. Она отличалась от предыдущей столь же разительно, сколь отличается весна от лета; вместо воздушности и лёгкости — некая воинственность, точно бы зовущая в бой. Однако, в исполнении этой команды, даже она становилась вполне себе танцевальной… посему, танцпол снова ожил.       На середине основного лейтмотива композиции, кто из мужчин, участников вечеринки, разорвал на себе рубашку, дополнительно громко крикнув:       — Ow, make it bad, Yakumo-sama! Dammaku me completely!*       Между тем, крикнув громкое «Яху!», Мариса ушла на соло, включив те самые «ZOOMpets», которые так хорошо знают все фанаты.       Танцпол же, в это мгновение, превратился в нечто инфернальное: мелькания тел, в дыму, в переходах света и цвета… центр оккупировали особенно крепкие мужчины, которые решили, что пора бы вдарить брейк. Энджи, которая старательно выбиралась наружу, в поисках своей знакомой, снова оказалась поражена, заметив как эти крепкие мужи крутятся чуть ли не на всех частях тела, летая между полом и воздухом, выписывают коленца и идут вприсядку.       Возле бара, она обнаружила свою новую-старую знакомую, которая умиротворённо пила чай, жмурясь от удовольствия, которое, видимо, ей оказывала игра на скрипке её брата. А тот действительно вложил в эту композицию всего себя, отчаянно держа непростой ритм и темп.       Энджи, своими тяжёлыми, немного ватными ногами, всё же добрела до бара и… сама не поняла, но оказалась усажена на высокий барный стул.       — Сефирос-кун, принеси этому дитя, пожалуйста, клубничное мороженое.       Между тем, эта блондинка, не отрываясь от чая, кивнула барменше, покуда маленькая девочка пыталась хоть как-то перевести дух с произошедшего. Она вопросительно посмотрела на свою новую знакомую, которая откуда-то знала о её вкусах и пожеланиях.       — Юкари, а ты точно уверена, что ей нужно именно оно? — слегка приостановилась Сефи, вопросительно взглянув на блондинку с зонтиком. Та только загадочно улыбнулась, незаметно покосившись на Энджи. Та закивала, но бровь слегка нахмурила. — Ладно, сейчас всё будет…       Между тем, Некрофантазия пошла на убыль. Скрипач снова обратился к толпе.       — Tori to Neko*.       Энджи, внимательно в ту секунду за своей новой знакомой, впала в состояние кромешного удивления: ибо говорила та здесь, сидя за барной стойкой, но голос, опять же, звучал откуда-то из толпы разгорячённых танцоров, притом он искажался и отражался, идя с разных мест.       Странная девушка заметила внимательный-внимательный взгляд красноволосой (временно) девочки. Она загадочно улыбнулась, после чего, так ничего и не сказав, просто отпила чаю.       — А, тема Меарибелл и Усами! Ребят, вы знаете что делать…       Эта композиция, пожалуй, была сложнее предыдущих: прежде всего потому, что в ней, отражаясь друг в друге, играли две разные мелодии, которые, соответственно, взяли на себя Мариса и Данди; Рейму и Чирно, соответственно, взяли на себя ритм, одна через гитару, другая — с помощью африканского барабана, отбивая тихие, но чувствительные доли, вибрировавшие с полом.       — Вы ведь ведьма? — наконец, спросила Энджи, которая, сопоставив всё ей странное и известное, выдала вердикт.       Блондинка тихо хмыкнула.       — М… если ты ищешь ведьму Чудес, то вынуждена тебя огорчить — она сейчас находится совсем в другом осколке…       — Значит, я должна заключить контракт с ведьмой чудес? — наивно спросила Энджи, стараясь следовать плохо (и наспех) втолкованной ей роли своего персонажа. Юкари, снова сделала почти неуловимое движение и вот — у неё в руках веер, которым она прикрыла рот, который видимо, беззвучно смеялся.       — Не советую тебе искать встречи с ней. Она не даром считается самой жестокой из всех ведьм… однако, если хочешь, то можешь заключить контракт со мной. Хотя, я не совсем ведьма…       В это время их диалог прервали, поскольку для блондинки принесли аппетитный и ароматный чизкейк, а для девочки — мороженое, крупный шарик нежно-розового цвета, с ложечкой в него вставленной.       Скосив на них взгляд и подождав с полсекунды, Сефи ушла в другую часть бара, чтобы обслужить других гостей. Некоторое время царило молчание, нарушаемое только топотом ног, переливами музыки и негромким чавканьем. Со стороны обеих дам, каждая из которых смаковала своё лакомство.       — А кто вы такая, если не ведьма? — наконец, расправившись с мороженым, спросила у неё Энджи. Та, сделав новый глоток чая, чуть нахмурилась, точно бы обдумывая ответ.       — М… тебе сказать правду или реальность?       — А в чём отличие?       — Правда не зависит от мира, скажем так. А вот реальность в каждом из внешних миров своя…       Девочка серьёзно задумалась. Затем, вдумчиво ответила:       — Тогда скажите правду, — та на это замечание покосилась, взглядом словно бы спрашивая: «А ты уверена ли?..» Но, натолкнувшись на сосредоточенный и собранный взгляд, вздохнула.       — Любопытство человеческой расы — её наигубительнейшее свойство… что ж, меня зовут Якумо Юкари, и я ёкай, хранящий покой границ Генсокё.       Возможно, в обычных обстоятельствах, Хошико бы засомневалась в словах гостьи. Но, ведь сейчас она была в образе. А Энджи Уширомия не сомневалась, идя на сговор со сверхъестественным.       — Приятно познакомиться, Якумо-сан, — девочка отвесила ей вежливый поклон, который вызвал у этой девушки, назвавшейся ёкаем, лёгкую оторопь.       — Сколько не смотрю на сынов Наги и Нами, столько им поражаюсь… Ты меня совсем не боишься?       — Нет.       — Но ты ведь знаешь, что ёкаи едят людей?       — Если бы вы меня хотели бы съесть, вы бы не стали говорить о том, что вы ёкай.       На это замечание, довольно логичное, её собеседница только рассмеялась, своим звонким хохотом. Затем, спустя буквально одно движение век, она склонилась над Энджи, с любопытством, но довольно бесстрашно смотревшей на эту представительницу иного мира.       — Хорошо, храбрая Энджи. Ты умудрилась меня повеселить, а за это я обычно делаю подарки даже людям. Чего ты хочешь от меня, дитя Изанами? — на этот вопрос девочка задумалась, притом довольно серьёзно… музыка в ту секунду снова сменилась, на этот раз плавной и грустной композицией… которая впрочем, после первых аккордов начала набирать мрачный и тёмный оборот.       — Meari Magician… — вдумчиво произнесла Якумо, отпив чая… хм, а разве она только что его не осушила? Энджи, покосившись на свою тарелку с мороженым тоже с удивлением обнаружила, что та полная доверху. Между тем, Юкари, прищурившись, посмотрела на свою собеседницу.       — Скажи, Уэдо Хошико. Хочешь ли ты жить? Или предпочтёшь умереть?       — А… в смысле, Якумо-сан?       — Я вижу в твоей судьбе опасность. Погибель. Не удивляйся — нам, ёкаям, особенно… моего положения открыто многое. Что ты предпочтёшь?       — А в чём разница?       — Нет, Энджи-чан, не могу это тебе сказать. Тебе придётся выбирать вслепую. Можешь считать это моим подарком тебе — вмешательство в ход судьбы…       На некоторое время снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь переливами грустной мелодии. Хошико то смотрела на гостью, то опять на мороженое, однако… кусок в горло не лез. Не после такой информации.       — Я хочу жить, Якумо Юкари. По-настоящему, полной жизнью, без сожалений и пустых надежд, — девочка же в то мгновение внимательно следила за танцполом, на котором продолжалось движение, пусть и ставшее довольно плавным. — Сегодня я поняла, что вся моя жизнь до этого была всего лишь существованием, ради непонятных мне целей…       — Даже если за то, что ты будешь жить полной грудью, тебе придётся переступить через трупы дорогих тебе людей?       В этом месте девочка съёжилась и побледнела, видимо, не готовая к такой постановке вопроса. Юкари же внимательно следила за реакцией, отслеживая малейшую перемену настроения. Правда, её лицо чуть смягчилось.       — Впрочем, я понимаю тебя и твоё желание. Я бы тоже не захотела всю жизнь танцевать на кончиках чужих пальцев… Так ты хочешь жить? Или умереть? Возможно, выбрав смерть, ты спасёшь несколько других жизней. Однако, выбрав жизнь, ты познаешь любовь и жизнь во всех её красках, радостных или горьких. Жизнь или смерть, Уэдо Хошико?       — Жизнь, — тихо прошептала девочка, с трудом сдерживая внезапно подступившие слёзы.       Якумо Юкари кивнула.       — Не печалься, дитя. Не один из этих выборов не является правильным, на самом деле. Просто это две развилки, ведущие к разным финалам… я не жестокая ведьма, но могу быть жёсткой. Пожалуйста, дай мне в руку свой ключ. Это будет нашей с тобой платой…       — Ключ? Но зачем вам этот ключ?       — Ключ — это не просто вещь, как тебе кажется. При помощи него можно открыть разные двери и даже границы…       Медленно, блондинка протянула руку. Энджи, нерешительно, но всё же стянула с себя ключ. Якумо мягко докоснулась до него рукой, и… тот, блеснув небольшой вспышкой, не пропал, но стал ярко-ярко жёлтым, точно бы золотым. Девочка залупала глазами.       — Контракт заключён, — произнесла Юкари и голос её отдался в ушах. Тихий, но проникновенный, почти шёпот.       Между тем, композиция, которую играла команда на сцене, мягко окончилась.       — Эй, вы там не заснули, часом? — весело и бодро произнёс Данди. — Что ж, для тех кто хочет подвигаться и зажечь — Капитан Мураса!       …и снова бодрые, пронзительные и зовущие вперёд ритмы.       — Если хочешь жить полной грудью, — внезапно произнесла загадочная знакомая Энджи, а та в это же время, еле сдерживая дрожь в руках, натянула на себя ключ, — то пошли. Отпляшем во славу. Надо же тебе преподать уроки танцев и того, как наслаждаться жизнью в полной мере? — Якумо, точно бы сбросившая с себя маску (или наоборот — сменив оную), снова стала весёлой, заводной и желающей движения. Потому, утянув за собой девочку, они снова на пару начали растворяться в танце…              Утро. Повсюду валяются тела разной степени свежести, дохлости и пропитости. Впрочем, всё в рамках приличия, ибо те, кто эти рамки не хотел соблюдать… уже отчалили в ближайший лав-хотел.       Где-то возле барной стойки, на мягком матрасике, укрытая одеялом, мирно дремала усталая Энджи. Её парик чуть сполз с головы, обнажая чёрные прядки, но жёлтенький ключик, небольшой и блестящий, она продолжала не выпускать из рук.       Над ней стоял очень задумчивый брат, который тихо стучал костяшками пальцев по поверхности стойки. Рядом с ним, по другую сторону оной, находилась Сефи-чан, заспанная и усталая, которая лениво чистила посуду. Бокалы, кружки, ложки, вилки… Всех их, после того, как помыли, надо было обязательно протереть.       — М… Сефи-чан, а ты не знаешь, кто у нас изображал Юкари? А то я её весь вечер видел в компании своей сестры, как она за ней ухаживала и веселила ту, но я так и не смог поймать её, чтобы отблагодарить. Она точно бы испарилась…       Сефи-чан приостановилась на мгновение, затем нахмурила брови.       — Проблемка. Я ведь тоже её не знаю. Но косплейщица она — о-го-го. Она о чём-то очень серьёзном говорила с твоей сестрой, я хотела подойти, но… она на меня так посмотрела, что я… я воочию почувствовала обещание мучительной смерти и ада. Бр-р!       — Хм… но если не знаешь ни я, ни ты… то кто она такая?       — О, вы всё о той таинственной незнакомке лялякаете? — в разговор вклинилась до неприличия бодрая и заводная Маки, которая, сладко потягиваясь, подошла поближе, держа в руках кружку с кофе. — А вам не приходило в голову, что это могла быть она сама?       Данди и Сефи вылупились на Марису, которая сделала серьёзное-серьёзное лицо… но потом рассмеялась:       — Да расслабьтесь вы, я шучу… но я бы тоже не отказалась с ней потом поговорить. У неё линзы такие — прямо от настоящих не отличить! Да и прокрашены волосы больно хорошо…       Так, переговариваясь и строя теории, они вскорости и забыли об этом инциденте. Он мягко, но ненавязчиво затёрся у них в памяти, оставив лишь образ незнакомки. Непонятной, загадочной…       А между тем, наступал новый, чудесный и полный жизни день.