***
Чимин знает, что это не любовь. Чимин знает, что это ненормально. Чимин знает, что его парень — больной психопат. Тогда почему Чимин всё ещё здесь? Он сам очень хотел бы узнать ответ на этот вопрос. Но вселенная сука и молчит. Все молчат. — Он сломает тебя, — Намджун спрыгивает с подоконника, смотрит с жалостью и жуёт палочку от чупа-чупса. Лохмотья делают его похожим на бедствующего пророка. — Уже сломал. Чимин сломан. Во всех смыслах. У него больше нет ничего своего. Он пугливый, загнанный в угол зверёныш, с постоянным страхом и ночными кошмарами. У него Стокгольмский синдром к человеку, которого он считал своей родственной душой. И он ненавидит его до дрожи во всём теле и любит больше жизни. Да, прав был Намджун. Чи-ми-на-сло-ма-ли. — Почему ты плачешь? — холодные руки обхватывают его лицо, заставляют смотреть прямо в глаза. Чёрные, зрачка не видно, с красным. Глаза Сатаны. Глаза у-бий-цы. Чимин давится слезами, почти кричит и дрожит всем телом. У Чимина перед глазами два трупа, а у Тэхёна руки по локоть в крови и пистолет в кармане чёрного пальто. Тэхён размазывает кровь по лицу, как краску, и кайфует от этого больше, чем от кокса. Тэхён больной на голову. — Давай же, улыбнись. Я ведь убил тех, кто задирал тебя, верно? Почему ты плачешь? — повторяет, и уже нет той игривой и фальшиво заботливой интонации. Холодный, с угрозой. Чимин прячет лицо в окровавленных ладонях и смеётся. Смеётся и смеётся, так, что срывает голос и начинает скулить и хныкать. Тэхён прижимает его к себе и Чимину распарывает грудную клетку кусок льда вместо сердца. Тэхёна уже не спасти. О чём думал Чимин, когда согласился на роль подопытной крысы? У него перед глазами была глупая первая любовь. И Чимин отказывался видеть красные с чёрным глаза, тогда, после драки в столовой и двух выстрелов ещё холостыми патронами, верил историям про отца-алкоголика, ушедшую из семьи мать, постоянные переезды и любимый коктейль, который скрашивал дни одиночества. Сейчас Чимин уже ни во что не верит. Он не знает, придумал это Тэхён или он правда когда-то был нормальным. Кажется, что Тэхён родился машиной для убийств, с агрессией ко всему живому и отсутствием хоть каких-то понятий о человечности. Чимин в грязи по самую шею и бесполезно скрести сломанными ногтями кожу до крови, пытаясь избавиться от грязи. От лжи родителям, друзьям, Тэхёну, все-му-ми-ру. Чимин тонет в собственной греховности и никакая святая вода ему не поможет. Чимин уже давно сжёг библию и сейчас скрутил в косяк её прах. Он-за-ды-ха-ет-ся. Чимин прячет содранную до мяса кожу на лодыжках под бинтами, синяки и кровоподтёки под тональником, а покрасневшие глаза за линзами. Все притворяются, что ничего не видят. И Чимина устраивает. Он курит прах библии и чувствует себя супер! супер! суицидником. Самым ненормальным в этой школе, после Тэхёна. До Тэхёна ему далеко. И Чимин очень надеется, что никогда не встанет с ним на один уровень. А может уже встал. Это ведь он попросил разыграть тех троих… Только он их не у-би-вал. Неубивалнеубивалнеубивалнеубивал. Чимин говорит себе это каждый день и всё равно думает, что это он налил то чёртово средство от ржавчины и выстрелил настоящими пулями. У Чимина за спиной три призрака и они каждый день напоминают ему о своём существовании. Будто и не умирали. Чимин настолько слабое ничтожество, что даже не может сказать, что та девочка не самоубивалась и те парни вовсе не были геями. Чимин заткнул себе рот кровью, кишками и шоколадным тортом и может только хрипеть. Но на его хрип всем всё равно, верно? — Очнись! — Намджун трясёт его за плечи, пытается достучаться. Где-то за его спиной стоят Юнги и Сокджин и вызывают скорую. Чимин отплёвывается от воды и рыдает, вцепившись в старую куртку. — Суицидник недоделанный… Ты, что, решил пойти за теми тремя идиотами? Популярности захотел? Ты вообще головой думаешь?! — Мон, не кричи на него, — обрывает поток ругательств и праведного, в общем-то, гнева Намджуна Юнги и помогает Чимину подняться. Намджун рычит что-то и, сжалившись, накидывает свою куртку на плечи дрожащему Чимину. — Чиминни, всё хорошо, всё уже закончилось, — заботливый Сокджин гладит Чимина по спине и говорит что-то успокаивающее, правильное, наверное, но Чимин за рыданиями и истерикой не хочет слышать его. Ни-че-го-не-хо-ро-шо. Ни-че-го-не-за-кон-чи-лось. Всё будет только хуже. Чимин не знает, что «всё», но он чувствует, на уровне инстинктов. Сокджин, Юнги и Намджун не заслуживают такого урода, как Чимин, в друзьях. Почему они всё ещё возятся с ним? Почему пытаются отвлечь, успокоить, заботятся? Неужели они не видят трёх призраков за его спиной и чёрные с красным глаза на месте его собственных? Чимин добровольно надел на себя ошейник, но это не помогает, когда Тэхён бьёт его по лицу. Чимин спровоцировал его, да, Чимин ничтожество, да, Чимин не заслуживает жить в этом мире, да. Чимин суицидник, да. Чимин грешный, да. дадададада. И Чимин не знает, почему до сих пор не болтается в петле. Несколько попыток утопиться приводят только к вызовам скорой, беспокоящимся Намджуну, Юнги и Сокджину и фиолетовым синякам по всему телу. За попытку застрелиться Тэхён ломает ему рёбра. Чимин очень надеется, что ребро проткнёт ему лёгкие и он наконец сдохнет. Чимин не хочет жить. Чимин хотел бы быть обычным шестнадцатилетним подростком, курить на заднем дворе, пить на общих вечеринках и целовать кого-то, кого действительно любит. Не Тэхёна.«Да, я хотел бы быть обычным подростком, Но вместо того, чтобы быть шестнадцатилетним, Я сжигаю библию, чувствуя себя супер! супер! супер! suicidal.»
Иногда Чимин представляет, как Тэхён взрывается. Как его разрывает на кусочки и остаётся только кровавое пятно. Чимин бы прикурил от этого взрыва, как для завершения картины. Но Тэхён не носит с собой динамит, а Чимин не знает, где его достать. Можно было бы спросить у Юнги, но тот пользовался только зажигалкой и бензином, когда… Иногда Чимин завидует сгоревшему заживо Юнги и попавшему в тюрьму Намджуну. Иногда Чимин скучает по уехавшему в Америку Сокджину. Они ушли. А он остался. Он-всё-ещё-здесь. А может это он ушёл, а они остались? Чимин не знает. Он уже слабо различает сюжет своих кошмаров и реальность. Но и там и там есть фигура в чёрном пальто и выстрел пистолета. Чимин сжимает в руках в сотый раз перечитанную записку о суициде. Его собственную. Написанную трижды, для разных людей и с разным почерком, но всё же его. Когда Чимин писал это, он и не догадывался, что это на будущее. Чимин ненавидит себя больше, чем кого-либо. Даже больше, чем Тэхёна.***
— Ты сильнее, чем я думал, — Тэхён кривит рот в улыбке. — Что будешь делать, когда меня не станет? — Стану танцором, — Чимин поднимает зажатый в дрожащих руках пистолет и направляет его прямо в грудь Тэхёну. Тот картинно распахивает руки, как для объятий. Чимин не помнит, когда его обнимали в последний раз. Он поломанный и кровоточащий шестнадцатилетний подросток с кошмарами. Он не заслуживает счастливой концовки. Но… — Что ж. Давай.Выстрел
The wasted years The wasted youth The pretty lies The ugly truth And the day has come where I have died Only to find, I've come alive