Пленница викинга: вперёд в прошлое

Вивьена постучала в дверь, надеясь на то, что хозяйка дома. С минуту ничего не происходило. Хеддок уже собиралась попытать удачу еще раз, но как только она потянула руку, дверь тихонечко приоткрылась. -Кого принесло сюда? – грубо отозвался слегка осевший голос. –Еще раз повторяю, я не стану уходить отсюда, даже если вы пригрозитесь разрушить мой дом или задушить меня ночью! -Нет-нет, что вы! - Вива замахала головой. –Вы Фрида Ларссон? Из щели не доносилось не звука. Казалось, хозяйка дома думала о том, что ей сказать и как поступить. -Зачем она вам? Кто вы такие? – новые вопросы посыпались градом. Бринхилд закатила глаза и решила взять дело в свои руки. -Слушайте, нам просто нужно поговорить с Фридой по поводу одного человека. Это очень приватный разговор, поэтому мы не сможем обсуждать это здесь и в таком положении. Вы не могли бы впустить нас в дом? Обещаем, мы не будем вас душить или рушить ваш дом, нам просто нужно как можно быстрее с этим покончить. Вива знала, почему Бри так спешит. Дома ее ждал Роланд. Она всю дорогу была сама не своя, и часто оглядывалась в ту сторону, где, по мнению девушки, должен быть Берг. Но это помогло: щель постепенно стала увеличиваться, пока хозяйка дома не открыла дверь полностью. Она осмотрела гостей с ног до головы, а после, остановившись на лице Вивьены и как будто испугавшись чего-то, произнесла: -Что вы хотите узнать? -Вы Фрида Ларссон? – Хеддок решила начать издалека, чтобы хотя бы иметь представления о том, с кем она разговаривает. А сомнения были. Для сорока лет женщина выглядела мягко говоря неважно. Ее вполне можно было принять за законного жителя этого острова. Волосы, небрежно и наскоро заплетенные в тугую косу с многочисленными колтунами, были засаленные и кажется давно не контактировали с водой. Из-за этого блондинистые и седые пряди искрились на солнце. Глаза были узкими, недоверчивыми, но при этом красивого изумрудного цвета. Вива никогда раньше не видела подобного оттенка. Одета женщина была просто, но со вкусом – яркая футболка и кожаная юбка. Без шипов. В голове девушки тут же пронесся образ Астрид и Хедер. На каждой из них были предметы одежды, указывающие на грозность и силу, но эта женщина, казалось, наоборот старалась выглядеть как можно более миролюбивой. Или же ей просто не нужна была такая одежда, ведь ее колкий, пронизывающий взгляд действовал сильнее всякого другого оружия. На полных плечах была накинута пуховая жилетка. Вива сразу подметила, что такая наверняка стоит целое состояние. У нее самой дома была похожая. -Смотря, кто спрашивает, - ответила женщина, все еще не сводя глаз с Хеддок. -Я Вива. Вивьена Хеддок. Это моя подруга Бринхилд. Я бы хотела поговорить с Фридой по поводу Симоны… -Симона? – женщина попятилась и нелепо замахала руками, отгоняя от себя навязчивые образы. –Откуда вы ее знаете? -Дело в том, что я ее дочь, - ответила Вива, ожидая реакции собеседницы. -Я пытаюсь разыскать ее, так как она пропала семь лет назад во время битвы за Олух. Я провела расследование, пытаясь узнать, откуда она, где провела детство, так как она мне ничего не рассказывала, и последняя зацепка навела меня на Фриду. Поэтому я и пришла. Женщина долго и упорно смотрела на девушку. Потом она пожала плечами и жестом пригласила гостей пройти в дом. -Неудивительно, что Сима ничего не рассказывала о своем детстве. В нем было мало приятных вещей. Вива поняла, что все это время разговаривала с Фридой. В доме было множество разных вещей. Далеко не каждый викинг мог позволить себе такое количество сундуков, мебели, а также одежды. Три небольших сундука, стоявших возле деревянной стены, буквально ломились от платьев, футболок, юбок и прочего тряпья. Причем платьев было большинство. Однако все они были слегка старомодными. Такие носили лет двадцать назад. До Вивьены начало доходить, что скорее всего это те самые платья, которые Симона и Фрида шили, живя в семье Ларссон. Когда все сели за стол, а хозяйка разлила по кружкам эль, Бри снова отпросилась выпить свою порцию на улице и подышать свежим морским воздухом. И Вива знала, что девушкой сейчас движет вовсе не тактичность к подруге, а желание быть как можно ближе к Роланду. -Иди. Только смотри, чтобы местные жительницы не придушили тебя за твою молодость и красоту. Бринхилд косо взглянула на Фриду, вздохнула, одобрительно похлопала Хеддок по плечу и скрылась за дверью. Женщина села напротив Вивьены, и ее изумрудные глаза сверкнули. -Что конкретно ты хочешь узнать? -Вы можете рассказать мне побольше о моей матери? И что случилось с ней после того, как ей исполнилось шестнадцать? Как она оказалась на острове Олух? -Олух? – искренне удивилась Фрида, а потом хохотнула. –Вот уж не думала, что ее занесет настолько далеко. Не думала, что этот парень был действительно так красив, как писала об этом Сима. -Какой парень? -Твой отец, разве я не права? Я не знаю, почему вы оказались на Олухе, но она мне все немногочисленные письма только и писала о своем суженом. Любовь все ее жизни. Интересно, почему она не написала мне о своей беременности. -Простите, что разочарую вас, - Вива старалась дышать ровно, но впечатления от новых подробностей не давали сидеть спокойно, -но мой отец совсем не тот парень, о котором вы говорите. Симона спасла сына моего отца, вождя Олуха, и между ними разгорелся роман. А потом она вышла за Стоика, и родилась я. Родилась я уже на Олухе, как вы можете понять. Фрида с интересом слушала рассказ гостьи, а потом, снова посмеявшись чему-то своему, стукнула по столу кулаком. -Вот уж не думала, что она зайдет так далеко. То есть, ты хочешь мне сказать, что она вышла за вождя? Молодчина! А я-то, глупая, думала, что она пропадет. Рада знать, что она опомнилась. -Да, наверное, - Вива не была уверена, радоваться ей этому, или же нет. –Но все-таки, что насчет вашей жизни в семье Ларссон? Улыбка сразу сползла с лица Фриды. -В нашем с ней детстве не было ничего веселого, радостного или светлого. Я была старше нее на три года. И меня, как и ее, в тот год взяли из приюта, только с другого острова. Фрида сделала несколько глотков, готовясь утонуть в воспоминаниях, а затем продолжила. -Я всегда мечтала обрести семью. Но никогда не отличалась красотой, силой или же какими-то другими способностями, которые нужны для того, чтобы тебя удочерили. Поэтому, когда я узнала, какая возможность мне представиться, я удивилась, не могла поверить своему счастью и, ослепленная перспективой, а также в силу детской наивности, полностью отключила мозг. А мне следовала понять, что просто так за меня никто не возьмется. Хенрика была злой женщиной, но всем в доме повелевала она. Поэтому забирать меня приехала тоже она. Я никогда не забуду, как она грубо схватила меня за правую ладонь, а также заставила спать на полу, когда мы, помещаясь в одной каюте, должны были делить одну кровать. Ларссоны были безумно богаты, но они хотели получать больше, а тратить меньше. Они были очень скупы на деньги, на все, что имело хоть какую-то цену. Поэтому я ехала вместе с Хенрикой в одной каюте, хотя денег хватило бы арендовать целый корабль, и поэтому я жила вместе с Симоной в одной комнате. Фрида снова прервала рассказ, чтобы вновь налить себе эля. Вива не притронулась к питью, потому что от него жутко несло. Она была уверена, что Бри тоже вылила отраву в море. -Когда меня привезли, я была еще одна. Симы не было. Но Хенрика пропала на неделю, а вернулась вместе с худощавой девчонкой. Ее темноволосые косы всегда больно били по плечам. Это первое, о чем она заговорила со мной, когда мы встретились. «Ты не представляешь, как больно они стучат по плечам» - я помню это дословно, потому что именно с этой фразы началась наша, казалось бы, многолетняя сестринская дружба. Симона была озорницей и заводилой. Хенрике понадобилось почти два года, чтобы усмирить ее дух и сломить ее. Меня сломили практически сразу же. Видимо, я все-таки не была лишена ума, хотя думала точно наоборот, поэтому всегда старалась не высовываться и не бунтовать по пустякам. Хенрика точно симпатизировала мне больше, но Сима никогда не обижалась на меня за это. Скорее, сочувствовала мне и злилась, что я такая легкая добыча. Когда нам в руки в первый раз дали нитки, иголки и ткань, я даже была рада. Я думала, что это будет чем-то вроде семейного времяпрепровождения. Что каждый день по часу перед сном мы будем посвящать шитью. О, как же я ошибалась! В этот раз женщина осушила стакан намного быстрее, чем в прошлый. Чем больше она вскапывала свою запекшуюся детскую рану, тем больнее ей было, и тем больше обезболивающего она в себя вливала. Вива старалась не шевелиться и даже дышать беззвучно, чтобы не спугнуть воспоминания хозяйки и не раздражить ее. -Шитье стало для меня тем, что я по сей день ненавижу больше всего на свете. С тех пор, как я освободилась от рабства, я не брала в руки иголки даже для того, чтобы что-то зашить. Хенрика заставляла нас обеих шить каждый день. Это были платья. Много платьев. А потом мы их продавали. Обычно по дешевке, так как мы с Симой были просто нескончаемой энергией. На каждое платье обычно уходило не более трех дней. Это было очень быстро и довольно качественно. При этом самим нам запрещалось брать и шить что-либо для себя. За подобное в доме жестоко наказывали. Помимо шитья мы также обязаны были по очереди наводить уборку по всему тому огромному дому, иногда пропадать на кухне и готовить, когда у Хенрики не было настроения, иногда даже что-то чинить в доме, потому что они не хотели платить соседям и воспользоваться их услугами. В общем, жизнь в этом доме превратилась в ад, и я искренне хотела умереть. Но мой ум, который я зря принижала, тогда подсказал мне, что меня наверняка ждет огромное наследство. Стоит только потерпеть. Вивьена прислушалась. Именно здесь должна начаться часть, в которой она собиралась узнать, куда делась Симона. -Но Сима была со мной не согласна. Одно время она брала с меня пример и смиренно выполняла все, что ей скажут. Хенрика была довольна. Но она никогда не была такой, как я. Она свободолюбивая, а главное – она жаждет любви. Я тоже ее хотела, но, пожалуй, слишком рано осознала, что решать все в моей жизни будут деньги, и что их стоит лишь терпеливо ждать. Симона еще лет с тринадцати делилась со мной мыслями о побеге, и вот, в ночь, когда ей исполнилось шестнадцать, она сбежала. О ней напоминала лишь короткая записка, которую я по утру тут же разорвала и выбросила. Я была очень зла на Симу, очень зла на себя, но где-то в глубине души я была очень рада за то, что ей удалось то, о чем она давно мечтала. Я боялась за нее, тосковала по ней, но от нее больше не было весточек, и потихоньку я должна была смириться с жизнью без нее. Хенрика была вне себя от злости, когда узнала о побеге, на меня свалилось в два раза больше шитья и другой работы, но я не жаловалась, а терпеливо сносила все испытания. Вскоре хозяйка поубавила пыл – ее муж заболел. Хеддок впервые слышала об приемном отце матери. Факт его существования не отрицался, но никто и не упоминал о нем. Вива удивлялась этому, но не придавала никакого значения. А количество кружек, которые опустошила Фрида за время рассказа, перестало учитываться. Девушка сосредоточила свое внимание исключительно на рассказчице, и ничто не могло ее отвлечь. -Стига я всегда видела только украдкой, и смогла рассмотреть его полностью лишь однажды, когда он, исхудавший и спившийся, был на смертном одре. Симоны тогда с нами не было, и единственной, кто мог бы помочь облегчить страдания больного и убираться после него, была я. У них были очень странные отношения. Хенрика была страшно ревнива, а еще она была безумной собственницей. Она любила своего мужа слишком сильно, не давала ему никакой свободы, старалась контролировать каждый его шаг. При этом в ней был один сущий недостаток, который она всячески старалась загладить. Она не могла забеременеть. А Стиг всегда мечтал о детях. Только вот после нашего появления ситуация в семье лишь усугубилась. Хенрика совсем обезумела: она мучила нас, и как бы Стиг не пытался на нее повлиять, она не давала ему видеться с нами. Запирала нас на ключ на ночь, следила за нами. Боялась, что мы можем увести ее мужа. В конце концов Стиг плюнул на желание нас спасти, запустил себя и стал обыкновенным пьяницей. От количества выпитого он и ушел в Вальхаллу. На Фриду явно подействовал ее напиток. Ее щеки разгорячились, она скинула с себя дорогой жилет и открыла окно. Вива, у которой пересохло в горле, машинально взяла кружку и поднесла ко рту. В нос резко ударил запах невкусного и горького эля, поэтому Хеддок дернулась, ругая себя за то, что чуть не проглотила это. После того, как Фрида раскрыла окно, она замолчала и уже стала слегка кивать носом. Вивьена поняла, что нужно действовать быстро. -А что насчет Симоны? И как сложилась ваша судьба? Я имею в виду, что случилось с Хенрикой? -Ты правда хочешь это знать? – оживилась Фрида, подходя к гостье все ближе. –Ее смерть только освободила всех от мучений. Я не могла ее больше терпеть. Она была никому не нужной, замкнутой в собственные рамки, женщиной, которая погубила ни одну душу. Даже ее собственный муж, который любил ее, погиб по ее вине. Я лишь отомстила за всех них. Вива долго не могла понять, что имела в виду Фрида, но когда до нее дошел смысл ее слов, она побледнела и без раздумий сделала глоток той горькой жидкости, которая была налита в кружке. Впервые за все время путешествия ей захотелось убежать и спрятаться: подальше от всех тех ужасов, что пережили две молодые девушки, подальше от подробностей жизни этой семейки Ларссон, частью которой пришлось стать ее матери. -Что касается нашего будущего, то после внезапной смерти Хенрики я стала владеть всем тем, что накопили Ларссоны. Это было огроменное состояние – многое я раздала, а остальное потратила на этот домик. Я смогла сбагрить тот отвратный дом, который является мне в кошмарах, некой Стине. Возможно, она сможет преобразить то место. Но я больше не собираюсь туда приходить. Теперь Симона. Когда она убежала, она нашла возможность раз в несколько месяцев через молочника передавать мне письма. Некоторое время мы с ней состояли в переписке. И несмотря на то, что она велела мне сжигать каждое письмо, чтобы Хенрика ни в коем случае их не нашла, я ослушалась Симону. Наверное, тогда я первый раз кого-то ослушалась. У меня сохранилось несколько…сейчас, - Фрида с трудом поднялась с табурета и направилась слегка неровной походкой в сторону сундука с платьями, -сейчас…где-то здесь было… Она всем телом навалилась на сундук и уткнулась лицом в гору платьев. Вива хотела помочь, но все, что она могла сейчас сделать, это топтаться на месте. Фрида стала разбрасывать наряды по полу, пока не наткнулась на смятые листы, запихнутые в одно из платьев. -Осторожнее с ними, - заикаясь, выговорила хозяйка. -Им уже больше двадцати лет, и если их сейчас не сберечь, то они не доживут до того момента, когда ты сядешь их читать. -Я могу забрать их? – без особой радости в голосе проговорила Вива. Кто знает, какие еще подробности она узнает из этих писем. -Да. Мне они все равно не нужны. А тебе могут сослужить хорошую службу. Значит, не зря сохранила. Только попрошу тебя об одном – как только прочтешь и выпишешь все, что тебе нужно, уничтожь их. Сделай то, что должна была сделать я. И еще, - она взяла руки Хеддок в свои потные грязные ладони, -если найдешь ее, передавай ей от меня привет. Сажи, что я скучаю по ней, и рада, что у нее есть замечательная дочь. Семья – самое ценное и важное сокровище. Я слишком поздно это поняла. Вивьена была растрогана и едва сдерживала слезы, которые готовы были потоком вылиться из ее глаз. Она видела перед собой несчастную пьяную женщину, вспоминала, сколько всего ей пришлось пережить, и готова была обнять и пожалеть ее. Фрида, видя слезы в глазах гостьи, постаралась как можно скорее выставить ее за дверь. Хеддок не нужно было долго упрашивать. -Спасибо вам, Фрида, вы мне очень помогли, - нижняя губа девушки предательски дрогнула. -Ну-ну, дитя, - женщина улыбнулась, -ступай! И пусть Тор будет тебя оберегать. Дверь захлопнулась, но Вива еще пару минут стояла на пороге совершенно без движения. Услышав храп Фриды, она вышла из какого-то оцепенения и, крепко прижимая к себе листы пергамента, поплелась искать Бринхилд. Она нашла ее, сидящей на берегу и кидающей в воду небольшие камешки. -Вива! Ты освободилась, - она встала и повернулась к подруге. -Ну, как все прошло? Вместо ответа Хеддок прильнула к груди Бри и, больше не сдерживая себя, зарыдала.