Весенний день, что близился к полудню, был тёплым и светлым, залитым лучами солнца. Даже несмотря на то, что был довольно-таки сильный и холодный ветер, труженики работали в поте лица. Это им не мешало. Они ещё должны успеть до начала лета.
На широком голом поле, не покладая рук, во всю, работал мужчина, а звали его Фёдор. Он не был высокого роста, но карликом себя не считал. Сильные руки держались за деревянный поручень старого плуга, коим вспыхивал черную и немного влажную землю. Фёдор, хорошо сложенный, широкоплечий, коренастый, но сутулый и хромой на левую ногу мужчина, из-за чего после вспахивания почвы, на мягкой земле, оставались неровные следы. Ему было около 35-40 лет, но в его волосах цвета соломы, можно было уже заметить седые пряди. Это никак не состаривало его, наоборот, придавало зрелости, словно он повидал многое и может обо всем рассказать. Глубоко посаженые, впалые глаза, цвета черного угля, неотрывно смотрели вперёд, шаг за шагом тщательно проверяя, ровно ли идёт полоса посева. Он все больше и больше хмурился, отчего на лбу и на носу появились складки, что со временем стали морщинами, Фёдор был недоволен погодой, что с каждым годом становилась все хуже и хуже. Так могло случиться, что посевы и вовсе не прорастут. Вот уже который день трудящийся работает без остановки, не жалея себя и пренебрегая своим здоровьем, а всё ради кого? Не для кого — нет семьи у Федра, сам не знает, для чего пашет, все ведь умерли от заразы скверной: и жена его, и двое маленьких сынишек, и красавица старшая дочь. Когда же его работа закончится и наступит очередь сбора урожая, Фёдор возьмёт немного для себя, а остальное раздаст тем, кто нуждается больше всего. От этого деревня его уважает: за простодушие, доброту и щедрость. Вот уже который год, он один вспахивает землю, уже сколько времени сам, без помощи других, сеет поле, собирает урожай. Конечно, иногда заглядывают дворовые мальчишки помочь, но помощи от них, как от огня под дождем, толку мало. Ну, а Фёдор не обижается, ценит их труд. Люди же, устало вздыхая, поговаривают, может сглазил кто, али порчу недобрую навели. Он и сам не знает. С тех пор, как остался один, как бы не было трудно, он не собирался больше ни с кем сводиться, уж больно рана глубока.
День за днём проходит неспеша. Минуют недели. Однажды, на поле нашел труженик человека, да не абы кого, а служивого. Фёдор ужаснулся его худобе и бледности, затем и вовсе побледнел сам, заметив кровоточащую рану. Сжалился старик над ним, да и отнес того в избу, чтобы помочь бедолаге. Положил он странника на лавку и давай раздевать его, чтобы раны подлатать. Гость, шипел, брыкался, не давая с себя снять рубаху. Грязная одежда в месте, где кровь засохла, прилипла к телу. Когда же старик снимал рубаху видно, задевал рану, а та, в свою очередь, отдавалась болью, вот и шипел солдат, словно змей голодный, при каждом движении. Несколько долгих часов провел Федор за его ранами кровоточащими, страшными, несколько раз звал он местных врачей, чтобы те помогли ему. И вот закончили, а тот все никак глаза не открывал. Раны обработаны, да тугой тканью обтянуты, кровь всё ещё сочилась, но не сильно, давая понять, что от кровопотери гость его не умрет. Фёдор хмыкнул, дивясь: «упрямый, рана сильная, не щадило мальца, а тот в упор смерти смотрел, не сдался». Солдат же хмурился, жмурился, отчего густые темные ресницы, слипшиеся вместе, смешно подрагивали. Волосы солдата были длинные, кудрявые, явно не мытые и не ухоженные. Сам же он был высоким, но не худым, крепок, складен. В который раз дивился старик — как он дошел до деревни с такой-то раной.
Изба, в которой жил Федор, была небольшой, но уютной. Было видно, что он ухаживает за домом, не давая ему прогнить и обвалиться. Тут и там, все сделано умело, аккуратно, а главное — с душой. Снаружи было видно, что дом не первый год простоял, да вот внутри светло, тепло и уютно. «Только вот одиноко одному», —так думал Фёдор, смотря на незваного гостя.
***
Вот два года прошло, словно вихрем, быстро. Фёдор хитро улыбается, когда Волхов, так звали спасённого, вновь из-за спешки обжигается о горячую похлёбку. Старик заливается сиплым смехом, а юноша в свою очередь, нахмурившись, задумчиво отвечает:
—Ты, старик, не смейся. С каждым бывает.
Голос Волхова звонкий, но от этого не менее серьёзный. А Фёдор, напротив же, прищурившись, говорит:
— Ну-ну, Волхов, с каждым бывает, но не в который раз.
Голос старика отзывается по-доброму ласково, отчего гость невольно перестает хмуриться. Прошло уж два года, а он всё не привыкнет к тому, что грозный на вид человек, так ласково и добродушно говорит. Несколько раз моргнув, Волхов, все же улыбнувшись, с негромким вздохом, с грустью проговаривает, после начиная дуть на еду:
—Эх, старик Фёдор, скучать я буду. По твоей стряпне сытной, по избе теплой, по работе испытывающей.
Уже как года два ждут его в городе родном, ему идти пора. Но старик не держит, отпускает, а сам Волхов, ступать прочь не решается. В тот день он жизнью должен был старику, что спас его, дабы отплатить, стал помогать по работе тяжкой, да и не заметил, как время пролетело, как сильно-то он привязался к этому добродушному Фёдору. Вздохнул Волхов и принялся уплетать еду горячую, что не успела ещё остыть, попутно коря себя за то, что на зло себе же не слушает старика, больно он упрямый. Федор же, в свою очередь, недолго думая, легко улыбается, потреплет по голове мальца и скажет:
— Ты, главное, Волхов, не забывай сюда дорогу. Когда худо будет приди — помогу, чем смогу.
Фёдор сам был опечален тем, что мальчугану идти надобно обратно. Но не стал отговаривать его, коль хочет идти — пусть идёт. Но сердце, словно отказываясь отпускать, уже тосковало по глупостям и зазнайству гостя. Эх, не опытен был этот Волхов, буйный, страстный, до жути вспыльчивый, но при всем этом добрый, справедливый и трудолюбивый. Любил за это Фёдор его. Да и отпускать не хотел, а слова не воротишь.
***
Фёдор сидит на лавке перед домом и думает — смог ли добраться Волхов, али нет? Не случилась ли беда? уж сильно сердце ноет, болит, тянет на дно, словно камнем.
***
Прошло уже порядком лет пяти, не вернулся Волхов, не проведал старика. А Фёдор каждый день выходит на поле, стоит и смотрит в даль, выискивая его. Старик не перестал работать, дабы забыться хотя бы на короткий срок. Иногда специально задерживается до ночи, чтобы не упустить Волхова, если тот ночью будет идти. Но, не увидев его, садиться на лавку и ждёт, когда тот со своей кривой улыбкой, как было раньше, скажет:
—А, Фёдор, чего сидишь, давай в избу. Устал я сильно, есть хочу, а уж больно твоя стряпня вкусна, нет сил терпеть.
Фёдор лишь улыбнётся, встанет и зайдёт домой. Так и сделал он в этот раз, не дождавшись. Ведь Волохов так и не дошел до дома своего, не вернулся. Забыл он дорогу и к своему дому, и к дому Федра.
