***
Дождь заливал глаза и слепил. Одежда на Ренато вымокла настолько, что выглядела старыми обносками и прилипла к телу, будто тонкий лист миндального дерева. До Ливорно было как минимум три или четыре морских милей, если не гораздо больше, поэтому о возвращении и речи не шло, оставалось только плыть вперёд, освещая ближайшие парочку метров спешно тлеющим огоньком свечи, скрытой небольшим куполом из быстро намокающей древесины. Впереди мелькали скалы, и это было хуже всего: штурвала у судна не было, лишь парочка вёсел, которые были абсолютно бесполезны при таком шторме. То, что Ренато ещё ни разу не перевернуло, чистая удача — будь на его месте другой, сам бы уже спрыгнул в море, лишь бы не налететь на скалы вместе с лодкой. — Чёрт дери эту погоду, — рычал себе под нос Реборн, с силой сжимая вёсла в руках. Лодку швыряло волнами туда-сюда, словно игривого котёнка, а сам мужчина чудом держался на судне, но и его силы уже давали слабину: руки ныли, а глаза заливало дождём. Гремел гром. — Чтоб его!.. Лодку нехило качнуло, парус болезненно засвистел, и Ренато вновь грязно выругался — судно медленно начало переворачиваться. Словно в замедленной съёмке нового чёрно-белого аппарата, мужчина видел себя со стороны: вот он, весь измокший и уставший, летит прямо в бурлящие волны вместе с лодкой, еле удерживаясь на скользкой деревянной поверхности и не успевая вцепиться ладонями в мачту. Море разинуло пасть… …и время замерло. Буквально: угрожающе огромные волны застыли в своих разъярённых позах, готовые смести его судно со своей глади, крупные дождевые капли замерли в воздухе, а лодка, до этого стремительно сближающаяся с морем, будто испуганный чем-то воришка, остолбенела. Реборн покатился вниз и едва успел схватиться ладонью за треснувшую от напора мачту, дабы самому не упасть. Он огляделся. — Какого дьявола, — мир вокруг замер. Вокруг всё было черным-черно, а лиловые облака, будто готовые задохнуться, силились не выплюнуть молнии. Полную тишину разорвал взволнованный голос: — Скорее, сюда! Мужчина обернулся. Вокруг было слишком темно, дабы он смог разглядеть хоть что-то, кроме хрупкого силуэта вдали, но голос, определённо, был женским и молодым. Нежели на этом острове живут люди? Тогда селяне деревеньки рядом с Ливорно всю свою жизнь ошибались, называя его необитаемым и полным ужасающих существ, не дающих прожить человеку спокойно! — Быстрее, быстрее! — голос звенел мелодичным колокольчиком. Крупная капля упала Ренато на лоб, и тот тут же сорвался с места. Волны ощущались мягкими, прохладными, словно стылая сметана. Мужчина прыгал по ним, будто танцующая среди стрел горная лань, и ощущал, как жизнь под ногами начинает медленно восстанавливать прежний темп: какую-то рыбу подбросило над гладью, и она извивалась, будто уж под колёсами вагонетки. Стоило мужчине спрыгнуть на песок, волны за его спиной с шумом схлопнулись, будто акульи пасти, и его лодка жалобно заскрипела, когда вода полностью поглотила её, а после выплюнула только мачту, которую тут же принесло на берег. Девушка была босой. Подолы её белоснежной юкаты взмыли в воздух, стоило ей провернуться на голых пятках и броситься в сторону пещеры, а Реборн отметил, что пояс был подвязан золотой веревкой из чистой магии, какими пользовались Охотники для ловли русалок или диких горных котов. Те не могли её разорвать, а, когда начинали дёргаться или увеличиваться в размере (в случае горных котов), эти верёвки из золотых нитей стягивались грубее, перекрывая доступ к кислороду и заставляя пленника успокоиться. Эта девушка была охотницей? — Кто вы? Вы видели это? — мужчина прищурился. Был ли это знак от природы или промыслы ведьм… ему нужно было знать, не его ли это было видение. Видела ли девушка то же самое, что он? Девушка махнула глубоким рукавом, и рыжий огонёк вспыхнул неподалёку от них, освещая миниатюрное бледное личико — глазки у неё были такими же рыжими, как и пламень, носик миниатюрный, а ко лбу прилипла тёмная каштановая чёлка. — Пожалуйста, забегайте быстрее! Мы переждём здесь дождь, а после я отправлю вас домой, но не задавайте лишних вопросов, — голос у неё был похож на трель соловьиную, таким в храме молитву поют, дабы глупые овцы забыли себя и жертвовали все свои последние гроши церквям, да и выглядела она, как соловей: грудь маленькая, едва выпирающая, талия тонкая, обтянутая широким толстым поясом, перевязанным нитями, запястья и лодыжки хрупкие-хрупкие, будто готовые вот-вот обломаться, словно овёс на ветру. — Этот огонь?.. — брюнет резко замолчал, так как девушка (кажется, японка по национальности) резко склонилась в глубоком поклоне. Её пушащиеся во все стороны каштановые волосы, которые на солнце отливали рыжевизной, скользнули вниз по плечам и превратились в тёмный водопад, скрывающий бледное миниатюрное лицо. — Дождь будет идти два дня и целый закат, и я прошу прощения за то, что у меня нет еды, дабы накормить вас... Обычно я более гостеприимная хозяйка, — девушка извиняюще улыбнулась, после чего достала из рукава какой-то маленький кругляш, похожий на пилюлю, которые подавали в лазаретах больным. В отличие от тех пилюль, эта была яркая, зелёная и сама была похожа на скатанные в комочек различные травы, а после сваренные в таком виде. — Это позволит вам не испытывать голода всё это время. Приняв кругляш, мужчина закинул его в рот. И только когда девушка отвернулась, разжал челюсти и беззвучно выплюнул на ладонь зелёную пилюлю, пряча её в карман своего длинного чёрного костюма. — Слишком горько? — участливо спросила японка, с сожалением протягивая мужчине парочку веточек барбариса с бордовыми листами, однако тот мягко оттолкнул чужую руку. — Горько, но я всё-таки мужчина. Могу потерпеть, — девушка грустно моргнула, после чего на её губах расцвела лукавая улыбка. Не успела она и слова сказать, как Ренато резко перевёл тему: — Вы тут совсем одна? Японка осторожно кивнула. — А как вас зовут? И долго ли вы здесь находитесь? Как попали? — азиатка даже как-то растерялась под таким напором вопросов, однако мужчина тут же глубоко выдохнул и махнул ладонью. — Если вам сложно ответить, то можете промолчать. В пещере повисло густое молчание, которое можно было почерпнуть ладонью и попробовать на вкус — ужасно горчило на кончике языка. — Какой… какой сейчас год? — вдруг подала голос девушка. — Тысяча шестьсот пятнадцатый, — видя замешательство на лице девушки, мужчина тактично поправился: — Две тысячи семьсот семьдесят третий год от основания Рима. — А… разве не тысяча четыреста двенадцатый?.. Мужчина вскинул брови. Эта охотница была сумасшедшей? Ни один человек, даже самый старый старик-прихожанин, не мог прожить… двести три года! Может, она была необразованной и перепутала цифры?.. Но нет, девушка выглядела полностью уверенной в своей словах, да и глаза её не были затуманены поволокой сумасшествия. «Ведьма!» — вспыхнула в голове Ренато догадка. Горная ведьма! Самая желанная добыча на рынке, любую часть тела которой можно продать за несчётное количество золотых монет! Он тут же смягчил свой взгляд. — Так как вас зовут? — мягко поинтересовался Реборн, изображая искреннюю заинтересованность. Если девушка и заметила резкую смену его настроения и расположения к ней, то не подала виду и только мягко улыбнулась: — Цунаёши. Моя мать носила фамилию Савада, а отец — Скварчалупи. Его имя многим известно как Касимиро, возможно, вы его даже знаете. Он итальянец, поэтому я не чистокровная японка… Я знаю, что нынче не любят смешивать кровь, не смотрите так на меня! Моей матери он представился Иемицу, поэтому она без задней мысли доверилась земляку, — Цуна тут же замолчала. Заметив заинтересованно приподнятые брови мужчины, она пустилась во все тяжкие и описала едва ли не всю свою жизнь, рассказала про родословную (Реборну так даже родословную дорого жеребца, которого он собирался покупать за огромную цену, не выкладывали), после чего спешно смутилась и спрятала порозовевшее лицо в ладонях: — Извините, я вас загрузила… Несмотря на то, что про свою расу она и слова не сказала, девушка почти полностью доверилась ему. Ренато предвкушающе улыбнулся. — Ничего страшного. Меня называют Реборном. На деле моё имя — Ренато, но я так привык к первому, что иногда путаю их. Ведьмы чувствуют ложь, будто собака — прогнивший сыр. Если она поймёт, что Ренато с ней абсолютно честен, то очень скоро доверится ему раз и навсегда! И тогда он запросто вывезет ведьму с этого острова и без лишних слов продаст на рынке какому-нибудь богачу втрое дороже обычной цены. Да он ведь сможет прожить всю жизнь припеваючи, даже не выходя больше на охоту! …Хотя, это было бы выше всех его сил: всё-таки, охота для Реборна была некой отдушиной. — Вы ведь ведьма? Цуна испуганно моргнула, даже не успевая слова вымолвить от резкого вопроса, однако Реборн тут же поспешил заверить её: — Ничего-ничего! Я не причиню вам вреда, мне даже нравятся ведьмы! — конечно, он не причинит ей вреда! А вот про того, кто купит эту девушку… в общем, не его вина. — Вы тут уже довольно долгое время, не так ли? Хотите послушать, что творится в мире? Японка вскинулась и радостно кивнула. Мужчина облокотился о камень и пнул ногой палочку, которая тут же отлетела на парочку добрых метров. — В Мадриде вышло первое издание второй части «Дон Кихота» Мигеля де Сервантеса, — начал мужчина издалека, и Цунаёши с упоением принялась вслушиваться в новости внешнего мира. Голосом своим Реборн не стыдился хвастаться, ведь знал — тот у него был бархатист, красив и глубок, способный зачаровать любую девушку. И эта ведьма не стала исключением! — Иоганн Кеплер в трактате «Новая стереометрия винных бочек» изложил идеи интегрального исчисления. Некоторое время назад завершилась Смута на Руси, — он собирал все самые известные новости в одну кучку, надеясь, что девушке очень скоро наскучит. И правда: постепенно интерес в её глазах угасал, вот только последнее заставило её внезапно подать голос: — «Смута»?.. — девушка неловко поёжилась от прохлады и нехорошего предчувствия, которыми веяло от такого, казалось, короткого слова слова. — Весьма отвратное время, — подтвердил её догадки мужчина и продолжил пересказывать всё, что знал, максимально мерно и скучно. Несмотря на изначальную заинтересованность, очень скоро девушка, как мужчина и предполагал, скисла. — Я вижу, новости наших соседей вас не интересуют? — мягко поинтересовался он, замечая усталые зевки, которые ведьма старательно прикрывала узкой ладошкой. — Как насчёт Италии? Например, Галилео Галилей совершил поездку в Рим для подтверждения теории Коперника, но получил резкий отпор от церкви. Она даже издала декрет о том, что доктрина Коперника является «ложной и абсурдной», хотя настоятели даже не попытались вникнуть в его слова… Глупые овцы. — Вы неверующий? — вдруг поинтересовалась Цуна, вытягивая шею и сверкая рыжими глазами, словно это было интересно ей больше, чем все тайны целого мира. Реборн, не видя даже смысла скрывать, легко заметил: — Бога нет. — Вас сожгли бы на костре за такие слова, — невесело усмехнулась девушка, впрочем, проникаясь неким уважением к смелости своего собеседника. И правда: за такие громкие и грубые слова мужчину давно бы уже скрутили и забили насмерть, либо действительно сожгли. — Боюсь, я не сгорю в огне… Только если инквизиции. Улыбка Цуны потухла. Реборн мысленно чертыхнулся: конечно, для ведьмы будут неприятны разговоры о костре инквизиции! Наверняка, саму девушку множество раз пытались сжечь мало того, что за «ведьминскую» внешность — у Цунаёши действительно были каштановые длинные волосы, отливающие на солнце рыжевизной, яркие медные глаза-опалы и бледная кожа, на которой россыпь веснушек казалась мелкими ожогами от угольков, — так ещё и за другую национальность, чего итальянцы не любили. Иностранок привозили лишь в качестве наложниц или рабынь, а тут получился небольшой конфуз: девушка оказалась коренной итальянкой по линии матери и бабки, родившейся в Ливорно, но с японскими корнями и чертами миловидного лица. — Хотите почитать первый том Дон Кихота? Я даже могу подарить вам его — он был куплен за баснословную цену и не представляет для меня никакой важности, поэтому может послужить вам в минуты скуки. — Я… не умею читать, — пробормотала японка, и Реборн мысленно пожурил себя за невоспитанность — мог и сам догадаться: крестьянские дети и просто бедные люди грамоте не обучались, а заточённая на островке девушка, пол века прожившая в пещере, и подавно не знала, что такое книга и буквы. Мужчина помолчал парочку секунд, после чего молча достал из своей кожаной сумки книгу в толстом кожаном переплёте. Под пальцами она ощущалась весьма приятно: прохладная животная шкура, избавленная от любой шерстинки, остужала горячие ладони и дарила успокоение. — В скромной деревушке провинции Ламанчи жил идальго по имени Дон Кехано, — неспешно начал Ренато, водя стёртыми подушечками пальцев по страницам. Цуна вскинулась и, словно маленький ребёнок, пододвинулась поближе и заглянула в книгу, будто бы умея читать. Реборн мысленно возликовал, глубоким голосом обволакивая дребезжащую звуками дождя пещеру, и читал, пока глаза у него не начали слипаться, а японка, прислонившись к его плечу, не засопела.***
— Это ваша лодка, — улыбнулась Цуна, указывая ладонью на песок, где покоилось какое-то чёрное пятно. Волны ласково облизывали тёмное дерево, а парочка новых вёсел, будто два деревца, вились ввысь. Новая мачта, будто никогда не трескавшаяся напополам, приковывала взгляд расписными узорами и непонятными иероглифами. — Спасибо за компанию, вы мой первый собеседник-человек за… много лун и дней, — честно призналась девушка, склоняясь в глубоком поклоне. И вправду: его лодку словно заново отстроили за три с половиной дня непрерывного дождя. На второй день, как бы не сложно было признаться, Реборн всё же съел пилюлю и поразился её сладости. Ему на парочку мгновений стало совестно: уже тогда ведьма проверяла его на ложь, а он так глупо провалил проверку… Ну, ничего. За два дня как следует втёрся к девчонке в доверие. — Идёмте со мной, — позвал мужчина. Цуна вдруг сконфузилась и потупила взгляд, с хрустом заламывая пальцы за спиной и перекатываясь с пятки на носок. — Я… не уверена, что получится. Моя мама говорила, что я не должна покидать этот остров с человеком, и… — не дослушав девушку, Ренато резко подхватил её на руки и посадил к себе на плечо, одобрительно кивая, когда японка намертво вцепилась в его плечи. — Хи-и! Реборн-сан! — взвопила Цунаёши, но тут же замолкла, понимая, что парочка несложных движений отделяют её от болезненного падения головой вниз. Из леса послышался злобный вой, затрещали ветки, однако не это привлекло внимание мужчины. Стоило Цуне опустить ногу в море, которое тут же жадно облизнуло хрупкие ступни, как Реборна отшвырнуло в противоположную от девушки сторону, а саму Цунаёши мягко оттолкнуло обратно к песку. — Какого дьявола?! — отплёвываясь от песка, чертыхнулся мужчина и тут же потёр зудящее плечо — его словно огнём прижгли. Небеса зарычали — и грянул гром, после чего с разъярённой сини полился грубый ливень, который отбивал по лицам огромными каплями резкий ритм. Волны загрохотали в море, а ветер вдарил по верхушкам деревьев. Реборн разочарованно застонал сквозь зубы, надеясь, что девушка этого не услышала.***
— А что умеют ведьмы? Снаружи дождь барабанил по уже размокшему песку, местами порванным листьям и пещере, отчего со сводов периодически накрапывала небольшая лужица, воду из которой мигом лакала очаровательная большеухая мышь с пушистой кисточкой на кончике длинного хвоста. Реборн отчасти понимал, что в этой разбушевавшейся погоде есть и его вина: сколько бы он не пытался вытащить девушку за пределы острова, каждый раз небеса содрогались рычанием, будто чувствовали его намерения. Цуна подтянула босые ноги к себе, сгибая их в коленях, и улыбнулась широко-широко — глаза её рыжие засверкали, словно два переливчатых опала. Что-то задумав, японка вдруг хитро хохотнула, нетерпеливо вороша кровать из листвы под собой. — Выйдите из пещеры, — наткнувшись на недоверчивый взгляд, ведьма подняла руки вверх, будто безоружный воин, и мягко улыбнулась, чуть щуря рыжие глаза: — Если я причиню вам вред, то… Должна буду вам! Ренато вдруг заинтересовался и ухмыльнулся: — Должны? — Что попросите! — и глухо хлопнула в ладони. За пределами пещеры внезапно затихло. Льющий, словно из дырявого ведра, дождь должен был идти ещё минут сорок минимум, ведь на улице всё ещё было темно, несмотря на недавний бледно-розовый молочный рассвет, небо уже затянуло нездоровыми свинцовыми тучами. Реборн под сияющий взгляд Цуны медленно зацокал каблуками по пещере, заставляя эхо с жадностью повторять звонкий стук, и выглянул на улицу — и тут же замер на месте. В воздухе повисли прозрачные кристаллики: то тут, то там красивые замерли дождевые капельки — где-то в форме обычной кляксы, а где-то в полёте они принимали различные прекрасные формы. И это было прекрасно. Лунный свет проходил сквозь капли, делая их похожими на мерцающие звёзды, упавшие с неба, и теперь, словно подвешенные на невидимые нити, болтались тряпичными игрушками из кукольного театра. — Это… — мужчина прикоснулся пальцем к зависшей водяной бусине и тут же отдёрнул руку, потому что дождь вновь вернулся в привычный темп. Волосы быстро потяжелели. Одежда прилипла к его телу, облегая и заставляя судорожно клацнуть зубами. Цуна беззлобно захохотала. — Вы мне проиграли, — вернувшись в пещеру, укоризненно заметил Реборн, выжимая одежду прямо на себе. Снимать её он не спешил — всё-таки, перед ним сидела девушка, сколько бы там лет ей не исполнилось, она была всё ещё млада и невинна. — Почему это? Я не причиняла вам вреда! — возмутилась ведьма, переворачиваясь на подстилке из сухой мягкой травы, и тряхнула головой, пытаясь освободить волосы от натиска зелёных и синих листов. — А вот и нет. Я промок, значит, скоро заболею, а ведь это вред. Вам не кажется, что я-таки выиграл? Японка пристыженно отвела взгляд и надула губы, распушая влажные волосы на затылке. Ей дождь был нипочём, как и холодная погода, а вот человеку… Цуна даже не подумала о том, что сможет навредить мужчине подобным действием! — Хорошо, вы в праве просить у меня всё, что угодно… И простите, — она неловко поскребла ноготком щёку и смущённо заправила выпавшую рыжеватую прядь за ухо, всё ещё стыдясь своей недалёкости в таких вопросах. Мужчина опустился рядом. — Поцелуй. Говорят, поцелуй ведьмы избавляет от любого недуга? — видя, как японка удивлённо распахнула рыжие глаза, он добавил: — Поэтому, думаю, мы будем в расчёте? — Реборн ухмыльнулся. Цунаёши вспыхнула горячим румянцем до самых кончиков ушей. — Вы… Мужчина нарочно звонко чихнул. Конечно же, он бы не заболел! Сколько дней и полных лун он проводил в морях, в какие штормы и бури только не попадал! Здоровье у Ренато было лучше, чем у бродячего пса, которому и снег, и палящая жара нипочём. Однако, смущать эту забавную ведьму — будто искусство. Да и девчонка, скорее всего, откажется. Серьёзно, сможет ли японка (а менталитет этих странных иностранцев-азиатов был до того суров!..) поцеловать совершенно незнакомого мужчину? Не успел он закончить свою мысль, как послышался шорох и шлепки босых ног по холодному каменному полу пещеры. Реборна окатило мягким ароматом пряных трав. Щеки коснулось тепло мягких губ и тут же исчезло. Будто испуганная чересчур звонким «чмок», Цуна звонко пискнула и нырнула в импровизированную кровать, зарываясь в сухих травах с головой. — Спокойной ночи! — буркнула она из-под своего убежища, а мужчина коснулся пальцами и тут же ощутил, как весь холод уходит. Сказки не врали… Поцелуй ведьмы и правду может исцелить любого! Естественно, каждый захочет себе в рабыни или наложницы такой экземпляр! Ренато ревниво закатил глаза, когда подумал о том, как эта смущающаяся иностранка будет точно так же целовать кого-то другого, дабы исцелить от обычной простуды, и тут же дал себе мощную пощёчину: это сейчас о чём он подумал?! — И вам спокойной ночи, синьорина… Ваш поцелуй будет греть меня всю луну, — всё-таки добавил охотник хитро, а Цуна возмущённо взвопила и судорожно захлопала ладонями по подстилке из трав. И только спустя семь минут, когда скулы болезненно свело, Реборн обнаружил, что всё ещё улыбается.***
— Цуна! Савада Цунаёши, черт тебя дери! Цуна! Цунаёши испуганно распахнула глаза и перевернулась на бок, тут же вскакивая. вместо привычных тёплых трав она оказалась на холодном камне, видимо, сильно ворочалась во сне, — Что, что… Что случилось? Ренато-сан? — мужчина скакал по всей пещере, выкрикивая её имя и периодически чертыхаясь. — Реборн? На вытянутых руках Реборн держал брыкающийся кулёк. Проморгавшись, японка поняла, что этот кулёк был ничем иным, как верхней частью костюма самого мужчины, но вот торчащий серый хвост, который раздражённо метался в разные стороны, явно не был частью его одежды… Цунаёши подскочила и крикнула: «шицзукани шите!», после чего свёрток, вроде как, успокоился. Тогда-то мужчина развернул беспокойный кулёк и повертел в разные стороны, разглядывая разъярённую кошачью морду. Зелёные глаза смотрели совсем по-человечески, с ледяной яростью, уши дёргались в нетерпении, а… второй хвост? Второй хвост хлестнул его по руке, в то время как первый беспокойно дрожал от злости. — Это Хаято, — улыбнулась девушка, сонно потирая глаза и давя непрошенные зевки. — Он приходит каждые пять дней и приносит новости. Наверное, испугался, когда увидел вас, поэтому и напал… Но, если его не злить, он совершенно безобиден. Мужчина грубо подхватил кота за шкирку, со смехом наблюдая за тем, как тот разъярённо болтает ногами в воздухе. Животное вдруг замерло и совсем по-умному взглянуло на откровенно веселящегося Реборна, после чего моргнуло изумрудными глазами и начало… расширяться?! Когда кот был размером со здорового волка или огромную горную пуму, охотник резко откинул его от себя, после чего закатил глаза, пронзённый догадкой. Будто прочитав его мысли, Цуна спохватилась: — Вам не нужно злить его, он, — звонкое гортанное рычание заставило своды пещеры, как и Саваду, содрогнуться, — горный ураганный кот… Горные коты — особенно, ураганные — имели возможность увеличиваться до размера одноэтажного домика из веток и соломы. И, если обычные могли вырастать лишь в случае опасности, то ураганные черпали энергию на «расширение» своего тела из собственной ярости. И этим были более опасны: на их ушах и хвостах горел алый огонь, способный нанести человеку непоправимый вред. За такие свойства подобный вид горных котов прозвали «адскими посланниками дьявола» и оказались совершенно правы, ведь в ярости они были страшнее дьявола. И, конечно же, Реборн обманулся безобидным видом этого горного котёнка, даже не замечая в его глазах умный блеск. — Больно? — обеспокоенно шептала Цуна, заматывая чистой пепельной паутиной кровоточащие раны. Болезненное шипение, которое было слышно даже сквозь сжатые зубы, послужило ей ответом. — Больно… — Простите… Давайте, я вас поцелую? Раны мигом заживут! Их глаза встретились, а Реборн вскинул брови, мол, поняла себя? Девушка смущённо вспыхнула от кончиков ушей до самой шеи, после чего подскочила и бросилась в сторону выхода из пещеры: — Пособираю травы… Реборн усилием воли согнал с лица улыбку и только зарылся в свои волосы, взлохмачивая и без того стоящие колом растрёпанные пряди. — Ну, и как тебя теперь продавать?***
Когда Ренато всё же уплыл, девушка даже не поверила. Считала, что всё это шутка, вот прямо сейчас она придёт в пещеру, вся мокрая после купания в озере, прижмётся к сухому мужчине, слушая его шипения на тему того, что он-то, вообще-то, сухой, после чего они вместе съедят пойманную мужчиной какую-то рыбу… Однако нет: в пещере, которая служила им укрытием, было тихо и пусто. И даже возвращение в её собственный дом в глуши леса не принёс должной радости, ведь ей жуть как не хватало глубоко мужского голоса, который бы возмущался и смеялся бархатисто. Да, у неё был запальчивый Хаято, любящий поджечь парочку деревьев, тем самым провоцируя доброго пушистого пса Такеши (Цуне он достался, как вечный друг от матери. Вообще, на своей родине этого дождевого пса почитали как бога, однако… Однажды, ещё будучи щенком, он заблудился и наткнулся на её мать, которая спасла Такеши от охотников. С тех пор пёс пообещал сопровождать каждую Саваду до конца её жизни) на сильный дождь, который бы заставил всю рыбу в море прыгать по глади, будто резвящихся бабочек. Но… все они не были Реборном. Цуне, как человеку, не хватало общения с такими же людьми, и даже друзья-хранители не могли ей помочь в этом. Да, ведьма понимала их с лёгкостью, как и любого другого животного на этом острове, но разве запальчивое мяуканье и лай сравнятся с бархатом чужого голоса? Мать, будучи живой, много раз предупреждала её, что подобные мужчины крадут женские сердца, будто вороны драгоценные вещи, оставленные на виду, но слушалась ли она её когда-нибудь? Вот сейчас и платит за своеволие! Когда прошло два дня, японка начала приходить каждый час в пещеру и чертить на каменных стенах по одному иероглифу, который что-то, да означал бы. Буквально спустя сто шестьдесят восемь иероглифов (семь лун, если быть точными), вдруг заскрипел песок снаружи. — Цуна? Синьорина, ты тут? Цуна подскочила. Знали бы люди, как легко украсть ведьминское сердечко и как сладко оно будет трепетать от одного звука чужого голоса!.. — Ренато? Это в… ты? — замечая, что мужчина перешёл на более домашний стиль общения, пискнула японка. Мужчина задорно улыбнулся и сгрёб её в охапку. — Я-то думал, что эти глаза мне приснились, — ухмыльнулся Реборн, а Савада вспыхнула. — Как поживаешь? — Я?.. Да, неплохо… Дождя не было все эти дни, поэтому мне в этот раз не пришлось вытаскивать Хаято из моря, — мужчина вытянул свои руки, призывая девушку сделать то же самое, и кивнул. — Что это? — Цуна с любопытством протянула ладони, в которые тут же приземлился пухлый кожаный мешочек. — Открой. Повинуясь приказу, ведьма аккуратно развязала узел из золотой нити, после чего обомлела. Невзрачный со стороны мешочек из животной кожи, хранил в себе множество богатств. Различные кольца, цепи мелкого плетения и просто сверкающие камушки, которые невольно притягивали к себе взгляды… — Это… жемчуг? И золото? Серебро? — с каждым словом глаза девушки распахивались ещё шире. — За что? — На тебе они будут смотреться лучше, не считаешь? — Подарки дарят тем, кто нравится! — возразила девушка, отскакивая от ступившего к ней мужчины. — Мне мама рассказывала! — Если бы ты мне не нравилась, — улыбнулся Реборн, аккуратно надевая на тонкий пальчик золотое кольцо. — То я бы не вернулся. Цуна вспыхнула.***
Белоснежная блузка с расписными рюшами и свободными пышными рукавами плавно переходила в широкий пояс наподобие внешнего корсета, украшенного пуговицами из чистого золота, переливающимися на солнце. Юбка мягко-коричного цвета волной спускалась вниз к босым маленьким ножкам. На спине в качестве шнуровки болтались парочка атласных лент, которые Цуна была просто не в состоянии завязать самостоятельно. На Саваде платье смотрелось ещё лучше, чем на самодельном чучеле, стоит признать. И выглядела она так даже лучше, чем в своем белом наряде, это вам не какая-то там юката! — Босоножки, — мужчина задумчиво крутанул пальцем, призывая ведьму повторить действие, и, стоило Цуне потоптаться на месте и обернуться вокруг своей оси, позволяя пышным подолам платья взмыть вверх, довольно улыбнулся. — Остались лишь босоножки, и можно в люди. Цуне было не просто неловко… Каждый раз она готова была провалиться от смущения и стыда прямо сквозь землю, ведь никто и никогда не дарил ей подарков! А мужчина приплывал едва ли не каждые четыре дня, привозя что-то новое, красивое, иногда и вкусное. Из его взгляда исчезла алчность — и это заставляло горячее сердечко трепетать. — Реборн, как же так… — Не дело невесте великого охотника ходить оборванкой, — заметил мужчина. — Помнишь, ты ведь проиграла мне одно желание? Поедешь со мной, там покажешь всем класс в укрощении диких горных котов. Савада возмущённо вздохнула, стараясь даже не дышать лишний раз, ведь боялась замарать платье: — Но меня ведь никто не уви… Невесте?! — Кольцо, — улыбнулся мужчина. И только сейчас девушка обратила внимание на украшение на своей руке. Кольцо было не просто из чистого золота… Оно было обручальным! — Идём, — мужчина протянул ладонь, не давая ей шанса очнуться от потрясения. — Давай, не бойся. И Цуна без задней мысли вложила в его руку свою крохотную ладошку. Когда Савада ступила в море, держа его руку, Реборн вскинул брови: — Получилось? Почему не раньше? — мужчина недоумевал. Конечно, он был готов к тому, что возможность покинуть остров зависит от самой Цуны, но, судя по её удивлённому виду, та сама была ошарашена такими новостями. — Лишь человек с бескорыстными, беззлобными намерениями может вывезти меня отсюда. Я… согласна? Реборн понял, что с самого начала был у нее на крючке, однако только чмокнул её ладонь и улыбнулся. Теперь эта девушка была его — и останется лишь его навсегда, как и он сам. А деньги… Что деньги, когда на тебя смотрят такими глазами?