Художник

Джон вздрогнул всем телом и сжался на матрасе в комок, когда в палатку вошёл ОН. Эти монстры все развлеклись с ним в Белом Доме. Ну, кроме маленького, хакера. И была боль. Особенно после ублюдка Стенца. Он думал, что это была боль. Он ошибался. Этот парень был вторым, и Джон узнал, что такое ад. Его как будто сунули под быка, бешеного быка. Который его едва не задушил и практически разорвал на части. С тех пор он его не трогал, но сегодня после заключения договора он вернулся. — С матраса. На колени. Он всегда говорил такими прерывистыми, короткими фразами. Башку отбили, так говорили другие наёмники. Может, и отбили, кто знает? Моттса уважали. И побаивались. Кем нужно быть в этой стае, чтобы тебя боялись?! Первым делом он положил на матрас Джона большой альбом и коробку карандашей. Джон мало что в этом понимал, но это явно не китайская дешёвка. Потом Моттс раскрыл раскладной стул и с довольным видом уселся на него. Открыл коробку карандашей, достал из-за голенища огромный армейский тесак и стал затачивать деревяшки. Джона заворожил этот процесс, вся ситуация была жуткой и завораживающей. Солнце медленно ползёт за горизонт, прохладный ветер шевелит полог палатки. Перед ним на стуле сидит мужчина и затачивает карандаши — медленно, аккуратно. Нереально аккуратно, Джон бы уже точно без пальцев остался. И он, Джон, стоит перед ним на коленях, без одежды, заложив руки за голову. — И что теперь? — спросил Джон, громко сглотнув. Моттс улыбнулся, тепло и мягко. Как будто не пытался сделать из Кейла кусок освежёванного мяса. — Позу. Выбери. Рисовать. — А? Чего? — Джон охренел на месте. — Позу. Для рисунка. Или? Шеф? — Заметил, — криво усмехнувшись, констатировал Эмил, сдвигая полог палатки и забираясь внутрь. — Но когда-нибудь я всё-таки тебя застану врасплох. Он похлопал Моттса по плечу. Вряд ли, конечно, получится, но это был вызов для одного из лучших полевых сотрудников ЦРУ. В прошлом. Окинул взглядом обстановку, вопросительно глянул на друга: — Мешаю? Уйти? — Нет. Хочу в первый раз. Какая поза? Долго на коленях. Неудобно. Джон поёжился от холода и едва сдерживаемого страха, переводя взгляд с одного на другого. Эмил почесал в затылке и жадно облапал их добычу взглядом. Нет, нужно сдержаться. У него ещё будет куча возможностей. — Пусть ляжет на бок лицом к тебе. Так, чтобы всё интересное было видно, — предложил он, усаживаясь прямо на песок у стенки. — Слышал? Работай, Детка, — Моттс обжёг Джона взглядом. Джон вообще крайне редко видел его улыбку или оскал ярости. Моттс говорил глазами лучше, чем ртом. Сейчас в его взгляде не было застывшей ярости, но была какая-то опасная хитринка. Джон молча забрался на матрас и лёг, как велели. Моттс осмотрел его, взял один из карандашей, концы которых сейчас больше напоминали когти какого-то монстра, покрутил его в руках, прикусил зубами тупой кончик. — Ногу. Выше. Джон покраснел всей рожей, но приказ выполнил. Прикрыл глаза. Карандаш зашуршал по бумаге. Моттс делал быстрые, резкие штрихи, больше похожие на движения ножа. Но слушать его было приятно. Это успокаивало. Он весь успокаивал. Джон знал: по крайней мере Моттс не кинется без причины, как бешеный зверь. Он дотошный и основательный, прежде, чем прикончить, хоть скажет, за что. — Хм. Качество. Не то. Вот здесь. Эмил, поможешь? — В каком месте? — Эмил посмотрел на друга с любопытством. — Член. Подними. Или показываю плохо? Фактуры нет. В голосе Моттса зазвучала обида, и он ткнул пальцем в ту часть рисунка, которой, по его мнению, не хватало совершенства. И тупой Шеф не видел этой досадной оплошности в его прекрасном наброске. — Я могу рукой, — пролепетал Джон. — Ты можешь заткнуться. Аполлон. — А, — Эмил хмыкнул. — Это. Сейчас. Нож, которым он начал было задумчиво чистить ногти, он воткнул в песок. Рядом пристроил стащенные с ног ботинки. Ноги тут же благодарно вздохнули. Потянувшись, Эмил ловко поднялся и, неторопливо стянув чёрную застиранную футболку, тряхнул головой. Избавившись одним плавным движением от штанов с трусами, он добыл из кармана смазку и квадратик презерватива в обёртке и танцующей походкой приблизился к матрасу. Сел на колени позади Кейла. — Расслабься, красота. Целее будешь. Конечно же, Джон вместо того, чтобы расслабиться, инстинктивно сжался в комок. — Не двигайся. Я потеряю позу, — Моттс погрозил ему карандашом. Джон снова лёг на бок. Моттс горестно вздохнул и приблизился к матрасу. Сам передвинул Джона, как куклу, уложив его в нужное положение. На бок, одна нога поднята. Джон вскрикнул от неожиданности, когда их главарь стал ласкать его рукой, одновременно втискиваясь в задницу. Член в этой позе шёл болезненно туго. — Ага. Вот так. Кожа темнеет. Сейчас член встанет. И смогу закончить. Работай, Эмил. Я пока глаза прорисую. Эмил фыркнул: — Если жмуриться не будет. Но ты уж постарайся, Детка. Не жмись ты так, сегодня с ножиком играть не будем. Он мягко, но в то же время как-то жадно придерживал Джона за одно плечо, лаская другой рукой, смазанной, его член и аккуратно играя с мошонкой. Не то чтобы ему хотелось церемониться с пленником, но сейчас был точно не подходящий момент для грубой игры. Вместо этого Эмил лизнул Джона в шею. Джон кусал губы, чувствуя себя словно между двумя мужиками. Но Моттс его не брал, он только ласкал взглядом член, живот, плечи. Потом, к ужасу Джона, переместился со стула, улёгся на песок животом и устроился с альбомом так, что член Джона почти упирался ему в лицо. — Отличный. Ракурс. Тень ложится… очень красиво. Вот тут. Острый кончик карандаша без нажима прошёлся по линии вены, обжигая Джона приятной болью. Джон выгнулся и сдавил Стенца внутри. Эмил дёрнулся и рыкнул, сильнее сжав плечо Джона. Наверняка останутся синяки на этой гладкой, чертовски красивой для мужика коже. Убрав другую руку с члена, он несильно ущипнул Детку за упругую задницу и стал поглаживать его бедро, проходясь пальцами и ногтями от поясницы до колена и обратно, тяжело и жарко дыша в шею. — Моттси, ты это… резче карандашом води по бумаге. А то тут уже намечается… — Набросок. Готов. Теперь детали, — садист быстро двигал карандашом по бумаге, меняя их и иногда начиная растирать рисунок кончиками пальцев. Джон зажмурился, по телу прошла короткая судорога высвобождения. Моттс прикрыл ладонью свой сомнительный шедевр, когда на него полетели, хм, аплодисменты восхищённых почитателей. И быстро убежал обратно на стул. — Готово. — Я тоже, — Джон не удержался от мелкой шпильки. — Хамишь, — куснул его всё-таки за шею Эмил и, слизнув выступившую капельку крови, с оттягом слил в презерватив. Выскользнув из Детки, он завязал проклятую резинку узлом и метко забросил в пластиковую корзинку почти у самого входа. — Карандашей бы тебе в задницу напихать, но Моттси меня зарежет. Моттс всё же ухмыльнулся и повернул к ним рисунок. Джон впервые видел его рисунки. Было красиво и при этом страшно. Моттс, чёрт бы его побрал, мог передавать дьявола в деталях. Эмила он не рисовал. Но он передал то, как тело Джона выгибается в болезненной судороге, как закушена губа. Передал влагу в его глазах. И это в небольшом рисунке. — Я завтра приду. Спасибо, шеф. Помог. Пошли. Ему пора спать. Укрой на ночь. А то заболеет и сдохнет. А мне нравится его тело. И Моттс свалил первым, захлопнув полог палатки. Джон сменил позу и поморщился. Полный саднящий зад смазки, а помыться никто не даст. Но хоть ножом не резали, и на том спасибо. Эмил меж тем одевался. Закончив и спрятав нож в ножны, он хищно скользнул к матрасу и, схватив Джона за волосы, зло и жадно его поцеловал, не давая отстраниться. Встряхнул старенькое покрывало и небрежно набросил его на пленника, как на клетку с канарейками. — Подарю тебе что-нибудь потеплее, Турист, — усмехнулся он, оскалив клыки. — Отработаешь, само собой. Дрыхни, пока можно. И он свалил наружу. Джон вздохнул, заворачиваясь в покрывало, как в кокон. Цепь на ноге загремела. Джон всхлипнул как можно тише и закрыл глаза. Когда он проснулся посереди ночи, ему и правда было теплее. Куртку Моттса, брошенную поверх покрывала, он узнал по запаху его духов. И дорогих карандашей. Кажется, теперь эти два запаха начнут ему обещать покой. И безопасность. В которые верить никак нельзя.

***

Джон зевнул, почувствовав уже знакомый запах грифеля дорогого карандаша и услышав мерное движение по бумаге. Моттс сидел на полу по-турецки, положив на колени альбом. Дворец Аресов ещё спал. — М-м-м, — Джон сладко потянулся, скользя по Герберту кошачьим взглядом. Тот только бровь приподнял. Типа, мы крутые Аресы, и подкаты вожаков нам не страшнее легендарного серого волка из историй Вадима. — Я красивый? — Джон надавил, откидывая одеяло и развратно раздвигая ноги. — Возможно, — Моттси ломался. Демонстративно и от души. Любовь Эмили давала ему такое право, и Джон не спорил. — Ну, на ручки тогда? — Джон раскрыл объятья. — Сейчас. Второй придёт, — Моттс ему подмигнул, и Джон тихо засмеялся, услышав в коридоре многообещающее сопение. Организм Эмила Стенца работал как часы. Ровно в шесть утра великий Арес шёл в поход на кухонные холодильники и нервы Вадима. Потому что утром обнаруживались масштабы разорения. Мелани давно поставила в подвале настоящие запасы на случай атомной войны, но тема «Эмил, Вадим и холодильник» была так же свята, как и «кухня, Детка, секс». — Медленно гребёт, — пожаловался Джон. — Пережрал, — сообщил Моттс с умным видом. — Вообще-то, мешать не хотел, — Эмил изобразил лёгкую обиду и при этом демонстративно поковырял когтем в зубах, закрывая за собой дверь. — Всё равно ты меня давно не рисуешь, даже если я, как бы сказать, тоже в кадре. — Рисую. Ночью. Под одеялом. Никому не показываю. Моттс залез на Джона и с наслаждением насадился на его член. При этом он взял в руки альбом и продолжил рисовать. — Совмещаю удовольствия, — ответил он на офигевший взгляд Кейла. Джон тихо засмеялся и задвигался, поглаживая огромное достоинство Моттса, одновременно целуя Эмила, зарываясь пальцами в его густые тёмные волосы. — Я бы приласкал тебя ртом, но кое-кто разноется, что ему закрыли обзор. Да, Герб? Не мешаю? Эмил тихо рассмеялся. — Не надо. Мне порой хватает просто смотреть на тебя, любимый. Слышать, чувствовать запах. И знать, что ты мой. Это, конечно, не секс, но тоже очень и очень приятно, — он медленно, словно извиняясь, погладил кончиком пальца буквы своего имени, вырезанные на груди Джона. Джон застонал, и, обхватив Герба за талию, повалил под себя. Конечно же карандаш и рисунок благополучно улетели на пол. — Ай, — возмутился Герберт, но его тут же заткнули, забросив его ноги себе на плечи и занявшись вплотную всеми его источниками вдохновения. Одновременно Джон приподнял бёдра, открыв фронт трудов для Эмила. — Ты и так рисуешь нас каждый день, — Джон немного притормозил, погладив Моттса по лицу, — взглядом. И без бумаги. Расслабься, Герберт. Кто я? — Наша. Детка, — Герб поцеловал в ответ, горячо и страстно. И глухо застонал, толкаясь навстречу Джону. — И зверюга ненасытная, — тяжко вздохнул Эмил, запуская в Джона пальцы. — Кстати, что хочешь на завтрак? Я приготовлю сам. Что? Могу я хоть один долбаный раз в этом Дворце сам накормить мужа завтраком? — М-м-м. Блины. О боже, но не сейчас! Эмил, быстрее! Мы уже скоро… Моттс в ответ издал тот тёплый, вибрирующий рык, который Джон особенно любил, и лизнул метку Эмила у него на груди. Джон старался отвлечься от обхватывающего его тело тепла. Иначе разрядка наступит слишком быстро. А он любил их в этот момент чувствовать одновременно. Эмил по-звериному фыркнул, но всё-таки вставил Джону и, не удержавшись, прикусил его за загривок, обнимая и поглаживая при этом Моттса. Вот теперь Джон набрал полный ритм, не сдерживаясь. Он в этот момент начинал понимать Герберта. В движениях их тел, в том, как горит их кожа, в перекатах мышц, в блеске глаз была завораживающая красота. Он мог отпустить своё тело, брать и отдавать в одинаковой мере. Моттс под ним жалобно застонал, содрогаясь всем телом. Джон поцеловал его, впитывая чужой оргазм, и сжал Эмила внутри. Сам излился следом за Моттсом, зарычав практически как зверь. Он знал, в этот момент его глаза вспыхивают алым. Эмил рыкнул и тоже слил, лениво растекаясь на широкой спине любимого. Подул ему в затылок: — Сливок к блинам взбить, чудовище? Или, может, будешь тирамису? При этом он усмехнулся, уже зная, какая будет реакция. — Я буду спать. С вами обоими, — сообщил Джон, заматывая в одеяло все три тела. Моттс как-то и не сопротивлялся, блаженно засопев под боком. Эмил тоже зевнул и лениво прикрыл глаза, уткнувшись носом в его тело. Джон потянулся и достал отлетевший рисунок. Моттс успел закончить только лицо. Глаза стали другими. Боли больше не было. Уверенность, сила и даже какая-то хитрость светилась в этом взгляде. Джон кивнул сам себе, решив, что доволен рисунком. Как и жизнью в принципе. На часах было семь утра. Спать оставалось всего пятнадцать минут. Потом придёт Мелани и как первая законная супруга выпихнет из постели мужа все лишние тела. На поиски приключений и нового вдохновения.